Лонгин

ЗА НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ ДО СОБЫТИЯ.

33 год от рождества Христова. Прокуратор Пилат, узнав о том, что кто то в храме Бога Живаго, нагло призывает не приносить жертвы за язычников римлян и их кесаря, приказал переодеться десятку римских воинов в обычные одежды и спрятав под ними мечи, войти в храм. Воины вошли, но услышав в храме такие призывы, обнажили мечи и закололи мятежников, которые оказались галилеянами. Сделали они это  убийство прямо у жертвенного алтаря, где галилеяне как раз приносили свои жертвы Богу и одновременно хулили римского кесаря. При этом кровь убитых галилеян смешалась с кровью принесенных ими жертв.
Ирод Антипа, царь Галилеи и Пиреи, узнав об этом случае, возмутился и посорился с Пилатом. Он не оправдывал действия убитых галилеян, но считал, что это он, царь Галилеи, должен был казнить их, а не прокуратор Рима.
Пилат же не ожидал, что дойдёт до  убийства в храме  и понимал, что кесарю этот случай обязательно не понравится. Поэтому он опасался, что Ирод напишет ему  об всём случившемся. Но Ирод Антипа ограничился только ссорой с Пилатом. Пусть римский прокуратор знает кто здесь царь. Что же до убитых галилеян, то Ирод Антипа считал, что они сами виноваты. Если не убили бы их римляне, то это следовало бы сделать Ироду Антипе.


                гл.1

 - Октавий, посмотри ка мой глаз. Мне кажется я стал хуже им видеть.  Постоянно слезится, как у сердобольной женщины. Даже неудобно перед легионерами стоять.
- Проходи, проходи, уважаемый примипил*. Посмотрим, изменилось ли что-нибудь с твоей болячкой. Но ты не переживай. Твой глаз очень мужественно слезится. Никому и в голову не придёт пошутить над тобой.
Так, по доброму, легионер Октавий  приветствовал своего друга, центуриона  Лонгина в своей лечебной палатке. Лонгин возглавлял первую, сдвоенную центурию, Октавий же был в ней простым легионером, а подружились они ещё в те времена, когда Лонгин сам был рядовым бойцом и стояли они с Октавием в боевом строю плечом к плечу. Много воды с тех пор утекло. Лонгин, хоть и не был римлянином, стал сотником, да не простым. Первым из всех центурионов в легионе. Октавий как был, так и остался иммуном-знахарем.
Вообще иммунами в римском легионе называли не только знахарей, способных лечить раненых, но и инженеров, плотников, артиллеристов катапульт, охотников и других спецов. Должности не великие, но в легионе  необходимые. Командирами иммуны становились редко, но от караульный службы всегда освобождались. Да и в мирное время, когда легион занимался строительством дорог, иммуны тяжёлую работу не выполняли.   

В одном из боёв, Лонгин был ранен вражеской стрелой в район правого глаза. Так, ничего серьёзного. Наконечник стрелы, самим краем лезвия, рассёк верхнее веко и  прошёл мимо глазного яблока. Кровило сильно, но рана легкая. Шрам обезобразил веко и постоянно болел, а так ничего. Если бы он не слезился, то на шрам и боль можно было бы и не обращать внимание.
 Лечился  Лонгин только у Октавия.  Наверное не столько от желания вылечиться, сколько для того, чтобы просто пообщаться со старым другом. Вот уже года три, как никто не мог помочь Лонгину. Зная об этом, Октавий спросил:
- Что, сильно болит старая рана? 
- Да,разве это рана? Боль терпеть можно. Мне кажется глаз хуже видеть стал.
- Честно тебе скажу. Меня это нисколько не удивляет. Мы с тобой два, уже старых, волка и не удивительно, что глаза начинают видеть хуже. А ты ещё вон стрелу глазом поймал и удивляешься. 
- Эх, - только вздохнул Лонгин, - умеешь ты утешить старого друга.
- Старого, искушённого  воина, с которым мы дружим больше двадцати лет. Угораздило же тебя завербоваться в этот легион из Каппадокии. Ваших в римские легионы редко когда берут. Если только Рим не набирает легион именно из ваших.
- Ну, а что делать, если  римляне никогда не справлялись без каппадокийцев?  -Пошутил Лонгин. - Многих мы с тобой успокоили за двадцать лет службы? А?
- Не сосчитать.  А Корнилий не сразу у нас появился. Ты не помнишь, когда?
- Да, мы с тобой три года отвоевали гастатами и его в наш десяток привели. На замену погибшему. Сейчас он сам декан**.
- Благодаря тебе.
- А для чего ещё нужны друзья?

 К слову сказать, таких знахарей, как Октавий в обычном легионе было до нескольких десятков, но здесь, в Иерусалиме на службе у прокуратора Пилата, всего семеро.  Дело в том, что легионеров в распоряжении Понтия Пилата было всего  две когорты, или шесть манипул. Ровно половина обычного легиона. Такой наполовину неполный  легион,  возглавлял даже не легат, а сам прокуратор.  Лонгин, как центурион первой центурии, был первым после Пилата, но никогда этим не гордился.
- Слушай, Октавий, а что если просто перевязать глаз и пусть будет под повязкой?
- Думаю, неправильно это будет.
- Почему?
- Завяжешь глаз, а он слезится то не перестанет. Повязка будет мокрая, а это для глаза не хорошо. Да и смотреть двумя глазами удобнее, чем одним.
Поговорив ещё немного, Лонгин вышел из палатки Октавия и отправился в свою. Перед палаткой Октавия стояло пять, или шесть легионеров. Октавий считался лучшим из знахарей в легионе.

                гл.2

Следующий день был пятницей. Её утро, словно капризный ребёнок, принесло неожиданный переполох в преторию. Лонгина срочно вызвал к себе  сам прокуратор и он сразу отправился к Пилату.  Претория, где размещались легионеры, находилась совсем рядом с дворцом.

Дворец, который занимал Пилат, был построен  царём Иродом Великим. Тем самым, который немногим более 30ти лет назад приказал убить в Вифлееме всех детей от новорождёных и до двух лет от роду. Событие, которое надолго запомнилось людям своей жестокостью и безсмысленностью. Никто же не знал, что семидесятилетний царь так пытается избавиться от конкурента-младенца на его царский престол.  Правда Ирод Великий прославился и как строитель. По его приказу чего только не построили. Но помимо всего, подняли вокруг храма Богу Живому подпорную стену*, благодаря которой подворье самого храма увеличилось в десятки  раз. На нём, впоследствии, были построены многочисленные галереи из колонн и множество других строений, щедро украшенных золотом.  Лонгин так же слышал, что в голодный год, царь Ирод приказал продать все ценности из своего дворца, чтобы накормить свой народ. Ценностей тогда оказалось достаточно, чтобы от голодной смерти никто не умер. Люди и это помнили и уважали своего царя.

