1.
На презентации романа «Заплинтусный Бэби» в «Библио-Глобусе» к нему решительно подошла худенькая кареглазая девчушка.
— Вы — литературный критик? — поморщился Петухов.
Девица нахмурилась:
— Вы только не обижайтесь… В ваших книгах — жидкая сперма.
— Какая еще сперма?! Кто вы такая? Сексолог? Сумасшедшая?
— Давайте прогуляемся по весенней Москве. Ведь так хорошо! Помните у Фета: «Веет май-чаровник!»
Петухов почесал затылок: «Охотница за чужим тугим кошельком? Не похоже…»
— Ангелиной меня зовут… — барышня пошла к выходу.
Как же она худа! Просто из концлагеря. А глаза-то, глаза… Будто горящие угли!
— Значит, мои тексты — жидкая сперма? — Петухов с подчеркнутой корректностью вел Ангелину под ручку по апрельскому Тверскому бульвару.
— Вы сами похожи на героя из «Бэби». Зажатый, пугливый, будто из застенков гестапо.
— Время, заметьте, тревожное. Крым колобродит. Пятая колонна. Шпионы всех мастей. Причем, на самом верху. И все такое…
— Время всегда одно и то же.
— Может, откроете великую тайну? Кто вы такая?
— Твой бес-хранитель.
— Глупая шутка.
— Сермяжная, Тёма, правда.
— Мы уже на ты?
— Так проще, дорогой.
2.
Подле памятника Есенину, с горделиво вспученным гульфиком, сели на лавочку. Над ними нависли кипенно-лиловые грозди сирени. А запах-то, запах! В нем обещание неземной любви, может быть, и самого бессмертия.
Артем выбил из пачки «Camel» сигарету, с наслаждением затянулся. Пустил аккуратное колечко дыма. Усмехнулся:
— Следующий роман напишу о крезанутой худышке, считающей себя бесом.
Агатовые глаза Ангелины сузились:
— Значит, не веришь?!..
Хлопнула в ладоши. И певец крестьянской Руси вдруг обратился в каменного А.В. Петухова. Чесучовые брюки, пиджачок. Греческие мокасины. Испугано-напряженное выражение лица. А из нагрудного кармана пиджака торчит мятый «Camel».
По спине классика скользнула хладная капля пота.
— Это как же?! — задушено прошептал он.
Ангелина еще раз хлопнула. Есенин вернул статус-кво. По-апрельски вспученный гульфик. Поэтические кудри. Взгляд устремленный в неразгаданную распрекрасную даль.
Дрожащими пальцами Петухов прикурил сигарету от сигареты.
— Что-то мне скверно… Сердце! Может, тромб оторвался.
— Сделаю я из тебя нового Гоголя. Не волнуйся.
— Николая Васильевича?
— Его! И бессмертную душу твою не потребую. Мой тебе бонус.
— Что должен делать?
— Переспать с женщиной по-настоящему.
— Спал тысячу раз.
— Спал как кролик. Это не любовь, а плебейская спарка. На смех кура. Не обижайся.
3.
Пришли в апартаменты Петухова на Авиамоторной. Хорошая такая хатенка в надежном сталинском доме. Консьерж, бесшумный лифт, приличная кубатура, высокоскоростной интернет.
Приникли к монитору, подыскивая на сайте знакомств походящую кандидатуру для амура.
Артему все дамы были не по вкусу.
— Что нос-то воротишь? — оскалилась Ангелина.
— С червоточиной они! Допустим, в физическом плане сольюсь, а в ментальном? Ась?
Бесовка облизнула полный губы, диковинные на этом худющем лице.
— Духовность у тебя самого с червоточинкой.
Пастухов опустил голову.
— Жарковато что-то становится… — Ангелина сняла через голову черное платье.
Смуглая фигурка нимфетки с маленькой грудью, кофейными сосками. Бедра женственны в белых трусиках-стрингах. Трогательно нежный бугорок Венеры.
— Ты чего творишь? Я же мужик, все-таки? — прошептал Тёма.
Ангелина повернулась к нему спиной. На копчике беллетрист увидел алый кружок, эдак с рубль.
— След от хвоста, — разъяснила бесовка. — К лучшему пластическому хирургу Москвы пришлось обращаться. Так что, как на женщину, будь добр, на меня не реагируй.
Артем метнулся к шкафу, протянул гостье футболку с логотипом своего последнего хита «Заплинтусный Бэби»:
—Накинь, пожалуйста.
— Обожаю х/б! Надо поменять свое платье. Дрянная синтетика!
— Ты ходишь по бутикам?
— Неважно… Может, девочку тебе подыскать на сайте топовых путанок? Там иногда попадаются клёвые цыпки!
4.
