Глава 1
Проклятое болото! И как ловко замаскировалось среди высохших волчьих кустарников и пожухлой травы... А может, это и не болото сроду, а живая тварь, лишь по счастливой случайности не сожравшая меня вместе с сапогами. Хотя, знал бы чем это всё закончится, сапогами вполне мог и пожертвовать. Но теперь остаётся только следовать советам дворцового астролога о приятии мира вокруг как он есть. В том числе, и эту тварь в тине...
— Куда двинемся?
Последствия... Что, теперь так и будут постоянно напоминать о себе?
— А вам-то не всё ли равно? Можно подумать, вам доступно что-то изменить.
— Но-но, только не надо… Слышишь? Не надо на нас давить. Нам хватило и скотного двора с грязью, которая, как оказалось, самый настоящий навоз...
— Может, помолчать попробуете?
И благословенная тишина была мне ответом… Хотя, какая к чёрту тишина в ведьмином лесу? Одни только вопли сумасшедшей банши чего стоят.
Задание от колдуньи на первый взгляд показалось плёвым — сходить в ведьмин лес и надёргать волшебных кореньев. Кореньев дурманус эквалитус… Или как-то так. Кто ж разберёт, что там пробормотала эта старая беззубая карга. Но без корешков она ни в какую не соглашалась выдавать тайну гребня. А без гребня не будет никакой свадьбы... И останусь я без полкоролевства впридачу.
— Вас — четыре претендента на руку нашей дочери. — Король, дородный такой мужик при бороде и короне на голове, стоит напротив нас подперев руки в бока. Корона слегка перекосилась на кудрявой голове, отчего вид у монарха лихой и слегка придурковатый.
— И нынче традиционный рыцарский турнир за обладание рукой принцессы мы решили провести в совершенно ином формате...
Претенденты, среди которых присутствую и я, недоуменно переглядываются. Это что за сюрпризы? Я ещё раз внимательно оцениваю внешний вид короля... Съехавшую корону... Вывод неутешителен — судя по всему, не слегка...
— Не будем такой важный вопрос отдавать на волю глупой воинской удаче. Кто более достоин руки принцессы решать будем иным испытанием. Моя дочь сама озвучит требования.
Чёрт! Далеко не слегка...
Красотка принцесса на выданье, мечта любого дееспособного мужчины в королевстве и даже за его пределами, подходит по очереди к каждому рыцарю — претенденту на её руку — и тихо шепчет что-то на ухо…
Мне достаётся змеиное шипение о волшебном костяном гребне из рога единорога. Вот же... И где эти единороги? И где этот рог, превращенный каким-то умельцем в гребень?
— А чтобы не было сомнений в индивидуальных качествах претендента, оруженосцы и слуги остаются при дворе, ожидать своих господ. — Подводит жирную черту под условиями испытаний король.
По утру у главных ворот, кажется, собралась вся имеющаяся бель и чернь города. Среди любопытствующих придворных и сам монарх с принцессой. Старт рыцарского турнира совершенно иного формата обставлен, на мой взгляд, без должной помпы — принцесса просто подбросила кружевной платочек, и когда он упал на землю, четыре претендента на руку и полкоролевства пришпорили своих коней.
Я решаю оказаться самым умным из претендентов и первым делом заворачиваю к колдунье Морге. Живёт она, конечно, не в ближнем свете. Приходится добираться целых два дня, и всё пешим порядком. А дороги там… Точнее, дорог там никогда не было и сейчас нет, и далеко не каждый конь способен ходить по тем нетдорогам. Ладно, хоть погода стоит тёплая, даже ночью. И чтобы выспаться достаточно завернуться в плащ да залечь на обочину даже днём едва видимой тропки. Правда, уже на вторую ночь приходят эти… Призраки дорог. Да чтоб их… Дорог нет, а призраки есть. Так ещё и хлеб весь утащили, под чистую. Поганцы.
Избушка колдуньи — брёвнышко к брёвнышку, досочка к досочке — стоит на небольшой полянке посреди лесной чащобы. Всякая божья тварь, оказавшаяся волею случая неподалёку, опасливо помалкивает, а мелкая травка, завидев неосторожного путника, сигналит красными цветочками — мол, стой, не заходи дальше! Развесистые ягодки вокруг — сплошь волчьи во всём их ядовитом разнообразии. Божьей благодатью это лесное урочище назвать, конечно, язык не поворачивается.
Правый угол избушки слегка от старости перекосило, левый порос северным мхом, а вот крыша просто сияет новеньким пиломатериалом. Видимо, какой-то добрый молодец захаживал да расстарался. Но отпустили его по добру по здорову или запекли в печи среди яблок, история умалчивает. Пока.
— Морга! Открывай добру молодцу. — Хотя звучит примитивно и смешно, но требуется следовать строгим канонам. Не мы их устанавливали, не нам их и отменять.
— Добрый молодец мне крышу счинил, боле не требуется. Покуда… — ответствует колдунья неприятным скрипучим голосом, вызывая у меня лёгкое онемение в чреслах. Или не чреслах?
— Я, может, тоже смогу чем-нибудь подсобить. — Продолжаю глупую игру в «добра молодца», «меч кладенец» и прочая, и прочая. Сказочный антураж, чтоб его… И кто только это напридумывал, прости Господи.
— Пособить, конешно, сможешь... Если испаришься побыстрее. Я исшо не переварила свой последний ужин… Кода отойду, проголодаюсь, тогда и заходь… Хе-хе-хе...
Какой же мерзкий смех у этой карги — как-то само собой приходит мне на ум.
— Ты шо там удумал, болезный? — начинает волноваться колдунья. — Говорю же — не в настроении я с добрым молодцем беседу вести. Шастают тут всякие, а ты майся потом... Несварением.
А я размышляю, как же мне вразумить ведьму на диалог. Не своим же весьма худосочным телосложением? Но, может, в контексте имеющихся желудочных колик и прокатит.
— Так, может, тебе, бабушка, корешков каких от желудка принести? — предлагаю свои добро-молодецкие услуги я.
— Хе-хе-хе... Бабушка. Какая я тебе бабушка? Исшо назови — красной девицей, — ехидничает старая карга, не ведясь на мой шикарный комплимент.
— Так, что, на счёт, корешков?
Некоторое время ответом служит тишина. Лишь ветер с треском играется новеньким флюгером на крыше.
— А шо, и то дело. А сможешь? — наконец выходит на связь колдунья.
— Запросто.
— Заходь.
И дверь в избушку сама собой распахивается.
Внутри, в разрез распространённым слухам, оказывается довольно светло. Пахнет не плесенью и лягушачьей сыростью, а гелиотропом и лунным цветком. Под потолком пучки сушёных трав, на оконцах чистые занавески, стол оструганного дерева с такими же табуретками вокруг. Всё мило...
