«Смеховые элементы в телевизионной публицистике»,
или Письма к Олесе
1. Предистория переписки
С той поры, как я выложил в сеть несколько фрагментов своей несостоявшейся «нетленки» "Пол Пот, или Роман с Судьбой", с ними ознакомились сотни читателей. Кому-то эти выложенные в сеть фрагменты понравились, кто-то возмутился. Сколько людей, столько и мнений. Я не ставил перед собой цель вызвать шквал комментариев. Просто захотелось однажды рассказать историю о превратностях выживания отдельных судеб в эпоху крушения "несокрушимой империи". Что из этого вышло, и сам ещё не знаю. Роман, если это можно так назвать, сначала выстраивался на глазах у читателей, а потом как-то превратился в мираж. Складывался он трудно. В свободное от работы время, А его раньше было не так много. Это сегодня его залейся, но не пишется. И не всегда, признаюсь честно, тянет к компьютеру. Я подолгу сомневаюсь, прежде чем начать рассказывать очередную историю. Чаще, всё по той же причине. Интересно ли это кому-нибудь? Понятно, что книгоиздателям мои баечки не интересны ни под каким углом или градусом. Один издатель честно мне признался, что принеси Лев Толстой нынешним книгоделателям "Войну и мир" и будь он не Лев Николаевич, а просто "имярек", роман ни под каким соусом издавать бы не стали. Потому что сначала из того или иного автора нужно сделать брэнд, "раскрутить" на всю катушку, а эта раскрутка – «промоушен» больших капиталовложений требует. Поэтому сегодня в литературу ринулись шоумены и главные редактора журнального "гламура". Люди "тусовки".
Так что я далек от мысли, что мои баечки кто-то напечатает. А потому к чему торопиться? Это, конечно, хиленькое оправдание. Потому что если честно, много времени забирает потребление алкогольных напитков. А под "шофе" у меня писать не очень получается. Коряво, с кучей глупостей. В отличие от Татьяны Устиновой, которая заявляет, что не может и дня прожить без строчки, я не могу себя заставить выполнить даже четверть ежедневной нормы папы Хэма. Видно, не хватает самодисциплины. Другое дело, выпить в хорошей компании. И тогда рассказы льются как река Волга. (По этому поводу один из читателей, человек строгих нравов и непьющий, как я понял, высказался в том роде, что это за журналист, которому тягостно писать, но зато отрадно травить рассказы под водочку).
Но вот однажды получил по "емельке" письмецо, которое очень меня порадовало.
"Здравствуйте, Виктор!
Меня зовут Олеся. Я студентка журфака МГУ.
В Интернете я случайно нашла ваши мемуары "Пол Пот. Роман с Судьбой". И меня очень заинтересовали ваши воспоминания о том времени, когда вы работали на корпункте в Камбодже, т.к. сейчас я пишу диплом о работе корпунктов за рубежом.
К сожалению, практически нет никаких книг или учебной литературы на эту тему. А меня, помимо современности, интересует еще работа собкоров в советское время. Поэтому у меня к вам большая просьба. Если вас не затруднит и, естественно, если у вас будет время, не могли бы вы ответить на некоторые вопросы?
1. Когда и где появились первые корпункты Гостелерадио? В чем была их особенность?
2. Кто принимал решение в выборе корреспондента и оператора на корпункт? Чем руководствовались?
3. Как складывались отношения с коллегами по СМИ? Возникали проблемы с аккредитацией и обустройством?
4. Тематика сюжетов. Какие темы были обязательными? В каком ключе преподносились?
5. В каких условиях работали собственные корреспонденты? (материальная, бытовая сторона, технические возможности)».
Поскольку писать, как уже признался, люблю не очень, то первым делом предложил Олесе встретиться и наговорить на диктофон, то, о чём мне доподлинно известно. Прочее комментировать не стану. Но Олеся, как, оказалось, живёт не в Москве. Тогда я предложил ей следить за романом. Но, кроме того, что, как я уже отмечал, пишется он трудно, так ещё и далёк от хронологического развития событий во времени и пространстве. Классицизм мне не то что неприятен, но это не мой стиль.
