Мемуары Арамиса Часть 121

Вадим Жмудь
Глава 121

Описание того, как Карл I вёл войну с собственным народом, защищая свою личную власть, которую утратил вследствие постепенных уступок парламенту, сделанных от нерешительности и Бог весть ещё по каким причинам, заняло бы слишком много места, а я ведь пишу собственные воспоминания лишь о событиях, в которых принимал участие, изредка отклоняясь от такого изложения для того, чтобы крайне схематично очертить общую ситуацию, чтобы читателю было проще понять и ощутить время и место действия, хотя, как я уже отмечал, я не думаю, что эти воспоминания увидят своего читателя. Я ведь пишу их для себя, на случай, если что-нибудь позабуду, а также для того, чтобы разгрузить свою память.
Я уже подумал было завершить описание дел в Англии и вернуться к нашим делам во Франции, но как же тогда объяснить появление у нас во Франции супруги Короля Карла I и родной тётки нашего Короля Людовика XIV, если не рассказом о причинах, заставивших её покинуть своего супруга и Короля и искать убежища на своей родине?
В те времена, о которых я пишу, Оливер Кромвель был генерал-лейтенантом, его личные качества вознесли его уже почти на самую вершину власти, поскольку в парламенте он возглавлял важнейшие комитеты, а в армии руководил конницей, так что вёл он себя как генерал, каковым уже и являлся. Его положение досталось ему вследствие чрезвычайного доверия к нему восставшей против своего монарха нации, но оставались ещё лорды, заседающие в верхней палате, которые понимали, что если завтра Король будет смещён, послезавтра народ может сместить и их самих. В нём, в Короле они продолжали видеть источник своей власти и силы, и поэтому их борьба против Карла I происходила с оглядкой. Иными словами, они не желали окончательной победы в этой борьбе, и Кромвель видел это и осознавал.
Война между пуританами, обратившими своё оружие против Короля и войском Карла I, набранном из ирландцев, шотландцев и тех, кто по тем или иным причинам его всё ещё поддерживал, происходила с переменным успехом.
Лорд-генерал Манчестер как-то в сердцах высказался Кромвелю, что война, которую они ведут против Короля, не имеет никаких перспектив. Он заявил, что даже в случае полной победы над Королём эта победа останется лишь временной, тогда как любая победа Короля будет окончательной, поскольку Король остаётся Королём, законным правителем государства, а все прочие – всего лишь его подданные, тогда как все противостоящая ему армия может рассматриваться лишь как армия мятежников, а её руководители как государственные преступники. В случае победы Король может их всех повесить, а всех прочих, разорить и сделать рабами до конца их жизни.
Манчестер попросту хотел выговориться, высказать свои сомнения и, быть может, услышать аргументы, которые бы рисовали ситуацию не в столь неприглядном свете. Он сказал это по-дружески, как соратник соратнику, несмотря на высокую сословную разницу между ним и Кромвелем.
Но Кромвель усмотрел в этой речи иное. Он решил, что, говоря о непреложности королевской власти и превосходства надо всеми прочими подданными, Лорд-генерал также намекает на непреложность превосходства лордов над всеми прочими дворянами, как и на превосходство дворян над мещанами. Ему этот разговор не понравился, поэтому он не стал переубеждать Манчестера, заявив лишь, что с таким убеждением впору было не брать в руки оружие вовсе, и что человеку с такими взглядами не стоит сражаться, а тем более возглавлять армию, а впору идти и сдаваться на милость противника, не откладывая это ни на минуту, чтобы не увеличивать свою вину перед тем, кого заранее считаешь победителем в любом случае. Манчестер пожал плечами и забыл об этом разговоре, как о незначительном обмене мнениями.
