Глава 123
Карл I назначил своего сына, пятнадцатилетнего Карла, принца Уэльского, генералиссимусом и поручил ему двинуться со своим отрядом на запад.
Молодому генералиссимусу противостояли умелые полководцы, Ферфакс с пешей армией и Кромвель с конницей.
Кромвель одерживал победы, Король высказал недвусмысленное желание, чтобы с ним было покончено, тогда как парламент хотел бы иметь двух Кромвелей, одного – чтобы возглавлять конницу, другого – чтобы возглавлять военный комитет и прочие важные комитеты парламента.
После многочисленных сражений Король остался совершенно разбитым, потерял свою армию.
Мордаунт спросил Кромвеля, когда же Король будет казнён?
— Он всё ещё остаётся Королём Англии и в этом смысле неподсуден парламенту, — ответил Кромвель.
— Да что вы все так преклоняетесь перед ним? — вспылил Мордаунт. — Вы простите ему даже преступление против нации, против каждого из вас персонально?
— Вы говорите о вещах, которые не доказаны, а имеются лишь в вашем предположении, — возразил Кромвель. — Мы оба с вами знаем, что Король не задумываясь отправил бы всех нас на виселицу, но это лишь предположения. Доказательств нет.
— Но вы же их не искали! — возмутился Мордаунт. — В вашей власти изъять весь архив его документов и поискать в нём хорошенько!
— Если мы найдём там личные письма, мы не имеем никакого морального права не только оглашать их в парламенте, но и читать, — возразил Кромвель. — Частная жизнь Короля священна.
— Частная жизнь изменника нации не священна, она подлежит детальному расследованию! — возразил Мордаунт. — Что если вы обнаружите в его переписке указание на то, что он собирался предать интересы страны?
— Сейчас не время разбирать его обильную переписку, ведь на это уйдут месяцы! — попытался возражать Кромвель.
— Поручите это дело мне, милорд! — воскликнул Мордаунт. — Я быстро найду то, что нам требуется!
— Вы знаете, что я всегда поддерживал ваши инициативы, — согласился Кромвель. — И до сих пор мне не приходилось в этом разочаровываться. Вы просите меня о такой малости, что я не могу вам отказать. Если вы найдёте то, что изобличит Короля как изменника, я добьюсь чтения этих писем в парламенте.
Через неделю в нижней палате были оглашены письма, найденные в архивах Карла I. Они неопровержимо доказывали, что Король не собирался выполнять никаких соглашений, вступал в переговоры только для того, чтобы выиграть время, что он не прекращая вёл переговоры с Францией, Испанией, Ирландией, просил помощи даже у Папы Римского, искал возможностей получения займов под любые проценты, чтобы набрать новую более сильную армию и разгромить войска собственной страны. Почерк писем изобличал руку Карла I.
Толпа бушевала. Никто не задал себе некоторые вопросы, которые напрашивались сами собой.
Во-первых, по какой причине письма, которые должны были быть отправлены, хранились в архиве Короля?
Во-вторых, если это были черновики, для чего их было подписывать? Для чего их было оформлять как подлинные письма?
В-третьих, если это были черновики, то почему он считал черновиками письма, в которых не было помарок, и которые были надлежащим образом подписаны?
В-четвертых, разве Короли пишут письма собственноручно, а тем более – копии? Разве недостаточно продиктовать текст письма секретарю, поставив под ним лишь собственную подпись? Неужели Королю больше было нечем заняться, нежели писать, и тем более переписывать собственные письма собственноручно?
Во-пятых, с какой целью Король хранил в собственном архиве подобные письма, изобличающие его?
В-шестых, нелишне было бы предъявить Королю эти письма и спросить его, признаёт ли он, что эти письма написаны им собственноручно? А если бы Король отверг эти письма как подложные, то у кого хватило бы наглости продолжать утверждать об их подлинности?
Я полагаю, что причина того, что парламент постеснялся обсудить эти вопросы с Королём, были в том, что все депутаты понимали, что действуют неэтично. Для того, чтобы обсуждать с Королём эти письма, вначале следовало признаться о том, что была не только изъяты личные архивы, но и прочтена переписка, частный характер которой не вызывал сомнений, и, кроме того, это чтение состоялось публично!