А человеку диплом гнать надо. И тогда я решил, а почему бы, не сделать главку в романе, определив её условно как "письма к Олесе". У нас сейчас модно делать всё "на живую нитку". Есть "живой звук", пусть будет и "живой слог". Кроме всего прочего эпистолярный жанр - уходящая натура. А здесь есть возможность поделиться знаниями с человеком нового поколения. И пусть это не совсем эпистолярный жанр, однако же, это будут заметки в форме писем. Ответы на некоторые вопросы Олеси получились минимально короткими, на другие же потянули на целую историю.
Письмо первое.
Международниками не рождаются
Олеся! Я не могу сказать точно, когда, где и как появились первые зарубежные корпункты Гостелерадио.
Дело в том, что в международную журналистику я попал случайно. Можно сказать, что и на Центральном Телевидении я оказался по странному стечению обстоятельств, которое иначе как гримасой судьбы не назовёшь. Никаких шансов попасть на работу в ЦТ у меня не было, хотя учился я на отделении тележурналистики знаменитого на всю страну журфака МГУ. Но там много студентов училось, а на ЦТ попадали единицы. Остальные отправлялись украшать местные телеканалы бескрайней нашей родины - СССР.
Но в 1974 году, когда подошла пора нашего распределения на работу, в недрах ЦК КПСС родился очередной секретный документ об ужесточении кадровой политики в центральных СМИ. Суть этого негласного постановления сводилась к столь же негласному запрету приёма на работу в центральных партийных изданиях лиц еврейской национальности. Таким образом большинство потенциальных кандидатов в систему Гостелерадио СССР оказались на обочине своей 5-й графы. Правда, никто из них не поехал ни к северным оленям, ни в знойный Казахстан. Использовали мои однокашники своё право на свободное распределение и стали творить в разных изданиях, которые не контролировались центральными органами партии столь жёстко, как газета "Правда" и ЦТ.
В результате всех этих закулисных борений и интриг мне было предложено на выбор работать в Гостелерадио СССР или в редакции телеинформации АПН. А поскольку АПН занималось созданием рекламной, главным образом, телепродукции о советском образе жизни для показа её за рубежом, то работу эту доверяли самым-самым проверенным кадрам. Мне же быть мальчиком на побегушках, вовсе не хотелось. А именно эту функцию я выполнял во время преддипломной практики в редакции телеинформации АПН. Поэтому, ничтоже сумняшеся выбрал Гостелерадио СССР и с лёгкой душой и столь же лёгкими карманами, в которых лежало не более 50 рублей, отправился с однокашником, собеседником и собутыльником Олегом Спириным отдохнуть после учёбы праведной в славное крымское курортное местечко Гурзуф. Но это уже другая история.
На журфаке МГУ я учился в телегруппе. Меня тогда занимала документалистика, телепублицистика. Собственно в телегруппу я напросился потому, что кино было нашей с моим тбилисским другом Нодарчиком мечтой. Несостоявшейся. В то время (конец шестидесятых -начало семидесятых) был бум документального кино. Человек крупным планом. Герой. Я не знал, как к этому приду, но желание было огромное. Правда, Юрий Петрович Буданцев, который вёл у нас на третьем курсе класс тележурналистики, очень увлекался в то время системным подходом, семиотикой, тартускими опытами, школой Лотмана и прочими умными теориями. А я всегда был больше практик. Как и мой первый мастер Леонид Золотаревский. (О нём отдельный рассказ). Но он, к огромному сожалению недолго был на кафедре телерадио. Между тем пришла пора определяться с дипломом. Сначала я думал сделать документальный фильм об испанцах в России. Детях гражданской войны в Испании, которые выросли и постарели вдали от родины, в Советском Союзе. Некоторые позже стали возвращаться на родину. Война там давно закончилась. Хотя память о ней до сих пор как рана.
Курсовую работу - черновой вариант сценария этого фильма - я писал у Александра Юровского, но отчего-то с мэтром тогда отношения у меня не задались, не помню почему. Может виной тому мои амбиции.
