Глава 7. Красная саранча
Голос сверху, видимо, обладал некой магической силой, заставившей Скрепника, против своей воли, открыть глаза. То, что он увидел, не влезало ни в какие рамки здравого смысла и казалось очередной галлюцинацией воспаленного сознания. Сперва взгляд уткнулся в продольные, розовато-белые бороздки, за которыми топорщились густые ряды черных курчавых отростков, торчавших из плотной, в складках и в круговых линиях - материи, наощупь, напоминавшей кожу. Чтобы рассмотреть общую картину, Скрепнику пришлось вертеть головой и напрягать зрение , после чего, стиснутое со всех сторон, будто стальными тисками, его обездвиженное, тщедушное тельце подверглось серьезной панической атаке. Где-то внизу конвульсивно задергались ноги, лоб покрылся холодом, словно на нем выступал иней, а обе руки, безвольными плетями висели по швам, крепко прижатые к парализованному страхом туловищу.
-Эй , долбо(е)б, а ну харэ трепыхаться, все равно не выскользнешь, сука! – громовым раскатом опять донеслось сверху, так, что у Скрепника едва не лопнули барабанные перепонки. Все вокруг и внутри него сжалось еще сильнее, до костного хруста в ребрах и в шейных позвонках.
Окружающее пространство разворачивалось немыслимой сказочной небылью, где бороздки и линии проявились папиллярными узорами на пальцах-колоннах исполинской руки, зажавшей Скрепника в своем душном и каменном кулаке. Целиком перекрывая солнце, а с ним изрядный кусок северного неба, над ним нависало смуглое и смутно знакомое лицо великана, при виде которого, реверсивная память, словно муляку с болотного дна, всколыхнула в Скрепнике древний школьный страх, а с ним и резкую, пронзающую нос, фантомную боль от давно зажившей раны. На пару метров выше, чем пятиэтажный дом в Басковом переулке, утюжа гигантскими стопами двор его детства и громоздко переступая на соседние улицы, по Ленинграду шел украинец Вакула, по прозвищу Хохол. Очень крепко, но так, чтобы преждевременно не раздавить, он держал в кулаке того самого заморыша, что едва не казнил котенка на пустыре, что поджег завернутое в газеты говно и хотел с друзьями устроить ему засаду.
Как Скрепник не пытался, но ослабить хватку исполинской руки Вакулы, никак не мог . Взирая вниз с высоты голубиного полета, он лишь бессильно скрипел зубами и периодически выкрикивал угрозы, пока не сорвал голос. Не обращая на лилипутскую суету никакого внимания, великан шагал вперед и энергично размахивал руками, как бы, испытывая вестибулярный аппарат пленника правого кулака на прочность. В унисон бодрому уличному маршу, Вакула весело напевал старинную походную песню:
-Ой, на горі, та женці жнуть,
А попід горо-ою, Яром-долиною
Козаки йдуть!
Гей, долиною,
Гей, гей!
Широко-ою,
Козаки йдуть!
-Хватит, б.ядь, хватит руками махать ! – сиплым фальцетом голосил из кулака Скрепник. Его начинало мутить.
Пропев про запорожское войско, которое ведет вперед Дорошенко - Вакула прервал песню на Сагайдачном, опрометчиво променявшем жену на табак и трубку, и остановился. Чуть ослабляя хватку, великан приблизил к лицу кулак с перепуганным и притихшим карликом.
-Шо ты, чорт мелкий, узнаешь местность? – он плавно провел кулаком в воздухе : цэ ж тут ты , тварынку лэдвэ нэ пидпалыв? (это же ты тут, животное едва не поджег -перевод с укр.)
Внизу и правда простирался тот самый злополучный пустырь, где однажды пересеклись дороги их давней вражды. Но сил, произнести хотя бы слово, у Скрепника не было и он лишь беззвучно прошамкал что-то в ответ. Ему хотелось только одного: поскорее развидеть огромную, смуглую, ненавистную рожу Хохла.
