– Ну а ты что думаешь, Аудун? – отхлебнув Brewmeister, спросил, хмурясь, Херсир.
Мысль о путешествии на болото, где был закопан Глам, ему совсем не нравилась.
Аудун в ответ лишь пожал плечами, продолжая салфеткой протирать бокалы.
– Ясно, – сам себе ответил Транд.
– Я дам тебе свой кольт с серебряной пулей, – не глядя на сержанта, проговорил хозяин «Исландского зайца».
– И на том спасибо.
– Херсир, – поставив бокал на стойку, произнес виновато Аудун, слегка придвинувшись к сержанту и почему-то понизив голос, хотя Барди вряд ли их слышал, а уж сообразил бы о чем речь: тем более вряд ли – Я не думаю, что это бедняга Глам. Но я слышал, что черепа Скегги и Торвальда были раскроены едва ли не надвое. Удар был чудовищной силы. Кто такой мог нанести из местных – ума не приложу. А если из пришлых, то зачем? У доходяги Скегги врагов точно не было, даже собутыльников, он мухи обидеть не мог, ты сам же знаешь. Да и в разных кругах они с Торвальдом вращались, согласись.
– Немотивированные, на первый взгляд, убийства, сам вижу, – проворчал Транд и полез в карман за пачкой Camel. Потом, вспомнив, что она пуста, произнес, подвинув бокал:
– Дай мне сигарет и плесни еще.
Вообще Транд не обсуждал расследуемые им дела с кем-либо из посторонних, даже и из приятелей. А с Аудуном не сказать, что друзья, но приятелями, да, были. И если владелец бара был кое-чем обязан Транду, то ему самому сержант был обязан жизнью. Ведь если б не Аудун – не потягивал бы Херсир сейчас пиво среди людей, а бродил бы подле болота упырь-упырем. На пару с Гламом.
Кроме того, сами убийства имели для городка резонансный характер, во многом из-за публикаций в местной газете «Мысовый берег», где в репортажах с броскими заголовками изгалялся местный репортер Хьялти, вовсю критикуя местную полицию и при случае стараясь поддеть именно Транда.
Удивляться тут было нечему: репортер, мягко говоря, недолюбливал Херсира, ибо, было время, пытался приударять за Сигню, но был ее отшит. Хотя и до того, как она начала встречаться с полицейским.
Но вражда осталась. Низенький, пронырливый и плюгавый Хьялти, в зимой и летом одной и той же коричневой кожаной куртке и белой водолазке, с перхотью в наспех расчесанных светлых волосах, всегда при разговоре будто нарочно морщившийся, хотя то было просто следствием его мимики, изгалялся над неспособностью полиции защитить, как он писал, добрых горожан, и собственно первым и намекнул на Глама, некогда застреленного Херсиром и вернувшимся снова.
Намек был прозрачен и тут же превратился в предмет досужих сплетен, не миновавших «Исландского Зайца». И даже не склонный к суеверным страхам Эйвинд на днях как-то виновато, вызвав к себе Херсира в пропитанный запахом Tiziana Terenzi Lillipur, корицы, кофе и дорогого табака кабинет, произнес, глядя куда-то в сторону, что было ему вовсе несвойственно, и теребя карандаш:
– Слушай, старина, ты бы, это, угомонил долбаного писаку.
Транд вопросительно посмотрел на шефа. Поджарый и будто не стареющий, всегда уверенный в себе, в белой отутюженной рубашке, при галстуке, сейчас он выглядел растерянно, ерзая на крутящемся кожаном кресле, словно кнопку под него подложили.
Наконец, Эйвинд перестал пялиться в сторону и оставил карандаш в покое, выразительно глянул на подчиненного, видимо так и не решившись произнести вслух рекомендацию снова навестить Глама и проверить: на месте ли в его груди осиновый кол.
И Херсир понял, что от визита на болота ему не отвертеться. Взять бы еще за шкирку Хьялти с собой туда притащить, да там и оставить. На ночь. Не выйдет. Пронырливый и падкий до сенсаций репортер был, как и многие жители городка, суеверен. На болото его даже стопроцентно сенсационным репортажем не заманишь. А тронь – раструбит про «избиение». Еще какие-нибудь синяки на своей впалой груди отыщет.