— Попробуем эту рыженькую? — Ангелина ткнула пальчиком в монитор. — Если не врет, закончила МГИМО. Элитные эскорт-услуги рассматривает как релакс перед дипломатической работой в шаманах Зимбабве.
— А сколько берет?! Годовая зарплата таджика!
— Не жмоться! Девушка обожает Ван Гога, Солженицына и Пастернака. Игра, поверь мне, стоит свеч.
— Дай рассмотреть… Лизой зовут. Субтильная. Вроде тебя. Чуток крупнее.
— Звони! Операцию назовем «Козлиная песнь».
— Что за дичь?
— Козлиная песнь — в переводе с греческого языка — трагедия. Только через трагедию можно обрести свежую ментальность. Ты же беллетрист, а такой чепухи не знаешь.
— Почему именно козел, а не баран, не, скажем, индюк?
— Греки козла считали жертвенным животным. Под его мясо читались высокие слова о смерти и любви.
— Ага… — пальцы Артема Владимировича забегали по клавишам телефона. — Алло! Это Лиза. Оформите заказ.
Из трубки с хрипотцой, медовый голос:
— Диктуй, ковбой, адрес. У тебя не хрущевка?
— Пятикомнатные апартаменты. Три лоджии. Стеклопакеты. Дубовый паркет. Японский вентилятор «Sony».
— Адрес?
— Авиамоторная.
— Ах, как скучно! Приезжай-ка ты лучше ко мне, в «Москва-Сити». Там. где небоскребы. Пиши.
Петухов с ураганной скоростью застрочил в блокноте.
— Жду тебя ровно через час. Чмоки-чмоки.
Трубка дала гудки отбоя.
— Все-таки я волнуюсь… — зарделся Петухов.
Бесовка игриво толкнула его в бок:
— Будь спок. Я буду рядом!
5.
И закрутился у Артема Петухова с Елизаветой Петровной роман. Не роман, цунами!
Премьерная любовная схватка состоялась в скоростном лифте высотки.
Потом они заключали телесный союз в речном трамвайчике, на воздушном шаре, в полночь, под бой Кремлевских курантов, на знаковом для русаков Лобном месте.
Артем сбросил с плеч лет эдак десять. Расправил богатырские плечи. Втянул живот. Походка стала почему-то кавалеристской.
— Да кто ты такая, чёрт подери?! — Артемка вглядывался в зеленые глаза сексуально остервенелой Лизы.
— Всё в резюме… А ты — ничего. Орёл! Дай почитать свое.
— Проза моя, увы, дохловата. Жидкое семя.
— Самоуничижение паче гордости.
— Понимаешь, именно через тебя я хочу стать Гоголем. Так сказать, Николай Василича клоном.
— Гоголь был импотент.
— Бред!
— Нет, это правда. Я с ним встречалась.
6.
— Как тебе Лиза? — щурилась дома чертовка.
— Не мой персонаж. То есть мой, только очень безбашенный. Утверждает, например, что корефанилась с Гоголем.
— Все может быть… Как твоя рука?
— В смысле?
— Тянется рука к перу? Перо к бумаге?
— Увы…
7.
Лиза его ждала у отцветающей сирени у входа в парк Кусково.
— Извини, чуток опоздал! — Петухов облизнул губы.
— Да и я только пришла, — печально усмехнулась барышня.
— Какая-то ты сегодня не такая… В черном платье. Будто с похорон.
— Варлама Шаламова читала на ночь. «Колымские рассказы».
— А моего «Бэби» осилила?
— На седьмой странице.
— И чего?
— Ты был прав. Жидкая сперма…
Подошли к пруду. Елизавета достала из сумочки ситную булку, принялась кидать белым лебедям. Те, похрюкивая, остервенело принялись харчеваться.
— Будет сегодня у нас с тобой секс? — нахмурился Петухов. — Или как? Походим порожняком?
— Погоди…
Елизавета щелкнула пальцами и превратилась в белого лебедя. Кинулась в воду, доедать свою булку.
— Что, блин, такое? — обалдел Петухов.
— Это твой ангел-хранитель? — вышла из-за раскидистого дуба бесовка Ангелина. — И как я ее сразу не вычислила?!
— Я спал с ангелом?
— Она тебя зачем-то испытывала.
— Погоди! Так стану я Гоголем?
Лиза стала на крыло, скользнула в бездонное небо.
Ангелина ударилась оземь, обернулась черным лебедем, унеслась вслед за Лизой.
Петухов глубоко вздохнул, плюнул и пошел домой, писать свою гениальную прозу.
А Гоголем он все-таки станет.
Вряд ли классик был импотентом.
*** «Убить внутреннюю обезьяну» (издательство МГУ), 2018, «Наша Канада» (Торонто), 2015