Они абсолютно ничем не выделялись среди всей этой пёстро-праздной, развлекающейся всяк на свой вкус публики. Ни одеждой, ни разговором, ни цветом волос или глаз. Разве что любой, кому взбрело бы в голову повнимательнее всмотреться в эти глаза, наверняка сумел бы разглядеть в них пугающую бездну многих столетий. И, может быть, даже что-то ещё, неуловимо непостижимое, чего не смог бы для себя определить любопытствующий курортник.
Но, удивительное дело, никто почему-то не обращал на пятерых, сидящих за овальным столиком, никакого внимания и при всём желании не сумел бы заглянуть им в глаза. На самом деле объяснялось всё это достаточно просто: пятёрка привычно образовала вокруг своего стола так называемый купол отчуждения. Окружающие смотрели, будто сквозь них, подсознательно огибая странную компанию. Лишь андроиды из обслуживающего персонала отеля замечали некий инородный диссонанс, резко контрастирующий с большой, подвижной массой эмоционально раскрепощенных, радостно беззаботных людей. Однако что-то заставляло этих совершенных роботов последних моделей даже не пытаться приблизиться к нему или дать знать о странной аномалии службе безопасности.
У гостей не было никакой спецаппаратуры, они не были волшебниками (ведь волшебников, как утверждается, не бывает!), их никто никогда не видел ни по головидению, ни как-либо ещё. При этом заочно их знал каждый из присутствующих. Не конкретно этих пятерых, но всех.
Вот уже, по меньшей мере, два тысячелетия люди называли их Странниками и считали легендой. Конечно, здесь, на курортной планете Магриб, сейчас находились лишь штатные наблюдатели, которым невесть когда поручили присматривать за этой галактикой. Поручили те, кто был до них и кого сами Странники называли Ушедшими.
Наставники ушли тогда, когда убедились, что опекаемая ими цивилизация окончательно свернула с губительного техногенного пути развития в нужную сторону. Не сила механизмов, но сила разума. Это следовало передавать дальше, когда на просторах Вселенной в очередной раз станет зарождаться цивилизация, опирающаяся исключительно на достижения науки и техники.
Чтобы зря не рисковать, Странники решили сами построить правильную цивилизацию. На нескольких планетах одной из спиралевидных галактик они сначала уверенно создали условия для жизни, а потом и саму жизнь «по образу и подобию своему». Первое время они периодически вмешивались, корректируя развитие новой расы в нужном направлении, но потом…
У них появились собственные серьёзные проблемы: радикально настроенная и довольно большая часть соплеменников принялась успешно уничтожать все материальные следы пребывания Странников во Вселенной — только ДУХ и только РАЗУМ! Лишь духовное наследие следует передать дальше! Никаких городов (города ведь и не нужны уже давно!). Никаких памятников (это глупо и к тому же они ничего не скажут тем, кто их обнаружит когда-нибудь). Никаких межзвёздных кораблей (зачем они нужны, если каждый индивидуум способен телепортироваться, куда пожелает, и противостоять едва ли не любой враждебной среде!). Ну и так далее в том же духе.
Пока Странники занимались разрешением не враз возникших внутренних противоречий, молодая, «посеянная» ими раса успела выйти в глубокий космос и расселиться на сотнях планет. Теперь корректировка пути развития превращалась в процесс весьма длительный и многотрудный. Но разве мог кто-нибудь предположить, что новое человечество окажется насколько талантливым, настолько же и стремительно-агрессивным?
— Анаталия, сначала скажи ты, поскольку именно в твоей зоне ответственности произошёл крупный вооружённый конфликт — мы это почувствовали.
— Сложно было не почувствовать столь варварские возмущения в пространстве, — усмехнулась стройная синеглазая Анаталия.
Назвать её ослепительной красавицей не повернулся бы язык, но светящиеся в глазах ум и вечный иронический настрой делали лицо Странницы удивительно живым и привлекательным.
— Но я не с конфликта хочу начать. Я хочу поздравить всех нас! У нас теперь снова есть «Методики и метрики бытия» Одимитрия-Валлианина! Величайший философский трактат древности восстановлен на Валлиане Кубом Ушедших!
— Люди называют Валлиан Прудбоем, а Куб Ушедших — Прудбойским храмом, — для чего-то пояснил Ессергей, самый молодой из пятерых собеседников. Ему недавно исполнилось 3638 лет в стандартном исчислении. — Но каким образом? Почему же он раньше не восстанавливал?
— Раньше было не из чего восстанавливать, — с удовольствием ответила Анаталия. — Но некоторое время назад специальная археологическая экспедиция из тридцатипланетной системы Великая Русь…
— Уволь нас от этих никому не нужных частностей, — буркнул Аскалепий.
— …раскопала самый нижний ярус Валлианской библиотеки, которую мы посчитали безвозвратно утерянной, — продолжила Анаталия, не обратив ни малейшего внимания на реплику старшего наблюдателя. — И обнаружила неповреждённый лист из трактата. Потом люди, будто по наитию, отнесли его в Куб…
— И теперь мы можем передать потомкам возрождённые «Методики и метрики бытия»! — воскликнула импульсивная Улиана. — Это, как мне представляется, гораздо важнее какого-то там конфликта. Тем более, он ведь, кажется, исчерпан?
— Исчерпан, пожалуй, в основном. Но разве это то, ради чего мы здесь собрались?
— Как всегда права, — добродушно усмехнулся Елиссандр, — разумеется, мы здесь по поводу иному. Нам бы хотелось услышать о подборе влиятелей в твоей зоне. Ты нашла хоть одну действительно подходящую кандидатуру? В прошлый раз тебе некого было предложить. То одно не отвечает требованиям, то другое. А между тем, время уходит. Не забывай, что влиятеля надо ещё учить, а это тоже немалый срок. Не для нас, разумеется, но для подконтрольной цивилизации, которая всё больше отклоняется от истинного пути.
— А может быть, ей и не нужен этот истинный путь. Может, эти люди и не захотят следовать подобным путём. — Ессергей с лёгким вызовом осмотрел четверых своих собеседников. — Вот скажи, Анаталия, только, будь добра, не криви душой. Тебе нравится здесь, на Магрибе? Нравятся все эти замечательные удобства, великолепные дворцы, летающие фонтаны, высокохудожественные иллюзии, морские прогулочные корабли и глубоководные диски.