Уже выходя из кабинета, сержант услышал все с стой же виноватой интонацией – Эйвинд понимал: мотаться на болото и проверять, на месте ли кол в груди упыря, вовсе не входит в обязанности его подчиненного – произнесенное:
– Я тебе отгул дам. С премией.
– Спасибо, – пробурчал Транд, закрывая за собой дверь. Впрочем, хлопать он ею не стал, понимая комиссара. Ему, подавшемуся в мэры, подобные сплетни и вешанье местной общественностью всех собак на Транда, а косвенно и на него, было сейчас ни к чему, особенно когда в типографии уже лежали предвыборные плакаты с изображением Эйвинда. А тут не к месту эти, представляющие собой пасквили на полицию, репортажи, свежий номер «Мысового берега» с одним из которых сержант заметил на столе у начальника.
Вспомнив визит к комиссару, Херсир чиркнул зажигалкой и глубоко затянулся, глянув на бедолагу Барди. Тот, сумев, таки, ладонью отодвинуть в сторону тарелку и избежав попадания лицом в ошметки салата, спал, посапывая, уперевшись щекой в стол и свесив руки, будто промахнувшись ими мимо колен.
– Один спит, двое в морге, – проговорил, не спеша потягивая пиво, Херсир.
– Что? – переспросил не расслышавший его Аудун, принявшийся снова протирать бокалы.
– Ничего, – ответил сержант, положил на стол причитающуюся купюру, сделал глоток и протянул владельцу бара ладонь.
– Давай, поехал я.
– Домой?
– На болото. Глама навещу.
– Я с тобой, – сделав над собой усилие и, хоть и нехотя, но произнес Аудун, добавив: –Только Барди такси вызову.
– Спасибо, на этот раз я сам, – ответил, пожимая руку Херсир, и направился к двери, за которой по-прежнему шел холодный осенний дождь.
Подняв воротник плаща, Транд несколько секунд стоял под навесом и словно в нерешительности глядел на падающие в бледном свете фонаря капли дождя, борясь с желанием вернуться в полумрак бара и выпить что-нибудь покрепче Brewmeister, а потом почти бегом направился к машине.
Холодный и неприятный осенний дождь, со сползавшими за шиворот каплями, кажется, стал сильнее. Уже в машине Херсир вспомнил, что не взял предложенный Аудуном кольт с серебряной пулей. Собрался было вернуться. Но потом махнул рукой и повернул ключ зажигания. Уже отъехав на почтительное расстояние, в зеркало заднего вида Транд заметил выбежавшего под навес Аудуна, замахавшего ему рукой с кольтом и жестом зовя вернуться. Но вместо того, чтобы дать задний ход, Херсир только сильнее надавил на педаль газа и скрылся от глаз Аудуна за стеной осеннего дождя, оставив того, растерянного и виноватого, стоять на крыльце.
За городком дорогу развезло от дождя. И «Хонда» пару раз едва не забуксовала. Доехав до погоста. Транд вышел из машины и увидел Офейга Косолапого с трубкой в зубах и в старом, защитного цвета военном плаще-дождевике, второй у него бы перекинут через руку и он протянул его Транду, будто заранее знал о приезде полицейского. Возле сарая стояла лопата. Офейг кивнул в ее сторону:
– Не забудь.
На черенке сержант увидел резиновые перчатки, а рядом стояли охотничьи сапоги.
Облачившись под навесом кладбищенского хозяйства в дождевик и натянув оказавшиеся немного маловатыми сапоги, поблагодарив сторожа, Херсир с лопатой на плече двинулся к болоту. Хлюпал под дождем с сигаретой в зубах минут пятьдесят и стараясь хотя бы по пути не думать о предстоящей встрече с драугом.
Наконец показалась темная стена леса, совсем близко, едва видимого из-за усугублявшейся тучами темноты. Болото тоже можно было едва разглядеть, как и поросшие травой холмики и чахлые кусты без листьев – таковыми они были даже летом.
