Рассказ-квартет
…
Ямальские ветры… Это они в тундре создают, а потом гасят голоса. Какие голоса? Мужские и женские… громкие и тихие… и даже шепот, что очень похож на Ямальский дождь.
Дождь, который обрушивается внезапно.
Льет, стучит, шелестит.
Дождь похож на шепот. А именно шепот часто оказывается слышнее самых громких людских разговоров. И этот шепот – про сельский малонаселенный пункт на Ямальском полуострове, Тамбей… Нужно просто прислушаться…
…
…где трепетные души освобождаются от остывающих тел и обретают покой…
…где начинается их путь по царству мертвых…
…где…
Не надо ничего объяснять. Ямальцы знают, что такое Тамбей. А людям с Большой Земли и объяснять нет смысла, ибо многим нет никакого дела, что там происходит, на краю света. Эти люди стали ленивы и нелюбопытны. Свое материальное благополучие они ставят на первое место. А душевное богатство, совесть – на последнее. А если бы они не были таковыми, то каждый, хотя бы раз в жизни, побывал бы на краю Земли. Тем более их души там будут, и это обязательное условие рождение души.
Тамбей… Место, где два мира, живой и мертвый, сосуществуют в едином времени и пространстве. Там и находятся врата в мертвый мир.
Что же это за место, Тамбей, в Ямальском районе Заполярья?..
Тамбей…
Можно написать… что родившиеся души находятся 9 световых дней у своих мертвых тел, а потом 40 дней на краю Земли в Тамбее. После чего уходят в нелегкий путь по царствию мертвых. Думаю, можно написать. И это будет той истиной, которую следует знать всем живым. Даже если они живут в Америке, Швеции или в Африке… или в российском городе Ярославле. Пришло время узнать человеку, что происходит с его душой после смерти тела.
А Тамбей с каждой душой собирается в путь. В путь по царствию мертвых. Не может же он не помогать, на то он и Тамбей… Его любовь и жертвенность достойны уважения всех живых людей. На Ямале жертвенность в приоритете.
Это время пребывания необходимо, чтобы души человеческие окрепли, а потом все зависит от ангелов, духов и богов.
Православная душа больше защищена? Да. Но я так пишу, потому что у меня, автора, православная душа. И я люблю ее и полностью доверяю ей.
Голоса были, потом угасли. Их развеяли Ямальских ветры.
…
На Ямале не принято говорить о себе в личном падеже, «я» там даже не рассматривается. Если рассказывают о себе, то отстраненно. Мол, она, женщина из семьи, рода N…
…
Всю эту историю мне и рассказали Ямальские ветры. А ветры – это добрые друзья духов. Значит, эту историю до меня донесли Ямальские духи.
Трое суток они пытались рассказать жителям заполярного села Яр-Сале о чем-то тревожном и важном. Они очень старались. Порывы ветра срывали с прохожих платки и шапки, сбивали с ног, стучались в окна уютных квартир. Но люди ушли с улиц, закрылись в квартирах и не хотели слушать завывания Ямальских ветров. И только одна женщина, недавно приехавшая в Заполярье из города Ярославля, что расположен в Центральной России, сидела на металлической кровати в крохотной комнате на втором этаже деревянного дома, типичного для Крайнего Севера, и слушала Ямальские ветры. Только она во всем селе не занималась никакими делами, а сидела и прислушивалась. Она уловила мелодию и стала понимать, о чем ей рассказывали. И не важно было, что дверь и окно в комнатке могли уже вот-вот рухнуть от напора ветра. И было очень холодно, все теплые вещи были надеты, и сверху было накинуто одеяло… и все равно было холодно. Тогда она встала с кровати, взяла электрический чайник, сходила за водой на кухню первого этажа, включила кипятить воду и силой воли сбила дрожь от холода. Но непогода не вызывала недовольства и раздражения, а было только желание понять и до конца выслушать эти ветры. Причем приезжая сразу поняла, что дует не один ветер, а именно ветры – и с разных сторон. И они совсем не дружат друг с другом. Были злые и были добрые ветры. Женщина заварила чай, выпила горячий крепкий напиток и согрелась. Она смотрела в окно и слушала Ямальские ветры. И она поняла, что здесь, на песчаной косе, на которой расположено село Яр-Сале, где сходятся многие зимние тропы тундровых жителей, ветры устроили показательное выступление борьбы добра и зла. Жители села остались глухи к этому или просто давно привыкли и не обращали внимания, и только приезжая женщина, немолодая, сидела и слышала мелодию ветров и понимала, о чем они ей пытаются рассказать. И она услышала фразу на русском языке, понятном ей: а Тамбей-то в путь собрался… Женщина знала, что Тамбей – населенный пункт на Ямальском полуострове, почти опустелый, две семьи всего там и живут. Хотя на территории вокруг него много тундровых жителей. Но куда и зачем мог он собраться, ей было не совсем понятно… И тогда она уютнее закуталась в одеяло на кровати в маленькой комнатке в три с половиной шага и закрыла глаза. Ветры стали рассказывать наперебой, с выражением и подробно.