— А мне, например, здесь очень даже нравится! — неожиданно выпалила Улиана. — Так нестерпимо хочется иногда, знаете ли, как-то разнообразить свою чрезмерно духовную жизнь! А здесь, — и вы все не можете с этим не согласиться, — красиво, комфортно и празднично.
— Речь сейчас не об этом, — холодно улыбнулась Анаталия. — Я убеждена, что нашла подходящего кандидата. Он прирождённый влиятель. Я пристально наблюдала за ним больше ста стандартных лет.
— Не так уж много. Но с другой стороны… Он что, местный долгожитель?
— Просто у него есть возможность жить достаточно долго, благодаря достижениям человечества в области науки и медицины.
— Достаточно долго для чего?
— Для того, чтобы мы успели стабилизировать его организм в процессе обучения. Зачем эти ненужные вопросы, Аскалепий?
— Чтобы понять, сможет ли, скажем, наш долгожданный кандидат физически выдержать перенос в параллельную галактику.
— Абсолютно уверена в этом. Некоторые его физические возможности вызывают искреннее уважение. А кровь, неоднократно изымавшаяся мной из его анализов, недвусмысленно указывает на то, что параллельная галактика Астрея ему отнюдь не чужда.
— Хм… Ты хочешь сказать, что в своё время его далёкие-далёкие предки оказались случайно переброшенными в эту галактику через нестабильное пространственно-временное окно? И что в его крови ещё даже что-то там до сих пор на это указывает?
— Именно.
— Очень занимательно. Переброс в этом направлении произошёл тысячи лет назад. Но такая сильная кровь — это ещё не всё. Как у него с интеллектом?
— Прекрасно, на мой взгляд. Если не брать вашу с ним разницу в возрасте и объёме накопленной за жизнь информации. Ум у него острый, пытливый, гибкий, сам же кандидат весьма склонен к блестящим импровизациям и, безусловно, способен к обучению и успешному освоению новых навыков.
— Хорошо. А способен ли твой умник «поверить в невероятное и осуществить невозможное»?
— Хватит, Аскалепий! Мы все помним «Сказание о Веанедиктусе Великом», которое ты нам тут цитируешь. Я настаиваю на своём кандидате и прошу незамедлительно дать официальное разрешение установить с ним контакт. Либо же огласите официальный отказ.
— Отказа на этот раз, вероятно, не будет, Анаталия. Ты убедила, по крайней мере, меня. Вот только, что на это скажут остальные?
Ессергей и Улиана тут же утвердительно кивнули, открыто и радостно улыбнувшись друг другу. Обстоятельный Елиссандр решительно подтвердил своё согласие мгновением позже. Оставалось назначить контактёра. Не обязательно им становился тот, кто обнаружил перспективного кандидата. Впрочем, Анаталия и не настаивала на собственном участии в контакте.
— Я уверена, что следует отправить пару… в силу известных мне, недавно возникших обстоятельств, — сказала Странница. — Пусть это будут Улиана и Ессергей. Их взаимоприязненный настрой, специализация Улианы и некоторые черты характера Ессергея очень подходят, на мой взгляд, для успешного выполнения миссии контактёров. Кроме того, пожалуй, следует подключить к ним амбразийца. Для убедительности. Таково моё мнение. Если есть другие предложения, то…
— Полностью доверяю твоему мнению, Анаталия. А ты что скажешь, Елиссандр?
— Я тоже не стану возражать. Тем более, это не имеет никакого смысла.
— Значит, решили.
— А нас никто даже и не подумал спросить — мы-то согласны?! — Улиана попыталась разыграть возмущение, но её ореховые яркие глаза сияли таким явным предвкушением предстоящей работы, что ей никто не поверил.
Разговор продолжился. При этом создавалось впечатление, что разыгрывается сцена из некоего спектакля. Разыгрывается творчески, с потрясающей воображение жизненной правдой и убедительностью. Видимо, некто незримый вполне мог это оценить по достоинству.
Через некоторое время пятеро Странников исчезли вместе с куполом отчуждения. К опустевшему столику с восторгом устремилась ближайшая компания отдыхающих, до того даже не рассчитывавшая найти свободные места. Испытывая непонятное облегчение, туда же направились два официанта-андроида. Над заполненной публикой роскошной Приморской верандой зажглись разноцветные осветители-антигравы. На этот яркий свет немедленно потянулись отовсюду флуоресцирующие птички, о которых упоминали все туристические справочники. Крохотные колибри Магриба. Невзрачные днём, зато поразительно красивые в ночи.
ххх
Алексей Воронцов пребывал в великолепном расположении духа. Завтрак прошёл так, как он даже и не смел надеяться. То есть, в глубине души, конечно же, надеялся. Несмотря на элегантные, подходящие к случаю наряды дам, изобилие блюд и напитков на столе, вопреки тому, что вокруг неслышно сновали люди в дорогой корабельной униформе, заменяя, по мере необходимости, приборы и посуду, — атмосфера царила почти домашняя и более чем дружелюбная.
Не иначе, аномалии в районе Желанной куда более разнообразны и относятся не к одной лишь области астрофизики. Воронцов даже иррационально начал грешить на некие испускаемые планетой в это время года эротические флюиды. Какая-то едва ли не поголовная влюблённость! Смешно было наблюдать за отчаянным рубакой Брандомом, буквально тающим от нежности, а особенно за его заполошной предупредительностью по отношению к телевизионщице Весте. А ведь в сентиментальности и чрезмерной романтичности этого многоопытного ловца удачи обвинить сложно.
Между тем Весте полагалось бы находиться в медблоке, но корабельный док добродушно заявил, что новые положительные впечатления и общение в данном случае предпочтительнее бесцельного валяния в палате. Ну-у, не совсем уж, конечно, бесцельного, но… Проще говоря, в порядке исключения пациентке можно немного отдохнуть от лечебного процесса.
Что же касается самого Алексея, то он не без самоиронии предполагал, что и сам, вероятно, выглядел восторженным школяром, когда разговаривал с Марион или же всего лишь молча смотрел на неё.
Как-то так само собой получилось (а, может, и не само собой!), что Горская оказалась за столом рядом с Воронцовым, Веста — с Браном, а «бывшая студентка» истфака Елена Изварина — между Стрехом и Джизом. Времени заводная девчонка даром не теряла, охотно принимая комплименты от соседей по столу, уморительно кокетничая с ними и вовсю стреляя красивыми бойкими глазками по площадям. Кажется, несколько особенно удачных залпов накрыли некоторых неженатых членов экипажа. Словом, завтрак прошёл замечательно!