Хотя, нет. Не всё... Огромная печь в треть дома с прикрытым закопчённой заслонкой ненасытным зевом устья. Мне кажется, или действительно через терпкие запахи трав чувствуется вонь недавно подгоревшего мяса? И нет даже малейшего желания ознакомиться — что там за заслонкой... И посреди всего этого деревенского великолепия стоит местная колдунья — небольшая худенькая старушка, лет так под восемьдесят. Нос крючком, лицо сморщено до невозможности, словно оно когда-то было листом белоснежной бумаги, но прошедшие годы безжалостно измяли его своевольной дланью. Волосы колдуньи собраны на затылке в жидкий пучок.
— Говоришь, готов сбегать на болотце за дурманус эквалитус? — с трудом скрывая удивление спрашивает колдунья.
— Запросто, — легкомысленно соглашаюсь я, — Но взамен ты мне расскажешь, где найти гребень из рога единорога.
— Нет такого гребня. — Колдунья уверенно рушит мои мечты о свадьбе с полкоролевством в придачу.
— Ты, Морге, давай, говори да не заговаривайся, — резко пресекаю упаднические настроения. Ишь, чего удумала — гребня нет! А что я должен тогда найти и принести принцессе?
— А ты, давай, не выпячивай свой городской гонор. Если Морге сказала, шо нет такого гребня на свете, значит, нет его. Ни в лунном, ни в подлунном мирах.
— Э-э-э... Да?
— И не сомневайся, болезный. Но если принесёшь травок, то я тебе по секрету шепну, где можно пошукать. Не отчаивайся, ведь исшо не известно кому из вас боле повезёт — тому, кто добудет руку и сердце, или тем, кто «пролетит»...
Ведьмино урочище проявляется неожиданно резким контрастом с прочим лесом — патриархальная идиллия белесых берёзок сменяется унылой серостью иссохших осин; низкорослую травку с весёлыми цветочками вытесняет режущая ноги высокая осока; а вместо боярышника и малины повсюду лишь кусты дикого, ощетинившегося острыми иглами, шиповника. Сопровождавший весь путь от дома колдуньи разномастный птичий переклич словно обрезает ножом — здесь только давящая тишина. Изредка распарываемая дикими воплями засевшей посреди болота сумасшедшей банши, которую в её помутнении рассудка можно понять — оптимизма и веры в прекрасное будущее этот унылый пейзаж не вселяет.
Морге описала нужную травку, как торчащий из болотных кочек пучок узких зелёных стеблей — типа, увижу, сразу пойму о чём речь. Болотные кочки я уже наблюдаю, но никаких зелёных стеблей на них. Лишь пожухлая травка, словно из черноты болотных вод торчат многочисленные стариковские макушки с редкими мокрыми волосами. Сами же старички сидят тихо в воде и не отсвечивают. Точнее, отсвечивают, но только своими лысыми макушками. Приходится скрепя сердце лезть вглубь болота, прямо в гости к банши. А та, словно почувствовав появление незваного гостя, замолкает.
Я заправским тушканчиком некоторое время перепрыгиваю с кочки на кочку... Пока на одной из скользких макушек левый сапог предательски не съезжает в сторону, и я, потеряв равновесие, падаю в воду. Чертыхаюсь в голос — допрыгался, болезный. И тут... Как молнией ударяет — да это же не вода! Чувствую, как некая тварь хватает омерзительно мягкими губами меня за ноги. Проклятье! Я, оказывается, барахтаюсь прямо в пасти какого-то болотного чудища. Уже мысленно прощаюсь и с не найденным гребнем из рога единорога, и с принцессой, которая с полкоролевством впридачу, и... Много ещё с чем прощаюсь... Как вдруг эта тварь, словно распробовав что-то неприятное во мне, с омерзением выплёвывает на кусочек суши посреди болотной трясины. И я некоторое время бездвижно лежу, не веря своему счастью... Как вдруг:
— И чего разлёгся? Хотя бы воду из нас вылил. Да носки не грех поменять уже давно.
— Конечно, ему то что — это же прямо в нас носки, с их трёхнедельной свежестью, пихают!
Растерянно озираюсь, стараясь понять, кто тут такой привередливый оказался со мной на островке.
— Ну, куда... Ну, куда ты смотришь? Мы внизу...
Я смотрю себе под ноги и понимаю, что это разговаривают мои собственные сапоги!
— Э-э-э, Как это? — растеряно спрашиваю у своих... Сапог?! Сума сойти можно! — Я же вас покупал безгласными!
— И что? Нам теперь и поговорить нельзя?
— Хамло!
От местных сказочных закидонов голова идёт малым кругом — сама собой разговаривающая обувь! И это при полном отсутствии чего-либо похожего на рот.
— Так и будем лежать?
— А гребень?
— А принцесса с пол...
— Ну-ка, цыц малявки! — прерываю надоедливую болтовню от собственной обувки. — С чего это вы вдруг разговорились?
— А кто прямо в рот Йожину с болота залез?
— Скажи спасибо, что тот нас выплюнул. Он кабанятину на дух не переносит.
— А-а? Так это он меня только из-за вас, что ли, не съел?
— Дошло, наконец, — ехидничает левый сапог.
— Но... Постойте... Я же покупал сапоги из буйволиной кожи? Выложил кучу серебра.
— Ха-ха! — начинает дружно веселиться разговорчивая обувь, — Такого лопуха надо ещё поискать...
В целом мне сапоги нравились... До сегодняшнего дня. Но не ходить же теперь босиком только из-за того, что они вдруг обрели индивидуальность и голос.
Тут я замечаю нужную травку прямо на соседней кочке. Забыв о разговорчивых сапогах, перепрыгиваю поближе и выдергиваю пучок травы вместе с разлапистым корнем. Оценив тяжесть добычи, решаю что колдунье этого хватит за глаза. И пока местный Йожин не поменял предпочтения по своему сегодняшнему меню, возвращаюсь тем же путём к колдунье.
— Во! — гордо трясу длиннющим корнем перед крючковатым носом Морге.
— Ох, молодец то какой! — радуется та, — А я тебе баньку истопила. Ишь, промок весь. Иди, затем ужинать будем...
— И то, дело, — без задней мысли, легко соглашаюсь я.
Когда прогревшись и напарившись, возвращаюсь в избу, печь колдуньи уже пышет жаром. Но стол, на удивление, пуст.
И тут я чувствую какой-то подвох — и с банькой, и с печью, и с колдуньей. А сама хозяйка стремительно меняется — согбенность напрочь исчезает, тело распрямляется, наливается силой, и вот передо мною уже стоит вполне себе внешне ничего женщина лет сорока. Весьма грозного и воинственного вида. С голодным блеском в темнейших глазах. Помог, значит, эквалиптус...
Морге медленно поднимает руку с мелодично позвякивающими колокольчиками. И я тут же теряю всяческие ощущения от своего чистейшего тела. Вот же... Дурень!
— Ам-ам, — лишь растерянно бормочу. — А-а-а...