Ямальские ветры словно перенесли её…
Нет, все-таки дальше продолжу повествование от своего имени, в личном падеже, беря всю ответственность за написанное только лично на себя.
…перенесли меня из Яр-Сале в Тамбей, где почти нет живых людей, да и мертвых я не увидела. Но долго ходила по территории поселка. Только ржавое железо было кругом. Пусто все, заброшено. И вздрагивала я от слишком громкой тишины и замершего времени. Три раза споткнулась на ровном месте. Три раза…
…
У жительницы тундры раньше срока родился ребенок. Он был… мертв. Женщина справилась с ситуацией сама. Она сделала все, как ее учили мама и бабушка… Я не буду смаковать и углубляться в физиологические подробности. На Ямале не любят излишние переживания по поводу и без повода. Да, жалко, но разве можно что-то изменить, когда уже все произошло…
Ребенок родился с ручками и ножками, как обычный младенец мужского пола, только не живой. Женщина поступила так, как поступила бы любая тундровая жительница из старинного рода селькупов: она завернула младенца вместе с последом в темно-синюю до черноты ткань, что покупала на празднике рыбаков в Салемале, когда ездила в гости к сестре. Туго завернула, дождалась утра и понесла в лес. Там нашла кривое дерево с дуплом в верней части ствола и положила туда своего мертвого младенца. Положила, закрыла землей, листьями, замазала глиной… и всем, что поблизости нашла в лесу. Потом сидела у дерева и качала головой; глаза ее были сухи. Младенца было, конечно, жалко, да, но дух смерти его забрал, а дух жизни отпустил. Судьба согласилась. Что тогда могла сделать она, слабая женщина. У нее уже росли четверо детей. Двое были маленькие, двое учились в школе-интернате Яр-Сале, родители их видели только на каникулах. Конечно, этот мертвый мальчик не был бы лишним. Возможно, именно он бы стал их опорой в старости. Но все уже произошло. И он начал свой путь в царствии мертвых. И ему надо было помогать. Она, как мать, чувствовала, что именно от нее зависит, и что ей надобно сделать, чтобы облегчить своему ребенку этот путь.
Женщина сидела на земле у дерева, в дупле которого ее мертвый младенец начинал путь в царствие мертвых. Она сидела и вспоминала, как ночью с мужем его зачала. Как ласков был супруг. Как с первой минуты почувствовала ребенка и думала о нем с любовью. Следила за его ростом и развитием. Гладила живот. Мать старалась уделять внимание всем своим детям, не деля их на рожденных и не рожденных. Но однажды ночью проснулась и поняла, что тот ребенок, который у нее в животе, – мертвый. Его духи выбрали, чтобы он ответил за все грехи ее и супруга. Это была плата духам и богам за все удачи и благоденствия, даже за хорошую погоду… Этот ребенок стал жертвой за их жизнь.
С раннего утра и до вечера женщина просидела у дерева, где ее кровиночка начинал свой путь в царствие мертвых. Она не ела и не пила, не плакала, просто сидела и думала о хорошем. Когда вечер стал переходить в ночь, из дупла дерева с криком вылетела… нет, не птица, – сущность… и улетела в небо.
Женщина встала и, думая только о хорошем, обвязала кривое дерево полоской яркой красивой ткани, которую купила на празднике в селе Салемал, посмотрела в пустое дупло дерева, где раньше лежал ее мертвый младенец. Оглянулась. Она знала, что сущность, в которую обратился ее мертвый младенец, наблюдает за ней. Потому она погладила горячими ладонями кору дерева и пошла домой, к живым детям. Но думая и об этом мертвом, которой стал иной сущностью. И живые, и мертвые, ее дети – это ее дети. Часть ее плоти. Ее кровь. Если думать и беспокоиться о мертвом ребенке, то он для матери будет как живой. Нет, не сущность, а именно живой ребенок. Со своей судьбой…
…
Старый человек и его память сидели на ступеньках деревянного одноэтажного дома, что одиноко стоял в тундре, и смотрели вдаль. Тундра, осенняя, самая красивая, казалась бесконечной. Старик, богато одетый в городскую одежду сидел, сгорбившись, погруженный в свои невеселые тяжеловесные мысли. Потом встал, обошел несколько загруженных закрытых саней недалеко от дома. И снова замер на месте. Стоял и смотрел вдаль, туда, где тундра уходила в небо. Это не было горизонтом, это было продолжением тундры на небесных просторах.