- Я тобі зараз, морда кацапська, розповім гарну казочку, - продолжал тот :ти, напевно, думаєшь, шо те слабке кошеня давно мертве? Мушу тебе розчарувати , дядьку, кошеня те одужало та перетворилося на дуже гарного мисливця на щурів. І зараз ти все це побачиш власними очима .- пообещал Вакула и громко, на весь пустырь позвал: А ну , киць-киць-киць-киць, я тобі гарного щура приніс! Киць-киць-киць! Киць-киць-киць! ("Я тебе сейчас, морда кацапская, расскажу хорошую сказочку. Ты наверное думаешь,что тот слабый котенок давно мертв? Вынужден тебя разочаровать, дядя, котенок тот выздоровел и превратился в очень хорошего охотника на крыс. Сейчас ты увидишь это своим глазами. А ну, кис-кис-кис, я тебе хорошую крысу принес, кис-кис-кис " -перевод с укр.)
-Зараз прибіжить, - уверенно проговорил Вакула, присаживаясь на корточки, разжимая кулак и выпуская съежившегося человечка на грешную землю.("Сейчас прибежит" -перевод с укр)
- У тебя есть ровно минута, чтобы спрятаться. Так что беги куда подальше, заморыш,- поднимаясь в полный рост, с улыбкой напутствовал Скрепника исполин и добавил: а я тут постою, понаблюдаю, кто кого.
Обретя столь странную и фантасмагорическую свободу, Вова уходил нетвердой, шатающейся походкой прочь - на ватных ногах. Он пока что не понимал, какую угрозу несет ему какой-то там кот, а когда понял – тело само, подтянув скудные и далеко не олимпийские резервы, успешно минуя стадию «трусцой», перешло на бег, сразу с места в галоп! Зверь стал виден издалека, ни много, ни мало, а метров за двести и, судя по такому расстоянию - то, что бежало на мягких, кошачьих лапах к пустырю, было, как и Вакула, пугающих размеров. Поэтому Скрепник и припустил в противоположную от саблезубого кота сторону, к ближайшим домам и подворотням, где память могла ориентироваться даже вслепую. Мимобегом, Вову остро кольнула мысль, что на улицах не было ни одного прохожего, впрочем, как и на дорогах, не видно было, ни автобусов, ни машин. Да что там людей или транспорта, даже небо висело над головой холодное и пустое, без всякого намека на птиц. Ленинград выглядел мертво, не городом на Неве, а его фальшивой, каменной декорацией.
«Не добегу, не успею…тварь меня сожрет»- успевая оглянуться и молниеносно определить, что расстояние сокращается с геометрической прогрессией, в отчаянии подумал Скрепник.
Он начинал задыхаться от бега и уже не мог держать ровный, спасительный темп, ноги его заплетались. Как назло, вокруг не было ни одного укрытия и ситуация становилась патовой, тем более, учитывая рост и вес его серой, в черную полоску -кошачьей смерти, заметно превосходившей размерами любого из уссурийских тигров.
Он споткнулся о лежавшее на дороге массивное бревно и чуть не потерял равновесие, чувствуя , что бежать дальше уже не сможет, потому что силы были на исходе. Вова остановился и преодолевая тяжелую одышку, подхватил с земли довольно увесистую палку, рассчитывая отпугнуть ею зверя. Его не оставляла надежда на спасение, выдвинувшая версию о том, что поединок с монструозным котом, обладавшим габаритами своих доисторических предков, ничто иное, как финальный всплеск наблюдаемого Вовой кошмара, за которым будет долгожданное пробуждение в теплой и мягкой постели кремлевского бункера.
От хищника до Скрепника оставалось не больше двадцати метров, когда с неба стал доноситья, сначала далекий, но с каждой секундой, нарастающий монотонный гул. В одно мгновение, небо, словно заразившись ураганной оспой, покрылось мириадами черных точек, слепившихся в гигантское шумное облако, издающее угрожающий электрический рокот. На улице заметно потемнело.