— Худосочен, конечно, но с яблоками пойдёт, — оценивает мои достоинства, почему-то, только с кулинарной точки зрения колдунья. — Печь, открывай заслонку!
— Эй, эй. — неожиданно «просыпаются» до того помалкивавшие сапоги, видимо, напуганные перспективой запекания в яблоках, — Мы не съедобные!
— Прежде нас снимите!
У Морге от душераздирающих воплей моей обувки отвисает челюсть.
— Ты, что это, болезный? В Йожина провалился?
— Ага-а, — с трудом киваю непослушной головой.
— И он тебя не съел? — продолжает искренне удивляться любительница добрых-молодцев в яблоках.
— Ага-а... — Я бы и рад более развёрнуто поведать о своих приключениях на болоте, но только-то и могу, что выдавливать из себя:
— Ага-а-а...
Колдунья стремительно теряет внешний вид сорокалетней воительницы и вновь обретает скрюченный образ старой-престарой перешницы.
— Больной, что ли? — словами придворного эскулапа подозрительно интересуется у меня.
— Нет. Здоров как... — Но как именно здоров, в голову ничего дельного не приходит. — В общем, здоров.
Колдунья смотрит на обувку:
— Поросятина?
— Почему сразу — поросятина? Мы — кабанятина! — дружно тараторят разговорчивые сапоги.
— Хрен редьки не слаще... Во всяком случае, для Йожина.
Морге щёлкает перед моим носом пальцами, и морок бездвижности покидает чресла. Я облегчённо вздыхаю. Кажется, на этот раз пронесло. Вновь обретя силу в руках и в ногах, а с ней и привычное нахальство, спрашиваю у колдуньи:
— Так как на счёт гребня? Свою часть договора я исполнил — вернул тебе сварение желудка. Исполни свою.
— Ну, ты нахал, — удивляется колдунья.
— Хамло, — ни к месту поддакивают сапоги супротив хозяина.
— Какой есть. — Пожимаю плечами. — Сказочный мир — сказочные обитатели...
Путь в страну, где водятся единороги, лежит через раскинувшийся на горизонте горный кряж. Правда, как клятвенно заверила Морге, ничего про хоть одного убиенного обладателя единого рога она слыхом не слыхивала и знать не знает. И потому, откуда мог взяться гребень из оного рога, она ума не приложит. Что нисколько и ни удивительно — откуда у колдуньи ум, чтобы его хоть куда-то прикладывать...
Всю дорогу до трактира, где остался мой верный конь по кличке Сивый, сапоги без умолку болтают — про вонючие носки, про сухую прекрасную погоду, про каменистую дорогу, снова про вонючие носки, про Йожина с болота, что наделил их говорливостью с сознанием в придачу, и снова про носки... В общем, оставалось только радоваться, что в пасть к Йожину не загремел до кучи и мой Сивый. Представляю себе развесёлую компашку — говорящие сапоги с говорящим конём...
— Заткнитесь вы уже!
От неожиданности я останавливаюсь... Это ещё что за...
— Ну, началось, — начинают возмущаться сапоги, — Проснулся!
— Кто проснулся? — чувствуя, как начинают шевелиться волосы на макушке, спрашиваю я.
— Кто-кто... Аспид!
И я перевожу взгляд на свой ремень из кожи чёрного аспида.
— Да-да. Это я, — соглашается с моим недоуменным взглядом тот. — А нечего было лезть в пасть к Йожину. Там обретают сознание все вещи, выделанные из убиенных животных.
Вот же... Теперь к компании болтливых сапогов присоединяется говорящий поясной ремень. Голова просто идёт кругом.
— Так, давайте договариваться, — решаю установить границы дозволенного и области табуированного. — Можете часать языками, или чем вы там болтаете, но только вне присутствия посторонних. Мне ещё обвинения в чёрной магии не хватало!
— А почему сразу в магии?! — дружно восклицают сапоги. — Мы из-за такой мелочи молчать не будем!
— А чем не угодил чёрный цвет? — присоединяется к возмущениям ремень из чёрного аспида, — Можно подумать, все беды человеческие исходят из наличия в подлунном мире чёрного...
— Цыц, малявки, — прерываю препирательства я и пытаюсь воззвать к разуму, какой он у говорливых вещей ни есть, — За подозрением в чёрной магии вполне может последовать испытание водой, а затем сожжение на костре. И обычно казнимые горят вместе со всей своей обувкой и с поясами.
— Какая дикость! — удивляется Аспид, — Никогда людям не доверял — ограниченные, примитивные в сознании своего надуманного величия создания.
Сапоги задумчиво помалкивают, видимо, оценивают риски своей сказочной разговорчивости.
— Так, что? Договорились? Болтаете только, когда рядом нет никого и это безопасно...
— Замётано, — неожиданно идут на уступки обычно несговорчивые сапоги.
— Это в общих интересах, — также соглашается и когда-то чёрный аспид, а ныне мой поясной ремень.
— Вот и прекрасно!
Проблем в трактире с болтливостью носимых вещей не возникает. Я рассчитываюсь с жадным до чужой наличности хозяином и забираю своего рысака. Продукты здесь сравнительно дешёвые, и купленного теперь должно хватить на несколько дней пути до страны единорогов.
Путешествие в седле, что, впрочем, ни удивительно, нравится сапогам больше пешей прогулки по каменистой дороге и те, пребывая в хорошем настроении, весь путь до гор дуэтом распевают похабные песенки. И как это ни странно, не без юмора.
Бесконечные просторы полей и лугов сменяет чаща глухого леса. И стоит только в неё углубиться, как впереди на тропе замечаю небольшую заварушку — четверо подозрительного вида бродяг лениво мутузят мелкого пятого. Тот молча принимает удары и даже не пытается позвать на помощь. Наверное, не надеясь на её приход в столь глухом, безлюдном месте. И хотя имеется значительный перевес по числу разбойников, я направляю Сивого прямо в кучу-малу. Конечно, не без плана на отступление в случае чего неприятного.
Завидев конного, бродяги оставляют жертву лежать, а сами молча перегруппируются, наверное, прикидывая шансы на новую поживу.
— Прочь с дороги! — Я пытаюсь взять инициативу в свои руки. Порою в таких ситуациях черни оказывается достаточно грозного окрика.
Но в этот раз не прокатывает. Наверное, лихие люди из опытных, и суровым видом их не испугаешь. Ситуация развивается в сторону незапланированной стычки, и я извлекаю свой боевой тесак.
— Чего, драться будем? — совсем ни к месту громко шепчут сапоги.
И только я хочу их приструнить, как замечаю ошалелые взгляды противников.
— Ты поаккуратней тесаком маши, нас не задень! — как ни в чём ни бывало напутствует на ратные подвиги моя же обувка.
И этого оказывается достаточно для победы.
— Колдовство! — истошно вопит кто-то из лихой братии, и бродяги, тут же позабыв о своей жертве и перспективе поживы, дружно кидаются в разные стороны. Чем меня нимало удивляют.