Память стояла поодаль от человека. Она представляла собой прозрачные образы трех людей в разном возрасте. Первый был – розовощекий упитанный младенец. Он родился и вырос в тундре. И только в семь лет его увезли учиться в школу-интернат в Яр-Сале, которую тогда только открыли. Мальчику там все нравилось. Он хорошо учился. Потому второй образ его памяти был именно такой – мальчик подросток в школьной форме. Сосредоточенный и серьезный. Его память бережно хранила всю его жизнь. Ведь человеку не положено ничего забывать. Каждый период его жизни – это опыт и определенные нравственные ценности. Прозрачные образы младенца и подростка стояли вроде бы и рядом, но бесконечно далеко друг от друга, между ними пролегла целая эпоха зрелости человека. Между младенцем и подростком – кусок территории - треть Ямальского полуострова. Живой жизни и мертвой. Подросток – это еще не мужчина, но уже личность. Очень зависим от родителей. Борьба против этой зависимости, бунт, начнется в старших классах, когда он вдруг начнет стыдиться своих родителей, которые приезжают к нему в национальных одеждах. И смотрятся как тундровые жители. Простые люди труда. Он их стеснялся и даже прятался в школе, когда они приезжали и искали его с братьями и сестрами. В их семье было пятеро детей. Он был самым младший.
Следующий этап взросления – он был уже юношей. Все отрицающий, перспективный ученик. Дерзкий и крайне уверенный в себе. Считающий, что он может все. И лучше других. Да, дерзкий, он был дерзкий. Образ юноши был третьим в его памяти. И память именно эти три образа напомнила ему сейчас, когда он был задумчив и смотрел вдаль на тундру в сторону Яр-Сале. Все в его жизни было ему дорого и любимо. Его жизнь был очень похожа именно на Яр-Салинскую тундру. И настоящая, и недалеко от села, где есть благоустроенные квартиры и блага цивилизации. И где человек не чувствует себя оторванным от мира. Где есть все, чтобы развиваться как полноценная личность. Но селькупы живут по всему Ямальскому полуострову. И не все хотят благ цивилизации. Иные не признают никакую власть, а детей в школы отдают только в подростковом возрасте, считая их уже окрепшими, чтобы не поддавались влиянию сельских детей и оставались верными тундре.
Память разбередила в человеке больные вопросы, которые он ставил себе и на которые давно нашел ответы. Это было непросто, но к закату жизни он ответил на большую часть вопросов, которые поставила перед ним жизнь. И каждый возраст ставил свои вопросы и давал ответы… Память могла бы и пощадить этого старого человека, остановить воспоминания его в разном возрасте, ведь было понятно, что ему не просто переживать всю свою жизнь от самого начала до конца… но она продолжала. Человек все стоял и смотрел на тундру, он был взволнован. Ему хотелось и дальше вспомнить всю свою жизнь и именно сейчас. И память выдала следующий образ: молодой мужчина в дорогом костюме. Он жил в мегаполисе, занимал высокую должность. После окончания престижного института, в который поступил сам, без всякой протекции, исключительно благодаря своим способностям и обаянию. И огромному желанию вырваться из тундры. И оторваться от родителей, которых он стеснялся.
Ему всю жизнь везло. Находились нужные люди в нужный момент. И он шел по карьерной лестнице легко. Тянуло ли его на родину, в тундру? Нет. Образ себя 35-летнего ему очень нравился. Если бы он хотел, чтобы его запомнили люди, то именно в таком возрасте. Мужчина уже был зрелым, но еще молодым. Старый человек оторвал взгляд от тундры и прошелся вокруг дома. Настроение улучшилось, и он был благодарен своей памяти. Она добавила к трем его образам еще один. И именно сейчас они ему вспомнились. В большом городе он прожил пятьдесят лет своей жизни. И только на склоне лет вернулся на родину. Он был богатым человеком и мог себе позволить многое. Вполне мог жить за границей, в любой европейской стране. Но все же вернулся сюда. Почему? Память снова напомнила о себе. Она из сокровенного уголка вытащила образ. Не его самого, а его любимой женщины. Она встретилась ему поздно, когда у него уже была семья: жена и сын. Память напомнила ему эту встречу.
