Поэзия Северянина абсолютно автобиографична, настолько, что кроме изначально написанных в жанре автобиографических романов в стихах «Роса оранжевого часа» (поэма детства в трех частях, 1925 год), «Падучая стремнина» (юность, роман в двух частях, 1922 год), «Колокола собора чувств» (рассказ в трех частях о турне поэтов 1914 года с Маяковским и Баяном, 1925 год), «Рояль Леандра. (Lugne)» (роман в строфах, панорама художественной жизни Петербурга, 1935 год), судьбу поэта, включая наиболее значимые в его жизни события, развитие любовных отношений и утрату близких, оценку географических локаций и мест пребывания легко можно проследить по его стихам разных лет.
Север — в широком смысле суровый край героических людей, величественной природы, гордого вдумчивого уединения — настолько привлекал Игоря Лотарева, что не только был выбран в качестве псевдонима, но и послужил творческим толчком для создания десятков стихотворений и поэм: «Тоска по Сканде» и «Балтика» («Балтийская поэза») в 1913 году, «Балтийские кэнзели», «Эстляндская поэза», «Вервэна», «Рондель белой ночи», «Прелюдия» в 1914 году, «Поэза о Гогланде» и «Поэза маленькой дачи» в 1915 году, «Эст-Тойла», «Опять вдали», «Ах, есть ли край», «Ревель», «Нарва», «Юрьев», «В хвойной обители», «Привет Эстонии», «Край благословенный», «Норвежские фиорды» в 1918 году:
Я — северянин, и фиорды
Норвежские — моя мечта,
Где мудро, просто, но и гордо
Живет Царица Красота.
Северянин продолжает и развивает скандинавскую тему в русской литературе, начатую Брюсовым, Блоком, Бальмонтом, Сологубом. Мир прекрасной Ингрид и короля Эрика (Сказание об Ингрид), Миррэлия — вневременной и умышленно слабо локализованный мир Севера вообще 1915 года, «Койт и Эмарик», 1916, «Амфора Эстляндская».
Рецидивы превалирующей балто-скандинавской концепции в поэзии Северянина после 1918 года проявляются все реже. Новая концепция Эстонии складывается в сборниках «Соловей», «Вервэна», «Менестрель», «Фея Eiole», поэт отказывается от старой романтической концепции в угоду реальной Эстонии, которая вначале кажется поэту прибежищем от всеобщего бедлама: «Краем благословенным хлеба и картофеля, который спас поэта от голода».
Который день? Не день, а третий год, —
А через месяц — даже и четвертый, —
Я в Эстии живу, как в норке крот.
Головокружный берег моря крут,
И море влажной сталью распростертой
Ласкается к стране, где — мир и труд.
Я шлю привет с эстийских берегов
Тому, в ком обо мне воспоминанье,
Ка о ловце поэзожумчугов.
Пусть бьется мир, как некий Громобой. —
Тиха моя тенистая веранда.
О, Балтика, о, Сканда! Я с тобой!
Позднее характер восприятия Эстонии естественно меняется до умеренно реалистичного, которое замещает постоянная ноющая и разрывающая душу тоска по Родине:
Ты потерял свою Россию.
Противоставил ли стихию
Добра стихии мрачной зла?
Нет? Так умолкни: увела
Тебя судьба не без причины
В края неласковой чужбины.
Что толку охать и тужить —
Россию нужно заслужить!