Как блудный сын я вернулся к Буданцеву, который быстренько определил тему моей дипломной работы - "Смеховые элементы в телевизионной публицистике".
Это было очень смешно, писать о смехе на ТВ. Писать о том, чего не было в природе. Это сегодня у нас сплошной "аншлаг" с "петросянцами" и «комеди-клабом". А тогда суровый председатель Гостелерадио Лапин разогнал КВН, заявив, что "фронды на ЦТ не потерпит!»
В 1973 я приступил к сбору материалов для написания диплома. С теоретической частью проблем не было. Появились редкие, как по тем временам, так и по нынешним, книги Михаила Бахтина "Творчество Франсуа Рабле" и "Поэтика Достоевского", и отсюда термины "карнавализация" и "амбивалентность"... Труднее было сыскать смех на практике. Нельзя же было строить диплом на выпусках киножурнала "Фитиль". Короче ни юмора, ни сатиры... Об этом я и написал честно. Что смеха на советском телевидении нет. Может быть, потом... Накаркал, однако!
Поэтому, Олеся, я как-то не задавался вопросом о зарубежных собкорах. Мне кажется, что корреспонденты радио находились за рубежом очень давно. Потом они стали прирастать корреспондентами ТВ. Точной даты назвать не могу, но такие монстры советского ТВ как Владимир Дунаев, Георгий Зубков, Анатолий Потапов, Фарид Сейфуль-Мулюков, Игорь Фесуненко работали вовсю уже в шестидесятые годы за рубежами нашей славной родины.
А вот рассказ о том, как я попал в международную журналистику, может показаться забавным.
Итак, в августе 1974 года после бурно проведённых каникул в Гурзуфе, загорелый и лохматый как Мик Джаггер, я появился в отделе кадров ЦТ в Останкино. Кадровики, бывшие сотрудники спецчастей и спецотделов всяких спецслужб поглядели на меня с нескрываемой тревогой в глазах. Потом старший из них, злорадно улыбнувшись, сказал одному из сидящих в комнате людей в сером: "А отведи-ка ты его, Фрол Кузьмич, к Летунову в информацию. Скажи, вот прислали по распределению!". Презрение в его голосе было столь же нескрываемым, как прежде тревога в глазах.
Я не умею читать мысли, но наверняка он подумал: "Вот же пришлют таких самодовольных уродов! И как только можно до такого докатиться?"
Эх, дядя, знал бы ты, как я люблю "Роллинг стоунз"!
Вот так, Олеся, я попал на седьмой этаж здания Телецентра в Останкино, где размещалась Главная редакция информации Центрального Телевидения. Её журналисты делали легендарную программу "Время", плюс десяток новостных выпусков, плюс еженедельные программы "Содружество", "Международная панорама", "Советский Союз глазами зарубежных гостей", плюс тематические программы.
И повёл меня этот человек в сером в кабинет самого главного редактора самой главной политической редакции ЦТ Юрия Александровича Летунова. Представь,Олеся, что в свои 27 лет я по тем временам считался "сопляком, "жизни" ещё не повидавшем". Армия и МГУ были не в счёт. Это не "жизнь", а служба и учёба. Это сегодня двадцатисемилетние молодые люди руководят газетами, журналами, телередакциями и даже компаниями с миллионными оборотами. А тогда...
Тогда я переступил порог кабинета Юрия Летунова, который был накоротке с космонавтами и прочими знаменитыми людьми. Но я, девственный невежа, о том не ведал. Пять лет учёбы на факультете журналистики МГУ как-то отвратили меня от общения с большими журналистскими начальниками. Не было у меня перед ними страха, да и пиетета я честно признаюсь не испытывал, да и сейчас ни того ни другого не испытываю перед начальниками любого уровня. Может, оттого и карьеры себе не сделал во все эти подлые времена. И это тоже счастье. Потому что руководить людьми было бы несчастьем для них и для меня, прежде всего.
