На кота Баюна нашёл стих, и кот принялся витийствовать. Но поскольку был скорее компилятором, чем сочинителем (правду сказать, почти наверняка был компилятором и почти наверняка не был сочинителем), вещал кот обрывками всемирно известных произведений. Выглядело это примерно так:
— Он всё равно пропал и не спасётся! Это ли не цель заветная? В любви притворство — то же, что и правда. Оно умрёт, как шум печальный...
Так продолжалось примерно с полдня, после чего кот подохрип и выдавив напоследок:
— Грамматика повелевает даже царями! — присел под дубом отдохнуть и подкрепиться кулебякой с белорыбицей, рисом и белыми грибами, присланной ему с дворцовой кухни.
— Мила-ай, а, мила-ай! — Баюн обернулся: неподалёку, скромно опираясь на клюку, стояла баба-яга. — Ты мне вот что скажи, кто она?
— Она? — прошептал обессилевший кот. Одновременно он продолжал столь интенсивно жевать, что в бессилие его поверить было совершенно невозможно.
— Дама? Гамма? Хроматика? — яга заискивающе улыбнулась.
— А тебе на что?
— Я б её попросила слёзно. Авось, она Кощею велит кой-что?
Кот сглотнул и покрутил лапой у виска.
— Ну ты же сам... Мол повелевает царями...
— Во-первых, не сам, а Мольер. Жан Батист. А во-вторых... — лукоморский сказитель пошарил в корнях у дуба и извлёк яркий том «Русской грамматики для иностранных студентов» (седьмое издание, между прочим). — Изучай! — великодушно протянул книгу яге и вернулся к остаткам кулебяки.
— Мила-ай! Так она ж тово... Не батистовая... — старуха ошарашенно глядела на обложку, украшенную ярким изображением матрёшки на фоне весенней берёзки. Читать лесная ведьма не любила, да, правду сказать, не очень-то умела.
— Ещё батистовую ей! Нет, прав Сам: оппозиция совсем распоясалась! — как бы про себя прошептал Баюн, и баба-яга, поняв, что больше ничего не дождётся, убралась восвояси.