Лонгин вошёл в зал, где сидел Пилат и, как положено легионеру, приветствовал его. Пилат сразу отдал распоряжение:
- Выставь к лифостротону двадцать легионеров. Там ко мне иудеи пришли из синедриона, а с ними их охрана и чернь. Вряд ли они способны на нападение, но пусть боятся.Выполняй. Не во дворец же их приглашать.

Пилат лукавил. Лонгин прекрасно знал, что евреи из презрения к язычнику не вошли бы во дворец. И даже если бы он их очень сильно попросил, они нашли бы тысячу серьёзных  причин для вежливого, или даже дерзкого, отказа. 
Лонгин знаком показал, что всё понял и молча вышел. Пилату нравилась его манера молча выполнять приказания. Через пару минут перед Лонгиным уже стояли два декана (десятника), одним из которых был Корнилий. Лонгин всегда старался ставить своего друга в охранение Пилата с тем, чтобы он запомнился прокуратору.  Обычный карьерный трюк. А вдруг, понадобится опытный декан на должность центуриона? А вот человек, которого вы лично знаете. Опытный и преданный.
Лонгин скомандовал строю.
- Приказываю сейчас стать в охранение у лифостротона (каменный помост). Корнилий со своим десятом, встретит прокуратора у дворца и сопроводит до  самого лифостротона, а вы выйдете сейчас и оттесните толпу на пятнадцать шагов. Пусть не расслабляются. Выполняйте.
 
Дисциплина в римских легионах была главным условием их побед. И пяти вздохов не прошло, а десяток Корнилия уже стоял около дворца в полном вооружении.
 Каждый человек меряет свою дорогу шагами, а жизнь вздохами совершенно не обращая на это внимания.  Поэтому никто об этом и не догадывается. Мера пройденного и прожитого отсчитывается в истории жизни каждого человека непроизвольно, и лишь однажды человеку кажется, что он не сделал такой нужный последний шаг, а последний, такой глубокий вздох, слишком быстро выдохнул. И, если бы это не происходило до обидного быстро, то, наверняка, было бы до бесконечности обидно.

Долго ждать не пришлось. Прокуратор вышел почти сразу. Всё же члены синедриона пожаловали. Легионеры выстроились в две колонны по разные стороны от Пилата с деканом впереди всех.  Лонгин замыкал шествие, прикрывая прокуратора от возможного нападения сзади. Сопроводив командира до лифостротона, легионеры стали в охранение рядом с выносным троном.

Лифостротон был площадкой выложенной разноцветными плитами. Изготовили её  лучшие иудейские мастера ещё во времена Ирода Великого. Он любил, сидя здесь, на выносном троне, творить суд и расправу над своими врагами, а заодно и врагами Иудеи.  Пилату редко приходилось пользоваться выносном  троном, поскольку  жил он не в Иерусалиме, а в Кесарии, на морском берегу.  Ему там больше нравилось. В Иерусалим он приезжал накануне  великого праздника Пасхи, для того, чтобы следить за порядком в городе. Всё же он был   доверенным лицом самого кесаря, императора Великого  Рима.  А тут, совсем не кстати, перед праздником, какая то непонятная суета. С чего бы это?

                гл.3

Лонгин увидел  Узника с руками связанными за спиной, которого все называли Иисусом Назореем. Узник не производил впечатление обычного обвиняемого. Лонгин перевидел их за 20 лет службы не одну сотню. В отличие от всех присутствующих, лицо Обвиняемого было совершенно спокойным. Он не проявлял ни страха, ни беспокойства. Только смертельная усталость омрачала Его лицо. Члены синедриона стояли толпой за строем римских легионеров и настойчиво выкрикивали, что они привели Узника именно  для казни.
- В чём вы обвиняете Его? - Громким, властным голосом спросил Пилат.
По недовольному гулу голосов, Лонгин  понял, что вопрос синедриону не понравился. Вперёд, за строй легионеров, вышел Каиафа и выпалил:
- "Если бы Он не был злодей, мы не предали бы Его тебе" на казнь. *****
Лонгин даже удивился. Кем это они себя возомнили? Мы не палачи синедриона, а легион римского кесаря. Да мало ли кого приведёт синедрион на смерть? Но  Пилат сразу осёк  Каиафу.
- "Если вы хотите, чтобы я осудил этого Человека без расследования дела, то зачем здесь моё участие? Возьмите Его вы сами и судите по закону вашему. Судите Его и наказывайте, как знаете. Я не хочу вмешиваться в ваши дела". ***
Но  первосвященников и членов синедриона не устраивала такая позиция Пилата и они стали дружно обвинять Иисуса:
- Но за такие преступления нужно казнить.  Он выдаёт себя за Сына Божьего, Царя Израильского, а нам нельзя никого предавать смерти без твоего на то согласия. Он смущает людей и призывает их не платить подати кесарю.
Лонгин взглянул на Узника. Тот молча слушал не мешая никому лгать.   Словно Он вообще не слышал того, что про Него говорили.
 Надо же - подумал Лонгин, - этот Человек назвал себя Сыном Бога и Царём. Интересно, а за что Его накажут больше?
Пилат даже не попытался скрыть саркастическую ухмылку на своём лице. Смешно было слушать о том, что иудейский синедрион  любит римского кесаря. Того, который заставляет их платить ежегодные подати  Риму.    Но вот самозванство. Самозванный царь, это действительно опасно. Не хватало ещё подавлять восстание с двумя когортами в таком огромном городе, как Иерусалим.  С многочисленными  паломниками он мог насчитывать до миллиона человек, а то и поболее. Тем не менее, Пилат не сдался:
- Я сам допрошу Виновного. - И, встав с трона, повёл Иисуса с лифостротона во дворцовый двор. Лонгин следовал чуть поодаль. За ним следом шли пять легионеров. Там Пилат спросил:
- "Ты Царь Иудейский?"
Господь на секунду задумался. Лонгин не мог знать, что Господу вспомнился  случай, когда огромная  толпа народа, послушав Его проповеди решила, как бы невзначай, провозгласить Его, Иисуса Назорея, своим царём. Но Он сразу понял это и тихо удалился. Как объяснить язычнику, что человеческим царём Он быть не хочет, но Царём Божественным, духовным, нравственным Он и так является. Свыше дано Ему.
Тогда сказал Иисус в ответ:
"От себя ли ты говоришь это, или другие сказали тебе о Мне?" ( Ин 18.34)"
Лонгин  не понял, почему Узник так ответил. Разве не проще  было просто сказать-нет, я не царь. А вот о том  сын ли Он Богу, Пилат  даже и не спросил. Просто вернулся к трону и сказал  первосвященникам и народу, что не находит вины в Обвиняемом.
Иудеи громко загомонили десятками недовольных возражений  и некоторые заголосили, клевеща на Иисуса Назорея, что Он де возмущал народ по всей Иудее, начиная с Галилеи.
- Так Он галилеянин? - Спросил Пилат.
- Да.
Дружно закричали из толпы, видимо понадеявшись, что это заставит Пилата отдать распоряжение  о казни Иисуса. Ведь убили же не так давно римляне в самом храме больше десятка галилеян.  Может Пилат галилеян особо ненавидит? Но тот удивил их своим решением. Обернувшись к Лонгину, Пилат громко, чтобы все слышали, приказал:
- Этого Человека, вместе с охраной, доставь во дворец Ирода Антипы. Головой за Него отвечаешь. - И обернувшись к синедриону, добавил:  - Вы следуйте туда же. Пусть Ирод четвертовластник сам примет решение, отпустить, или казнить этого Человека.
Это был хитрый ход. Ирод боялся и не любил Пилата, но ему должно было понравиться, что  Пилат отправил к нему галилеянина для наказания. Видимо, Пилат подумал про себя:
- Казнит, или не казнит Ирод Иисуса, его дело, но кесарю уже не пожалуется.