Передо мной сидел лев. Седая грива волос, пронзительный как шило взгляд прищуренных глаз и улыбка людоеда в предвкушении лакомства. Юрий Александрович понимал, что отказать кадрам в приёме выпускника МГУ, которого они взяли по своей разнарядке, не может. Нет на то причин. Но уже через месяц он имел полное право поставить перед кадрами вопрос о моей профессиональной непригодности в ГРИ ЦТ. И пусть они подыщут мне другое место в других редакциях. Поэтому, откровенно презирая самодовольного "сопляка", он постарался приглушить львиный рык до змеиного шипения.
– Рассказывай, что умеешь...
– Пока ничего.
– Как так?
– Снимали мы разные сюжеты на практике. Но, не для программы "Время".
– В производстве разбираешься?
– Если честно нет. Политэкономию социализма едва на тройку вытянул.
– Ну что ж, это хотя бы честно. А как с сельским хозяйством?
– Ещё хуже.
– Ты хотя бы газеты читаешь?
– Да, иногда, третью страницу.
На третьей странице тогдашних центральных газет, а читал я лишь "Комсомолку", публиковались материалы на международную тематику.
Я понимал, что Летунов наливается яростью, но отчего-то именно это обстоятельство заставило меня с трудом сдержать смех, который иногда возникал во мне без всякой на то причины.
– Ну, ты даёшь, парень, – сказал Летунов, так что в его голосе отчетливо прозвучал скрежет танковых гусениц. – Ну, ты и даёшь. Хорошо вас журналистике учат.
Наверное, именно в этот момент в нём созрело решение изгнать меня с позором из вверенной ему легендарной редакции через презираемый им международный отдел.
Я так и не понял до конца, почему Юрий Александрович не любил международную тематику. Скорее всего, потому, что не очень в ней разбирался, а признавать того не мог. Он очень ревностно относился ко всем, кто знал что-то лучше него.
Так или иначе, разговор был исчерпан. Мы вышли из его кабинета, и он стремительно открыл дверь кабинета напротив.
– Принимайте кадра, - сказал он двум находившимся в этом кабинете респектабельным мужчинам. - Ваш новый редактор-стажёр.
И столь же стремительно вышел.
– Добрый день, - сказал я уважаемым старшим товарищам. - Меня зовут Виктор П.
Моих новых начальников звали Борис Александрович Калягин и Виктор Ильич Любовцев. Они не стали спрашивать меня о производстве, сельском хозяйстве, надоях молока и прочих материях от них далёких. Виктор Любовцев, благоухая ароматами лаванды, снял очки, и, протирая стёкла, спросил какова тема моей дипломной работы?
– "Смеховые элементы в телевизионной публицистике", - отвечал я.
И на какое-то время в кабинете воцарилась тишина. Может быть, в это время в этом кабинете пролетел ангел. Или, что будет точнее, родился дурак!
Позднее Любовцев сказал мне на прощальном банкете перед отъездом в Кампучию, что в тот момент он испытал состояние близкое к шоковому.
Но тогда он, водрузив очки на место, тихо произнёс: "Дурдом!". И тут же вновь распахнулась дверь, и, Ю.А. Летунов появившись на пороге, сказал: "Да, дурдом! Но он будет у нас работать!".
Олеся! Я обещал рассказать тебе, а заодно и всем читателям этого непридуманного романа о том, как я стал журналистом-международником в самой главной информационной программе самого главного Центрального Телевидения Советского Союза.
В августе 1974 года после нашей "содержательной" беседы главный редактор ГРИ ЦТ Ю.А. Летунов "передал" меня ответственным товарищам из отдела международной информации и с чистой душой и спокойным сердцем отправился в очередной отпуск. Очевидно, полагал, возможно справедливо, что, вернувшись в редакцию, наложит резолюцию на докладную записку тов. Калягина и Любовцева о полной профнепригодности для работы в ГРИ ЦТ редактора-стажёра Виктора П. Возможно, так бы оно и было, но Юрий Александрович не учёл одной детали. А именно моего упрямства, (тогда как-то не в ходу было словечко "амбиция").
