Кочегарка

Виктор Юлбарисов
В свое время я очень долго не мог поступить в университет на философский факультет. Понимание было такое, что если я в начале своего жизненного пути не преодолею этот рубеж, то зачем тогда вообще жить?  Для поступления необходимо было как минимум сдать вступительные экзамены без троек, а у меня на руках аттестат об окончании ШРМ. Кто не знает - это школа рабочей молодежи без отрыва от производства. Представляете разницу: где университет и где ШРМ? Да еще без обучения иностранному языку. А его ведь сдавать надо. Короче – без вариантов. И жить хочется. А про себя решил: не поступлю – застрелюсь. Тогда я работал на заводе во вневедомственной охране и имел доступ к револьверу времен еще гражданской войны.

После очередной неудачи дня три валялся на койке в общежитии в поисках сил для продолжения жизни. Был еще один вариант. Чтобы поступить хотя бы на заочное отделение вне конкурса необходимо было заработать производственный стаж по специальности, например, воспитателем. Одного года было достаточно.

С целью его получения пошел в администрацию района в отдел ГОРОНО. В те давние времена все было намного проще: никаких предварительных записей и секретарш в приемной: «Вы по какому вопросу?»  Прочитал табличку на дверях, постучался, вошел. Заведующий нормально меня принял. Все как есть рассказал ему, и он меня понял. При мне позвонил в Мало-Истокский детский дом директору и во время разговора спросил:

Им пионервожатый нужен, пойдешь?

Я согласился. Про себя думаю, переживаю.

Какой на хер пионервожатый?

Все свое детство презрительно относился к этой организации. В пионеры тогда все вступали и да, не скрою, это был волнительный момент, но уже через год все поменялось. Галстук повязывал на шею только при входе в школу. Иначе не пускали. Улица в нашем поселке предпочитала других героев.

В Малом Истоке встретил меня солидный представительный мужик и после короткого знакомства заявил:

- Ты знаешь мне вообще-то кочегар нужен, а не пионервожатый. У меня отопительный сезон на носу, а топить некому. Ты то как к этому относишься?

- Да я не против. Только мне запись нужна в трудовой книжке о том, что как минимум год я воспитателем работал.

Ну это я тебе сделаю, если не сбежишь раньше времени.

С завода пришлось уволиться, после чего пропадало и право проживания в общежитии. Для меня это был удар. У нас такая дружная комната в то время образовалась на четыре койки, в которой проживали: Витя Рейнов, Сергей Хмаров,Саша Зажигин и я. Рейнов поступил на философский и продолжал работать в пожарной части диспетчером. Хмаров не поступил, но не терял надежды и остался на год, работая в охране. Зажигин никуда не поступал. Бывший детдомовец. После армии устроился токарем на заводе.

Директор детдома пообещал подселить меня в комнату к другому кочегару — бывшему воспитаннику Полякову. В первую ночь ночевал в огромной палате по количеству коек, пока не было воспитанников, отдыхавших в то время в каком-то пионерском лагере.   Эта ночь запомнилась на всю жизнь. Долго не мог заснуть, чувствуя себя беспредельно одиноким и никому не нужным в этом мире. Где-то далеко в поселке доживала мать также в полном одиночестве, вдали от выросших и разъехавшихся в разные точки огромной страны своих детей. Как же сильно хотелось в те минуты, чтобы рядом был кто-то из близких тебе людей и не обязательно  по крови, но по духу и образу мыслей.  Один — в огромной палате и пустом двухэтажном здании. Что дальше? Кроме чувства полного одиночества появился страх — неосознанный, дикий.

На следующий день вернулся в общежитие. Моя койка была уже занята. Друзья без вопросов нашли матрас, подушку и одеяло. Спать стал под кроватью Саши Зажигина. Новый жилец появлялся редко, а потом и вовсе перестал приходить. К тому времени Саша из солидарности  вытащил свою кровать в «красный уголок» и мы уже вместе спали на полу. Как же я был благодарен им! Жизнь поменяла краски.