                гл.4

Десяток Корнилия остался в охранении Пилата. Второй же десяток, во главе с Лонгиным, взяв Узника, и в сопровождении толпы иудеев, довольно скоро добрался до дворца Ирода Антиппы.  Он находился  всего-то в паре  стадий от лифостротона.
 Ирод Антипа, червертовластник, управлял одной четвертью Иудеи. А именно Галилеей и Пиреей. Всего соправителей в Иудее было не четыре, а три, по числу наследников Ирода Великого. Просто старший сын Архелай управлял не одной, а двумя четвертями царства. Младшие же сыновья, Антиппа и Филипп, довольствовались каждый одной четвертью, но царём никто из них троих не был признан. Римляне удостоили называться царём только их отца за его  заслуги перед Римом.  Сыновья Ирода Великого никаких заслуг перед Римом не имели, поэтому и царями не назывались. Им оставалось только прибавить к своим именам имя отца,  Ирод Архелай, Ирод Антиппа, Ирод Филипп,  чтобы иудеи воспринимали их как наследников великого царя.  А кто ж царь, если не наследник царя. Вот к одному из них, Ироду Антиппе, и отправил Пилат Иисуса Христа.

Ирод Антиппа был именно тем, кто приказал обезглавить Иоанна Предтечу в угоду бесстыжей танцовщице. И это не смотря на то, что он очень уважал пророка Иоанна. Да, он посадил его в темницу за то, что Иоанн посмел сказать ему правду в глаза. Только он сказал ему, что не должно было ему забрать у своего брата Ирода Филиппа его жену Иродиаду. Не мог Антипа простить это пророку.   Но это не мешало Ироду  приходить к Иоанну Предтече в его темницу, чтобы с уважением слушать его речи и беседовать с ним. Если бы он только мог догадаться, что плясунья на пиру, дочка той самой Иродиады, попросит не золото, а голову пророка, ни за что бы не пообещал ей исполнить любое её желание за её танец. Но обещание было дано, а отказываться от своего слова не царское дело. Люди не поймут, царём считать перестанут. Так Иоанн Предтеча дважды заплатил за возвышение царька Антипы. Один раз своей свободой, когда попал в темницу, а второй раз своей жизнью.  Но Ирод чистосердечно оплакивал его смерть.  Поэтому, когда  до Ирода стали доходить слухи о чудесах, которые совершал Иисус Христос,  он сказал:
- Это, не иначе, Иоанн Воскрес и творит чудеса.
Очень хотелось ему в это верить. Стыд за то, что он казнил такого человека, пророка, да ещё и безвинного, заставлял Ирода искать хоть какое-то оправдание своему поступку. Пусть самое невероятное. Ещё лучше, чудесное. Если бы так, то тогда казнь пророка выглядела бы не как беззаконие царя, а как начало великого чуда. Какой груз упал бы с плеч.

Когда Лонгин вошел во дворцовый двор, то сразу заявил царской челяди, что он прибыл от самого прокуратора и привёл на суд к Ироду Антиппе Галилеянина по имени Иисус Назорей. Ждать долго не пришлось. Ирод только услышал благословенное имя, тут же вышел на встречу. Лонгин объявил Ироду причину посещения:
-  Прокуратор Понтий Пилат желает радоваться четвертовластнику Ироду Антипе. Этого Человека  прокуратор прислал к тебе для разбирательства и суда над ним. Оказалось, что Он из Галилеи. С нами пришли свидетели Его преступлений.
Сказав это, Лонгин сделал шаг в сторону и предоставил событиям развиваться без его участия. Между тем, из толпы  посыпались те же обвинения, что и перед Пилатом. Ирод отмахнулся от них, как от назойливых мух, даже не слушая, и сразу обратился к Узнику.
- Я много слышал о тебе. Давно хотел тебя увидеть и о многом спросить. Скажи, может ты воскресший Иоанн, которому я приказал отрубить голову? Мне так  жаль, что это случилось. Если ты, это он, то я успокою свою совесть.
Лонгина удивил невероятный вопрос. Где же это видано, чтобы человек, которому отрубили голову ожил и перед ним за это ещё и извинялись? И что? Если Он, вдруг скажет "да, это я", то Ирод должен Ему поверить? Лонгин повернул голову к Иисусу Назорею и удивился ещё больше. Узник  молча смотрел Ироду в глаза  и ничего не отвечал.  На Его лице не было никаких эмоций. Выглядело это, по отношению к царю, неуважительно, но Ирод не стал обращать на это внимание и спросил снова:
- Это правда, что ты вылечил слепорождённого?
Иисус безмолствовал.
- Я слышал ты умеешь ходить по воде. Вон там бассейн полный воды. Пройдись по ней, чтобы я увидел это чудо.
Узник молчал не отводя взгляда от Ирода. Под этим взглядом Ироду стало не по себе. Он, словно почувствовал укор самого Иоанна Предтечи в незнакомом ему взгляде. Сердце в груди будто съёжилось и похолодело, но стремление не уронить царскую честь заставило продолжить разговор.
- Почему ты молчишь? С тобой говорю я. Царь Пиреи и Галилеи. От меня зависит, пощадить тебя, или наказать. Яви нам сейчас какое-нибудь чудо, чтобы мы все увидели его. Угоди мне.
Лонгин был свидетелем дерзкого непочтения властителю простым Человеком. Но удивило не это.  Ирод просил Узника показать нечто чудесное. Пройти по воде попросил!  Как такое возможно? Надо рассказать Пилату. Может, не такой простой этот Галилеянин. Ведь не стал бы Ирод Его просто так об этом просить. Лонгин даже решил, что сейчас увидит нечто чудесное, но Иисус Христос   продолжал молча смотреть в глаза Ироду. Под пронзительным взглядом безстрашных глаз Ироду стало не по себе. Он уже не мог никак не реагировать на молчание Иисуса Христа. И он не придумал ничего лучшего, чем публичной насмешкой унизить Чудотворца.
- Да ты видно  не воскресший Иоанн. И не чудотворец. Наверное ты просто хороший фокусник.
Господь молча слушал не отводя ясного взгляда от Ирода. Тот неловко замолчал, но его тут же выручили придворные подхалимы, которые стали выкрикивать:
- Господин, какой Он фокусник? Был бы Он хорошим фокусником,  удивил бы хоть чем то. А так…
- Эй. Обманывать народ легко, а мы  люди искушённые. Нас не провести.
- Господин, отправь Его к Пилату. Пусть он Его накажет.
- А может быть устроим Ему пытку? Он сам всё  расскажет  о Себе.
Ирод не стал прислушиваться к советам придворных и просто махнул рукой.  Узник и так  получил от него слишком много царственного внимания. Подозвав Лонгина, он сказал:
- Передай Пилату, что  я с уважением отозвался на его просьбу.  Ничего моё расследование не дало. Отпустить Его я не могу и полностью полагаюсь на рассудительность прокуратора.
 Ирод давно хотел  примириться с Пилатом. Да, он тогда, после убийства у храмового жертвенника, погорячился, а тут такой случай замять ссору. Он знал, что его слова будут приятны прокуратору.
Когда Лонгин выводил Иисуса Христа из дворца Ирода, толпа придворных, словно свора собак, провожала их то ли улюлюканьем, то ли повизгиванием. Но за дворцовые ворота никто из них не вышел.  Как собаки, которые, показали господину своё рвение и пошли к своим мискам, виляя хвостами. Вскоре легионеры с Узником  оказались снова на лифостротоне.