Тем временем жертва лесных бандитов «оживает» и пытается встать. Ошалело вертит головой, не в силах понять, откуда пришло спасение. Короткая стрижка, лицо прилично так разукрашено огромными синяками, отчего не очень понятно сколько спасённому лет — может, лет семнадцать, а может, и все двадцать. Наверняка сказать сложно — настолько он худ и грязен.
— Господин, век буду помнить вашу помощь! — наконец до парня доходит, кто его спас.
— Не благодари, это всё мои болтливые сапоги. — И я демонстрирую левый сапог.
Чем вызываю лёгкое смущение у спасенного. Тот несколько раз переводит недоуменный взгляд с сапога на меня и обратно на сапог. А обувка, как назло, помалкивает словно рыба в пруду. Видимо, бдит установленные мною границы и области. Но не буду же я посреди леса объяснять парню, что у меня сапоги разговаривают. Тот точно решит, что его спаситель того...
— Передайте, тогда, мою благодарность своим сапогам, — находится в непростой ситуации парень.
— Чего от тебя хотели-то? Ты не кажешься обладателем толстого кошелька или несметных сокровищ.
— Так и вы, господин, не кажетесь чересчур богатым. У вас даже слуги нет, — уходит от ответа парень. — Может, возьмёте меня своим слугой? Не пристало господину самому чистить свой камзол и сапоги...
Я задумываюсь. А что? Условием испытания предусматривалось оставление личных слуг в замке, а о вновь приобретённых ничего не говорилось. Что прямо не запрещено, то разрешено — решаю я.
— Тебя как зовут-то?
— Арад.
Я спрыгиваю с лошади и протягиваю руку для верноподданнического поцелуя.
— Арад, ты принят в услужение, — торжественно посвящаю парня в слуги. — Отныне, на щадя живота своего, ты должен служить мне верой и правдой.
— Замётано, — неожиданно легкомысленно отвечает новый слуга.
Заставляя меня задуматься — а правильно ли я поступил, взяв неизвестного парня себе в услужение? Да-а-а, уж...
— Господин, куда мы путь держим? — деловито интересуется неожиданно обретённый слуга.
— По ту сторону гор.
— А что вы забыли в Уникорнии? Там не привечают пришельцев с этой стороны, — удивляется Арад.
— Откуда информация?
— Да был я в этой Уникорнии. Дыра-дырой. Мой совет — туда не ездить.
— Тебя позабыли спросить, — ухмыляюсь я. — А сам-то, ориентируешься там?
— Легко.
— Вот и отлично. Поможешь, значит, в поисках.
— В поисках — чего?
— Гребня из рога единорога.
Распахнувшийся от удивления рот парня кажется очень удобным местом для заселения туда целого роя диких пчёл.
— Слышал о таком? — Реакция на простой вопрос уже о многом говорит.
— Да. Очень опасная вещь.
— С чего бы это? Давай, рассказывай.
И пока мы направляемся в сторону гор, Арад складно так рассказывает историю этой странной вещицы.
Единороги в Уникорнии водились во множестве. Только их никто никогда не видел. Но название страны, как бы, говорило само за себя. Поговаривали, что на древнем неведомом языке, коим владели лишь редкие знахари, оно и означало — Единорог.
Богатствам Уникорнии завидовали все соседи и не прочь были хотя бы малую толику оного отщипнуть. Но с единорогами, охранявшими Уникорнию, связываться опасались. Ведь всем хорошо известно, что эти животные очень сильны, дики и легко впадают в ярость, стоит только увидеть неподалёку чужака.
— Так их же никто не видел? — прерываю повествование Арада я. — Чего бояться-то?
— Вы, господин, тоже не видели гребень, но едете же за ним...
— Ну, это другое.
— Не обязательно самому всё видеть, достаточно послушать умных людей.
— Ладно, убедил. Давай, чеши дальше про уникорнийцев.
По странной прихоти божественных сил местный король не имел наследника, только две дочери скрашивали его высочайшую жизнь. Но чем старше становился король, тем более тяжкие были его думы — королевство нуждалось в приемнике — смелом, умном и добродетельном. Правда, придворная гадалка, говорила, что нет таких людей в подлунном мире. Есть только или смелые, или умные, а на счёт добродетельных она не уверена...
— Стоп! Это кто про подлунный мир говорил? — заслышав знакомую присказку, спрашиваю я.
— Придворная гадалка...
— А как её зовут? Случаем, не Морге?
— Нет. Марва.
— А сколько лет этой Мымре? Старая?
— Марва? Нет. Но в возрасте. А что?
— Да, так, ничего. Показалось. Продолжай.
В общем, король решил выдать старшую дочь замуж за смелого и умного. Был кинут клич...
— Стой, — снова прерываю я повествование, — Это когда было? Чего-то не припомню никакого клича. Я бы и сам подал заявку претендента на руку принцессы Уникорнии. Смелости и ума мне не занимать.
— Два года назад.
— Проклятый мажордом! Проворонил свадебного голубя. Приеду, казню...
— Господин... — Слуга ошарашено останавливается. — Так вы принц?
— Да. Из Примума.
— А направляетесь в Уникорнию за рукой младшей принцессы?
— Она тоже клич кинула? — интересуюсь неожиданно возникшими прекрасными перспективами я.
— Нет.
— А чего спрашиваешь тогда? Совсем, что ли? Давай, повествуй дальше...
На церемонию знакомства съехались принцы из самых разных королевств, и было и их так много, что пришлось даже ставить военные палатки во дворе дворца.
— Известное дело, — прокомментировал Арад, — Уникорния славилась богатством и просвещённостью.
Принцессе вряд ли кто мог позавидовать — выберешь одного, обидятся остальные, и, объединившись, могут даже объявить войну. А никого не выберешь, обидятся уже все вместе. Помогла сестре в непростой ситуации младшая принцесса — она предложила объявить сложное испытание, а победителю доставалась и умная принцесса, и полкоролевства Уникорнии в придачу.
— Что за испытание? — профессионально интересуюсь я.
— Поймать единорога.
— Постой. Насколько я слышал, единорога может поймать только девственница.
— Ну-у, типа того. На то и испытание, чтобы быть сложно выполнимым.
— И что? Кто поймал?
— Принц крови из Десертума...
Ани — так звали принца — при всей своей внешней грубости и неотёсанности оказался самой галантностью и добропорядочностью. Что конечно же никто не ожидал от рождённого в граничивших с Уникорнией обширных пустошах и пустынях.
Первое время избранник повсюду с собой носил маленькие плитки шоколада — сладости в Дессертуме издревле имели отменное качество. И Ани раздавал эти вкусности всем подряд. Отчего щедрого на подарки принца полюбили и придворные, и слуги, и даже простой народ. Только королевский осёл Пиф, по традиции пользовавшийся особым расположением, и которому разрешалось беспрепятственно шастать по всему дворцу, дессертумского гостя на дух не переносил и при каждой возможности старался его укусить. Придворные решили, что Пиф просто невзлюбил шоколад. Что же ещё ожидать от какого-то осла?