Воронцов теперь с удовольствием валялся на мягком кожаном диване в своей каюте и не первый уже раз предавался приятным подсчётам важных для него мелочей. Что и как сказала ему Марион, сколько раз тронула за руку (трижды!), как смотрела и реагировала на шутки (довольно удачные, кстати!). Алексею нравилось это его нынешнее состояние. Ничего подобного он не переживал лет с… пятнадцати, что ли?! Неужели действительно с пятнадцати?! Почти два века назад, если слегка округлить. И… разве не странно переживать юношеские эмоции и особый душевный подъём, когда тебе без малого двести?
С другой стороны, такой солидный жизненный опыт позволял гражданину класса «А» понимать и видеть, что он тоже нравится Горской. Именно он нравится, а не его положение и состояние. И это несколько смущало и сбивало с толку Алексея Павловича. Относительно себя он уже не слишком удивлялся столь внезапно вспыхнувшей… хм… страсти. Хотя бы по той простой причине, что маркитант-майор Марион Горская исключительно идеально и цельно вписывалась в давние представления Воронцова о своей будущей половинке. И как она должна выглядеть, и вообще…
Да ведь она же ему несколько раз снилась! Он это совершенно точно вспомнил теперь. Снилась в разные периоды его жизни. Невероятно, но факт. Который вдруг всплыл из глубин подсознания. И к тому же он видел Марион во сне, получается, ещё до того, как она появилась на свет! И как толковать с точки зрения науки подобное чудо? Да никак. Но для себя Воронцов решил, что это не что иное, как знак Судьбы. Невероятный, мистический почти, но абсолютно недвусмысленный. И одними лишь вывертами подсознания его вряд ли объяснишь. Но как-то всё же хотелось бы… решить эту головоломку.
И при этом Горская существенно превосходила всякие теоретические воронцовские ожидания. Умная и чуть ироничная, терпеливая и выдержанная, тактичная и слегка насмешливая, отважная и ослепительно красивая, собранная и потрясающе женственная. И вот когда же она-то успела рассмотреть его? Или ей просто нравятся рыцари, спасающие заточённых в людоедских замках красавиц?
Внезапно хозяин роскошной каюты, поневоле размякший на тёплой коже дивана, вспомнил, как Марион во время завтрака попросила его дать ей возможность поскорее связаться с базой и доложить о случившемся маркитант-адмиралу Элен Корнблат. Алексей моментально пообещал всё устроить сразу после завтрака. А сам валяется тут, рассиропленный вконец! Воронцов вскочил с дивана и громко произнёс:
— Срочно связь с рубкой!
Через несколько секунд перед ним появилась голографическая, в полный рост, фигура немолодого, но подтянутого и представительного человека в отлично подогнанной полувоенной форме.
— Михал Иваныч, здравствуй!
— Здравия желаю, Алексей Павлович, — чинно ответила фигура, сопроводив приветствие коротким кивком.
— Скажи-ка, Иваныч, а сможем мы отсюда с глав-базой Отдельного корпуса маркитанток переговорить?
— Запросто! — По «Михал Иванычу» пробежала быстрая световая волна, на секунду он потерял яркость и четкость очертаний, но потом, как ни в чем не бывало, продолжил: — Особенно, если используем закрытый спец-канал. С кем будем говорить?
— С маркитант-адмиралом Элен Корнблат. Канал должен быть именно закрытый, это правильно. И желательно, Иваныч, чтобы не было никаких помех на канале и пресловутых внезапных мульти-мерцаний наведённых голографических объектов. Лучше затратить чуть больше времени на тонкую настройку. Договорились? А то в прошлый раз…
— Понял-понял, Алексей Павлович, всё обеспечим в лучшем виде.
— И ещё, Михал Иваныч, будь добр, свяжись с гостевой каютой для дам и сообщи… э-э… В общем, пусть маркитант-майора Горскую проводят ко мне после того, как канал настроишь. Передай ей, что она с начальством будет говорить из моей каюты.
— Извините, Алексей Павлович, но разве из рубки это делать не удобнее будет?
— Иваныч, ты об удобствах не беспокойся. Ты лучше поспеши.
— Значит, правда… — Изображение со сдержанным удовлетворением ухмыльнулось, вновь обозначило чёткий наклон головы и начало быстро растворяться в воздухе.
— Иваныч, стой! Сто-ой! А что правда-то?! Ты о чём? Ну-ка вернись немедленно!
Но голограмма начальника связи исчезла. Вот чёрт, неужели уже все на этом огромном корабле знают, что его хозяин, мягко говоря, весьма неровно дышит к спасённой маркитантке?! Внезапно связист появился снова, но на сей раз он уже не улыбался. Напротив, лицо его было сосредоточенным и серьёзным:
— Алексей Павлович! Вы просили держать в курсе событий. Из 317 сек-
тора только что пришёл циркуляр. Там уже всё закончилось, караван в целом перехвачен, но из блок-сферы сумел прорваться новейший звездолёт первого ранга, проект СТК-600970, лидер Тангейзерского военного флота «Прасста» под командованием адмирала Старка. Корабль принял на борт несколько грузовозов с контрабандным пластроном. Указание всем флотам, а также отдельным боевым кораблям к перехвату или уничтожению. А как же! Задачка как раз для отдельного корабля! Шутники, мать их… Но в то же время требуют подчиниться и выполнить все требования, если «Прасста» будет угрожать применением оружия. Шедеврально!
— Иваныч, вот только давай без творческих комментариев! Что-то ещё в циркуляре есть?
— Так точно. Предписано планетарным системам, планетам и коммерческим орбитальным докам «Прассту» не принимать, не ремонтировать, не пополнять боеприпасами, снаряжением, продовольствием. При обнаружении немедленно сообщать в штаб ОКС. Ну и дальше в том же духе. Короче говоря, нас, как будто, никаким боком не касается вроде.
— Та-ак. Ну, а хоть направление вероятного движения этой «Прассты» указано?
— Так точно. Перечислены планеты и планетарные системы. Желанная в списке есть.
— Видишь? А ты говоришь — никаким боком нас не касается. Лучше подготовиться заранее, а то, когда нас это коснется — поздно станет что-то предпринимать.
— Так мы же не военный корабль. Формально, по крайней мере, — начал, было, Михаил Иванович и тут же сник, отлично зная жизненную позицию Воронцова. — Ввяжемся, если что?
— Видно будет.
— Извините, Алексей Павлович, но командир корабля уже объявил полную боевую готовность. Защитные комплексы-автоматы активированы с момента получения циркуляра.