                гл.5

Пилат выслушал доклад Лонгина благосклонно. Ему понравилось, что Ирод отнёсся к нему лично не как к врагу, а как к другу. Было бы ещё лучше, если бы Ирод освободил  Узника. Но, поскольку он этого не сделал, то получается, что признал Его виновным. А в чем Его вина? В том, что Он назвал себя царём? Так это со слов Каиафы. Сам Он этого не признал. Теперь нужно было Его наказать. Не за это ли? Пилат недовольно поморщился. Уверен он был, что предают смерти Иисуса из зависти. Лонгин  ничего не успел сказать Пилату о том, что он услышал про Иисуса Назорея у Ирода, потому что Пилат, резко подняв руку, сказал собравшимся иудеям:
- По вашему обычаю, на праздник Пасхи, хочу отпустить вам одного из узников. Кого выберете вы? Вараву, или Иисуса, называемого царём Иудейским?
Лонгин даже улыбнулся, поняв замысел Пилата. Варава был убийцей, которого все знали и боялись.  Кто ж выберет убийцу, если есть хороший Человек? Только всё пошло иначе.  Толпа загомонила, громко обсуждая  предложение и тут к Пилату подошла служительница его жены Прокулы. Она что-то долго шептала ему на ухо. Лонгин не слышал что, но Пилату это не понравилось. Он так взглянул на неё, что она в страхе низко склонилась перед ним и так, пятясь, удалилась. Толпа, между тем, с помощью членов синедриона, определилась в выборе и завопила сотней голосов.
- Отпусти нам Вараву.
От Лонгина не укрылось, что Пилат, непонятно почему, побледнел. Не знал он, что Прокула, жена Пилата прислала передать мужу, чтобы не делал он зла обвинённому Праведнику, потому что ночью во сне она много пострадала за Него. Если бы он узнал об этом раньше, то вообще не предлагал бы выбирать из узников, а просто отпустил бы Его. Но теперь так получилось, что если  из двоих осуждённых Вараву отпустить, то  Иисуса Назорея придётся наказать. Предложив евреям выбор между Иисусом и Варавой, он признал Иисуса виновным. С досадой в голосе Пилат крикнул толпе:
- И что же я сделаю Иисусу, называемому царём Иудейским?
Лонгин удивлённо повернул голову к Пилату. Почему он спрашивает у толпы как казнить? Да кто они такие? Это только он должен решить. Да он вообще может всех прогнать, Пусть только прикажет. Убийство галилеян в храме им цветочками покажется. Откуда было знать Лонгину, что Пилат не хочет ни сам принять решение о казни, ни даже  выбрать как казнить. Зато толпа словно ждала этих слов. Сотни голосов, наученных членами синедриона, завопили:
- "Да будет распят. "(Мт. 27.22)
Тогда Пилат взял чашу с водой и умыл руки. Сделал он это не случайно.

 Лонгин знал, что у иудеев есть такой обычай. Если находят в окрестностях города, или поселения убитого человека, то местные старейшины омывают свои руки над головой юницы ( девочки подростка) со словами для Бога, который всё видит: "не виновны мы в смерти этого человека и не знаем ничего об этом." Пилат тоже  знал  этот обычай  и омыв руки сказал об Иисусе, словно Он уже умер:
- Не виновен я в смерти этого праведника.
Толпе иудеев не надо было разъяснять поступок Пилата. Они всё поняли и в насмешку над его нерешительностью
издевательски закричали:
- "Смерть Его на нас и на детях наших"(Мт. 27.25)- Мол ты, прокуратор, меньше говори, а давай, казни побыстрее.
Пилат повернулся к Лонгину и приказал:
- Отвести в преторию и бить плетьми. Когда закончите, оповести меня.
- Сколько плетей прикажет дать Узнику прокуратор? - Спросил Лонгин.
Пилат молча махнул рукой и ушёл во дворец.

                гл.6

Когда Иисуса Христа завели в преторию (преторское судилище) обе когорты выстроились чтобы увидеть наказание. Для легионеров любая казнь была своеобразным развлечением. Поэтому легионеры заранее радовались наказанию, которому подвергнется этот Самозванец.
Надо же? Этот Человек возомнил себя Сыном Божьим и поэтому решил стать царём. Ловкач. Тут 20 лет служишь Риму, чтобы стать простым владельцем поместья и создать семью. Надо ещё выжить в многочисленных боях. А Этот хочет всё и сразу.
Без малого, две когорты стояли и злорадно наблюдали за тем, как Узника готовят к  избиению римской плетью.  Плеть была трёхжильной и имела свинцовые шипы на концах каждой жилы, за что получила прозвище-скорпион. Мало кто мог вынести больше десятка ударов такой плетью. Бывало, что избиваемый  кричал, или  начинал рыдать. Это веселило жестокие сердца легионеров. Если же он  молча выносил удары, то вызывал уважение строя, но не сочувствие.
  Между тем, Иисуса Христа раздели до пояса и привязали Его руки к столбу. Первый удар заставил Его вздрогнуть и напрячься, но крика легионеры не услышали. Увиденное вызвало у них приступ  низменного удовольствия и по строю разнёсся довольный гомон. Удары посыпались на спину  Иисуса Христа, раздирая кожу. Спина покрылась кровью, а легионер, бивший плетью, и не думал останавливаться. Он делал секундную паузу только для того, чтобы  принять подходящую позицию для нового удара. Удар приносил невероятные страдания Узнику, но палачу это доставляло удовольствие. Одобрительные возгласы легионеров подбадривали его и он старался угодить зрителям. Лонгин стоял у него за спиной, видя всё происходящее, и после десятого удара сказал палачу:
- Хватит. Достаточно.
Иисус Христос еле стоял  от боли, но Его мучения в претории  на этом не закончились. Легионеры остались недовольны тем, что Господь, которого они сочли мошенником, так мужественно и достойно перенёс наказание. Пока Лонгин ходил оповещать Пилата об окончании порки, легионеры  отвязали Его  от столба и, окружив плотным кольцом, стали издеваться. Кто-то притащил красную ткань и накинул её Иисусу Христу на плечи, как царскую одежду. Она сразу окрасилась кровью, но на красной ткани видно её не было. Кто-то не поленился, сплёл из колючего терновника венок, и воодрузил его на голову Господа вместо короны. Голова закровила от многочисленных проколов колючками. Кто-то сунул Ему в руку трость, вместо скипетра. После этого, легионеры,  чтобы всё же унизить Его, стали по очереди подходить, становиться перед Ним на колени, издевательски делая вид, что восхваляют царя, а потом вставать и бить Иисуса Христа по щекам, или плевать Ему в лицо.  От их ударов терновый венец ещё сильнее впивался в голову Господа своими острыми  колючками, но легионерам было весело.