После пышной свадьбы принц Ани и молодая жена избрали своей резиденцией дворец в Уникорнии, чему все были только рады — так привечали и любили принцессу и её мужа.
Не прошло и полгода, как старый король окончательно решил отойти от государственных дел... Вернее сказать — настойчиво отошли. И привычные нравы дворца с некоторых пор стали стремительно меняться — постоянно появлялись новые люди, преимущественно самодовольные дессертумцы, а старые исчезали. Исчезали в буквальном смысле этого слова — без следа. Первым исчез осёл Пиф. И поначалу все решили, что он банально издох где-то в укромном уголке королевского сада. Но вслед за животным стали пропадать и люди. Кто-то пытался навести справки по исчезнувшим, но исчезал и сам. Также бесследно.
Когда у Дариады открылись глаза, королевство находилось под полным контролем нового правителя и его дессертумцев. Старого короля надёжно изолировали в покоях под охраной гвардейцев Дессертума. А жители пустынь обосновались уже повсюду — и во дворце, и в армии, и даже в королевской гвардии. Когда случалось пройтись по улицам столицы Уникорнии, казалось, что и простой народ теперь — это сплошь грубые и неотёсанные дессертумцы.
— Ха-ха! — не сдержавшись, смеюсь я, — Облапошили пустынники умных уникорнийцев по полной.
— Просто, никто не ожидал от Ани такой подлости. Первоначально казался приличным человеком. — Неожиданно обижается Арад.
— В том то и дело, что казался... Так, что с гребнем? — стараюсь направить течение занимательного рассказ в интересующее меня русло.
Перед тем как Ани начал осуществлять подлое проникновение дессертумцев в структуры Уникорнии, он подарил Мариаде гребень из рога пойманного единорога. И когда принцесса примерила подарок, то не захотела его больше снимать. Хотя, теперь-то уже понятно, что просто не могла...
— Убил единорога, что ли? — перебиваю слугу я.
— Нет. Отрезал рог. Тогда никто ничего не понял, но без рога, волшебное животное потеряло часть своих качеств. Раньше же единорогов не видели, и потому даже не предполагали, насколько благополучие и процветание Уникорнии зависит от них.
— А что Мариада?
— Она потеряла разум. Правда, этого поначалу никто не заметил. Принцесс во дворце всегда воспринимали этакими дурочками. Сказывалась давняя традиция Уникорнии, что светочем и опорой государства мог быть только мужчина. И потому влияние Ани после свадьбы оказалось столь безграничным.
— Каков счастливый конец этой «доброй» сказки?
— В Уникорнии теперь правит Ани и его дессертумцы, Мариада пропала вслед за остальными придворными, но про это никто в народе не знает. Младшая Дариада тайно покинула дворец и отправилась на поиски сестры. Я бы не советовал, господин, вам посещать Уникорнию. Нравы там теперь дикие.
— Да-а, уж. Нравоучительная история. И заставляет задуматься. Но без гребня мне не видать ни свадьбы, ни полкоролевства в придачу. Так что, продолжим путешествие в Уникорнию. А там поглядим что и как. — Подвожу черту под затянувшимся повествованием я.
Ночью на привале, когда новый слуга уже крепко спит, изрядно умаявшись за непростой для себя день, а я только-только начинаю проваливаться в сладостную негу, процесс засыпания прерывает заговорщицкий шёпот стоящих рядом сапог:
— Хозя-и-ин... Хозя-и-ин...
— Чего вам? — не открывая глаз, раздражённо отвечаю я.
— У левого/правого есть сомнения в новом слуге, — дружно отвечают сапоги.
— Какие сомнения?
— Что это парень.
— В смысле? — Я поворачиваюсь на бок и открываю глаза.
— Не мужского полу он.
— А какого же он тогда полу? — Вообще ничего не понимаю из намёков этой парочки, неожиданно заделавшейся конспирологами.
— Какого-какого, — раздражаются сапоги моей непонятливости, — Женского, конечно. И Аспид с нами согласен.
— Да, — коротко подтверждает тот отсылку на его экспертное мнение.
И тут я задумываюсь... Но лишь на некоторое время.
— А-а-а, прогон. Вы его лицо-то видели? Какое же оно женское. Оно всё в синяках. Не морочьте мне голову. И не мешайте спать... Идиоты.
Закрываю глаза и быстро засыпаю. Правда, как оказалось, с идиотами я слегка поспешил...
Поутру, вспомнив ночной разговор, я подзываю слугу.
— Кхм-м, Арад, слушай...
Тот внимает и готов исполнить любую прихоть господина. Я же немного тушуюсь — всё-таки не часто приходится удостоверять принадлежность мужчины к женскому сословию.
— Ты — женщина?
Подкрашенные синяками глаза слуги распахиваются дальше некуда, и в них я вижу отражение своей глуповатой физиономии. Да, уж-ж...
— Конечно, нет! — начинает возмущаться Арад.
И я верю в его искренность.
— Ну, что? — самодовольно спрашиваю у сапог.
— Это ещё ни о чём не говорит... — сконфузившись, тихо отвечают те.
— Так они и вправду разговаривают! — тут уже поражается Арад.
— Конечно. А чему тут удивляться? Никогда не видел говорящей обувки? — обижаются сапоги.
— Нет. Никогда.
— Так у нас ещё и пояс разговаривает, — по-свойски просвещают они слугу.
— Да, — коротко подтверждает неразговорчивый Аспид.
— И пояс!? — Удивлению Арада кажется нет предела.
И я начинаю беспокоиться за психическое здоровье своего слуги. Столько поразительных открытий с утра да по раньше.
Вдруг впереди у края дороги раздаётся громкий треск кустов.
— Медведь! — тут же забыв о разговаривающих сапогах, испуганно восклицает Арад.
— Дикий кабан! — забыв о слуге, радостно кричат сапоги.
— Да! — немногословно присоединяется к безумному хору Аспид.
И только я молчу и сохраняю выдержку, но на всякий случай достаю тесак. От медведя, конечно, вряд ли поможет, но с кабаном, наверное, справлюсь.
Кусты нещадно трещат, мои вещи и слуга орут, я жду страшного... Наконец ветви кустов раздвигаются, и появляется испуганная морда осла.
— Ой! — как-то по-бабски восклицает Арад.
— Ой, — совсем по-человечески повторяет за ним осёл.
— Ой! — вторят сапоги. — Он разговаривает!
— Они разговаривают! — ревёт осёл.
— Да! — не отстаёт в общем безумии Аспид.
— Харэ-е! — ору уже на всех вместе взятых я. — Что за сумасшедший дом!?
И все замолкают.
Осёл деловито вылазит из кустов и, подойдя к Араду, здоровается:
— Приветствую тебя, Дариада.
