Под древних греков и римлян
Эпитафия (в стиле Алкивиада или Платона)
Путник милый, подойди к могиле!
Мир покинув наш несовершенный,
Здесь я упокоился навеки.
Окропи мой прах вином душистым,
Сладким нардом умасти, о путник,
Розы положи и гиацинты.
Знай, что хорошо мне после смерти:
Вечная весна здесь, пенье флейты,
Хороводы муз, мой дух хранящих.
Жизнь свою земную позабывши,
Помню только - вовремя я умер.
Не спеши увидеться со мною,
Но и не откладывай свиданья.
Под Катулла
Если так богам угодно,
пообедаем мы вместе:
Приходи Фабулл сегодня,
прихвати с собой девчонку.
Если кое-что из снеди
принесешь ты в дом Катулла,
Попируем мы на славу
с белокурой хохотушкой.
Обещаю, друг любезный,
вволю мы повеселимся,
Коли ты распорядишься
Вакха дар сюда доставить.
Значит так: я приглашаю
на обед тебя, мой милый,
Если ты быка притащишь,
амфору вина и Леду.
Будут шутки и остроты,
будут ласки и лобзанья,
Если ты за всё заплатишь
- полон воздухом кошель мой!
Под средневековых персидских поэтов (в частности, Хафиза Ширази)
Рубаи
1.
Я видел Рум и посещал не раз
Наполненный напевами Хиджаз.
Прекрасны вы, Юнан и Фейд волшебный,
Но сердцу моему милей Шираз.
2.
На мне, о пери, шелковых нет риз,
Как нет меня среди льстецов, подлиз.
Но если песню в час вечерний ты услышишь,
Знай, это я, твой соловей – Хафиз.
3.
Как жизнь летит, сколь скор её полёт
От светлых дней до сумрачных невзгод!
Всё меньше миражей в пустыне нашей,
Всё чаще юность миражом встаёт.
Шутливый мухаммас
Где и с кем мне пить придется, я не знаю:
Под чинарой, у колодца ль, я не знаю;
Со своим ли, с инородцем, я не знаю;
Будет трезв он иль напьется, я не знаю, -
Только ту, что не дается, я познаю!
В дальневосточном (японо-китайском) стиле в формах танка и хайку
Ты ждешь свиданья,
перед встречей волнуясь.
Знаю, боишься
рук моих, поцелуев
и себя - разве не так?
Звался ты Вихрем,
Я же - Цветком Весенним.
Стих почему ты?
Под поэтессу Бань Цзеюй
Белый-пребелый шёлк,
Свежий как выпавший снег,
Символом нашей любви
Веером круглым стал,
Круглым словно луна.
Может его господин
Взять, положить в рукав,
Может взмахнуть-взмахнуть,
Чтобы прогнать жару.
Я же чуть-чуть боюсь:
Осень вот-вот придёт,
Бури прогонят зной,
Станет ненужным, нет,
Веер любимый наш.
Спрячут его в ларец
Там, далеко-далеко...
Искренних чувств лепестки
Осень развеет в прах,
Больше не знать любви
Мне никогда, никогда!
Под Вильяма Шекспира
Моя строка скучна как день ненастный,
Уныла и угрюма как изгой.
Перо в ней не звенит призывно-страстно
И не сверкает сабельной дугой.
Мой стих рожден не искрами рассвета,
Не вдохновеньем яростных ветров
И не струной, нечаянно задетой,
И не для той, достойной лучших слов.
О нет, он - одиночества забава,
Игра неизощренного ума.
Его не увенчает лавром слава,
Которая ему и не нужна.
Но изменю я строк тоскливых нрав,
Родную душу в мире отыскав.
******************************
Подобно фее, что сошла с небес,
Одно лицо ты прячешь за другое.
О, королева Мэб, палач мой, Бесс*,
Ты и теперь мне не даешь покоя.
Почтив триумфом гром моих побед,
Кольцо отца в награду после боя
Ты мне вручила. Ну а я в ответ
Пробормотал, что милости не стою.
Тюдоров перстень я зарыл в песок
И, обручён с пучиною морскою,
Сражен мушкетной пулею в висок,
Зову вотще: "Приди, побудь со мною..."
Не мил мне ангел и не страшен бес,
Люблю тебя, палач желанный, Бесс!
*Бесс – одна из уменьшительных форм имени Элизабет
Под лимерики
по-английски
There was a lady called Gutch
Who thought she was smart very much.
When men prayed “Oh my soul!
Tell me “Yes”, she’d say “No”,
Doing so to have them in tow.