Но Кромвель этого разговора не забыл. На основании сказанных слов он составил обвинительный акт против лорда-генерала Манчестера, в котором обвинил его в пораженческих настроениях и, следовательно, во всех неудачах, произошедших во всех предыдущих сражениях. Этот обвинительный акт он зачитал в палате общин. В нём он процитировал эти самые слова Манчестера, сообщив удивлённым слушателем, что войсками руководит генерал, не желающий им победы.
Палата общин осудила позицию Манчестера, но не приняла никакого решения по этому делу, поэтому Манчестер выступил с ответными обвинениями в палате лордов. Он объявил Кромвеля в неповиновении и возложил вину за поражения на него. Также он объявил, что Кромвель ненавидит шотландцев, а в свои войска набирает, в основном, индепендентов, ненавидящих аристократию. Он припомнил, что как-то Кромвель предложил ему отказаться от графского титула, из чего сделал вывод о том, что лейтенант мечтает добиться того, чтобы в Англии вовсе не осталось аристократов. Далее последовали обвинения в сочувствии к секстантам и мистикам, а, кроме того, Манчестер добавил, что Кромвель грозился застрелить Короля, если он встанет у него на пути.
Армия, состоявшая преимущественно шотландских наёмников, воевала вяло, поскольку в ней имелось явное многоначалие, что мешало эффективному управлению ей. Лорды Манчестер и Эссекс не доверяли Кромвелю, сам же Кромвель полагал, что мог бы справиться с задачей даже без их помощи, а лишь с помощью своих кавалеристов, если бы действовал более решительно и не вынужден был согласовывать с лордами каждый свой шаг. Все устали от войны и хотели мира, но Король не желал уступать в мирных соглашениях ни на йоту, он желал сохранить за собой абсолютную власть так, как если бы за все эти годы в Англии ничего не произошло, не понимая, что прошлое безвозвратно ушло и его уже невозможно вернуть, поскольку нация и обе палаты парламента почувствовали свою силу и вошли во вкус участия в управлении страной, а, кроме того, соглашение на условиях Короля означало бы гибель всех, кто участвовал в мятеже против него.
Кромвель выступил в нижней палате, призывая ускорить и усилить военные действия, указывая на то, что содержание армии дорого обходится гражданам, поэтому оно не должно затягиваться, страну спасёт только стремительная и полная победа над Королём. Нижняя палата поддерживала его, тогда как верхняя палата, палата лордов, разумеется, поддерживала интересы лордов.
Пресвитерианин Цуш Тейт предложил принять акт о добровольном отречении от службы, согласно которому членам парламента запрещалось бы занимать руководящие посты в армии и в гражданском управлении страной. Это означало, что каждый из тех, кто эти посты совмещает с членством в парламенте, должен был бы либо выйти из парламента, либо добровольно отказаться от этих постов. Суть была в том, что служащие, как армейские, так и гражданские, должны были подчиняться парламенту, вместо того, чтобы, входя в него, влиять на те указания, которые сами же себе и формировали. Предложение было настолько неожиданным, что никто не нашёл никаких аргументов для того, чтобы ему возразить, оно было принято в общих чертах и ожидало одобрения обеих палат. Противники Кромвеля думали, что таким путём можно будет его приструнить. Но Кромвель не боялся ухода с любого из занимаемых им постов, поэтому он горячо поддержал это предложение. Важной идеей этого акта было то, что каждому члену парламента предлагалось самому определиться, какую должность сохранить за собой, а от какой отречься.
Тут Мордаунт подсказал Кромвелю одну идею, которую затем по его указанию высказал один из сторонников.
— Господа! — сказал он. — Каждое дело, которое решает парламент, проходит две стадии. Сначала оно должно получить одобрение нижней палаты, затем – верхней палаты. Но в верхней палате заседают лорды, отстаивающие свои интересы, и только. Ни один указ, ущемляющий их права хотя бы на йоту, не пройдёт. Мы убедились в этом на примере Акта о добровольном отречении от службы. Получается, что здесь, в нижней палате, мы попросту напрасно теряем время. Мы обсуждаем, голосуем, принимаем акты и законы, а верхняя палата сводит эту нашу деятельность на нет. Мы понапрасну тратим своё время. Мы напрасно расходуем деньги налогоплательщиков и не оправдываем доверия наших избирателей. Так продолжаться не может. Я предлагаю объединить обе палаты и единым разом поставить этот акт в обеих палатах, считая равными все голоса!
