ГЛАВА VI
О ТОМ КАК ДАФОН ПОПЫТАЛСЯ УБЕДИТЬ ДЕ ПОРТО, ЧТО ЕМУ ПРИСНИЛСЯ СОН
Уже более восьми часов прошло с тех пор, как Рафте принес из вражеского лагеря неутешительные вести. Ночь прошла наконец: д’Афон не тотчас заметил это, так как долго горевал из-за смерти товарища. Эта морозная ночь была все также великолепна, как и прежде. Но уже склонились к темному краю земли сверкающие звезды, еще недавно высоко стоящие на небе. Все совершенно затихло кругом, как обыкновенно затихает все только к заре: все спало крепким, неподвижным, предрассветным сном. Воздух стал холодным — в нем снова как будто разлилась сырость. Холодно во Фландрии зимой! Разговор мушкетеров угасал вместе с огнями... Слуги их тоже дремали; лошади, сколько можно различить, при чуть брезжащем, слабо льющемся свете звезд, тоже лежали, понурив головы... Сладкое забытье напало на не спавшего в ту ночь мушкетера; оно перешло в дремоту. Свежая струя пробежала по его лицу. Он открыл глаза: утро зачиналось. Еще нигде не зарумянился восход, но уже забелелось на востоке. Все стало видно, хотя и смутно. Бледно-серое небо светлело, холодело, синело; звезды то мигали слабым светом, то исчезали; застыли у берега волны, кое-где стали раздаваться живые звуки, и лютый, январский морозец уже пошел бродить и замораживать деревья. Д’Афон проворно встал и подошел к сослуживцам. Они все спали как убитые вокруг костра; один лишь корнет приподнялся и пристально взглянул на графа. Тот кивнул ему головой и пошел восвояси вдоль моря. Так побродив около пятнадцати минут он возвратился в палатку. В ней он нашел безмятежно спящего за столом господина де Порто. Он прерывисто храпел и что-то, бормоча, размахивал руками.
Улыбнувшись этим странным неосознанным действием друга, д’Афон приблизился к креслу, укутался плотнее в плащ и обложив для большего тепла подушки, попытался уснуть.
Минут десять граф и де Порто дремали почти не шевелясь. Но вдруг барон дернулся словно ужаленный, так что стоявшие на столе бутылки и стаканы посыпались на пол, резко подскочил и сел на место.
Это движение мушкетера и вызванный им шум вырвали д’Афона из состояния приятной дремоты, предшествующей сну, и он также принял сидячие положение.
Граф и де Порто посмотрели друг на друга горящими глазами.
— Что случилось? — тихо спросил провансалец.
— Голос де Шарона, — еще тише ответил де Порто.— Я слышал голос де Шарона!
— Где? — обеспокоился граф.
— Здесь, совсем рядом. Вот прислушайтесь.
Д’Афон застыл и стал напряженно слушать, но сколько он ни напрягал слух, ничего слышно не было, кроме звука ветра, свиставшего над шпилем и трепавшего потолок, и снега, стегавшего об угол шатра.
— Я ничего не слышу, — проговорил граф.
— Теперь и я, — вздохнул де Порто.
— Но вы действительно слышали голос Шарона?
— Да, да.
— И он звал на помощь?
— Нет, — возрази де Порто, — он просто пел.
— Пел? — удивился д’Афон.
— Да, — подтвердил барон. — он пел свою любимую песню, вот эту: «Сижу я под шпалерой, счастливей короля. Когда со мной бутылка бургундского вина».
Д’Афон рассмеялся
— О, бедный мой друг, вам приснился сон.
— Сон? — сказал де Порто, с сомнением качая головой. — Нет-нет. Я уже не спал, отвечаю вам за это, граф.
— Вы спали, друг мой.
— Ничуть, глаза у меня были широко открыты.
— Вы в этом уверенны?
— Да, я отчетливо слышал как он пел.
— И именно де Шарон?
— Да.
В то время как д’Афон погрузился в глубокое раздумий, с улицы послышалась труба оповещавшая сборы.
— Ого, — произнес де Порто, взглянув на часы. — сегодня они что-то рано.
