Линии, вплетённые в жизнь

Олег Черняк
   Ранняя весна больше напоминала позднюю осень. Измученные первым теплом почерневшие сугробы оползали быстрыми мутными ручьями. Они стекали на дорогу и, превращаясь в грязевую реку, прощались с жизнью под колёсами проезжающих машин. Но погоде, несмотря ни на что, не удалось испортить мне настроение своей унылостью, ведь я ехал на встречу с художницей Натальей Талавирой…

«Как? — изумлялись мои друзья. — Ты не знаешь Наталью Анатольевну? Странно. Хочешь, организуем встречу? Поверь, ты будешь удивлён».
Сдерживаясь, чтобы не разразиться сарказмом, я ответил:
— Дорогие! Меня, выросшего на книгах серии «Жизнь в искусстве», когда-то помнившего наизусть биографии многих всемирно известных художников, чем-либо удивить в живописи невозможно априори, а вот шанс познакомиться с интересным человеком я упустить не могу.

Пока друзья перечисляли все достоинства Натальи Анатольевны, я упивался фантазиями, представляя образ этой женщины не иначе как резкой, крепкой и властной. Но все мои видения мгновенно растворились, как только я переступил порог её квартиры.

Меня встретила невысокая женщина с милой улыбкой и добрыми глазами. Она смотрела так, как может смотреть только настоящий художник, для которого детали лица — дело второстепенное, важно распознать то, что скрыто внутри. Такой взгляд присущ единицам. Мне кажется, что эти люди, проходя по мокрому, немому песку, не оставляют следов: словно едва приподнявшись над землёй, они зависли в дремлющем воздухе. И одари их Господь даже одним крылом, они бы с лёгкостью взмыли в пухлые облака и парили над нами.

Эркерные окна делают комнату просторнее. Тусклый пасмурный свет с улицы прорывается через разделённые прямоугольными ячейками стёкла, отражается от картин, висящих на стенах, и, наполняясь цветом, устремляется в потолок. От количества картин начинает кружиться голова. Нахожу точку опоры — узкие стеллажи с книгами. Вот то, что расскажет о человеке лучше всего.
Пробегаюсь по корешкам: воспоминания Гафта, Райкина, Караченцова, произведения Дины Рубиной, Наринэ Абгарян, Максимилиана Волошина. Всё понятно, этого для меня вполне достаточно.

Наталья Анатольевна выносит картину с изображением цветов и ставит её на старинный деревянный мольберт.
— Это непечатная графика, — поясняет она.
— Непечатная? — переспрашиваю я.
— Да, — улыбается Наталья Анатольевна. — Беру бумагу, гелевые ручки и неспешно, аккуратными линиями наношу рисунок.
— Линиями? — мои брови взлетают, придавая лицу невольную растерянность.

Я вглядываюсь в рисунок. Нет, этого не может быть! Мелкие разноцветные точечки сплетаются в робкие линии, одна обвивает другую, сливаясь в неповторимый узорчатый орнамент. Создаётся впечатление, что Наталья Анатольевна сломала основные законы академической живописи, ну а «глазами видишь, руками воспроизводишь» — это совсем не про неё. Цветы, цветы, цветы — они на большинстве картин.
Я внимательно разглядываю каждую и понимаю: что-то здесь не так, а что — понять не могу…
Вопросительно смотрю на Наталью Анатольевну.
— Не можете понять, какие это цветы? — улыбается она. — И правильно. Их не существует, я сама их выдумала!
— Выдумала цветы? Как так? — недоумеваю я. — Такое тоже бывает?
— Видимо, да, — она разводит руками. — Сделала узор, понравилось. Сделала ещё один, потом ещё, и получился цветок.

«Господи, — думаю я, — так кто же вы такая, художник Талавира? Добрая фея, волшебница или создатель?»

Тем временем Наталья Анатольевна несёт ещё одну картину. Я хочу ей помочь, но не могу: боюсь прикоснуться даже к раме. Орнамент настолько ажурный и трепетный, что кажется — хватит и беззвучного дыхания, чтобы смахнуть его с листа бумаги, превратив в горстку парящих, задумчивых пушинок.

И опять я вглядываюсь в сплетённые воедино волоски линий и чувствую музыку. Оглядываюсь, но кроме шума машин с улицы, пробивающегося через окна, ничего не слышно. Перевожу взгляд на картину, и снова звучит музыка.
Что это? Схожу с ума или звук идёт от орнамента?

Поворачиваюсь к художнице. Она хитро улыбается, словно понимает меня, и разводит руками.
Чудеса: картина порождает музыку! Грациозную, обворожительную, дивную.

Всё! Больше не могу, я наполнен свободой и одновременно опустошён ею. Мне не хватает воздуха. Срочно за город, в лес, да хоть куда, лишь бы подальше от суеты!

Мы прощаемся.

Я сажусь в машину и еду на набережную. Река ещё в целлофане льда, но сквозь небольшие трещины просачивается вода. Она растекается по гладкой поверхности, выписывая причудливый, неповторимый орнамент, создать который по силам лишь самой природе или Наталье Талавире.

25.03.2023