Примерный перевод: Дама по имени Гатч* полагала, что очень умна.
Когда мужчины умоляли: «Душа моя! Скажи мне «да»,
Она говорила «Нет», поступая так, чтобы держать их на привязи.
*Gutch жаргонное слово, состоящее из корней английских слов «хороший» и «сука»)
по-русски
Я глушил с юной леди абсент.
Был у леди ирландский акцент.
После пили мы эль.
Что потом? Душ, постель
и обидный упрёк: "Импотент!"
Под С.Я. Маршака, переводящего Р. Бернса
«Браслет»
- Мой ангел непорочный,
Вы снились мне, клянусь!
И говорили: "Ночью
Я Вам опять приснюсь."
- Ах что Вы, сударь, что Вы,
Гоните сон Ваш прочь!
Я вовсе не готова
Быть в чьих-то снах всю ночь.
- Мой ангел, милый, скромный!
В своем волшебном сне
Для Вас читал я, помню,
Шекспировский сонет.
- Ах что за наказанье,
Гоните прочь Ваш сон!
Я против истязанья
Шекспировским стихом.
- Мой ангел! Мне приснилось,
Что за стихами вслед
Вы мне явили милость,
Взяв от меня браслет.
Браслет сей здесь по счастью,
Он мною припасен
Для Вашего запястья -
Ведь так велел мой сон.
- ...Браслет принять согласна.
Вы, сударь, джентльмен.
Сны снятся не напрасно
С таким богатством тем.
Быть может, этой ночкой
Я к Вам явлюсь - во сне! -
Ведь надобны: цепочка,
Кольцо и серьги мне!
Под А.С. Пушкина
(из набросков к «Евгению Онегину»)
…
Уж не дышало зноем небо,
Нежарким становился день,
Дремал эфир в объятьях Феба
И кипарисов стройных тень
Дарила сумрак и прохладу;
Смежит мне очи так в награду
За все мои труды она,
Вакханка с чашею вина:
Дерзка, капризна и игрива,
До мадригалов голодна,
То искренна, то холодна
То простодушна, то ленива.
Известна многим господам
И опытна не по годам.
Сие греховное виденье
Оставлю, впрочем, я теперь.
Благодарю вас за терпенье
И на Восток открою дверь,
К нежданной подведу картине:
Ноябрь, Онегин в Палестине.
Привез его лукавый грек
И высадил на влажный брег.
В тоске, с душою уязвленной
Евгений, мрачный мой герой,
При церкви ветхой, под горой,
Жил бедно и уединенно,
Он был во власти тяжких дум,
Измучивших холодный ум.
В Земле Святой Обетованной
Неспешно дни его текли
Среди природы первозданной.
Завидев в море корабли,
Внимал беглец им так печально,
Как пенью птиц монах-молчальник.
Бродил, кляня свою тоску,
Он по прибрежному песку;
Верхом тащился на верблюде -
Так местный ездит здесь арап,
Лихой разбойник, беглый раб;
Его пугались звери, люди.
Метался грустный мой изгой,
Искал вотще себе покой.
Он вспоминал дуэль и бегство
В Одессу и Бахчисарай,
Впадал, подобно старцу, в детство,
Прибыв в ветхозаветный край;
Блуждал в бессмысленной ловитве
Иль руки простирал в молитве,
С ума готов был повернуть
Иль в Африке закончить путь.
Он спал и бодрствовал без меры,
Всё знал, не ведал ничего.
Рассудок занят был его
Нередко символами веры.
Он книги древние читал,
Да Бога страстно почитал...
Под поэтов Серебряного века
Рондо
В одеждах вздохов и теней
Она спешит к шатру желаний,
Изящнее пугливой лани,
Пантеры яростной грозней.
С кем из богинь сравниться ей?
Чиста, страстна, под стать Диане,
В одеждах вздохов и теней
Она спешит к шатру желаний
По лестнице ночей и дней,
Меж сном и дремою на грани,
Полна несбыточных мечтаний,
В неясных сполохах огней,
В одеждах вздохов и теней.
Рондель
Ты была моей когда-то,
Но к былому нет возврата.
Помнишь: Охта, Невский, Смольный?..
Было сладко, было больно -
Счастья тяжела утрата.
Ну, а ныне ты богата,
Жизнью, кажется, довольна,
Стала птицей важной, вольной,
А была моей...
Да хранят тебя пенаты,
Лары очага в палатах
Каменных Первопрестольной!
В них хозяйкой хлебосольной
Ты живешь. Сейчас ничья ты,
А была моей...