— Отлично! Что значит, человек на своём месте! Пусть только ещё раз проинструктирует расчёты энергетических подавителей. Да! Желательно, чтобы ничего не бросалось в глаза. Не надо, чтобы гости переполошились раньше времени.
— Вы уже прямо-таки уверены, Алексей Павлович, что «Прасста» обязательно вынырнет возле нас, — хмуро констатировал начальник связи. — С чего? Опять интуиция?
Михаил Иванович Говорков служил у Воронцова уже лет тридцать и потому позволял себе некоторую фамильярность в общении с гражданином класса «А», к которой тот, признавая Говоркова и как крепкого профессионала, и как хорошего, надёжного человека, относился нормально.
— Она самая, Иваныч.
Голографический Иваныч озабоченно нахмурился ещё сильнее и отключился: интуиции Воронцова он доверял абсолютно. Потому что на его памяти она ни разу не подвела гражданина класса «А».
Некоторое время спустя в апартаменты Воронцова в сопровождении деловитого вахтенного офицера вошла Горская, шутливо доложив «господину командору» о прибытии. На ней снова был мундир, только теперь новехонький, скопированный незаменимым МиСиМом со старого.
— О! Уже не командор, увы, — поддержал игру Алексей и, отпустив офицера, жестом предложил женщине расположиться в удобном кресле перед площадкой дальней голографической связи.
Марион легко опустилась на самый краешек роскошного кресла, в готовности тотчас подняться для официального доклада маркитант-адмиралу. Идеально ровная спина, идеально округлые плечи, идеально обрисованные грудь и профиль. Только руки всё не находили себе места, что-то поправляя, смахивая невидимые пылинки, пробегая по застежкам кармашков и знакам отличия. Марион немного нервничала от присутствия Воронцова и, главным образом, от его достойного, сдержанного, элегантного, но уже абсолютно очевидного для неё обожания. А она до сих пор боялась впустить в себя счастье, боялась, как говорили древние, сглазить, отпугнуть. Ну зачем… зачем он ТАК смотрит?! Ведь нельзя же…
В эту минуту прозвучал мелодичный сигнал начала сеанса связи. Марион чуть вздрогнула и машинально оглянулась на Алексея, ища взглядом его поддержки. Даже нет, не поддержки, а… Словом, она посмотрела на него так, как если бы они уже были знакомы целую вечность и понимали друг друга с полуслова. Воронцов правильно понял этот красноречивый взгляд. Он мгновенно объединил их гораздо больше, чем всё, что произошло до этого. Они сейчас будто стали единомышленниками в чём-то очень для обоих важном.
Голографическая Элен Корнблат выглядела весьма внушительно и в то же время, несмотря на китель с многочисленными орденскими планками, как-то совсем не по-военному. Будто чужой мундир надела. Она, не дав своей подчиненной и рта раскрыть, всплеснула пухлыми руками и эмоционально, с очевидным облегчением выпалила:
— Марион!!! Девочка моя!!! Как же ты меня напугала! Где ты пропадала?! Тут все на ушах! Буквально же все! Никто ни черта не знает! Пропала и пропала! Что случилось? Вроде на тебя, как мне доложили, напал кто-то, что ли? Но этого ведь не может быть! Это же бред какой-то! Какой кретин, господи ты боже мой, мог напасть на маркитант-майора?!
Алексей Воронцов, услышав столь безупречную русскую речь из уст англичанки, ничуть не удивился. Он был в курсе того, что эта столь нелепая и простоватая с виду женщина обладает не только самыми разнообразными обширными знаниями и железным характером, но и совершенно свободно владеет не то тремя, не то четырьмя десятками языков. Причём изучала она их не с помощью аппаратуры, а самостоятельно, в ходе долгой и насыщенной самыми разнообразными событиями жизни. Что, безусловно, было достойно большого уважения.
Воспользовавшись коротенькой паузой, во время которой Корнблат набирала воздуху в необъятную грудь, стоящая навытяжку Марион поспешила скороговоркой произнести заготовленные фразы:
— Господин маркитант-адмирал, у меня всё в полном порядке! Подробности изложу в рапорте!
Корнблат выдохнула, потерла пальцем подбородок и, явно уже успокоившись, утвердительно кивнула:
— Обязательно изложишь. Рапорт подашь непосредственно на моё имя. Ну вот… Что я хотела-то ещё… А! Если я правильно поняла, откуда пришёл вызов на связь, то ты находишься… хм… на яхте Алексея Павловича Воронцова, не так ли? Того самого?
— Так точно. Собственно, если бы не он, то, наверное, мы бы с вами сейчас не разговаривали.
Воронцов сделал протестующий жест, но Горская не обратила на него никакого внимания, вернее — не захотела обратить.
— О-о-о, даже так? В таком случае передай ему мою искреннюю признательность за то, что спас одну из самых моих талантливых и перспективных девочек.
Марион вспыхнула и беспомощно посмотрела на Алексея. Тот улыбнулся и пожал плечами: дескать, а что я могу сделать? Если начальница считает подчинённую талантливой и перспективной, то, значит, так оно и есть. Корнблат сразу заметила этот направленный в сторону взгляд Горской.
— А ну-ка, ну-ка… Он что, рядом с тобой там, да? Рядом? Пусть тогда, если можно, войдёт в зону видения моего голоприёмника. Я сама хочу его поблагодарить!
Воронцов вовсе не хотел выглядеть спасителем или благодетелем, а к тому же в данной ситуации действительно не считал себя ни тем, ни другим. Хотя бы по той причине, что ему было уже всё известно о Стафроме, которого «запрограммировали» таким образом, чтобы он ни при каких обстоятельствах не причинил женщинам вреда. Ни за что пострадал, бедолага. Надо будет потом обязательно извиниться перед ним. Алексей обречённо вздохнул и встал возле Марион, касаясь её плечом. Благословенна же будь, маленькая площадка голосвязи!
— Боже ты мой, — немедленно воскликнула импульсивная Элен, — до чего ж вы хорошо вместе смотритесь!
Теперь уже и Воронцов, и Горская были одинаково смущены от подобной непосредственности маркитант-адмирала. Однако в глубине души (а, в общем-то, совсем не в глубине!) им было очень приятно это услышать. Каждый захотел хоть мельком увидеть реакцию другого, и они обменялись быстрыми, более чем приязненными взглядами.