— Это добрый знак, барон, — сказал д’Афон, быстро надевая портупею. — собирайтесь скорее…
Де Порто вдруг вспомнил действительность, вздрогнул и вскочил на ноги. Наскоро выпев вина и умывшись оледенелой водой, он вылез из платки и направился в то место, где стояли орудия. Было еще темно, туманно и холодно. Ночные костры, светившиеся там и сям по лагерю, освящая фигуры дремавших солдат, расположившихся около них, отделяли темноту своим неярким золотистым светом. Кое где еще слышался храп, где-то бряцали орудия, готовые к приступу; пахло дымом, морозом и свежестью; де Порто ощутил как по спине пробегала утренняя дрожь, и зубы против воли стучали друг об друга.
Только шорохи и топот позволяли разобрать, где выстроились войска. Найдя свое место среди товарищей д’Афон и де Порто заняли строй и стали ждать дальнейших повелений от начальства.
Тем временем ночную тишину нарушили трубные звуки. Затем вдалеке показались огни фонарей, послышались топот копыт и голоса. Все это говорило об одном: к лагерю приближается его высочество Гастон Жан Батист Французский, герцог Орлеанский.
Все кто еще недавно сладостно спал, уже в полной готовности стоял в строю выпрямившись как струны арфы.
Как скоро кончился переполох, который обычно происходит перед сборами, принц проехался вдоль строя и остановился возле третий роты. Вместе с ним остановилась и свита.
Какая-то высокая фигура приблизилась к принцу и отдала ему честь.
— Что это такое? — гордо спросил Орлеанский, озерая солдат.
— В каком смысле, ваше высочество? — спросила та фигура.
— Я спрашиваю: почему еще не взят Сен-Фелькен?
— Он будет взят, ваше сиятельство.
— Когда?
— Завтра вечером, или на худой конец послезавтра утром.
Лошадь под герцогам нервно поддалась вперед.
— Так не пойдет, господа, — проговорил герцог. — Вот уже несколько дней вы торчите на этом болоте, и не сделали еще ничего, чтоб приблизиться к победе. Почему вы не возглавили атаку, генерал?
— Мы боимся ловушки, ваше высочество.
— Ловушки?! Вздор! Равелин весь день молчал; я это точно знаю!
— Все это так, ваше высочество, но мы опасаемся, что враг прекратил стрелять лишь для того, чтобы заманить нас в ловушку. Погибший этой ночью лейтенант, только усиливает наши опасения.
— Кто таков и как погиб тот лейтенант?
— Это мушкетер его величество шевалье де Шарон. Он глупо погиб. Он отправился изведать форт, и так из него не вернулся.
— Ну почему же глупо, генерал, — почти что возмутился Орлеанский. — он погиб как герой, как настоящий сын великой Франции. Когда это случилось?
— Вчера вечером.
— И вы уже уверены в его погибели? .
— К сожалению, его слуга Рафт своими глазами видел, как враг стрелял в де Шарона
На лице Орлеанского проскользнула чуть заметная улыбка, которая впрочем, тут же испарилась, как только он заговорил печальным голосом:
— М-да, это был великий боец! Великий! Скажите, можно ли переговорить с этим... Как его... Рафте? Если он был в равелине, то должен был видеть насколько вооружен неприятель.
— Он вам ничего не расскажет, ваше высочество, — точно гром прогремел чей-то голос.
Все вздрогнули.
Орлеанский с трудом победил изумление.
— Кто это сказал?
Молодой человек вышел из строя: при виде него многие стали креститься.
— Это сказал я, ваше высочество, мушкетер королевского дома шевалье де Шарон.
— Шевалье де Шарон? — еле слышно сказал Орлеанский.
Шепот возбуждения пробежался по рядам офицеров.
— Я не верю своим глазам!, -- продолжал Орлеанский. -- Это в самом деле вы?! А мне говорили будто бы вы мертвы.
— К несчастью все они также как и вы были введены в заблуждения моим нерадивым слугой, который был настолько убежден в моей погибели, что заставил вас поверить в тоже.
— Ах, какой разбойник! Надеюсь, что он понесет наказание.
— Будьте покойны.
— Итак, шевалье, расскажите нам, что же с вами случилось на самом деле?
