Рассказ из письма сослуживца по КТуркВО Владимира Васильева.
Привезли нас в Красноводск. Постригли, помыли, переодели и поселили на втором этаже одной из казарм Красноводского полка. В карантин на месяц. Первый день прошёл спокойно, а вечером как всегда поверка: пофамильная перекличка ста сорока человек. Фамилии разные, смешные тоже попадались, отсюда смех в строю, и всё сначала с буквы А. И так раз восемь-девять, а на десятый уже была гробовая тишина. Тут старшина командует: рота, отбой, 45 секунд! Как не старались – не успеваем, а тот снова и снова: отставить, всем в строй, равняйсь, смирно и... всё заново. Кое-как уложились почти к часу ночи.
Наутро крик: рота, 45 секунд, подъём! А я чую жар по телу, закрылся одеялом с головой, думал проканает, но не тут то было! Во мгновение ока оказался на полу вместе с кроватью, одеялом, подушкой и матрасом! Пришлось встать. Под дикие крики старшины роты и дежурного офицера, вперемешку с матом, осознал что такое есть подъём и почему он один для всех. Попытался возразить, что болен, и даже температурю, вроде как, но в ответ услышал, что больные только в санчасти, и мне туда.
Ну, в санчасть так в санчасть! Собрался, прибрал койку и поковылял, благо санчасть на первом этаже с торца двухэтажной казармы. Прихожу, там фельдшер по имени Турсун с извечной отвадкой: что тебе надо? Объясняю, так, мол, и так – болезно всему телу, а мне спать не дают, орут, матерятся, кровать перевернули… ну и т. д.
Чую, в санчасти дубак, трубы холодные, все кто есть одеты по тёплому. Спрашиваю, почему, мол, так холодно? Фельдшер бормочет: не знаю, дескать, дневальный день и ночь топит котёл, а тепла и в помине нет. Трогаю трубы – холодные, котёл горячий, спрашиваю: насос работает? Турсун подтверждает... Открыл котельную, мотор гудит на все сто, а муфта насоса неподвижна. Нарезал с подошвы старого башмака резиновых продольных квадратиков, вставил куда надо, запустил электродвигатель и... о чудо! Трубы стали греться, скоро пришло в санчасть тепло. Фельдшер обрадовался, начал меня угощать чаем с пироженками и конфетами из местного чипка.
Завязался разговор о том, о сём, входит старший фельдшер – лейтенант. Смотрит на меня, впадает в недоумение, не понимая, почему этот наглец второй день в армии, а его уже чаем с конфетами угощают? Турсун вступился, говорит, что наглец этот отопление исправил. Обстановка разрядилась, мне отвели козырную койку у окна.
И вот живу я теперь в санчасти, из столовки приносят хавчик. Кровать возле окна, созерцаю, как по утрам среди зимы мои сослуживцы бегают по плацу по форме номер два, и становится мне на какой-то миг холодно, ибо мысленно я пребываю с ними.
Прошла так неделя, вторая, третья, появляется дневальный с казармы и сообщает: завтра, солдат, твои присягу принимают! Я спросонья привираю в ответ, что до сих пор болен, высокая температура, и вообще идти не в силах. Отвернулся на другой бок и надавил на массу. Через некоторое время, ближе к обеду заявляется замполит майор Пунчик, бросает мне на грудь папку с присягой и красный журнал, и командует: прочитай и распишись! Не вставая с кровати, нахожу строку со своей фамилией, рисую автограф. Тот берёт документы, и со словами «хоть прочитал бы...» направляется к выходу и уходит. Так вот началась моя армейская жизнь...
Далее Прописка в ракетном дивизионе - http://proza.ru/2023/07/16/640