Кембриджская поездка профессора Борна выдалась плодотворной. «Квантовая механика процессов столкновений», над которой профессор работал последние дни, наконец была закончена. Макс Борн в этой работе объяснял, почему считал, что электроны — это частицы, и почему они ведут себя как волны. Он исходил из того, что эти волны являются волнами не в физическом, но в вероятностном смысле. Они объясняют вероятность того, что в определённое время электрон находится в определённом месте. По мнению профессора, квантовая механика может лишь предполагать, где и когда окажется та или иная частица. В Германии эта статья вызвала отклик у Гейзенберга; в Британии Борн благополучно представил её в кембриджском клубе Капицы; и там же профессор Геттингенского университета познакомился с юными, но уже многообещающими физиками.
Встречи с одним из этих физиков Борн сейчас и ждал. Несколько дней назад профессор попросил этого аспиранта, молодого, пока ещё малоизвестного, но уже явно одарённого американца, проверить расчёты в статье, готовящейся к публикации в Кембридже. В этих вычислениях и опытному математику, коим был Макс Борн, легко запутаться; так что он решил отдать их на проверку кому-то с более свежим взглядом — к тому же тот, судя по его статье — хоть и не совсем точной в расчётах — разбирается в новых теориях. Да и этот молодой человек любезно помог с переводом статьи на английский. Может, даже...
— Добрый день, профессор! — Борн и не заметил, как темноволосый худощавый юноша лет двадцати, с сигаретой в одной руке и шляпой — в другой, оказался совсем рядом. Яркие голубые глаза выжидательно смотрели на профессора.
— Добрый день... Не сильно ли я вас затруднил своей просьбой? — именитые профессора вроде Борна справлялись и без помощников — к тому же без помощников, которые ещё не отметились научными статьями и не защитили диссертацию, чтобы получить докторскую степень. Но профессор Геттингенского университета, познакомившись с Робертом, признал: если кто и сможет без лишнего пиетета отыскать ошибки, то только этот американец — хоть он и выглядел болезненно напряжённым.
— Ничуть. Я уже проверил, — Роберт, на мгновение замешкавшись, вынул из сумки несколько чуть помятых, к неудовольствию Борна, листов, протянул их профессору. — И там не оказалось ни одной ошибки, хоть вы и думали... Вы действительно сделали это в одиночку?
— Да... Вот как... Ещё раз благодарю за помощь, — профессор не нашелся с ответом на столь... далёкое от пиетета обращение — «молодость как она есть», — но продолжил. — Кстати, как вы думаете, чтобы продолжить ваше обучение у нас в Геттингене? У вас очень интересные мысли о квантовой механике, я был бы рад работать с вами.
— Это... — молодой человек растерялся и даже случайно выронил сигарету, но всё же собрался с ответом. — Это большая честь для меня.
— В таком случае до встречи в Геттингене, — профессор пожал руку собеседнику. «И вправду милый скромный юноша...»
— Да... До встречи, профессор! — в том, что встреча непременно состоится, Оппенгеймер не сомневался.
...Геттинген. Роберт представлял, что значит этот университет; понимал он и то, насколько важны исследования Макса Борна — и что упускать такую возможность вчерашнему неудачнику нельзя никак. Впрочем, мог ли он себя сейчас назвать «неудачником»? Его статья привлекла внимание одного из самых толковых физиков, которых он когда-либо встречал; и даже въедливый Патрик Блекетт признал, что его студент, «хоть и совершенно бездарен с приборами, не вполне безнадёжен как теоретик».
Въедливый... Роберт задумчиво посмотрел наверх, где сквозь начавшую желтеть листву пробивался солнечный поток. Если полгода назад преподаватель и мог казаться ужасно строгим, то сегодня, как юноша не пытался подставить этот эпитет к наставнику, он никак не желал подходить. Да и злиться на него, как прежде, не выходило.
Но всё же наставник был прав. Лаборатория не стала тем местом, где Оппенгеймер мог бы не то чтобы стать «звездой» — но просто вести исследования на том же уровне, что и остальные. «И вряд ли вэтом виноват Блэкетт...» Нет, лучше в самом деле — в Германию, где Гейзенберг, Паули и куда позвал один из самых умных физиков, которых Роберт знал.