— Пиф? — Арад, словно увидав перед собою призрак, смотрит на осла открыв рот.
— Мы же говорили! — радостно голосят сапоги.
— Да! — Аспид тут как тут.
— Какая Дариада? — И только я ровным счётом ничего не понимаю в этом бедламе.
— Та самая, хозяин. Та самая, — ехидничают сапоги...
— Да!
…
— Рассказывай! — Я строго смотрю на Арада-Дариаду.
— Ну, да. Я принцесса. — Под тяжестью улик разводит руками слуга... Или уже не слуга?
— Но как же так!? — пораженно восклицаю, уязвлённый в самое сердце чёрной неблагодарностью от спасённой мною принцессы, — Ты ж меня обманул... -ла! Сказал... -ла, что ты не женщина.
— Здесь нет никакого обмана — я и не женщина... Пока. — Как-то слишком спокойно пожимает плечиками принцесса-поканеженщина.
— Кхм-м, — смущаюсь я. И чтобы уйти от разговора на слишком пикантную тему, перевожу взгляд на подозрительно болтливого осла Пифа.
— Ты как это так разговариваешь? Никогда не слыхал, чтобы ослы разговаривали!
— Тоже самое могу адресовать твоим странным и чересчур разговорчивым сапогам, — как-то уж очень фамильярно отвечает мне Пиф. Хотя... Что с него взять — это же осёл, хотя и придворный.
И стоит признать, среди придворных Примума болтливых ослов тоже предостаточно, пускай и не таких эталонных.
— Мы тоже впервые слышим. Взять, хотя бы, нашего коня Сивого — тот же помалкивает! — по привычке встревает в разговор моя обувка.
— А я и не знала, что Пиф умеет говорить! — Вслед за остальными способностям осла удивляется и Дариада.
— Это всё король Дендрариад третий, — охотно поясняет Пиф, — Уж очень он хотел знать, о чём разговаривают придворные.
— Так ты подслушивал?! — гневно восклицает Дариада.
— Что сразу — подслушивал? — обижается Пиф, — Просто не затыкал уши, когда придворные плели интриги и тайные государственные заговоры. Сама же знаешь, какой король подозрительный. И не мудрено. Помня судьбу его отца Керкуса второго...
— А что с ним приключилось? — интересуюсь залежалыми сплетнями от двора Уникорнии.
— Что-что? — недовольно бурчит Пиф. — По традиции отравили прямо на пиру, когда пили за здравие короля,
— Кто отравил?
— Знамо кто — Дендрариад и отравил.
— Король?
— Ну, положим, тогда ещё не король, а кронпринц.
— А смысл, если он и так — крон?
— Наверное, традиция, — уклончиво отвечает Пиф. Видимо, осёл не сильно разбирается в хитросплетениях правил престолонаследия Уникорнии.
Мне остаётся только удивляться такой примитивной прямолинейности единорожцев. У нас в Примуме с этим всё гораздо сложнее и замысловатей. Яды — не наш стиль.
— А когда ты научился разговаривать? — спрашивает Дариада. — Я же тебя ещё милым ослёнком помню. И тогда ты точно ничего не соображал, не то что говорить. Всё морковку выпрашивал.
Пиф, если бы умел краснеть, то залился румянцем по всей ослиной морде.
— Помнишь, при дворе жил один хитрый богослов? Так вот, твой отец ему хорошо заплатил, чтобы тот научил меня разговаривать... Тот и научил.
Последние слова Пиф произносит заметно скривившись. Видимо, процесс научения человеческому языку до сих пор отдаётся резкой болью в его рёбрах.
— Но как ты здесь оказался? — продолжает расспрашивать Дариада.
— Шёл-шёл... И пришёл, — не слишком информативно отвечает Пиф. Наверное, ему есть что скрывать.
— Но ты же пропал из дворца?
— Конечно пропал. Если помнишь те времена — если сам себя не пропадёшь, то грубые пустынники с радостью помогут тебе в этом деле. А им такие серьёзные мероприятия доверять ни в коем случае нельзя... Вот я в одну из тёмных ночей и пропал... — несколько многословно делится своей историей осёл. — Мне же Дендрариад все уши прожужжал — хочу знать каждый шаг принца Ани. А тот-то далеко не дурак оказался, хотя внешне — дубина дубиной, неотёсанная. Он как-то уж слишком быстро вычислил мой тайный статус. Даже не знаю как. Но морковка, которую он мне подсунул вместо шоколадки, оказалась отравленной. Я тогда от греха подальше и пропал...
— Бедненький, — жалеет королевского тайного осведомителя Дариада.
— Что-нибудь слышал о гребне рога единорога? — Вмешиваюсь в семейные истории я и начинаю опрос свидетелей по актуальному для себя вопросу.
— Мариаде принц дарил после свадьбы. Дальнейший его путь для меня сокрыт мраком...
— Про сестру ничего не слышал? — спрашивает осла Дариада.
— Нет. Во дворце, наверное, пирует с мужем-негодяем.
— Нет её во дворце. Пропала...
— Сама? — со знанием дела интересуется осёл.
— Не знаю. Ани сказал, что не хочет выходить из покоев, приболела. Но я смогла через окно к ней залезть. И её там не было.
— В окно? Но там же очень высоко! — не на шутку поражается Пиф.
— А-а, — пренебрежительно машет рукой, как оказалось, весьма бойкая принцесса.
— Ладно, зря теряем время. Мне пора в дорогу. — Я решаю закончить обмен воспоминаниями. — Меня ждёт принцесса с полкоролевством в придачу.
— А я? — спрашивает слуга-принцесса.
— Ты, как хочешь. Не можешь же ты теперь быть моим слугой.
— Почему? — наивно удивляется Дариада.
— Ну, как же. Ты — женщина, принцесса, — перечисляю я только на данный момент ставшие явными её недостатки. А что там ещё скрывает она за пазухой, сам чёрт не разберёт.
— Ах, ты! — обижается Дариада и отворачивается.
— А, я? — спрашивает уже осёл.
— Что — ты? Слугой моим хочешь быть?
— А что? Я могу. Кормить будешь?
И я задумываюсь. Осёл? Слугой? А что люди скажут? Принц с ослом — слугой! Прощай авторитет и уважение...
— Не-е, — категорически отметаю любые претензии абы кого на получение высокого звания слуги принца Примума.
— Если поможешь найти Мариаду, я выйду за тебя за муж! — неожиданно предлагает Дариада.
Я буквально впадаю в ступор — жениться на бывшем слуге!?
— А что? — неожиданно встревают сапоги, — Отличная будет пара. Совсем как мы!
— Цыц, малявки! — Затыкаю сапогам рот, или чем они там разговаривают. И обращаюсь к Дариаде, — Ты это пошутила, что ли?
— Нет. Слово принцессы! — клянётся в серьезности намерений бывшая слуга.
— Давай-ка, я сперва выполню задание, а там видно будет. — Отвечаю неопределённо, так как ещё сам не определился с этим, творящимся все последние дни, бардаком.