Все же без трудностей мое незаконное проживание не обошлось. Вход в общежитие был только для жильцов, а гости должны были отмечаться при своем посещении в журнале вахтера. Комендант и воспитатель — обе женщины средних лет  были в курсе моего незаконного проживания и всячески препятствовали этому. Бывало после ночной смены, когда мне нужно было где-то уже выспаться и дальше жить они не пускали меня. При моем появлении  выстраивались дружно в ряд вместе с вахтером возле прохода и держали оборону. Рядом с проходом, чуть выше метра располагалось ограждение до которого от входной двери было метра три — достаточное для разбега. Я молча разгонялся и перепрыгивал его. Вслед за мной уже по лестнице вверх бежала воспитательница. Пока она догоняла меня, я успевал попасть в комнату и закрыться изнутри. Войну за право проживания я вскоре выиграл. Это были все-таки добрые старые советские времена. Ну что им оставалось делать, милицию вызывать? Да и знали они меня, как облупленного.

Через несколько лет я отплатил коменданту добром - «замял» уголовное дело по взятке, работая в должности следователя прокуратуры.

Теперь о котельной — в просторечии всегда называемой кочегаркой. Она давала тепло всему детскому дому в два этажа  с огромными потолками, школе поселка Малый Исток и дому, где проживали воспитатели и прочий обслуживающий персонал.

В котельной было три котла: два для тепла и один для горячей воды. Уголь привозили плохого качества — сплошной песок. Со сменщиком мне крупно не повезло. Мужик был местным и часто злоупотреблял. Директор не мог его уволить, боялся, что вообще никого не найдет до окончания отопительного сезона.

Заступаешь в ночную смену, а у него котлы не горят, шлак не вывезен, сам лыка не вяжет. Разжигать печи та еще маета. Сначала нужно весь шлак выгрести, потом костер из дров разжечь и уж затем помаленку уголек подбрасывать. Труба, которая в небо высоко уходит, с момента постройки не чищена. Тяга очень слабая. Языки у пламени синие и очень длинные при этом. Жар не дают и плохо прогорает уголь.

Для улучшения тяги залажу на печь, открываю дымоходы, что в общую трубу поступают и длинным шомполом прочищаю. Сажа летит в лицо и въедается намертво. Потом чищу второй котел. После чистки котлов завожу на тачке уголь, чтобы на всю ночь хватило. На улице зима. Уголь приходится кайлом разбивать, подмерзает. Колеса у тачки скрипят так, что на всю округу слышно. Часам к двенадцати привожу все в порядок. Можно и чай попить, да бутерброд какой-нибудь съесть.

Вечером частенько приходят незваные гости — бывшие воспитанники детдома. Они приезжают с разных ПТУ, куда их определяют после восьмого класса. Разрешения у меня не спрашивают. Приходят, не здороваясь садятся на лавку, молчат, ждут с моей стороны разговоров и сочувствия к их тяжелой судьбе. Я тоже молчу. Они мне непрятны. Я сам учился в ПТУ. Детдомовские воспитанники поражают своей беспомощностью и инфантильностью. Они не приспособлены к реальной жизни, ничего не умеют и не хотят, как будто им все должны.

Ранее читал и смотрел фильм «Республика ШКИД» Их героям в детстве хотелось подражать. Какие они были яркие, самобытные и живые. Вот никто из гостей: ни мне, ни другим кочегарам не предложил посильную помощь, хотя бы угля на тачке привезти. Будут сидеть, молчать и ждать. Мне они мешали готовиться к экзаменам, да и просто тоску нагоняли.

У кочегаров была отдельная комната с дверями и батареей. Я всегда с собой приносил книги. Чаще всего философский словарь и самоучитель по немецкому языку. Потом они остались в памяти из-за почерневших листов от угольной сажи. В топку уголь подбрасывал раз в двадцать минут по девять лопат в котел, равномерно распределяя по всей площади. Ночью умудрялся дремать в перерывах. Ни какого будильника не нужно было. Спал, сидя на стуле, откинувшись назад к стенке. Видел сны и ровно через двадцать минут просыпался, шел кидать свои лопаты и снова засыпал. Так только молодые могут.

За два часа до смены начиналась движуха. Затапливал третий котел, чистил печи от шлака, завозил уголь для сменщика. Старался, чтобы ровно в восемь утра огонь в топке горел ровным красно-синим пламенем, чтобы термометр показывал нужную температуру и чтобы был подметен пол. Приятно было осознавать, что много людей: больших и малых, благодаря твоим стараниям получали тепло. После сдачи смены шел в душ. И долго отмывал лицо с помощью хозяйственного мыла и жесткой мочалки.

По окончанию сезона директор сдержал свое слово и нарисовал мне в трудовой книжке необходимый педагогический стаж. Я же сдал экзамены на заочное отделение и был зачислен вне конкурса.