Стоял второй час ночи. Утомившаяся, немного осоловевшая от обильной пищи и чуть захмелевшая от глотка доброго вина, явно не привыкшая к таким пиршествам Лейла, сладко спала в отцовской кровати. Мефодий подошедший на цыпочках проверить дочь, бережно подоткнул заснувшей одеялко и также осторожно, боясь её разбудить, прикрыл дверь и вернулся в гостиную к Феофании. Женщина сидела у окна, устремив взор в одну ей известную даль с загадочной улыбкой на всё таких же как в юности пухлых, мягкого очертания губах. Писатель остановился, невольно залюбовавшись ею. Потом тихонько подошёл сзади и укатал плечи женщины от свежего ветерка, задувающего в открытую форточку, в мягкий плед. Феофания чуть вздрогнула и обернулась к мужчине.
- Какой же ты... - с благодарной улыбкой проговорила Фанни, встретившись с ним взглядом.
- Какой? - он присел перед женщиной на корточки и взял её за руку.
- Заботливый.
- А то ты не знала? - он вернул ей улыбку, глядя без обиды или упрёка.
Они немного помолчали, осияемые то лунными бликами из окна, то лучами от фар проезжающих по ночной улице припозднившихся машин, глядя не отрываясь в глаза друг друга. Словно оживляя воспоминания юности или наоборот открывая что-то новое для себя.
- Знала, - наконец разомкнула уста Феофания, - точнее... Тогда думала что ошиблась.
- А теперь? - он придвинулся ближе и его дыхание смешалось с её лавандовым ароматом.
Боже, сколько же бессонных ночей он искал в подушках и не находил этот исчезнувший с уходом Фанни запах. И теперь он жадно вдыхал это ни с чем не сравнимое благоухание, вдыхал и всё не мог никак надышаться.
- Теперь поняла, что ошиблась не тогда, когда нехорошо о тебе подумала, - она смешалась, опустила голову, но Мефодий не дал ей спрятать зардевшееся, такое родное лицо, мягко отведя запястья Феофании в стороны и взяв его в свои ладони.
- Продолжай. - Пальцы мужчины нежно поглаживали её щёки, лоб, губы словно заново воссоздавая собственную тактильную память...
- Ошиблась когда ушла. - Наконец выдохнула Феофания и зарылась губами, носом в его густые волосы, украдкой целуя в макушку.
- Почему же ты не вернулась, когда... когда поняла, что у нас будет ребёнок?
- Да я в последнюю нашу встречу уже это знала. Потому и растерялась. Сначала обиделась на твою реакцию... не ожидала, спряталась, а потом... потом думала уже поздно. Что ты не поймёшь или... что ещё страшнее...
- Что? ЧТО именно страшней? - его губы ловили катящиеся из глаз женщины и заливавшие лицо горькие слёзы.
- Откажешься... от нас.
У Мефодия перехватило горло сначала от обиды, что она могла хотя бы вообразить себе такое. И вместе с тем вдруг какая-то острая жалость к юной Фанни — этой глупышке пронзило его сердце, когда он подумал, каково ей жилось все эти годы. Тогда он задал ещё один, не менее важный, мучивший его вопрос:
- Ну а потом?
Она отрицательно затрясла головой.
- Но ты же могла снова полюбить, выйти замуж... - мягко настаивал писатель, - завести ещё детей. Я ведь так понимаю, Лейла в основном росла у бабушки...
Женщина судорожно всхлипнула и снова яростно замотала головой:
- Никогда.
- Но почему же тогда...
Феофания не дала ему договорить, перебив:
- Дочь мне всё время напоминала о тебе и о том, что не свершилось... Мне тогда казалось, что это она... именно она разбила моё хрупкое счастье. Точнее, хрупкую надежду на него. И ещё...
Мефодий не знал что и думать:
- Куда уж ещё? - чуть слышно спросил.
- Чувство вины... я всё время испытывала перед вами обоими чувство вины. Скажи, могла ли я оставаться здесь? На месте.
- Книгу, что я тебе тогда дал, ты поэтому спрятала?
- Я надеялась, что Лейла никогда не получит её, ведь иначе...
- Она могла разыскать меня?
Кивнув, женщина вновь захлебнулась рыданиями.
- Фанни, дорогая, не надо плакать, - Мефодий не знал, как успокоить её, такую хрупкую и... всё такую же любимую, он начал порывисто целовать её пальцы, продолжая говорить между поцелуями, - всё же хорошо. Уже всё хорошо. Что было — то было. Мы ведь теперь вместе.
Но Феофания всё никак не могла успокоиться, и тогда писатель схватил в охапку её маленькую фигурку и начал баюкать как маленькую. Через некоторое время, немного успокоившись, женщина так и уснула на его груди, периодически ещё судорожно всхлипывая. Мефодий весь остаток ночи проходил со свей драгоценной ношей на руках, время от времени только поглядывая за сном ещё одного своего недавно обретённого драгоценного существа.
Да, наш автор ждать умел, как никто другой. Помните, как в той песне?
«Надо только выучиться ждать
Нужно быть спокойным и упрямым,
Чтоб порой от жизни получать...»
И в упрямстве равных ему не было. А, уж получать от жизни он не то что умел — он сам брал что и когда хотел от неё. И теперь он планомерно претворял своё намерение в жизнь.
Когда наутро любимые женщины Мефодия проснулись, первое что они увидели — улыбающийся писатель с двумя чашками дымящегося ароматного капучино. Одно — на всякий случай без сахара. Фанни сладко потянулась, разминая немного затекшее тело после сна в кресле, куда её совсем под утро уложил мужчина, отправившИйся варить утренние напитки.
- М-мм, - Феофания зажмурилась, пригубив кофе, - три ложечки сахара. Неужели ты ещё помнишь?
- Всё как ты любишь. А тебе, дочка, - обернулся Мефодий к Лейле, - сколько кусочков положить?
Ещё не до конца проснувшаяся девушка, подняла вверх два пальца, звякнув браслетами, что-то неразборчиво пробурчав и вдруг рассмеялась звонко и заразительно. Смех серебристыми колокольчиками рассыпался по ограниченному пространству комнаты, наполнив всех присутствующих какой-то озорной бесшабашной лёгкостью. И вся семья вслед за девушкой принялась задорно до слёз заливаться смехом.
Немного отсмеявшись, утирая рукавом выступившие слёзы облегчения и радости, Мефодий наконец сумел выдавить:
- Солнышко, а над чем мы смеялись? - вызвав очередной пароксизм хохота у остальных.
Через некоторое время Лейла смогла-таки ответить:
- Лейла Мефодиевна, ну, очень забавно звучит...
Можно догадаться, что воссоединившаяся семья закончила смеяться только где-то ближе к обеду.
Финал на подходе....