Дариада опять надулась. Наверное, в представлении любой «принцессы» — её рука и сердце для каждого встречного поперечного вожделенный драгоценный приз. Но зачем мне это «добро» от королевства, на троне которого сидит узурпатор? И ни абы какой, а легко вычисливший в обычном с виду осле коварного акустика и соглядатая.
— Постой... — Вдруг светлеет ликом в синяках Дариада. — Тебе же нужен будет проводник по Уникорнии?
— Ну, да... — Но я пока не вижу поводов для её радости.
— Я могу быть твоим проводником! — восклицает принцесса, — Уникорния для меня как пять пальцев.
— А я-а? А я-а? — волнуется Пиф, наблюдая, как свободные вакансии в моей экспедиции быстро заполняются.
С сомнением смотрю на осла. Вот куда его пристроить? Хотя... Перевожу взгляд на только что обретённого проводника в лице принцессы. Я-то на быстром скакуне, а ей за мной бежать вприпрыжку, что ли?
— Замётано. Будем использовать тебя в качестве перевалочного транспорта, — быстро решаю я.
— Как это? — кривится Пиф. — Тяжести таскать? У меня подлопаточная грыжа.
— Будешь ездовым ослом. Как это смешно ни звучит. Твоя задача — возить принцессу и не отставать от меня.
— А в тебе сколько будет бутов? — Пиф, вживаясь в роль ездового осла, с сомнением оценивает субтильную фигуру принцессы на вес.
— Двадцать три мута.
— Я согласен. — Сразу же веселеет Пиф. — Мут это не бут...
Быстро свернув бивак, мы выдвигаемся в Уникорнию. Впереди я на бравом коне, следом принцесса на осле. И что-то мне эта эпическая картина напоминает. Только вот что? Нечто настолько давно прочитанное, что ныне надёжно забытое...
Мои сапоги, как всегда, радуются конной прогулке и распевают песни, только репертуар в связи с присутствием принцессы кардинально меняется — что-то там про ясноглазую красотку, что сидит у оконца и ждёт суженного да ряженного, который спутался на чужбине...
Пиф показательно изнемогает под легковесной принцессой. Дариада же что-то напряжённо обдумывает, не замечая страданий своего «скакуна».
— А я предлагал... — бурчит Пиф.
— Что предлагал? — Путь долог, вокруг лишь дикий лес и унылая дорога, и от нечего делать я вступаю в диалог с недовольным ездовым ослом.
— Предлагал не завтракать.
— А-а-а. Что, ноша непомерная? — ухмыляюсь я.
— Какая-какая ноша? — Сразу же вынырнув из тайн женских грёз, сурово смотрит на меня принцесса.
— У Пифа спроси, — ловко перевожу грозное внимание Дариады на осла.
— А чё я? Я ни чё, — юлит хитрый Пиф. — Иду, тружусь, пока все прохлаждаются. Но завтрак могли бы и пропустить.
— Так может нам ещё и не обедать? — ехидничаю я.
— Так вы ещё и обедать собрались?! — начинает искренне возмущаться сварливый осёл. — Достаточно и одного ужина. Переедание вредно как для организма носимого, так и для остеохондроза носителя...
Так, периодически вступая в перепалки с ездовым ослом, мы дружной компанией продвигались к цели.
— Всё. Я устал. Давайте передохнём. — Окончательно выбивается из сил Пиф.
Что, впрочем, неудивительно — лес неожиданно закончился, и мы теперь двигаемся по круто уходящей вверх каменистой тропе. Я думаю, и мой Сивый не прочь напроситься на привал, только способностью говорить его природа обделила. А судьба не свела с умным богословом.
— Согласен. Можно и передохнуть, перекусить...
— Что-о?! — Тут же взбрыкивает вздорный осёл. — Идём дальше, я ещё полон сил и энергии!
— Привал. — Неумолимо ставлю точку в начавшейся было перепалке.
Принцесса спешившись незаметно исчезает за ближайшей каменной грудой. И я, пользуясь случаем, также отхожу в сторону.
— Эй-эй! Поаккуратней! — кричат сапоги, — Нас не забрызгай!
— Не переживайте, я снайпер...
Когда возвращаюсь, Пиф лежит на боку и показательно тяжело дышит. Видимо, надеясь на чувство сострадания и переход принцессы на праноедение. Напрасные старания!
Я достаю из поклажи продукты и понимаю, что не стоит слишком уж затягивать путешествие по пустынным и диким местам. Трактир на перевале нам бы совсем не помешал.
— Эй, а она не слишком ли задерживается? — Наконец до меня доходит ставшее подозрительно долгим отсутствие принцессы.
По смыслу своего положения принцессы как бы и не нуждаются в слишком уж продолжительной уединённости. Пиф поднимает голову, профессионально прислушивается.
— Ничего не слышу.
— Пиф, со мной. Сивый, охраняй бивак, — командую я и направляюсь по следу пропавшей.
Иду... Иду... Только камни во всём их диком разнообразии кругом, и ни малейшего намёка на принцессу.
— Пиф, что с акустикой?
— Ничего не слышу. Только ветер завывает.
Проклятье! Я оглядываюсь. Куда она могла подеваться? Слева и справа уходящие ввысь скалы, на которые без надлежащего снаряжения не залезть. Как бы ловко принцесса не умела взбираться по этажам дворца. Это какой-то просто злоедучий холодец!
— И куда она могла подеваться? — задаюсь в никуда риторическим вопросом. — Неужто гномы утащили в свои подземелья?
Горные пики сурово молчат в ответ, зато отвечает Пиф:
— Гномов здесь нет!
И в его ослином голосе столько категоричности, что для проформы интересуюсь его самонадеянной уверенностью:
— Ты почему это так уверен?
— Здесь обитают крылатые варлы.
— Это ещё кто такие? Летучие мыши, что ли?
— Хуже — летучие люди.
— И чем это нам грозит?
— Как и все люди — могут съесть.
— Да-а? — Не могу скрыть удивления.
Хотя... И чему тут удивляться, помня меню колдуньи Морге. Но вот человек ли она? Женщина — это точно, а вот на счёт людской породы не уверен.
— Думаешь, утащили принцессу на праздничный обед? — спрашиваю всезнающего осла.
— Скорее всего. Если бы растерзал пещерный медведь, остались бы кровавые ошмётки. Повсюду...
— И то верно, — соглашаюсь с неожиданно умным ослом. — Где тогда искать Дару?
— Надо лезть в горы. — Делает паузу... И многозначительно добавляет, — Или подождать...
— А чего ждать... — Не успеваю договорить начатую фразу, как раздаётся громкое хлопанье крыльев, и на нас падает тень... Огромная тень!
