Всё происходило на моих глазах (без моего, увы, участия), университетская театральная студия превращалась, лет десять, нет? (это я к местному театроману обращаюсь) не помнишь? Вот и я не помню, я тоже средне-бля-статистический… превращалась и... стала театром!.
Да – Русским, Драматическим, Степанакертским, может там ещё чего-то—с титулами у меня всегда путаница—но заглавное слово тут "театр".
Эй! Именитые МХАТы, Моссоветы, Современники, Марииновские и прочая молью траченная рухлядь! Идите сюда – поучитесь-ка мастерству!
(Ну да! Как же! Раскатал губу! Рухлять, она курва артачливая. Она, вон, 101-й юбилейный сезон “Вишнёвого сада” выкатывает, ага… С алллюзиями на маркиза де Сада для средней полосы России, новое прочтение классика сквозь копию его пенсне в исполнении Китайского ширпотреба…
А корифеи вообще нам “Иду на грозу” Островского анонсируют—да не егозись ты! я тоже в школе проходил, что в 19-м веке просто “Гроза” была, но они туда теперь флэш-форварды из Гранина втындячили, для расширения луча в тёмном царстве.
Брыкается рухлядь, не даётся, контр-аргументы выдвигает из инсценировок контр-культурно ватер-клозетной “Нормы” (ничего общего со знаменитой оперой Беллини!), и в прочие инновации пускается, для которых режиссёр специально летал в Сухумский питомник для обезьян – подглядывать как конкретно наши общие предки занимались ЭТИМ на ветках, чтобы публике хряснуть по мозгам, поэпотажнее, судорожно хореографичеким воспроизведением акта на досках голой сцены:
– Дробнее, Фёдор! Мельче, но чаще! Трясись как перфоратор! Тут генеральная репетиция уже, а я до сих пор из четвёртого ряда не-ве-рю!.
Нет, ну про ту божью ромашку кривого слова не скажу! Старалась как могла – задействолвала всех брюхатых звёзд из 80-х. При визите в Хуливуд ей благодарные динозавры номер в супер-ночлежке забронируют на 39-м этаже…
Немирович-Данченко всем вам судья на том свете, суки!)
Окей, с обзором кончено, вернёмся к жизни.
Название спектакля не помню – вышибло, что-то там Маяковский с чем-то ещё. Неважно.
И неважно, что актёры без пристяжных микрофончиков под губами, чтоб слова разносить всему залу. Важно то, что именно они этим спектаклем делали со мной, со зрителем. А делали они – что хотели...
Час? Два? Год? Ха! Пойди упомни, когда впадаешь в транс. Транс – это если ты уже не здесь, не тут, не сейчас. Ты – там, в чёрно-белом мире их блуз и широких штанин на босу ногу.
Они – это молодость мира вокруг чёрно-белых ступеней. Они разделяют агонию поэта взрывающего себя—строка за строкой—и раздают осколки растоптанной бабочки поэтиного сердца мне, тебе, всем...
Нет, вы такому не научитесь, ни ты, МХАТ, ни ты Большой с Академическим. Даже и не тужтесь понапрасну, чтоб так играть, нужно быть молодыми. Чтобы сотворить подобное, понадобится режиссёр Жанна, перелившая строки поэта в балет.
А? Что?. Я не вру! Спросите у тех, кому посчастливилось присутствовать при этом Действе, а об остальных скорблю – невезунчики...
Ладно, давай-ка начистоту, по-взрослому...
Да. Любил. Потом остыл, почему-то. Мы разошлись, я отправился жить дальше. Годами и не вспоминал даже...
Нет, вы мне скажите – возможно ли заново раздуть любовь, возродить? Всколыхнуть так, как это сделала Реаниматор Жанна в моём клиническом случае?
Хорошо, чтобы не скатываться в пафосняк – затыкаюсь, но знайте, на всякий, – такой Режиссёр совьёт из вас любые верёвки...
Единственный вылом случился, когда со сцены зазвучало "Ленин – Партия – Ленин"...
Тут-то меня и выдернуло машиной времени в далёкий 88-й, когда актёров этих и в проекте ещё не было, а перед зданием Обкома в Степанакерте взметался прибой вскинутых кулаков и мы слитно скандировали, "Ленин – Партия – Гор-ба-чов!"
Потом меня кидануло обратно, где Горбачёва уже и старушки проклинать позабыли и где шёл спектакль в блокадном Степанакерте капитулированного Нагорного Карабаха, где жрать, практически... впрочем, это вы и без меня знаете.
Со сцены звучали строки, за которые я его разлюбил, но из песни слова не выкинешь и это тоже его, Маяковского, строки, но уже не поэта, а Маяковского-человека, и человек начинал обустраиваться в мире опрокинутом, среди всего прочего, и стихами Маяковского-поэта тоже.
Надо было жить дальше в этом другом мире, уже надёжно прибранном к рукам классом победителей. Чиновничье сословие пришло к власти и по сей день держит нас в крепкой узде из лжи и насилия... Чем закончился конфликт между поэтом и человеком, объяснила Марина Цветаева словами открывшими спектакль Степанакертского Русского Драматического... короче, возвращаемся к Театру.
Мне лично финал Действа показался загадочным – продолжал звучать Маяковский, сто процентов, мне его стиль хорошо знаком, однако строк этих не найти ни в одном собрании его произведений. Откуда ж они?
Долго мучил меня этот вопрос в последующие дни, покуда не дошли непроверенные слухи, что финал драматического Произведения тоже дело рук Жанны Алексеевны!
Ну и я вам таки скажу, а шо вы думали?. С неё станется!