Любовь Андреевна пришла с работы в родительский дом, как всегда грустная. Мать, тоже без особой радости, сказала:
- Мой руки и за стол. Ужин готов. Отец с Петрушей заждались тебя.
Любовь Андреевна закрылась в ванной комнате, подошла к раковине, включила тёплую воду и, глядя на себя в зеркало и представляя рядом с собой Глеба Петровича, начала медленно мыть руки с мылом. Она думала о нём постоянно. Её думы о нём, её фантазии о встречах, как всегда случайных, с близостью тел, с волнующим дыханием, с касанием рук и так далее, и тому подобное, давно уже стали пёстрым фоном её жизни. На этом привычно мучительном фоне она общалась с родителями, воспитывала сына Петрушу. Такое общение с ними не приносило им радости. Её думы слишком очевидно сокращали её любовь к родным, в беседах учащали недосказанность, забывчивость и даже равнодушие к семейным заботам.
" Он никогда не обратит должного внимания на такое широкое лицо, на пухлые, хоть и с природным румянцем, щёки, - Любовь Андреевна состроила брезгливое лицо, - даже нечего надеяться. По моему, я собственную жизнь отодвигаю от себя прочь ради того, чтобы заменить её его жизнью, а у него семья, стабильность в жизни.... Зачем я ему?... и, судя по его бодрой уверенности и уравновешенности на работе, у него всё в порядке в отношениях с женой. Проблема во мне - я влюблена в него", - у Любови Андреевны выкатились слезинки и нарисовали чёрные кривые дорожки от ресниц на розовых щеках. Её глазам представилось притворное лицо обиженного клоуна. Она рассмеялась. Грусть улетучилась. Любовь Андреевна навела на лице марафет, неожиданно и может быть даже для самой себя, улыбнулась, оценила свою обворожительную улыбку с ямочками на щеках, распушила каштановые красивые волосы и, горделиво тряхнув головой, заключила: но я себе нравлюсь такой, какая я есть и я, в добавок, умная. Вот так!"
- Люба, ты самая красивая на свете! Мы тебя обожаем. Выходи уж скорее, - ужин остывает, - позвала мама. Она была человеком весёлым, общительным, на все явления жизни у неё находились комментарии с лёгким юмористическим оттенком.
Наконец-то Любовь Андреевна вошла на кухню причёсанная, улыбчивая, нежданно для всех взбодрённая. Поцеловала маму в щёчку, папу в темечко, сыночка Петрушу взяла на руки, полюбовалась на него на вытянутых вперёд руках, прижала к себе и поцеловала. Ребёнок в ответ радостно задрыгал ножками, выкрикивал слова, которых никто не мог разобрать и чмокал губами.
Отец с матерью переглянулись. "Давно такого чуда не было.... Что же такое случилось с нашей дочерью?... А не важно. Главное что чудо происходит прямо сейчас и нам радостно", - красноречиво говорили их взгляды.
Любовь Андреевна пришла на работу пораньше с намерением стереть своё по детски наивное признание в любви на кульмане Глеба Петровича. Но... начальник отдела уже сидел на месте и был углублён в работу настолько, что не сразу ответил на удручённое её приветствие. Он посмотрел на часы, взглянул на сотрудницу с удивлением и на секунды задержался на подозрительных мыслях. Но творческий процесс вернул его к проблеме.
Любовь Андреевна конечно уловила юморную ситуацию. В ней смешались весёлость и озабоченность. "Что делать?... А ничего! Делом займусь. Она - талантливый дизайнер легко и быстро погрузилась в неоконченную тему.
В обеденный перерыв Любовь Андреевна, заметив отсутствие начальника, робко подошла к кульману Глеба Петровича, глянула на злополучный угол доски, но надписи не обнаружила, доска на этом месте была чистая, однако светлое пятно сильно царапнуло душу, сердце взбесилось частотой, обида мгновенно заполнила все поры сознания. Она вернулась на рабочее место. Оставшиеся сорок минут перерыва просидела неподвижно и, забыв про голод, реанимировала самолюбие.
За окном шёл дождь, очень похожий на её настроение. Именно в такой дождь они расстались с мужем. У неё дождь с детства всегда ассоциировался с неудачами. Видимо в раннем детстве в серый дождь приключилась какая-нибудь неприятность, но она не помнит какая.