— Ничего интересного, ваше высочество. Я, как вы наверное знаете, отправился в форт Сен-Фелькен, чтоб убедиться в своих подозрениях, что там никого больше нет. По дороге я имел не осторожность провалиться в глубокую яму, от чего наверное вскрикнул, что навело на мысль слугу, будто я схвачен. На деле же я очутился почти что в безвыходном положении, так как оказалось, что попасть в эту яму намного легче чем из нее выбраться. Дозваться до слуги я так и не смог, ибо тот как я и думал, удрал обратно в лагерь. Зато на дне оврага я увидел испанца, который точно как и я оказался в тупиковой ситуации. Увидав, что я французский солдат, он хотел было меня убить, но потом видимо решил, что от меня живого будет больше проку чем от мертвого. Точно также подумал и я. Поэтому на ломаном испанском предложил общими усилиями выбраться из природной ловушкой. Я не стану вам рассказывать как мне это удалось, дабы не отнимать у вашего высочество времени. Скажу лишь обо дном что прежде чем покинуть овраг, мы дали словно, что когда окажемся на поверхности ни один ни другой, не станет препятствовать передвигаться другому идти куда он хочет . Так мы с ним и поступили. Он отправился восвояси, а я исследовала форт.
— И что же вы там увидели.
— То, что я и говорил прежде, монсеньер: форт пуст.
— Значит испанцев там нет? — возликовал Орлеанский.
— Нет, ваше высочество, — сказал в поклоне де Шарон, — их там нет.
— О, сударь, вы сняли камень с моей души. Вот, возьмите в знак награды это.
С этими словами Орлеанский снял с пальца изумрудный перстень и протянул мушкетеру.
— О, ваше величество, — с восхищеньем сказал де Шарон и опустился на одно колено. — Это слишком щедрый подарок для меня.
— Берите и не медлите, — сказал Орлеанский. — Вряд ли в Лувре вам подарят дороже подарка чем этот.
Видя, что принц почти что настаивает, де Шарон без промедление принял кольцо, чей камень всеми цветами радуги заиграл у него на пальце.
— Нет ли у вас, еще какого-нибудь желания? — спросил Орлеанский.
— Мое желание одно, ваше высочество: служить королю и если нужно отдать за него свою жизнь, — признался шевалье.
— Вот как, — сказал Орлеанский, хитро улыбнувшись. — В таком случае вам лучше вернуться в Париж. В столице ожидаются волнения; вы там будете полезнее чем здесь. К тому же вас ждут на улице Вязов.
При упоминании этой улицы молодой человек невольно вздрогнул.
— Как, ваше высочество, стало быть вы знаете… — В голосе его послышались нотки тревоги.
— Не беспокойтесь, де Шарон, — перебил его принц. — ваша разлюбезная матрона меня уже давно не интересует. Так что можете ее не прятать.
С этими словами Орлеанский склонил немного голову вниз и, подстегнув свою лошадь промчался мимо стоявшего на одном колене де Шарона.
— Теперь, — продолжал Орлеанский, вытащив шпагу, — когда мы загнали врага на восток, нам остается настигнуть его и уничтожить. Не будем же терять время, господа. Вперед, на Гравлин!
Орлеанский двинулся вперед. Рота, с которой шел де Тревиль из крепости Сен-Фелькен осталась в арьергарде. Армия маршала Тюренна наступала вместе с герцогом.
— Ваше сиятельство, — обратился к де Тревилю провансалец. — мне думается, что помощь здесь моя вам не нужна. Поэтому позвольте мне так же отправиться в Париж.
— И мне, если можно, ваше сиятельство, — добавил де Порто.
Де Тревиль с улыбкой взглянул на двух мушкетеров.
— Что ж, — проговорил он, — поезжайте. Думаю, что и я здесь надолго не задержусь, ибо по все прогнозам победа теперь не за горами.
Поблагодарив капитана, два мушкетера сели на коней и в сопровождении двух слуг, помчались по непаханым бесснежным полям, мимо безжизненных серых кустов, все в том же безмолвии и мраке. Наконец, перейдя неглубокий, но чрезвычайно быстрый ручей, они нагнали де Шарона и уже вместе с ним смеясь и болтая двигались до самого Парижа.