Между тем, в три грациозных скачка кот-великан сократил дистанцию до минимума, оскаблил острую пасть и готовясь к последнему, решающему прыжку, стал осторожно подкрадываться к вооруженному палкой человеку. Собираясь пустить в ход клыки и когти, кот таки совершил прыжок на свою двуногую добычу, однако, проявляя чудеса реакции, та успела отскочить назад. Тяжелая кошачья лапа, с растопыренными лезвиями когтей, прошла в десяти сантиметрах от лба Скрепника. Тот ответил резким контрвыпадом вперед, намереваясь хорошенько приложится по наглой кошачьей морде дубинкой, но тоже промахнулся, воинственно рявкнул и досадливо сморщил лоб. В этот момент, отвлекая хищника от повторной атаки - сотни, если не тысячи, неизвестных официальной науке крылатых существ, совершили, поистине, бандитский налет с воздуха, вцепившись колючими хитиновыми лапами в кошачью шерсть, словно боевые валькирии, норовя вонзить в животное свои острые, ядовитые жала на кончиках, похожих на скорпионьи, хвостов. Завороженный грациозным зрелищем столь тотальной и бескомпромиссной агрессии , Скрепник невольно залюбовался четкими, слаженными действиями своих внезапных союзников. Каждая, из прилетевших на подмогу особей была красного цвета, с ярко выраженным, бурым оттенком и размером с крупную летучую мышь. Кроме жал, существа обладали мощными жвалами, а их неумолимо прожорливые пасти, природа щедро засеяла мелкими, игольно острыми клыками. Яростно и утробно мяукая, кот-великан сучил лапами, кубарем катался по земле, пытаясь отбиться от нашествия кровожадного полчища, но на месте растерзанных в клочья врагов возникали все новые, продолжавшие с хладнокровной методичностью рвать, терзать и жалить страдающую плоть. Несметная воздушная орда с ног до головы облепила и Вакулу. Руки исполина не успевали стряхивать с себя шумные гроздья снующих по телу насекомых, топтать их ногами, мельницами рук сбивать прямо в полете. Скрепник торжествовал, наблюдая за неравной битвой со стороны, победно воздевая руки и воинственно грозя Хохлу кулаками. За считанные минуты его красно-бурое воинство разобралось с кошачьим великаном. Истекая кровью, тот хотел убежать, но не смог, завалился на бок и застыл невдалеке, на обочине дороги. Вскоре от его трупа остались лишь разбросанные тут и там клочки шерсти да начисто обглоданный скелет. Гадая о природе происхождения таких чудесных, летающих киллеров, Скрепник пришел к выводу, что это новая, необычайно полезная разновидность саранчи. Он также отметил овальную, чуть вытянутую форму ее головы, с бугристым, золотистого цвета наростом хитина сверху, напоминавшим возложенный на чело венец. Часть особей(возможно, что самок) имела на головах по маленькому пучку черной шевелюры, с виду весьма похожей на ровные женские волосы. Было ли это казусом или скачком эволюции, непонятно, но тонкие ниточные пряди, вряд ли служили саранче для украшения, скорее всего для чего-то другого, куда более важного.
Но самое удивительное, что лики насекомых были похожи на человеческие лица и ,одновременно, на глазастые конские морды, как если бы талант генетика и фантазия Сальватора Дали ударили по рукам и провели тайный научный эксперимент, заодно, наделив и удлинив новый вид жалом скорпиона.
Скрепник стоял и ждал, когда саранча повалит Вакулу, полагая, что это, наконец, освободит его от долгого сна. Как он уже не раз убедился, ни щипки, ни пощечины, ни даже ясная память о возложенной на него, самой историей, высокой государственной функции - не помогали покинуть иллюзорные чертоги Морфея. Здесь работали совсем другие, неведомые ему законы. Вот и сейчас, колыхнулась и задрожала под ногами земля, а по небу, будто по водной глади от брошенного камня, один за другим, пошли круги. Вслед за ними, сверху раздался столь жуткий и объемный звук, от которого уши Скрепника едва не свернулись в две трубочки, как если бы к каждому из них вплотную приставили по большой оркестровой трубе и стали непрерывно дудеть. Он заткнул уши пальцами и захватал ртом воздух, как выброшенный на берег сом. Вокруг происходило нечто непонятное, за одно мгновенное пошатнувшее в нем уверенность в победе над Вакулой. От ужасной небесной какофонии, воинственная и ,казалось бы, неистребимая туча красной саранчи теряла свою плотность и редела на глазах, до тех пор, пока вся ее хитиновая шелуха не осыпалась на землю. Стряхнув с плеч остатки мертвых насекомых, Вакула коснулся рукой лба, взглянул на испачканные кровью пальцы и снова позвал : кыць, кыць, кыць, кыць, кыць, кыць…