Когда Лонгин вернулся от Пилата, казалось, что Иисус не выдержит и упадёт от издевательств легионеров. Лонгин остановил происходящее резким приказом построиться.  Он много видел наказаний и казней. Сердце его от этого огрубело и удивить его чем-либо было невозможно, но в этот день он негодовал. Зачем унижать? Даже, если бы Он был преступником, или мятежником. Уже избили Его, зачем ещё и  унижать? Лонгин подозвал декана и  приказал:
- Выводи Его к лифостротону.  Пилат уже ждёт.
Декан вывел Иисуса Христа в том, во что Его обрядили легионеры.   Пилат, увидев Его, сразу упал духом. Узник держался на ногах из последних сил. Из под терновых колючек виднелись запёкшиеся  следы кровавых потёков.  Легионеры явно перестарались, но именно это обстоятельство Пилат и решил использовать, чтобы отпустить Его. И обратившись к толпе он заявил:
- Вот наказал Его. И хватит на этом. Теперь отпущу Его.
Пилат не мог себе представить человека, чьё сердце не содрогнулось  бы при взгляде на избитого Узника, но толпа вознегодовала.
- На крест Его. На крест.
 Если ты не казнишь Его, значит ты враг кесарю. - Завопил Каиафа.
Крики продолжались не переставая. Пилат понял, что если он не казнит Иисуса Назорея, то Каиафа и его приближённые сделают всё, чтобы его, Пилата, опорочить в глазах кесаря. А кесарь к ним обязательно  прислушается. Пилат был в этом уверен. Слишком большие деньги собираются здесь для Рима. Страх за себя заставил Пилата отпустить ситуацию на произвол судьбы. Он повернулся к Лонгину и спросил:
- У нас есть ещё приговорённые к смерти?
- Да. - Ответил Лонгин. - двое разбойников. Было трое, но их главарю сегодня повезло.
Пилат сделал вид, что не расслышал.
- Возьми сто легионеров и распни всех троих. Место казни оцепи, чтобы никто не подошёл к крестам.
Лонгин хотел было рассказать про Ирода и его просьбы к Узнику, но Пилат резко повернулся и пошёл во дворец. 

                гл.7

Крест на место казни каждый осуждённый должен был нести сам. Таков был порядок. Кресты  были  тяжёлыми. Стойка креста была в два человеческих роста. Конец её волочился по земле за осуждённым. Там, на лобном месте, которое иудеи называли "голгофа", узника ложили спиной на крест и прибивали гвоздями сначала руки, а потом ноги. После этого крест поднимали и нижний конец креста опускали в заранее выкопанную яму, чтобы крест стоял вертикально с висящим на нём человеком. Этих ям на голгофе хватало.
 Наиболее выносливые мучались на крестах больше суток, но многие умирали в течение нескольких часов. Прибитый к кресту человек не мог вздохнуть полной грудью, а сделать это  очень сильно хотелось. Настолько сильно, что распятый постоянно пытался приподнять своё тело на пробитых гвоздями ногах и руках, превозмогая невероятную боль с тем, чтобы поглубже вздохнуть. Жара усугубляла состояние казнённого. После  шока от прибивания к  кресту, казнённого человека  начинала мучить сильная жажда. Понятно, что подниматься на лестницу, чтобы поить казнённых никто не собирался, но их поили. К высохшим губам человека на кресте подносили привязанную к палке морскую губку****, напитанную смесью желчи с уксусом, которую казненный должен был высасывать. Эта смесь не столько поила, сколько немного взбодряла человека на кресте, и обостряла его  притупившуюся боль, прордлевая время мучения.

Лонгин слышал, что для того, чтобы продлить мучения распятых, в былые времена, к кресту прибивали небольшую доску, как седалище, чтобы казнённый человек наполовину висел, наполовину сидел. Но после того, как  римляне распяли на крестах шесть тысяч рабов-повстанцев,  седалища прибивать перестали. И без них смерть была мучительной.
 ( В 71 году до Рождества Христова римляне разгромили войско рабов под предводительством Спартака. Пленных повстанцев распяли. Кресты разместили на Аппиевой дороге между Римом и Капуей.)
 
Господь нёс свой крест на плече, превозмогая  жгучую боль в изувеченной плетью  спине. . После того, как Его избили плетью, Ему даже не дали попить воды. Только позволили одеть свою одежду. Потеряв силы от избиения, Он и так еле держался на ногах, а тут ещё этот крест, но Он из последних сил тащил его на себе.   
Лнгин увидел, что Иисус Назорей начинает отставать и оглянулся на толпу людей вокруг. Его внимание привлёк один крепкий мужчина и он властным движением руки приказал ему подойти. Когда тот приблизился, Лонгин спросил его:
- Тебя как зовут?
- Симон.
- Ты откуда?
- Из Киринеи.
- Вот что, киринеянин, возьми у того Узника крест, - Лонгин указал на Господа,- и донеси его до голгофы.
Иудеям  спорить с римлянами запрещалось их духовенством, потому что с язычниками общаться нельзя. Симон молча повиновался и взял  себе на плечо крест Господа. Если бы он только знал, что оказывает услугу  Самому Господу, но он кроме страха и сочувствия  ничего не испытывал. Разве мог он знать, что его сыновья, Александр и Руф, вскоре станут последователями Того, кому он облегчил последний путь. Он молча донёс крест до холма голгофы, окружёного легионерами, положил его на землю и поспешно ушёл за оцепление.
- Готовьте кресты, - сказал Лонгин.
Этот приказ доставил радость толпе иудеев с членами синедриона. Все хорошо знали, что после этой фразы уже никто не имел права выйти и оказать последнюю защиту приговорённому к казни. Даже если бы и объявился свидетель, способный доказать невиновность приговорённого, после слов: "готовьте кресты," его бы никто слушать не стал. Таков был закон.