Полёт в качестве глупой добычи мне совсем не понравился. Крутило, вертело, ноги болтались на ветру, как какие-то два малых штандарта, так ещё и сапоги стали подозрительно тесными. Периодически в поле зрения вместо горных пиков попадала искаженная ужасом морда Пифа с выпученными глазами. Судя по всему, он что-то орал в голос, но свистящий у меня в ушах ветер не позволял ничего расслышать. А может мешал мой собственный крик: А-а-а-а! — глуша любые сопутствующие звуки.
С аккуратным приземлением «гостей» никто заморачиваться не стал — нас с Пифом просто сбросили с порядочной высоты на каменистое плато. Ладно хоть удалось обойтись без переломов, одним большим ушибом по всему телу.
Пока я отлёживаюсь после удара о камни, рядом постанывает Пиф.
— Встать! Чего разлеглись?!
Я открываю глаза, чтобы глянуть — кто там такой умный выискался. «Умным» оказывается огромный мужик в чёрных кожаных брюках. Оплетённый мускулатурой обнажённый торс не оставляет и доли сомнения в просто чудовищной силе его обладателя. Черепушка абсолютно лысая, а всё лицо густо покрыто охрой. За спиной ввысь устремлены два огромных вороных крыла. Честно говоря, варлов я вижу впервые, и как-то даже не приходилось раньше о них слышать. Конечно, хотелось бы и дальше оставаться в таком же неведении. Но Судьба — та ещё сволочная Хозяйка...
Неожиданно меня хватают за шиворот, как тряпку встряхивают и затем ставят на ноги.
— Спасибо за заботу. — Я стараюсь быть максимально вежливым в этой агрессивно недружелюбной среде.
И с моей стороны это не просто аванс — Пифа поднимают на ноги пинками.
— Я бы попросил... — начинает возмущаться сварливый осёл.
И тишина ему служит ответом.
Вокруг нас стоит десяток крылатых варлов, и все мужского пола. Хотя... О варловских женщинах я не имею ни малейшего представления. Может, они ничем и не отличаются от местных мужиков.
— Он что, разговаривает? — удивление в голосе одного из варлов ничуть не наигранно.
— А неча было пинать! — огрызается осёл.
Местные собираются гуртом и что-то между собой активно судачат. Поднятые вверх крылья при этом нервно трепещут оконечными перьями.
— Хозяин... Хозяин... — заговорщицки шепчут сапоги.
— Ну, что ещё?
— А это мы где?
— Вы что, проспали полёт?
— Там так болтало... Боялись, что свалимся с ног.
И тут я понимаю, что опять стало тихо как в гробу...
Все варлы, как один, смотрят на мои сапоги. А когда их взоры с сапогов перемещаются на меня, в глазах легко читается осуждение.
— Господа, я тут ни при чём! — Спешно пытаюсь разрушить неожиданно возникшую между нами стену непонимания.
— Колдун? — сурово спрашивает варл, который до того интересовался, чего это я возлежу после падения с огромной высоты.
— Ни единым разом. — Как могу, открещиваюсь от обвинения в приверженности чёрной магии.
— А чего это твои осёл с сапогами разговаривают?
— Осёл не мой. Сапоги мои, но за их базар я не отвечаю.
Варлы снова между собой что-то гыр-гыркают.
— Не могли помолчать? — зло спрашиваю у сапогов я. — Мне ещё костра на вершине мира не хватало!
— Съедят, — со знанием дела комментирует варловский совет Пиф.
— Кого?
— Тебя, естественно. Никогда не слыхал, чтобы варлы харчевались ослами.
— А сапоги?
— Чего — сапоги?
— Сапоги в рацион варлов входят? — с напряжением в голосе вопрошает обувка.
— По-моему, нет.
— Это хорошо. А то, нас уже однажды съедали! — радуются сапоги, эгоистически позабыв о своём хозяине.
Совет варлов быстро завершается. И нас с Пифом уже пешим порядком ведут по едва заметной каменистой тропке вглубь горной цепи...
— Дара! — завидев принцессу в целости и сохранности, радуюсь я.
— Принц! — Принцесса бросается мне на шею.
— Пиф! — Ласково треплет того по холке.
— Сапоги! — А вот обувке от принцессы достаётся только доброе слово. Если слово — сапоги, позволительно называть добрым.
Этакий счастливый сказочный конец... Но это далеко не конец.
Поселение варлов, куда нас доставили, представляет собою несколько десятков разбросанных по горному плато каменных сооружений. Домами — эти странные творения криворукого архитектора язык не поворачивается называть. Скорее груда камней, кое-как сформированная в виде некого творения рук... Но нечеловеческих. Как и сами варлы, каменные груды выглядят мощными и приземистыми. Удивляет, правда, полное отсутствие окон и дверей. Этакие небольшие крепости, собирающиеся выдержать длительную осаду диких орд. Правда, куда быть ещё более диким чем сами варлы?
— Ты цела? — интересуюсь у принцессы.
Та кивает — типа, жива-здорова.
— А не в курсе, чего нас сюда притащили? — пытаюсь разузнать у неё, какая культурная программа ожидает нас всех.
Но Дариада лишь пожимает плечами.
Тут сопровождающие варлы подталкивают меня в спину, завершая короткое свидание с принцессой.
По поселению мы с Пифом идём совсем недолго. А когда оказываемся прямо в центре среди каменных построек, пред нами предстаёт, судя по напыщенному виду и золотому обручу на голове местный царёк.
— Кто? — задаёт он короткий вопрос нашим сопровождающим.
— Колдун, говорящие сапоги и осёл.
— Что — «и осёл»? — переспрашивает царёк, с интересом рассматривая мою обувку.
Чем смущает стоящего у меня за спиной бугая. Тот чешет толстую шею, о чём-то напряжённо размышляет. Его крылья напряженно вздрагивают. Наконец варл выдаёт:
— Осёл тоже... Того... Говорит. Как человек.
Царёк переводит взор с моих сапог на Пифа:
— Осёл. Ну-ка... Чего-нибудь скажи.
— Что значит — ну-ка? — по привычке возмущается ранимый на хамство осёл.
— Ха-ха-ха! — совершенно неожиданно начинает хохотать царёк. — Какой умный осёл!
— Что будем с пленниками? — спрашивает тугодум-варл.
— Девчонку за красоту, осла за ум, сапоги за необычность — съедим, — подумав, объявляет свой вердикт царёк. — А парня можно скинуть со скалы. Пускай полетает. Ха-ха-ха!
А царёк-то, оказывается смешливый — делаю я вывод.
— Что значит — осла съедим? — без должного пиетета переспрашивает местное Его Высочество Пиф.
— Мы варлы, уважаем неординарных людей... — Его высочество задумывается, глядя на осла, — Хм-м-м... И ослов... Хм-м-м... И сапоги... А чтобы перенять лучшие или необычные качества понравившегося нам человека... Осла... Сапогов... Мы его... Их... Съедаем.
Во как! Даже и не знаю — хорошо ли это или плохо, что я совсем не понравился варловскому царю...
Полностью книга выложена на Литрес.