Так что, обдумывая приглашение профессора из Гёттингена, Роберт не слишком долго колебался. В клубе Капицы молодой человек уже чувствовал себя своим — и завёл там друзей; и в Гёттингене их будет больше!
— Оригинально ты это придумал, — заметил Поль Дирак, листая заметки Роберта. — Вот только...
— Вот только... Что? — голубые глаза Оппенгеймера нахмурились.
— Оно не сработает, — ничуть не изменив тона, продолжил Дирак. — Тут в формуле у тебя ошибка. Ты множитель пропустил.
— Ну... Может, не так оно и важно... — пробормотал Роберт.
— Как ещё «не так важно»? Это ведь совсем другое значение получится!
— Ладно, проверю, — «может, попросить кого вычитать уравнения?»
Голос Оппенгеймера звучал всё более уверенно на семинарах клуба. Но в кембриджских экспериментальных лабораториях — а именно практическая сторона физики наиболее стремительно развивалась в Кембридже — Роберт всякий раз, когда видел тоскливый взгляд Блэкетта в его сторону или когда наставник торопливо перехватывал пальцы Оппенгеймера, чтобы студент опять не наделал бед, понимал, что он там лишний. «И там точно нет лордов, герцогов и графов...» Здесь, в Кембридже, Роберт боялся сойти с ума — а ведь что-то такое ему и говорил тот психиатр...
Ну да что тот бездарь понимал в психологии. Клуб Капицы и та потрясающая книга Пруста помогли разобраться в себе куда больше, чем эти «знатоки человеческих душ», как они себя называли... Но и чёрт с этими знатоками. Германия ждёт. Только...
...Только надо, наверно, как-то попрощаться с мистером Блэкеттом. «Может, подарить что-нибудь? Но что?»
Роберт вздохнул, с досадой смял сигарету. Он всё ещё почти не знал преподавателя; и как не ошибиться с подарком? Если он знает только, что он занимается экспериментальной физикой — «и куда более толково, чем я» — да служил на том корабле... Как его...
Молодой человек задумался. А может, и правда? Ну да всё равно лучше не придумалось — а так хоть что-то будет!
— ...Слышал, уезжаете.
— Да. Профессор Борн позвал в Гёттинген, — Роберт улыбнулся, затем осторожно достал из чемодана нужную коробку, стараясь не замечать заинтересованный взгляд Блэкетта.
— В общем... Это вам... Правда, в этой части истории я не очень смыслю, но...
— Я уже говорил вам, что нытьё вам не идёт? — Блэкетт, потрясённо разглядывающий подарок, ответил не сразу. «Арк Ройял», один из великих кораблей своей эпохи... Ещё и в виде столь искусно выполненной модели. «Даже в кабинет поставить не стыдно...»
— Благодарю, Роберт, — Блэкетт слегка улыбнулся. — Удачи вам в Германии.
— И вам здесь... — пробормотал юноша, смущённо хватая чемодан.
...Несмотря на то, что был ещё лишь август, листва, багряная, золотистая, бурая, уже опадала на тротуары, сливаясь незаметно с пылью, потускневшей землёй. Под блёкло-серым небом, без единого проблеска, город словно сам посерел. Но молодой человек, высокий, чрезмерно худой, чей любопытный взгляд синих глаз перескакивал с одного дома на другой, не замечал ни серости, ни витавшей в воздухе горечи поражения в последней войне.
Роберт думал о совсем иных вещах. «Квантовая физика — вот что важно!» Занятия ещё не начались, и молодой человек в мятом костюме из прекрасной английской шерсти — который, казалось, был сшит на более крупную фигуру — мог позволить себе прогулку по городку, где Роберту предстояло жить ближайшие месяцы. Чемоданы из свиной кожи, на которые уже завистливо косился мистер Карио, владелец жилья, остались в доме на Гайсмарландштрассе, где кроме него поселились ещё два физика, оба американцы, оба толковые; занятия ещё не начались; превосходное жильё, превосходный университет и столь же превосходный профессор — который сам пригласил его к себе учиться. Сам! Чего ещё желать?..