                гл.8


 Лонгин стоял и молча смотрел, как легионеры слаженно готовили казнь. В римских легионах не  было штатных палачей. Были ликторы, но они казнили только легионеров за проступки по службе. Например, за бегство с поля боя, могли казнить каждого десятого. Других людей легионеры казнили сами, чему обучали и молодых воинов. К убийству врагов каждый из воинов привыкал довольно быстро.
Римские легионеры легко убивали в боях слабовооруженных варваров и поэтому они с легкостью становились палачами. Лонгин исключением не был. За столько лет службы он привык к тому, что постоянно кого-то приходится казнить. Но этот случай с Сыном Божьим. Он заставил Лонгина призадуматься.  Лонгин не мог припомнить, чтобы он когда-то казнил человека, которого не обвинили.  А этого Человека сам Пилат признал невиновным. Да и на табличке с указанием вины Иисуса Христа, не было написано, что Он Самозванец. Там  было написано на иудейским, греческом и римском языках: "Сей есть Царь Иудейский." (Лук. 23.38)

 Лонгин не присутствовал, когда первосвященники, увидев эту надпись сказали  Пилату: "...  не пиши: Царь Иудейский," напиши, " что Он говорил: Я Царь Иудейский".  Пилат тогда ответил: "что я написал, то написал. "(Ин 19.21,22)

Легионеры раздели до пояса  Иисуса Христа и уложили Его израненной спиной на крест. Терновый венец остался на Его голове. Когда два легионера одновременно стали прибивать Его руки к перекладине, из уст Господа вырвался стон измученного человека. Колючки тернового венца сильнее вонзились в Его голову. Лонгин смотрел со стороны, а Корнилий руководил слаженными действиями легионеров. После того, как два бронзовых гвоздя прибили ноги Господа к кресту, четверо дюжих легионеров подняли крест и вставили его  основание в яму.
Когда тело Иисуса Христа повисло на кресте, Он снова застонал от невероятной боли. Несколько кольев, забитых в яму, зафиксировали крест строго вертикально. Корнилий принялся деловито руководить казнью разбойников. Вскоре и их кресты поднялись справа и слева от креста Иисуса Христа. Толпа гудела.

Лонгин оглянулся на толпу. Не такой уж большой она казалась здесь, на голгофе. На лифостротоне она выглядела чуть ли не на три сотни человек, а здесь набралось бы не больше сотни. А ведь пришли наверняка, все. Чтобы увидеть казнь. Так думал римский примипил и удивлялся, как можно  организовать казнь неугодного Человека сотней подговорённых людей. Люди, между тем, злобно выкрикивали уже Распятому и Обречённому на смерть Человеку оскорбления. Не иначе, чтобы усугубить его предсмертные  страдания.
Подумать только, - сказал себе мысленно жестокий легионер Лонгин. - Это какими злыми нужно быть, чтобы в смертный час злословить Человека. Я лично за двадцать лет службы в легионе счёт потерял убитым мною людям. В храме лично заколол двух галилеян. В  боях убивал и на плахе, но я никогда не злословил тех, кого убивал. А здесь стоит сотня палачей и все, как один, унижают Человека, который не может за себя постоять. Это ж кем надо быть?
Толпа между тем, продолжала издеваться:
- Ну что? Сын Божий. Других спасал, теперь спаси Себя.
- Сойди с креста. Что не можешь?
- Да какой ты Сын Божий? Разве дали бы мы Сыну Бога Всевышнего умереть?
- И такой позорной смертью.
 - Да что там мы. Разве Бог дал бы умереть своему Сыну?
- Ты самозванец и поэтому Ты на кресте.
Лонгин с удивлённым непониманием слушал их выкрики и вдруг его осенило. А ведь они даже на кресте Его боятся. Чем же Он мог их так напугать? Неужели тем, что кого-то Он вылечил? И тут вдруг заговорил распятый слева от Иисуса:
- Ну что же ты? Если Ты Сын Бога, сойди с креста Сам и сними  нас. Второй раз не казнят.
Но говорившего усовестил разбойник висящий справа от Христа.
 И не стыдно тебе? "... Или ты не боишься Бога?, когда и сам осуждён на то же? И мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал."
И, вдруг, словно по откровению свыше, разбойник обратился прямо к Господу:
- Господи, я знаю, что грешен, но "помяни меня Господи, когда при идёшь в Царствие Твое! " Просто вспомни обо мне.
И, услышав откровение в словах разбойника, Господь из последних сил ответил ему:
- "Истинно говорю тебе ныне же будешь со Мною в раю." (Лк. 23.39-42)
Лонгин молча слушал этот разговор не перебивая. Рядом легионеры-палачи,  делили  одежду казнённых. Так было принято. Если одежда не стоила особого внимания, её разрезали на части по числу  палачей. Но если одежда была хорошей, то палачи  её оставляли целой и разыгрывали между собой по жребию. Когда Лонгин взглянул на них, они как раз кидали жребий о хитоне Иисуса Назорея. Он был не сшитый, а полностью сотканный Его Матерью.  В этот момент к Лонгину подошёл Корнилий и сказал: 
- Представляешь. Этот Царь, когда Его на кресте подняли, попросил Бога простить нас, потому, что мы не ведаем, что творим. Ты слышал такое от кого-нибудь из распятых?
- Нет. - Ответил Лонгин. - Проклятия,  ругательства, стоны и угрозы. Ничего кроме этого.
- Там Мать Царя хочет проститься с Сыном. Просят пустить поближе.
- Пусти. Пускай простятся. Это всё, что мы можем сделать для Него.- А сам подумал: Надо же. Мы палачи, стараемся что-то сделать для Него, а соплеменники на кресте ругают и злословят Его.
 Через время к кресту подошли три женщины и мужчина. Они встали у самого креста и о чём-то говорили с Распятым Царём. Лонгин им не мешал. Отошёл в сторону. Спустя немного времени, Корнилий  отвёл их за оцепление. Вскоре Иисус Христос попросил:
- Воды хочу.
-Конечно, на такой то жаре.
Подумал Лонгин и сделал знак одному из легионеров.  Тот, вскочив,  намочил губку в уксусе и на палке поднёс её к губам Господа. Но Он, отведав уксуса смешанного с желчью, не стал пить.
Отказавшись от питья, Господь приподнял глаза к небу и громко  сказал:
- "Отче! в руки Твои передаю дух Мой." (Лк 23.46)
После этого Он умер.
 Было за полдень. На небе ни облачка. Солнце ярко светило весь день, но тут оно сразу померкло. Словно наступило солнечное затмение. Лонгин увидев это изумился и сказал себе:
- "истинно, человек этот был праведник. " (Лк. 23.47)
Затмение длилось  не менее трёх часов. Лонгин слышал от умного человека, что затмения Солнца бывают очень редко и длятся недолго. Столько, сколько нужно, чтобы пробежать одну стадию и даже меньше. Но затмение не пропадало ещё три часа после смерти Иисуса Христа. Оно ещё продолжалось, когда от Пилата прибежал посыльный. Тот хотел видеть Лонгина. Оставив вместо себя Корнилия, Лонгин ушёл. Пилат, увидев его сразу сказал:
- Пришли эти синедрионцы и попросили перебить распятым голени. Мол, завтра священный день. Хоронить нельзя. Пусть умрут сегодня, чтоб до завтра их уже и похоронили. Распорядись.
- Царь Иудейский уже умер. - Ответил Лонгин.
- Что? Так скоро?
- Да.
- Тогда, Ему голени не ломай. А разбойникам поломай. - И подумав, добавил:- Проверь, точно ли Царь умер. Сам убедись. Чтобы не обвинили  нас в том, что мы пытались Его спасти от смерти. Понял?
Лонгин молча кивнул и пошёл исполнять приказ.