Все члены нижней палаты тут же сообразили, что, поскольку нижняя палата более многочисленна, то в случае равенства всех голосов каждого члена обеих палат по результатам единого голосования победа останется на стороне нижней палаты. Это предложение было принято. В парламент поступило множество петиций с требованием поддержать решение нижней палаты о совместном голосовании. Надо ли объяснять, что все эти петиции были организованы Мордаунтом, который использовал для этого свой ум и деньги Кромвеля?
Пресвитериане поняли, что проиграли, поэтому они решили получить хотя бы какие-то уступки. Они предложили включить в акт поправку о том, что для лорда Эссекса следует сделать исключение. Уже само это предложение означало принятие Акта. После бурных прений приступили к голосованию. В поддержку отдельного решения по лорду Эссексу поступило девяносто три голоса, против – сто голосов. Акт утвердили. Утверждённый акт с протоколом от нижней палаты был направлен в палату лордов, которые попытались попросту оттянуть время его подписания, так что этот акт надолго застрял в ней.
Воспользовавшись отсрочкой, пресвитериане поспешили расправиться с архиепископом Лодом и другими своими врагами, сторонниками Короля. Во главе судебной комиссии был поставлен тот самый Уильям Принн, которому по приговору Лода когда-то отрезали уши за его памфлеты. Для придания видимости большей законности и объективности, в процесс включили и рассмотрение дел участника ирландского мятежа Макгира, отца и сына Готэмов, предлагавших сдать крепость Гулль, а также Александра Кэрью, губернатора острова святого Николая. Преступления этих четверых против законов Англии и парламента были очевидными и доказанными, поэтому суд над ними придал всему процессу авторитетности и весу. Попутно был осуждён и Лод, весомыми доказательствами вины которого следствие не располагало.
Казни совершались поочерёдно на протяжении двух месяцев, для чего пять раз во дворе Тауэра сооружался эшафот, после чего он разбирался и увозился прочь.
Все понимали, что хотя поглазеть на казнь собиралось множество простого люда, а Король оставался в стороне, все эти казни были предназначены, прежде всего, для того, чтобы продемонстрировать Королю, что в этой стране отныне жизнью распоряжается не он, не Карл I, а иная сила, ему неподвластная.
Король, который до этого избегал слова «парламент», делая вид, что этого органа вовсе не существует, после первой же казни стал пользоваться этим названием, окрашивая это слово весьма почтительной интонацией. Также он назначил своих комиссаров для переговоров о мире, в положительном исходе которых отныне стал высказывать деятельную заинтересованность.
Наконец, представители Короля встретились за столом переговоров с представителями палаты лордов с целью не позднее, чем через двадцать дней, выработать мирное соглашение. Было принято решение уделять любому вопросу не более трёх дней, после чего обязательно переходить к следующему делу, и лишь после того, как все важные вопросы будут обсуждены, вернуться к тем вопросам, которые не были решены за отпущенные три дня, чтобы вновь обсудить их и выработать взаимно приемлемое решение.
К несчастью, первым вопросом для обсуждения был выбран вопрос о вере. В этом вопросе даже между представителями Короля не было единодушия, одни предпочитали единую пресвитерианскую церковь, другие отстаивали англиканскую церковь, ранее упразднённую парламентом, Кромвель и его единомышленники стояли за свободу вероисповедания. Страсти разгорелись, доброжелательство сменилось враждой. Три дня прошли в злобных препираниях, но по счастью правило трёх дней заставило на четвёртый день перейти к следующему вопросу, военному.

(Продолжение следует)