Слегка мерцающая перед ними голографическая фигура Корнблат меньше всего в этот момент напоминала маркитант-адмирала. Она весьма одобрительно кивнула с едва заметной усмешкой и стала поразительно похожа на сваху, у которой вот только что замечательно сладилось дело. Неплохой процент перепадёт! Но в следующую минуту «сваха» бесследно испарилась, уступив место официальному лицу. Лицо приняло строгий и несколько устрашающий торжественный вид:
— Во-первых, здравствуйте, наконец, многоуважаемый Алексей Павлович!
— Здравствуйте и вы, не менее многоуважаемая Элен!
— Не перебивайте, пожалуйста! Я и сама собьюсь! А… э-э… во-вторых, выражаю вам самую искреннюю признательность за спасение маркитант-майора Марион Горской. — На большее Корнблат не хватило, а потому она с лёгким сердцем оставила церемонии. — Мне очень дорога эта девочка, знаете ли. У меня таких совсем немного. И когда-нибудь она наверняка сменит меня на должности командующего Отдельным корпусом маркитанток. Я в этом почти уверена. Хм… Если, конечно, вы, Алексей Павлович, не испортите ей карьеру. Мари! Перестань же, в конце концов, краснеть по поводу и без повода! Да! Не нужен ли тебе отпуск после всего того, что пришлось пережить? Я ведь правильно понимаю? Что-то ужасное довелось пережить? Можешь не отвечать, сама догадываюсь. Так и что насчёт отпуска, ещё раз спрашиваю?
— Нет-нет, не нужен, — поспешно выговорила Марион. Ей мучительно хотелось прижать ладони к пылающим щекам. — Я… Я превосходно себя чувствую и готова…
— Понятно, нужен. — Корнблат безапелляционно перебила Горскую, махнула на неё рукой и командирским, не терпящим возражений тоном стремительно подвела черту. — С сегодняшнего дня ты официально находишься в отпуске, соответствующие документы будут оформлены немедленно. Твой отпускной билет будет открытым. Тебе понятно? Всё!
Голограмма исчезла — сеанс спецсвязи был прерван в одностороннем порядке.
— Ваш адмирал — совершенно феерическая личность, — сказал Воронцов, чтобы помочь Марион справиться с неловкостью и чтобы не молчать после того, как голографический дух Элен покинул апартаменты.
— Да, она у нас такая… очень хорошая, — благодарно улыбнулась Горская. — Она как бабушка или мама, хотя иногда устраивает совершенно жуткие разносы. Просто ужас! Но её всё равно никто не боится. Потому что на самом деле она очень добрая! Всегда обо всех беспокоится, как о собственных детях.
— И при этом всех подряд называет талантливыми, перспективными и уверенно прочит себе в преемницы? — слегка поддел Алексей.
— Ну-у… почти! — дипломатично отпарировала Марион и открыто улыбнулась. От недавней неловкости не осталось и следа, к тому же Горская испытывала большое облегчение от того, что удалось связаться с начальством. — А можно мне…. Не могли бы вы выполнить одну мою просьбу, Алексей Павлович?
— Мариш! — неожиданно вырвалось у Воронцова, и он тут же испугался, что будет наказан за эту новую скоропалительную фамильярность. Но его собеседница лишь едва приметно дрогнула длинными ресницами. — Марион! Да хоть сто, каких угодно, просьб! Хоть тысячу!
— Да у меня их нет столько, — засмеялась Горская, ощущая едва ли не детскую незамутнённую радость, бьющую через край. Главное сейчас как-нибудь удержать её внутри. На раскрасневшихся щеках Марион заиграли милые ямочки, которые Воронцов, кажется, любил всю свою долгую жизнь. Да и к тому же настоящая женщина, знающая, что нравится (очень-очень нравится!), всегда смеётся по-особенному. Она и смехом своим подсознательно соблазняет. — Я только хотела… Короче говоря, если вы в ближайшие дни не будете слишком заняты… Алёша… то не могли бы вы доставить меня домой?
— Ну какая же это просьба? Это никакая не просьба, это само собой разумеется, — без малейшей рисовки немедленно ответил внутренне ликующий «Алёша». — А вот у меня… То есть, можно, я вам кое-что предложу относительно вашего отпуска? А вы или согласитесь, или откажетесь, хорошо? То есть, конечно, нехорошо, если откажетесь, но вы же понимаете, о чём я.
Горская весело кивнула, с растущим любопытством ожидая продолжения. Она сразу решила для себя: что бы он ни предложил, она согласится. Может, не в тот же миг, но обязательно. Обязательно!
— Так вот… Если я, конечно, правильно понял, то открытый отпускной билет, несомненно, означает, что вы можете теперь отдыхать, сколько вам заблагорассудится. Хоть целый год отсутствуй — никто даже слова поперёк не скажет. Правильно?
— Правильно-то правильно. Но ведь обычно этим никто никогда не злоупотребляет, особенно, если во время отпуска где-нибудь боевые действия начинаются.
— Марион! У вас же всё-таки не совсем обычный случай, — с жаром принялся убеждать Воронцов, которому уже страшно становилось от одной только мысли, что он хоть на самое короткое время может расстаться с этой так неожиданно, и так счастливо волеизъявлением богов явившейся ему женщиной. — Даже, я бы сказал, из ряда вон выходящий! Несколько суток вы находились под воздействием сильнейшего стресса. Вам же теперь непременно нужна реабилитация, нужен длительный полноценный отдых!
— Ну уж и длительный, — слабо и очень неубедительно отбивалась Марион. — Я отлично себя чувствую, я же знаю… Правда!
— Уверяю вас, это просто до сих пор действуют те стимулирующие напитки, которые вы пробовали в своих апартаментах. Поверьте, если вы сейчас же не обратитесь к врачу, то через некоторое время…
— Так, значит, как я понимаю, у меня всё же есть некоторое время!
— Вы… Вы поразительно недисциплинированный, надо сказать, маркитант-майор! Ну, хорошо, хорошо, я вынужден признаться вам, что те напитки оказывают лишь довольно непродолжительное тонизирующее воздействие, а вы держитесь… Я не очень понимаю, честно говоря, за счёт чего вы всё ещё держитесь.
— Да перестаньте же, Алёша! Я ведь не дама высшего света, в конце концов! А, кроме того, последние дни я только и делала, что замечательно питалась, а в перерывах смотрела телевизор и совершала недолгие перелёты на разных летательных аппаратах.
