В первый год переезда в Петербург попала на еврейский фестиваль в концертный зал «Октябрьский», вход был свободный, к тому же зал для меня был нов.
У меня сложное отношение к евреям: я их уважаю и ценю за талант и ум и
невысокого мнения об их человеческих качествах. Я имела многолетнюю возможность наблюдать за своими коллегами и убедиться в этом, хотя я, может, и не права. И это сомнение заставило меня переступить порог концертного зала.
Еврейский народ перенёс столько горя, сколько, опираясь на мои знания истории, не выпадало на долю ни одного народа. Поэтому меня вело ещё и сочувствие к этим людям. Захотелось послушать их музыку, причём, великолепную, и понаблюдать за их поведением. Это трагический народ, но в зале я этого не почувствовала – они веселились, как малые дети, бурно встречая артистов. Это надо было видеть и слышать! Сколько радости было в глазах и на лицах слушателей! Они проживали целую жизнь в эти короткие мгновения. Это был их праздник.
Мы, русские, особенно люди старшего поколения, так радоваться и веселиться не умели и не умеем. Мне очень нравились песни, я наслаждалась ими, но была сдержанна в своих симпатиях.
Но что творилось с молодёжью! Они соскакивали со своих мест, танцевали,
хлопали в ладоши, тянули вверх руки с растопыренными пальцами, кричали
«Аллилуйя!» вслед за артистами после каждой песни и радовались так, будто много лет их держали взаперти и вдруг выпустили…
Если народ умеет так веселиться, с человеческими качествами у него всё в порядке.
Санкт-Петербург, 1994