Любовь Андреевна от грустного вида за окном, по женски, легко перескочила мыслями на тему недавней, не замеченной посторонними, её личной драмы: "Муж..., муж любил меня, но уж очень своеобразно. Ему важно было, чтобы я существовала где-то рядом, не донимала его болтовнёй, своими заботами, однако, когда я заболевала, он бросал все свои дела и ухаживал за мной, бегал по аптекам, по магазинам. Оказывается он умел превосходно готовить пищу и наводить уют и чистоту в квартире. Но, как только я выздоравливала, замыкался в себе. Я конечно понимала, что он художник-график. Он иллюстрировал современные произведения советских авторов. Мне сложно было вникнуть в его проблемы и конфликты с издателями и цензорами. Он мне о них никогда не рассказывал. Он привык решать свои проблемы сам, без посторонней помощи, даже не допускал и моего участия. Он никогда ни на что не жаловался. Типичный одиночка. В трудные моменты он уходил из дома и переживал их, гуляя по улицам Москвы с альбомом и карандашом. Мастерской у него ещё не было. В большой комнате, в углу у окна он оборудовал себе мини-мастерскую. Я понимала, что ему требовалось уединение, но, увы... Глядя на его согнутую спину, на густую, упрямую шевелюру, которой явно мешают уши, на сосредоточенный напряг головы, я, скучающая без мужской его нежности, ласки и других забав даже в выходные дни, задавалась вопросом: а зачем он женился? Красивый, умный, талантливый мужчина. В него влюблялись девушки в институте, наверняка влюбляются женщины и сейчас, а он привязан ко мне, но скорее платонически, как любящий друг, а мне хотелось любви настоящей, с умопомрачительными чувствами, страстями, с сильной драматической амплитудой. Кажется, именно в этот период острой неудовлетворённости, весь мой женский темперамент незаметно перешёл на Глеба Петровича, но я сдерживала себя в рамках добропорядочной жены; но, когда я забеременела, а муж категорически не захотел ребёнка, всё изменилось"...
Обеденный перерыв закончился. Все расположились на рабочих местах. К Любови Андреевне неожиданно подошёл Глеб Петрович. Молча, слегка заметно прищурив глаза, посмотрел на уже законченный фрагмент в проекте и подал идею, которая ей действительно сразу же понравилась. Она оживилась, поблагодарила руководителя и приступила к работе.
Три часа прошли, как приятное мгновение, потому что результат её удовлетворил. "Получилось! Ай да Глеб Петрович! Какая идея, а!" - мысленно порадовалась Любовь Андреевна и потянулась, чтобы вытеснить из себя усталость, и несколько раз подняла плечи, заводя их назад при вдохе и опустила при выдохе.... Она решила, что правильнее будет дождаться, когда руководитель сам заинтересуется результатом, а пока продолжить текущую работу.
Глеб Петрович подошёл к ней в самом конце рабочего дня, когда она уже и не надеялась, что он подойдёт сегодня. До этого момента он дважды проходил мимо, и дважды у неё затаивалось дыхание. "Как же это мучительно... Ненавижу его за это. За что ненавидишь?" - сама себя спросила Любовь Андреевна и мысленно рассмеялась в ответ.
На экране компьютера высветился обновлённый фрагмент. Маэстро присел рядом. От волнения подчинённая задышала глубже и она невольно приложила руку к груди, как будто хотела приглушить биение сердца. Глеб Петрович посмотрел на неё, как будто услышал биение её сердца и тихо сказал:
- Отлично! Он посмотрел ей в лицо чуть дольше положенного, как ей показалось и улыбнулся такими ей милыми глазами. - Спасибо, Любовь Андреевна! Вы абсолютно точно отразили главную суть идеи.
Маэстро ушёл к себе на рабочее место. Сотрудники уже все разошлись по домам. Любовь Андреевна, не выйдя ещё от трепетного состояния, суматошно собралась.
Глеб Петрович, заметив интонационную перемену в прощальных словах подчинённой, пожелал её доброго вечера, что прозвучало в её ушах тоже необычно.
2020 г.