— Это соответствует истине лишь отчасти и лишь для тех, кто не знает всех обстоятельств. У меня на корабле отменные специалисты-медики, они почти волшебники, которые к тому же умеют хранить врачебную тайну даже от своего нанимателя. Здесь есть и косметолог, если вдруг вы захотите воспользоваться его услугами. В общем, я сейчас пришлю врача к вам в каюту. Не беспокойтесь, это будет женщина. Она очень знающая, опытная и не отнимет у вас много времени. Договорились, да?
Горская слушала, кивала и немного рассеянно улыбалась, чуть склонив голову набок. В то же время на её лице читалась некая внутренняя сосредоточенность. Любому стороннему наблюдателю стало бы ясно, что она на что-то решается в этот момент. Но Воронцов этого совершенно не замечал, продолжая говорить и говорить. Вот решилась:
— Алексей Павлович… Извините, пожалуйста, что перебиваю, но я… Мне показалось, что… Вы, наверное, хотите, чтобы я как можно дольше оставалась на яхте, так? Только не увиливайте, ладно? Отвечайте честно, пожалуйста.
— Ну-у… Вы прямо меня… Вы же понимаете, Марион… Да, очень хочу! — Захваченный врасплох, Воронцов с удовольствием сдался на милость победителю, уже зная, что жестокой расправы не будет.
— Я останусь, — просто сказала Горская. — Но вы, собирались, кажется, что-то предложить.
— Да, собирался. Но передумал. Потому что теперь предлагать будете вы, если пожелаете. После приёма отдохнёте, сколько понадобится, а потом… Извините за банальность и высокий слог, но вся галактика ДЕЙСТВИТЕЛЬНО будет в полном вашем распоряжении.
Марион, слегка всё-таки напуганная столь головокружительно быстрым и немного сюрреалистическим развитием событий, несколько неловко кивнула и поспешила откланяться.
Она пулей вылетела из апартаментов. А счастливо ошеломлённому Воронцову как-то и не вспомнилось сразу, что сюда женщина пришла в сопровождении вахтенного офицера и что человек посторонний легко может заблудиться в многоярусных переходах яхты. Даже лифт далеко не сразу найдёт. Хотя каждая лифтовая шахта на самом деле располагалась максимально удобно и доступно. И кого же винить в риске заблудиться на некоторое время? Во всяком случае, не проектировщиков. Заказчику понадобился большой корабль, и он его получил.
Алексей обо всём этом подумал лишь через минуту. Он пришёл в ужас и буквально взвился с кресла, в которое перед тем с удовольствием плюхнулся, собираясь заново пережить каждую секунду только что произошедшего чрезвычайно важного разговора. Метнулся, было, к пульту, но затем круто развернулся, выскочил в коридор и… едва успел остановиться, чтобы не столкнуться с поспешно возвращающейся Марион.
— Вы же не знаете, куда идти!
— Я же не знаю, куда идти!
Они выпалили это одновременно и невольно прыснули от смеха, а потом Воронцов, провожая Горскую в её каюту, не то дважды, не то трижды просил прощения «за свою неотёсанность». Он даже — странное дело! — начинал порой испытывать перед гостьей некую робость, как если бы был подростком, опасающимся провалить своё первое настоящее свидание с девушкой. Однако Марион сразу улавливала его душевные сбои и тут же задавала очередной «наивный вопрос», отвечая на который, Воронцов вновь подсознательно возвращал себе привычный статус хозяина положения.
Марион, кроме того, теперь постоянно чувствовала бьющую через край эйфорию Алексея и недюжинные усилия его — зрелого, опытного мужчины — не позволить ей вырваться наружу. В этом он был очень похож на неё. На крутых трапах Воронцов с чуточку смешной торжественной церемонностью подавал Горской руку, словно королеве, и Марион, ничего подобного доселе не испытывавшая, королевой себя и ощущала.
«Нельзя… Нельзя к этому привыкать… — Слабая попытка призвать на помощь свой иронично-трезвый взгляд на жизнь. — Волшебная сказка скоро кончится…»
Но её интуиция безапелляционно утверждала обратное: ты отнюдь не ещё одно из наверняка многочисленных мимолётных увлечений хозяина яхты. Теперь Марион оставалось лишь ждать и разрываться между врождённой реалистической практичностью и врождённым же могучим даром предчувствия, предвидения, если хотите. Ну что ж, не она первая из дочерей Евы стояла перед подобным мучительным выбором.
Уже в каюте Горская с радостью осознала, что Алексей даже не вспомнил про гравитационный лифт, который доставил бы их на нужный уровень за десять секунд. Не вспомнил! Между прочим, фактик не в пользу трезвой реалистики. Вместо стремительного гравитационного спуска они добрых сорок минут добирались до места пешком и при этом совсем не торопились.
Алёна вышла из ванной и увидела Горскую. Та стояла посреди каюты с отсутствующе-мечтательным и несколько растерянным взглядом, явно не заметив появления своей названной сестры. Девушка укоризненно покачала головой:
— Ох уж эти мне влюбленные! Очнись! И перестань так бессовестно светиться! А то мне завидно. Ишь глазищи-то сияют!
Тут Марион встрепенулась и с тем женским неподдельным ужасом, какого мужчинам всё-таки никогда до конца не понять, вскричала:
— Это что, до приёма осталось всего шесть часов?! Я же ещё абсолютно к нему не готова! Это катастрофа! — И Горская принялась сдирать с себя новый мундир с такой лихорадочной поспешностью, что, кажется, прочная бесшовная ткань затрещала, чего, конечно, быть не могло. В этот момент гипотетические сторонние наблюдатели вряд ли успели бы получить хоть какое-то эротическое удовольствие: стриптиз был по-военному стремителен. Через несколько секунд Марион скрылась в ванной.
…Вернувшись к себе, Алексей немедленно отдал несколько необходимых распоряжений, связанных с предстоящим мероприятием. Например, переговорил с дизайнером помещений (такая должность вполне официально значилась в судовой роли яхты) об окончательном варианте оформления кают-компании. Пообщался со своим шефом протокола, который также входил в состав экипажа. А что вы хотите? Положение гражданина класса «А» и его широкая известность предполагали нередкие контакты на самом высоком уровне.
Пока он разговаривал со своими служащими, на звездолёт доставили Злата и сразу повезли его в мед-блок. Мальчишка, лежа на парящих над палубой гравитационных носилках, уже вовсю вертел головой, задавал заплетающимся языком смешные вопросы и порывался встать после каждого ответа — успел немного оклематься, пока челнок поднимал его на яхту. На тошноту он старался не обращать внимания, и это у него, надо сказать, неплохо получалось.