                гл.9


Когда человека распинали, он мучался не только от жуткой боли, но и  от недостатка воздуха. Если палач хотел, чтобы распятый на кресте умер тотчас, он ломал ему берцовые кости на голенях ударами дубинки. Эти жуткие переломы лишали несчастного всякой возможности приподняться на  ногах и глотнуть немного воздуха. После мучительного перелома голеней, несчастный со стоном выпускал из себя последний воздух и умирал в течение нескольких мгновений от удушья. Чудовищная боль от переломов сопровождала эту быструю смерть. И сложно сказать, что было страшнее для распятых. Бесконечная мука, или такая скорая смерть.
Лонгин распорядился разбить голени у разбойников, а сам взял своё копьё и вонзил наконечник под рёбра Иисуса Христа. Снизу вверх. Покойник не дрогнул. Когда Лонгин вынул копьё, из раны истекли остатки крови и воды. Несколько капель даже попали на лицо Лонгина. От неожиданности, он  одёрнулся и машинально вытер лицо рукой.  Потом пошёл к Пилату, чтобы доложить об исполнении его приказа. Рядом с Пилатом стоял какой-то иудей, видимо по делу, но Пилат сразу повернулся к Лонгину.
- Говоришь, умер?
- Вне всякого сомнения.
- Ну, что ж. Отдай вот этому человеку тело Царя Иудейского. Пусть похоронят Его.
Лонгин молча повернулся и пошёл на голгофу. Иудей так же молча побрёл за ним. На выходе из дворца к ним присоединились ещё несколько мужчин. На голгофе уже всё было кончено. Кресты вытащили из ям и положили на землю. Рядом с крестом Иисуса Христа стояли три горько плачущие женщины в одной из которых Лонгин узнал Мать казненного Царя. Легионеры вытаскивали гвозди специальным захватом. Гвозди для римлян были не просто орудием казни. Они были необходимы для сколачивания  из дерева разных военных приспособлений. Поэтому каждый гвоздь в легионе был учтён. Легион возил с собой несколько тысяч гвоздей, каждый из которых ценился, как оружие. Лонгин разрешил забрать тело Господа.
Он стоял и наблюдал, как легионеры заканчивали свою чёрную работу на голгофе. Они были приучены всегда оставлять после себя порядок. Даже покидая построенный ими лагерь со рвом, валом и частоколом, легионеры убирали вал, закапывали ров и оставляли после себя поле таким, каким оно было до их прихода. Если в лагере оказывалось фруктовое дерево, то его не срубали и даже не срывали с него плоды. Оно так и оставалось стоять после их ухода с плодами.
К Лонгину подошёл Корнилий.
- Всё завершено. Покойников забрали. Можно возвращаться.
- Хорошо. Строй легионеров. Веди в преторию. Я должен доложить.

                гл.10

Лонгин вошёл во дворец и направился в комнаты  Пилата. Охрана знала его в лицо, поэтому Лонгина никто не останавливал. Только декан из охранения сообщил ему, что прокуратор ждёт его. Лонгин дождался, пока декан заявит Пилату о его приходе и вошёл. Пилат стоял у окна. Продолжая смотреть на улицу, он спросил:
- Как всё прошло?
- Все приказания твои, о прокуратор, в точности выполнены. Тела казнённых отданы для захоронения. Толпа разошлась, легионеры в Претории.
Пилат обернулся на Лонгина.
- Ты убедился, что Царь Иудейским умер?
- Да. Я проткнул Его копьём.
Пилат прищурился, приглядываясь к Лонгину. Последнему даже показалось, что он ему не поверил.
- Никаких сомнений. Он умер.
- Что с твоим глазом? - Спросил Пилат.
- Ничего. Глаз как глаз. - В недоумении ответил Лонгин.
- Куда шрам подевался?
Лонгин ощупал пальцами раненое веко и шрама там не нашёл. Взглянув недоуменно на Пилата, он промолвил:
- Я не знаю, куда он делся. Всё время шрам был на месте.
- Слушай, примипил. Если бы у тебя пропал меч, или шлем, я бы не удивился. Чего на службе не бывает. Но шрам с лица не украдёшь. Тем более, сегодня он был на твоём лице. Я хорошо помню. Вспоминай.
Лонгин ненадолго задумался и вспомнил.
- Я когда копьё из тела Царя вытащил, из раны вытекло немного крови. Несколько капель попали мне на лицо. Больше ничего особенного я не помню. 
- Ты специально связываешь это с Царём?
Лонгин пожал плечами.
- Если бы я мог сам вылечить глаз, я давно бы это сделал.
- Значит Он всё таки Царь?
- Его ещё Сыном Божьим называли. Когда обвиняли.
- Ну, это слишком. Так не бывает.
- Не знаю. Думаю, чтобы убрать уродливый шрам с тела, просто царём быть недостаточно.
- Так, или иначе, Человек этот был пророк. - Сделал вывод Пилат.
- Не меньше, чем пророк. - Согласился Лонгин. - Вот только Ирод, когда я к нему отвёл нашего Пророка, вместо того, чтобы судить, стал Его просить чудо показать. По воде в бассейне пройти попросил.
- Пройти по воде? - Как эхо переспросил Пилат. - Почему ты мне сразу об этом не рассказал?
- Я пытался, но ты отдал приказ подвергнуть наказанию плетью и ушёл. Слушать меня не стал.
Пилат задумался. После паузы он отпустил Лонгина.