Понимая всю неэтичность своих поступков, парламент предпочёл усугубить эту неэтичность, проигнорировав возможность обсудить эти документы с Королём и внести в них ясность, предпочитая обсуждать документы в отсутствие предполагаемого автора, делать выводы, не давая возможности Королю оправдаться. Ведь нельзя же исключить, что даже в том случае, если Король собственноручно написал и подписал эти письма, он всё же не собирался их отправлять, а писал их попросту для того, чтобы поразмышлять о такой возможности, в форме дневников в эпистолярном жанре, но в конце концов отказался от идеи их отправлять! В этом случае такие письма не изобличали в нём изменника.
Впрочем, я знаю, что Король, действительно, искал помощи везде, где только мог, что он, действительно, готов был воевать с собственным королевством, и, действительно, не собирался выполнять обещания в каких-либо соглашениях.
Но я не могу поручиться, что доказательства, представленные в парламент, не были сфабрикованы.
Я продолжаю верить в то, что Король Карл I был не настолько безумен, чтобы хранить в своём архиве столь опасные письма, изобличающие его. Я сохраняю за собой право на это убеждение. Я слишком хорошо знаю, что любой документ можно подделать. Всякий документ изготавливается людьми, а то, что сделали одни люди, могут сделать и другие люди. То, что один человек делает механически, не задумываясь, другой при наличии определённого таланта и практики может сделать с большими усилиями, но весьма эффективно. Примером тому служит один человек, о котором я расскажу позже, который с таким совершенством изучил почерк собственного брата, что документы, написанные им, не отличил от подлинных ни один почерковед. Да и кто такой, в конце концов, почерковед? Специалист по особенностям почерка? Если подобный специалист возьмётся подделать подпись, он учтёт все те тонкости, которым учит его искусство. Итак, я не берусь утверждать, что письма, оглашённые в парламенте, были написаны Карлом I.
Итак, чтение этих документов показало, что Король ни в грош не ставит ни свой народ, ни свой парламент, ни свой долг государя. Переговоры с выработкой соглашений, которые Король не собирался выполнять, были оскорблением. Переговоры с Королями иностранных держав о военной помощи против собственной армии и на территории собственного государства были государственной изменой. О заключении мира с Королём уже никто не помышлял. Восставший народ и мятежный парламент думали теперь лишь об одном – о полной победе над Карлом I. Он должен был быть побеждён, унижен, поставлен на колени и наказан по всей строгости закона. Но не того закона, согласно которому воля Короля и есть закон, а согласно которому законом является решение парламента.
Теперь если кто и воевал на стороне Короля, то лишь всякий сброд, горящий жаждой грабежа, насилия, лёгкого обогащения, потребностью в острых ощущениях и, быть может, желанием кому-то отомстить. Королевская армия состояла из лиц, обладающих беспримерной наглостью, безответственностью, бесцеремонностью, жестокостью и беспечностью. Они не имели ни малейшего понятия о воинской дисциплине, их целью был лишь грабёж и притеснения тех жителей, кому не посчастливилось оказаться на занятой ими территории, пусть даже весьма временно.
В армии Ферфакса и Кромвеля ситуация была противоположной. Их солдаты были дисциплинированы, они не мародёрствовали, не совершали насилия, не грабили граждан своей страны, были спаяны единой верой и в свободное время хором распевали псалмы, а также молились о победе над ненавистным врагом.
Между тем Король, понимавший, что дело его проиграно, не отказывал себе в простых удовольствиях. Он воспользовался гостеприимством маркиза Уорстера в замке Рагланд, где проводил время в увеселении, охоте, пирах, пока его пятнадцатилетний сын вёл сражения на поле брани.
Конечно, пятнадцатилетнему генералиссимусу трудно было устоять в этих условиях. Вскоре ему пришлось сдать Бристоль, что шокировало Короля.
Король писал в Оксфорд одно письмо за другим, требуя, чтобы у Руперта отобрали патент на командование кавалерией. Поразмыслив, он также потребовал, чтобы губернатора Оксфорда отрешили от до должности лишь за то, что он дружен с Рупертом. В следующем письме он уже потребовал, чтобы губернатора и его племянника арестовали, а поразмыслив, сделал весьма показательную приписку: «Скажите моему сыну, что самая его гибель не причинила бы мне такого огорчения, как низкий поступок, подобный капитуляции Бристоля».
Я лишь напомню, что это Король писал о своём пятнадцатилетнем сыне, которого перед тем сделал генералиссимусом.
(Продолжение следует)