Ещё бы! Куда попал-то! Конечно, он бывал в космопорте много раз и видел там огромные, окутанные дрожащим маревом раскалённого воздуха, челноки с туристических межзвёздных лайнеров, но ни на них, ни уж, тем более, на лайнеры подниматься ему никогда не доводилось. И вот он на самом настоящем космическом корабле! Все сухоборские мальчишки просто онемеют от зависти, когда он им расскажет. Это ж такой корабль! Такой громадный корабль! Весь Сухой Бор внутри него потерялся бы без всяких следов. Да ведь тут, наверное, жизни не хватит, чтобы всё облазить! А его в какую-то дурацкую лекарню везут. То есть, не в дурацкую, конечно. В лечебницу корабельную. Страшновато вообще-то. Но ведь и интересно тоже… наверное.
Спустя три стандартных часа на борт прибыл Федоренко со своими людьми и задержанными преступниками. Волынщик был синюшно бледен и выглядел непривычно подавленным, заторможенным и откровенно испуганным. Спецназовцы ещё на флайере крайне любезно сообщили ему о возможности нейросъёма прямо на воронцовской яхте. Так что вся его особая подготовка оказалась бесполезной. Надежды на то, что удастся выдать себя за мелкую сошку и рядового исполнителя, испарились, как лужи под жарким летним солнышком.
Кольберг также не мог похвастаться здоровым цветом лица, но выглядел невозмутимым и уверенным в себе человеком, умеющим держать самые жестокие удары судьбы.
Когда нейроматрицы очень квалифицированно и быстро были сняты, а затем расшифрованы и тщательно систематизированы суперсовременным, мощным корабельным искином, штурм-адмирал пришёл в восторг и ужас одновременно. Первый был вызван невероятным количеством очень ценной информации, использование которой должно было нанести чрезвычайно эффективный удар сразу по нескольким транс-системным криминальным организациям и группировкам. Второй — тем, что открылось в безднах воистину преступного мозга каждого из задержанных.
Подробнейшее донесение немедленно было отправлено, куда следует. Затем Берзинь доложил Алёхину и переправил ему этот лакомый кусок информации в части касающейся, после чего Алёхин связался с надсистемным директором и порадовал успешно проведённой операцией. Правда, на сей раз полученные от Берзиня данные были тщательно дозированы. Однако и этого хватило, чтобы в течение четырёх стандартных часов в разных секторах галактики пришли в движение несколько флотов спецназа КГБ — каждый имел свою конкретную задачу. Признаться, в руководстве Корпуса галактической безопасности никак не ожидали подобного подарка от маломасштабной и не самой сложной, по большому счёту, операции на отсталой планете. А тут вдруг такой впечатляющий эффект! Вот уж действительно: нашли там, где и не ждали.
…Алексей намеревался начать переодеваться к приёму, но тут пришёл Федоренко. Вид у него был достаточно измотанный и вместе с тем штурм-адмирал сильно смахивал на изрядно налакавшегося жирных сливок кота, который, собственно, и устал-то, лакая эти самые сливки. Правую руку Федоренко демонстративно держал за спиной.
— А не хочешь, Лёша, посмотреть, что у меня есть? — спросил он, загадочно улыбаясь.
— Ты бы, Коль, сначала хоть поздоровался ради приличия, а потом уж интриговал. Ну, что скажешь? Вроде бы всё кончилось, а?
— Ах, какие мы интеллигентные и важные! Здорово, коль не шутишь! — Федоренко проворно переложил что-то — всё также за спиной — из правой руки в левую и энергично обменялся крепким рукопожатием с улыбающимся Воронцовым. Внезапно став сумрачно-серьёзным, штурм-адмирал заявил: — Да нет, Лёша, пока ещё не кончилось. Остался один ма-аленький такой штришок.
— Какой там, к чёрту, штришок?! Не пугай! И без того наштриховали мы тут с тобой — дальше некуда.
— А ты что, всегда такой нелюбопытный? Другой бы на твоём месте именно что вместо здрасьте поинтересовался тем, что я прячу за спиной. Между прочим, это и есть тот самый маленький штришок. А ты всё марку держишь!
— Ну не могу же я вот так сразу и показать, что умираю от любопытства! Ты же знаешь, какая я важная персона. А мы, персоны, марку завсегда… Мы без марки — никуда… Так что, скорее из вежливости, я спрашиваю: и что же ты там пря…
Воронцов замер на полуслове, перестав, кажется, дышать, когда Федоренко небрежным жестом протянул ему кинжал. Нет, не так… Федоренко протянул ему КИНЖАЛ! Поразительной красоты, выразительности и функциональной завершённости клинок из уникальной голубоватой стали, покрытой тончайшими рунами династии Донн-Долл империи Фомальгаут. Рукоять, выполненная из тёмно-фиолетового и вместе с тем полупрозрачного горного хрусталя с причудливыми золотистыми вкраплениями, чуть мерцала, сильно напоминая глубокое звёздное небо. Крестовина и конусообразное навершие рукояти были выполнены из серого, странно тёплого наощупь матового металла, не отражающего свет.
И этот хрусталь, и этот удивительный металл представляли собой фирменный стиль древних оружейных мастеров Фомальгаута.
Многочисленные поздние попытки подделать или сымитировать его ни к чему не привели. Ни месторождения мерцающего фиолетового минерала, ни технологии производства и обработки тёплого металла потомки найти до сих пор не смогли.
Дрожащими руками Воронцов осторожно взял кинжал и впился глазами в рунную вязь.
— Ты знаешь, Коля, что здесь написано, а?! «Сила, честь и справедливость! Воля, честность, неподкупность! Да пребудут с нами вечно!» Представляешь?! Ни черта ты не представляешь!
— Как-как? Что, ты сказал, там написано? Да пребудут с нами вечно?
— Ну да! Этому клинку больше полутора тысяч лет! Тройные долы, баланс идеальный. А какие режущие кромки, а?! Они же сияют! Ты только представь! Спустя пятнадцать веков кинжал нисколько не затупился! И ни одной зазубрины, ни малейшей раковинки нигде, а?!