У него была важная деловая встреча, на которой решались важные вопросы. Он сидел за круглым столом на месте руководителя, внимательно слушая собравшихся. И тут вдруг поднял голову и внимательно посмотрел в окно. Он услышал голос и почувствовал родные интонации. Молодой звонкий девичий голос пел селькупскую песню о молодости, любви, весне…
И тогда он встал и под удивленные взгляды деловых партнеров и подчиненных вышел из кабинета, чуть запинаясь о незаконченные фразы и незавершенные мысли. Быстро шел по коридору, ехал в лифте вниз, вышел из здания и увидел ту девушку, что пела селькупскую песню. Он как будто был уже и не он, а мальчишка, что сбегал в школе от родителей, которые в национальных одеждах приезжали его навестить… А теперь он был так несказанно рад родному языку и песне, которую любила петь его мать, когда расстилала очередную оленью шкуру для обработки деревянной колотушкой. Песня… так что ему понравилось – песня или девушка? Первый вопрос, который он задал девушке, был: «Ты с Ямала?» Ведь селькупы с Ямала очень отличаются от других. Даже я бы сказала, что они очень разные. На Ямале живет немного селькупов. Но они все же живут там, рядом с ненцами и хантами.
С этой девушкой он потом уже не расставался. Хватало времени и денег и на семью, и на любимую. Потом она уехала обратно в тундру. Написала, что счастливо вышла замуж и родила шестерых деток своему супругу в продолжение рода. Эта девушка осталась в его памяти как светлое и очень душевное воспоминание о родине. И как напоминание, что сколько бы лет ни прошло, а родной язык, родная песня, – они хранятся в его душе. И он обязательно вернется в тундру. Но дел и забот было столь много, что вернулся он в тундру только в глубокой старости. Вернулся, чтобы умереть на родине.
Он знал, что Тамбей его примет, блудного своего сына. Не прогонит и поможет ему заслужить прощение у родителей, которые давно умерли и покоятся в тундре. Его душа должна быть только здесь. А тело – обрести покой по селькупскому обычаю. Не на земле и не на небе. А в междуцарствии на пути к небу.
…
Старый человек стоял на пороге дома, рядом была его память, она представляла собой прозрачные образы: младенца, подростка, молодого и взрослого мужчины. Старый человек, мысленно прожив еще раз свою жизнь, стал прозрачным и занял свое место в своей памяти. И так там стало пять образов разных возрастов одного человека. Потом начался сильный ветер, и деревянное одноэтажное строение накрыло тенью какого-то существа, послышался нечеловеческий крик. Не существо, нежить из царства мертвых… Через несколько минут уже не было ни старого человека, ни его памяти. И только непонятная сущность скользила по тундре, и в лесу забилась в дупло кривого дерева, которое было обвязано красивой яркой тканью, что была куплена женщиной на празднике в Салемале.
Жил ли этот человек из древнего рода селькупов на самом деле?.. Или его судьбу придумали Ямальские ветры? Я не знаю. Но эта история мне показалась интересна. И я решила ее рассказать своим читателям. Надеюсь, коренные жители Ямальского района на меня не обидятся, а будут только благодарны.
А в завершение – небольшой штрих. Когда уже прекратился дождь и ветер, а женщина в маленькой комнатке на втором этаже, наконец, согрелась, то поднялся небольшой ветерок, видимо, совсем младенец, подул, побился в окно и дверь, и сник. Этот штрих…
Когда старый мужчина, там, в тундре уже шел к своей памяти, чтобы стать ее частичкой, то за шаг вдруг оглянулся и несколько минут, которые ему показались часами, днями, годами, он смотрел на тундру, на свой Ямал, который когда-то он променял на Большую Землю. Слезы заливали его лицо.
Единственно кого он в своей жизни любил - это родную тундру, свой Ямал. Года-дни-часы-минуты прошли, и старый человек шагнул в свою память и уже остался там навечно. Но несколько этих минут у него все-таки были…
…
Когда бы вы, в каком бы возрасте ни оставили тундру и не уехали в самые лучшие и красивые места России или мира, каких бы успехов вы ни достигли, какими богатыми и знаменитыми ни стали…
…вы всегда будете стремиться только на родину. И ваши помыслы и желания будут направлены только на это. И вы все равно вернетесь в тундру. А если этого не случится, если вы забудете свою родину, – то считайте, что вас не было и жизни вашей не было…
…а был всего лишь мертворожденный младенец у одной женщины, которая могла бы называться вашей матерью. И после ее слез из дупла на дереве, куда она положила бы, как в колыбельку, завернутого в красивую материю мертвого младенца, утром с криком вылетела бы непонятная сущность и скрылась в лесу…
И женщине, что приехала в Яр-Сале из старинного города Ярославля и зябко куталась в одеяло в холодной комнатке под завывание Ямальского ветра, оставалось бы только гадать: жил ли этот человек на свете на самом деле? и можно ли верить древним Ямальским духам?..
Ярославль, 2017 г.