Я прекрасно понимал, что международный отдел – проверка на мою выживаемость. И сдаваться не собирался. В конце концов, не боги горшки обжигают. А потом, это была очень интересная работа по сравнению с тем, что освещали наши коллеги из отдела внутренней информации. У них были новостройки и посевные гектары, тысячи тонн угля и стали и сотни тысяч тонн надоенного молока. У них были передовики и новаторы, грандиозные стройки развитого социализма, полёты в космос и прорывы в науке. А у нас были войны, перевороты, катастрофы, демонстрации, забастовки и галопирующая инфляция в западном обществе, притом, что полки магазинов на этом самом "загнивающем Западе" ломились от изобилия товаров. Изобилие показывать не рекомендовалось, всё остальное (митинги протестов против антинародной политики и пр.) можно было показывать, но так чтобы "картинка" соответствовала текстам информационных телеграмм ТАСС или заметкам корреспондентов "Правды" и "Известий". Дело в том, что корреспонденты ТАСС работали в очень многих странах, кроме того Телеграфное Агентство Советского Союза обладало монополией на передачу иностранной информации для её дальнейшей публикации в советских СМИ, чего никто кроме них, и кроме собкоров газет, радио и телевидения в СССР не имел. Хотя представители Главлита (цензуры) были практически в каждой редакции и бдительно следили за тем, чтобы не просочилось ничего недозволенного.
Так что первым делом журналисты в международном отделе, (хотя многие из них чисто журналистского образования не имели, но зато почти все закончили престижный МГИМО), ставшие за самое короткое время добрыми друзьями, показали несколько приёмов подготовки текстовок к видеосюжетам, а также монтажа киноплёнок и видеоматериалов под залитованные тассовки "Ино".
Проще всего было работать с военной хроникой. А воевали в то время почти повсюду - в Африке, в Азии, в Латинской Америке. В Европе не воевали, но были весьма активны террористы из итальянских "красных бригад", "красноармейцы» из отрядов Баадер-Майнхофф", боевики ЭТА и ИРА.
Мой приход на ЦТ осенью 1974 года совпал с военным переворотом на Кипре. Путчистов поддерживала греческая хунта "чёрных полковников". Однако, после свержения законного президента, архиепископа Макариоса, на остров высадились турецкие войска, захватившие едва ли не половину Кипра. Правда, большой войны не случилось. На линию разделения пришли "голубые каски" ООН. "Чёрные полковники" в Афинах так разозлились, что вышли из НАТО. Натовские генералы так разозлились, что "помогли" свободолюбивым эллинам заставить хунту уйти в отставку. НАТО умеет совершать "демократические революции" в своих интересах. В том же году, только чуть пораньше произошла первая "цветочная революция" на самой юго-западной оконечности Европы. "Революция гвоздик" в Португалии была закономерным итогом многолетних колониальных войн в Африке. Страна не выдержала военного бремени. И сами же военные совершили переворот, который вызвал позднее несколько политических потрясений в Лиссабоне, но не принёс мира в получившие независимость португальские колонии в Африке и Азии.
Продолжалась война в Индокитае.
Произошёл военный переворот в Эфиопии.
Так, что войн и потрясений в мире хватало. Я быстро освоил политическую кухню международного отдела программы "Время" и уже через две недели мог самостоятельно дежурить на новостных выпусках, которые начинались в шесть утра и заканчивались в час ночи. Широка была страна родная. Впрочем, и сейчас она у нас немаленькая.
К моменту возвращению Летунова из отпуска, вопрос о моей профнепригодности в международном отделе был уже из области ненаучной фантастики. Так ему и объяснили, другими словами, но твёрдо заявив, что Виктор П. стажировку прошёл. Возможно, Юрий Александрович обиделся на моих коллег, но вида не подал. Только сказал мне при встрече удивлённо,– «ну ты даёшь, парень!». На этой многозначительной ноте наши с ним "содержательные" беседы были прекращены. Летунову хватало других проблем в редакции. Хотя, как мне казалось, он сам их создавал из ничего.
А вот у меня работы было по уши. Ведь не проходило и дня, чтобы чего-то в этом лучшем из миров не происходило.