Федоренко вдруг громко фыркнул и, рухнув в кресло, захохотал во всё горло. Из глаз его брызнули слёзы. Воронцов в первый миг недоумённо вскинул брови, а потом подумал, что у штурм-адмирала (у закалённого бойца спецназа!) началась реакция на напряжение последних нескольких суток. Отходняк, иными словами. Бережно отложив кинжал, Алексей подскочил к Федоренко и принялся трясти его за плечи:
— Успокойся, Коля, успокойся! Погоди… Сейчас выпить тебе налью! У меня есть водочка на натуральном тархуне настоянная — не какая-то тебе паршивая синтетика! Настоящая «Столичная», древний рецепт. И закусочка соответствующая имеется. Сейчас мы с тобой накатим и…
Воронцов метнулся, было, к холодильнику, но Федоренко цепко ухватил его за рукав.
— Стой… Да стой же ты! — еле выдавил он, задыхаясь от смеха. — Я ж не институтка, чтоб меня успокаивать! Понимаешь хоть, в чём тут дело-то?! Не могу, ей богу! Уф-ф… Ну анекдо-от! С самого начала… у Берзиня был расчёт, что тебе… что ты… о-ох… уж никак не можешь знать донн-долльских рун. Ну кто их знает-то?! Даже если бы ты каким-то чудом сразу заполучил бы этот кинжал… Ф-фу-у… А ты… Что ж ты сразу-то не сказал?
— Да я, честно говоря, сначала и подумал, что меня привлекают к этому делу как раз потому, что я основательно знаю додо-руны. Я же в свое время изучал архивные материалы двух археологических экспедиций, а немного позже по донн-долльскому рунному письму докторскую диссертацию защищал. И весьма успешно, между прочим. У меня несколько довольно-таки объёмистых научных трудов по этой теме есть.
Тут Федоренко аж всхрюкнул и снова затрясся в кресле, находя отчего-то эту ситуацию крайне смешной. Воронцов же, мгновенно забыв и о штурм-адмирале, и о том, что на яхту уже прибыли приглашённые, вернулся к благоговейному созерцанию бесценного клинка. Ему даже в голову не пришло спросить, где его нашёл штурм-адмирал.
А кинжал обнаружился как раз там, где и предполагалось — в подземельях Кархемского замка. В одном из тайников, устроенных в тёмных переходах. Люди штурм-адмирала с помощью поисковой аппаратуры довольно легко вычислили и вскрыли хитроумно спрятанный в толстой каменной кладке сейф. Видимо, Кольбергу было уже не до кинжала, когда спешно покидал замок.
Алексей не сразу услышал, что к нему обращаются, — настолько поглотил его древний раритет. А когда обернулся, то увидел, как подчинённые Федоренко вносят в каюту длинный и плоский ящик, обтянутый чёрной кожей. Бойцы положили его в указанное место и, четко отсалютовав, быстро покинули каюту.
— И как же это понимать, Коля? — удивлённо спросил Воронцов. — Это-то что такое?
— Разрешите доложить, господин гражданин класса «А»? — Федоренко шутливо вытянулся «во фрунт». — Докладываю. Я известил о нашей находке господ начальничков, и они на радостях совершенно официально разрешили вам оставить кинжал у себя, мотивируя тем, что вы лучше, чем кто-либо позаботитесь о его сохранности. Разумеется, они уверены, что вы не станете это афишировать. Лет пятьдесят хотя бы. А сейчас я, с вашего позволения, разумеется, открою вот этот ящичек. Вы позволяете?
Приятно ошарашенный, Воронцов смог в ответ лишь молча кивнуть. Федоренко же тяжёлыми, медленными шагами каменного гостя подошёл к ящику, эффектно щёлкнул замочками и откинул крышку. На тёмно-зелёном бархате покоились 48 кинжалов всех основных сословий и представителей ремёсел планеты Желанная. Под каждым красовалась золочёная табличка с поясни-тельной надписью. А венчали эту небольшую, но прекрасно подобранную коллекцию великолепные клинки королевской правящей династии.
— Это уже от меня лично. Себе вообще-то собирал от нечего делать, но решил, что тебе будет приятно, — скромно пояснил Федоренко.
— Ну, Коль… Нет слов! Спасибом тут не отделаешься, а потому…
Воронцов на несколько секунд скрылся из поля зрения штурм-адмирала и вернулся с МиСиМом. Протянул его Федоренко:
— Вот, ты обязательно оценишь. Инструкция к применению прилагается. Бери-бери, у меня ещё два таких есть. Разумеется, я уверен, что вы, конечно же, не станете, господин штурм-адмирал, афишировать факт владения этим эксклюзивным пока изделием. По крайней мере, до того, как он появится в относительно свободной продаже. Думаю, тоже лет пятьдесят примерно придётся подождать.
— Ну, Лёш… Взаимообразно нет слов! Это ж я смогу теперь подпольно поразмножать себе некоторые материальные ценности! Или там зарплату увеличить…
— А то!
— Мы в восхищении! А, вот ещё что хотел сказать. Я же забрал из космопорта и привёз сюда твой багаж — здоровенный такой металлический контейнер.
— Не такой уж и здоровенный: три метра в длину, один в ширину и один в высоту, серый, с сенсорными замками. О нём идет речь?
— О нём, конечно. Или у тебя ещё что-нибудь габаритное имелось?
— Только это.
— Ну, вот и хорошо. Между прочим, мне не очень хотели его отдавать, но всё-таки удалось договориться. Я отправил его на яхтенный склад, найдёшь потом.
— Надеюсь, договариваясь, никого не покалечил? А с меня опять, значит, причитается!
— Ото ж! Сочтёмся как-нибудь!
— Ну, если так, то у меня ещё одна убедительнейшая просьба будет.
— Выкладывай! Раз уж я сегодня, как Дед Мороз, подарки раздаю.
— Будь добр, помоги потом Первейшему барону Строглому освоиться в твоём бывшем замке! Я ему пообещал, понимаешь ли, помочь изучить аппаратуру, вооружение, технику и всё прочее, что там у тебя есть, но ты же лучше знаешь свой бывший замок.
— Если ты ещё раз скажешь «свой бывший замок»… Я ж от сердца оторвал же ж! Я же ведь… Короче, нахал ты, Лёша, но, так и быть, помогу.
— Кстати, ты вполне можешь попытаться вербануть господина новоиспечённого Первейшего барона. Уверяю тебя ответственно — парень созрел. И люди у него вполне подходящие. Ну да ты кое-что видел.
— Похоже, Алексей, ты таки серьёзно намылился служить в КГБ! Переживаешь за перспективы расширения агентурных кадров для работы на родное ведомство!
— Да иди ты лесом!
Чрезвычайно довольные друг другом, Федоренко и Воронцов распрощались на время — уже действительно пора было переодеваться к приёму.