Наш школьный военрук, Юрий Петрович, в ученическом обиходе Юрпед, — крупный, с грубо вылепленным обветренным лицом римского солдатского императора и зачесанной назад стальной проволокой густых волос — был настоящим полковником, и по званию, и вообще. Он, казалось, нарочно делал все, чтобы любой сходу разумел — вот он, Военрук с большой буквы во всей красе.
Как-то мне пришлось в учебное время посетить по вызову окулиста в Филатовской поликлинике. Что-то такое мне там закапали в глаза, потом заставили сидеть-ждать, потом пообследовали… Короче говоря, в школу я заявился через три часа после начала занятий. Но у меня была с собой справка, выписанная врачом, — там и дата, и время, и печать — все, как должно быть в оправдательном документе.
В фойе я натолкнулся на Юрпеда, бывшего, как выяснилось, в тот день дежурным учителем. Брюзгливо оттопырив нижнюю губу, он, будто первый раз видел такую странную зверюшку, оглядел меня мутноватыми глазками из-под нависших кустистых бровей и буркнул вопросительно: «Ну?..» Я с готовностью протянул ему справку. Военрук долго и внимательно изучал бумажку со всех сторон, только что не понюхал. «Все верно. Но порядок должен быть» — вернув справку, он истребовал у меня дневник. На странице замечаний появилась запись: «Опоздал в школу на три часа». Увидев подпись, даже наш грозный директор, время от времени спонтанно проверявший дневники учащихся на предмет оценок и поведения, не сказал мне ни слова, только вздохнул.
В подвале нового здания школы был тир. Как-то Юрпед устроил там учебные стрельбища, и наш мужской коллектив, извините, взвод, почему-то оказался вместе с девицами, учившимися на год старше. Те, улегшись с пневматическими винтовками на маты, стреляли первыми. Вдруг из-за закрытой металлической двери раздался глухой бас Юрпеда. «Т..! — обратился военрук к одной из стрелявших. — Ну, сколько раз тебе надо демонстрировать нужную позу?! Взрослая уже девица, а все не может нормально лечь и ноги раздвинуть!» Т.., налившись слезами и краской до помидорной спелости, пулей вылетела в предбанник.
Летом после окончания девятого класса я притащился в школу, чтобы получить требуемое направление на подготовительные курсы в институт. Пока я ждал возле канцелярии, подкатил Юрпед.
— Что, уже по учебе соскучился?
— Я за справкой пришел. На подготовительные курсы в институт.
— В инстит-у-ут? — военрук, казалось, был искренне поражен.
— Ну, да. В педагогический, на филфак.
— Зачем тебе?
— Ну, как… я вот…
Не дав договорить, Юрпед твердой рукой обнял меня за плечи и отвел в сторонку. Не убирая руку, он пытливо заглянул мне в глаза и спросил интимно:
— Х.. есть?
— Я… э… в смысле?..
— В том самом! — браво отвечал полковник. — Если есть, в армию нужно идти!
И гордо удалился, оставив меня в некотором смущении.
Но военрук был не так прост. Однажды он явился на занятия в совершенно немыслимой боевой раскраске. Один его седой полубак был окрашен в изумрудно зеленый цвет, другой — в марганцовочно розовый. В ответ на наши недоуменные взгляды он загадочно ухмыльнулся и пробасил: «Маскировка!» Потом продемонстрировал нам один свой позднеимперский профиль — с зеленью, затем другой — марганцовочный. И добавил: «Враг не пройдет!» Кто бы сомневался.
На занятиях по НВП Юрпед заставлял нас без конца конспектировать учебник, требуя при этом определенной ширины полей, отчеркнутых определенным цветом, и другим определенным цветом подчеркнутых заголовков.
«Тэ два зэ два — загадочно для непосвященных возглашал он в начале урока. — Граната РГД-5. Конспектируем со страницы такой-то по такую-то». На дом тоже задавалось изготовление конспектов. Нам это сильно надоело, и мы, отчеркнув положенным цветом поля, красиво выписав название темы (Тэ) и занятия (Зэ) и подчеркнув их, писали один два абзаца, а затем заполняли страницы чем ни попадя. Мой друг Вова Шувалов писал в строку рубаи Омара Хайяма о пользе пьянства, кто-то из ребят переписывал программку телевидения, мне было лень изощряться, и я просто загонял в строки волнистые линии разной длины. В конце, понятное дело, тоже перекатывались два-три абзаца из учебника. За эти художества в наши тетради регулярно проставлялись пятерки.
Юрпеда явно раздражало, что у всех у нас головы заняты будущим поступлением в институты, а вовсе не гранатой РГД-5, и он начал постоянно цепляться и придираться к нам. Как-то он окончательно нас достал, и мы сорвали урок.
Военрук побежал жаловаться заучу Надежде Николаевне, и вскоре представители провинившегося класса, извините, взвода, были вызваны на ковер. Мы ничего не стали объяснять, просто вручили заучу наши тетрадки по НВП с пятерками за размашистой подписью Юрпеда. Просмотрев несколько конспектов, Надежда Николаевна отпустила нас, ничего не сказав. Тетрадки оставила у себя.
Юрпед исчез и оставшееся до выпуска время дослуживал с нами уже другой военрук — наш бывший завхоз, в анамнезе капитан запаса. Когда вместо привычного глазу синего халата он появился в школе в военной форме, мы были крайне удивлены и встретили его настороженно. Но он оказался мужиком добродушным, невредным и честно пытался сделать занятия по НВП хоть каким-то боком интересными для нас. И мы были искренне благодарны ему за это.
Он, кстати, тоже страдал из-за нас. Дело в том, что в прошлом он был не просто офицером, а офицером в музыкальном взводе. И обладал чрезвычайно чутким слухом. Мы же, понятно, общаясь между собой, в выражениях не стеснялись. И когда кто-то из мальчишек еле слышным шепотом передавал соседу очередную похабную шуточку, военрук страдальчески морщился и награждал шутника осуждающим взглядом… Не хватало ему артиллерийской мощи Юрпеда. Музыкант, одно слово…