Спустя немного времени, Лонгин вошёл в палатку к Октавию.Корнилий сидел и рассказывал  Октавию о казни. Обычно легионеров, которые не присутствовали на казни, интересовали все подробности. Октавия на казни не было. Имунов ни в караул, ни в оцепление не брали. Лонгин вошёл и присел рядом с друзьями. Корнилий ещё рассказывал, когда Октавий взглянул в лицо Лонгина. Он молча встал, порылся в своих вещах и достал маленькое серебряное зеркальце. Затем он поднёс его к глазам Лонгина. Корнилий остановил свой рассказ и стал наблюдать за происходящим. Лонгин взглянул в зеркальце и увидел свой здоровый глаз.
- Как это случилось? - Спросил Октавий Лонгина. Корнилий весь превратился в слух.
- Я сам толком не знаю. Но думаю, что Царь Иудейский меня излечил.
- На кресте?
- Именно.
- А точнее.
- Пилат приказал мне поломать голени распятым. Когда я сказал ему, что Царь Иудейский уже умер, он приказал, чтобы голени я Ему не ломал, но обязательно проверил, действительно ли Он умер. Я подошёл к кресту и копьём проткнул Его под рёбра Когда копьё вынимал, из раны вылилось немного крови. Несколько капель попали мне на лицо. Теперь шрама нет. Глаз не слезится и не болит.
Повисла недолгая пауза, наконец Октавий её нарушил:
- Выходит, что Он Сын Божий?
- Выходит, что так. - Ответил Лонгин.
В разговор вступил Корнилий:
- А какого из богов Он Сын? Их же много.
- У иудеев Бог один. - Ответил Корнилию Октавий. - Он у них Создатель всего мира и всех людей.
- И что? Его Сына мы сейчас казнили?- В недоумении спросил Корнилий.
- Если бы я только мог знать.- Отозвался Лонгин.
- Если бы мы все могли это знать. - Ответил Корнилий Лонгину.
- Что, приказ прокуратора бы не выполнили? - Спросил Октавий.
- Не выполнил бы. - Без тени сомнения ответил Лонгин. - Смерти я не боюсь.
- Но если бы ты не распял Его, то и не узнал бы, что Он Сын Божий.- Ответил Октавий.
- Я не знаю, казнили бы, или не казнили. Узнали бы, или не узнали. Это мы убили Самого Сына Божьего. И что теперь с нами будет, я тоже не знаю. Я не знаю, что бы я сделал за убийство моего сына. Может быть смерть для нас, слишком лёгкая расплата и потому мы ещё живы. - Заключил Лонгин.
Друзья снова задумались и теперь надолго. Они переглядывались, пытаясь увидеть в глазах друг друга хоть отблеск какой-то догадки, но не видели. Наконец Лонгину вспомнилось:
- Корнилий, вспомни, что сказал Сын Бога, когда Его на кресте подняли.
- Он сказал:  Отче, прости им, потому что не ведают, что творят.
- Отче, это Бог. Он самого Бога попросил простить нас. Потому что Он сам  простил нас, палачей своих.
- А иначе, зачем Ему было тебя исцелять?  - Добавил Октавий.
Друзья снова задумались и спустя время Лонгин спросил Корнилия:
- А ты помнишь тех людей, которые подходили к кресту с Его Матерью? Там один мужчина был и три женщины.
- Мужчину хорошо помню и Мать Его узнаю.
- А я и Мать помню, и этого иудея. Который тело для погребения забирал. Мне нужно поговорить с одним из них, или со всеми. Рассказать подробности казни.
- И спроси. Обязательно распроси о Нём.- Попросил Октавий.

В понедельник утром к претории подошли трое иудеев и попросили стражу позвать примипила Лонгина. В другой ситуации Лонгин не соизволил бы выйти непонятно к кому, но понимая, что этот визит связан с недавней казнью Сына Божьего, вышел. Иудеи, увидев его, переглянулись и двое из них тотчас отошли в сторону. Оставшийся иудей приветствовал Лонгина. Лонгин молча кивнул в ответ. Тогда собеседник вытащил из пояса туго набитый монетами кошелёк и сказал:
- Это вознаграждение наш первосвященник передаёт тебе. Возьми, пожалуйста, и будь благосклонен.
- За что эти деньги? - Спросил Лонгин.
- Это за твою память. - Собеседник хитро улыбнулся. - Чтобы тебе было легче забыть всё то, что тебе показалось странным. И за эту малость целых сто динариев.
Лонгин внимательно посмотрел в глаза собеседнику и ответил:
- Моя память кроме меня никому не нужна, но мне она нравится и я её не продаю.  Забери свои деньги, иудей, и ступай туда, откуда пришёл.
- Постой, я неправильно выразился. Извини, если сказал что-то обидное. Это всего лишь плата за услугу. Мы просим не рассказывать прокуратору никаких подробностей недавней казни и всего, что с ней связано.
Лонгин улыбнулся:
- А если я уже всё рассказал?
- Всё не мог рассказать. Пилата два дня нет в Иерусалиме. Но он приедет. Просто скажи ему, что всё в порядке. Не нужно огорчать прокуратора плохими вестями.
- Про то, что Царь иудейский Сын Божий? - Оборвал разговор Лонгин.
Иудей призадумался, но ненадолго:
- Так мы договоримся?
- Нет.
- Если мы не договоримся, то тебя убьют свои же. Мы сможем это сделать.
- Не сомневаюсь, - ответил Лонгин.- Но против Сына Бога не пойду. Разговор окончен.




PS 
 В преданиях о сотнике Лонгине сохранились воспоминания о том, что он и два его друга, после Воскресения Христова, спешно завершили свою службу в легионе. После этого они ушли в Кападокию. Туда, где раньше жил Лонгин. Где ждал его родительский дом. Перед этим они нашли кого-то из апостолов, рассказали что видели, узнали подробности жизни Спасителя и приняли крещение. Однако, синедрион настоял на казни друзей, которые стали не просто свидетелями чуда, но и проповедниками Христа. Первосвященники добились того, чтобы  в Кападокию были отправлены римские воины, которые не знали Лонгина лично и не могли испытывать к нему уважение. Им было приказано найти и обезглавить Лонгина и его друзей. Эти воины, однажды, обратились за помощью в его поисках к нему самому. Лонгин не стал их обманывать и сразу сказал, что это он. Не стали скрываться и два его друга. Всё это было настолько необычно и благородно, что римские воины предложили им вернуться к обычной жизни, а они, мол, скажут, что не нашли никого из них. Однако, Лонгин и его два друга с этим не согласились. Для них было честью пострадать за Христа. Если же обман откроется, то  присланные воины могут пострадать из за них. Их самих могли казнить. Порядки в римском войске Лонгин с друзьями знали хорошо. Тогда, Римские воины казнили всех троих, а голову Лонгина отвезли в Иерусалим. Лонгин причислен к лику святых.

Наконечник копья, которым Лонгин пронзил тело Иисуса Христа, хранится, в Армении в Эчмиадзине.





*часть подпорной стены храма сохранилась до наших дней. Она известна всем, как стена плача.

* Приммипил - центурион первой, сдвоенной центурии. Главный среди центурионв.
** Декан - Командир десятка воинов. Десятник.
*** Троицкие листки часть 130.
****  Морские губки, это живые существа, которые имеют жёсткий скелет со множеством микроотверстий. Среди них есть и достаточно мягкие. Люди доставали их со дна моря для разных нужд. В древности их использовали  для купания. Морская губка, так же, способна впитывать в себя жидкость.
***** Иоанн 18. 30.


Следующий рассказ сборника "Евангельские рассказы"

http://proza.ru/2020/07/06/571