Херсир остановился. Ему было страшно и неуютно, хотелось развернуться и, не бежать, нет, просто двинуть обратно. Вместо этого он подошел к небольшому и им же насыпанного холму, под которым лежал Глам и, достав очередную сигарету, но так и не закурив и засунув ее обратно в пачку, принялся копать.
Хорошо хоть земля была мягкая и дождевик спасал от холодных осенних капель. Вскоре штык лопаты коснулся деревянной полусгнившей крышки кое-как склоченного гроба с торчащей одной выбитой доской.
Транд, оставив лопату сверху, аккуратно приподнял крышку – гвозди почти не держались в полусгнивших досках. Распухшее жуткое тело Глама с колом в груди было на месте. Внезапно сержанту стало жаль упыря и он твердо решил по возвращению уломать, таки, Стейна отслужить по неупокоенному панихиду или, коли священник откажется, найти время и добраться до города, попросив это сделать местного епископа.
Херсир осторожно потрогал кол. Вбит накрепко. Было понятно, что Глам не выберется, ежели кому в голову не взбредет вытащить осиновый кол из его груди. Но к Стейну – к Стейну по возвращении сержант решил сходить обязательно.
Стоя в могиле под усилившимся дождем, Транд некоторое время глядел как капли падают на мертвое лицо драуга, а потом, чувствуя себя несколько глупо, как-то нерешительно произнес:
– Слушай, Глам, тут эти убийства. Уж не знаю, известно тебе о них или нет… Короче, не твоих рук дело?
Задавая этот вопрос и глядя на распухшее, едва помещавшееся в гробу, тело, Херсир и не ждал ответа, да и понимал под осенними каплями дождя, близ окраины леса, что это не Глам, и приперся он на болото, чтобы успокоить суеверных горожан. Только поди им теперь докажи, что он на этом самом болте побывал. Не фотографировать же упыря на телефон.
Транд собрался было выбираться из могилы и наклонился, чтобы положить крышку гроба обратно и заколотить ее окончательно, как услышал:
– Ты ищешь не там.
Полицейский замер, чувствуя, как оцепенение охватывает все его тело. И уставился на Глама. Он не мог сказать: шевелились ли миг назад губы драуга и нет. Да и голос – казалось, будто это не Глам, а сама его могила и даже болото с торчащими из него крючковатыми уродливыми сучьями изрыгнуло ответ откуда-то из самого своего гиблого дна.
Сколько так Херсир простоял под осенним дождем, он и сам потом толком сказать не мог, ему чудилось, что он словно выпал из времени. Губы Глама больше точно не шевелились.
Наконец Транд осторожно накрыл гроб крышкой и заколотил черенком лопаты гвозди. И сломанную посередине доску худо-бедно приладил обратно.
Уже выбираясь из могилы, сержант снова услышал за своей спиной.
– Ищи Брэттира.
Транд снова замер, хотя и в меньшем оцепенении.
– Какого Брэттира? – спросил не оборачиваясь.
Ответа не последовало. Имя «Брэттир» Херсир слышал впервые и оно ему ровным счетом ни о чем не говорило. Но снова открывать крышку гроба и расспрашивать Глама он не собирался, понимая, вряд ли драуг скажет больше, чем сказал.
Транд вдруг представил, как Глам сбивает на соплях державшуюся крышку гроба, вытаскивает из груди кол и медленно выбирается из могилы, а потом тут же придушивает его своими, напоминающими шевелящимися в воде водоросли, руками, карябая темно-желтыми длинными острыми грязными ногтями шею; и, скользя по мокрой земле, поскорее выбрался.
Утирая смешанные с потом капли дождя со лба, сержант взглянул на небо: дождь внезапно прекратился, уступив место добавившей холода луне, выбравшейся из-под рваных туч и осветившей бледным сиянием мрачное и гиблое место. Транд принялся засыпать могилу, и когда появился небольшой холм, развернулся, достал из пачки сигарету и чиркнул зажигалкой, направившись к дому Офейга Косолапого. Сделав пару шагов, полицейский услышал за своей спиной, из-под самой земли голос мертвеца:
– Попроси Стейна отслужить панихиду.
Не оборачиваясь, Херсир кивнул. Голова его уже была занята неведомым доселе Брэттиром – предстояло выяснить, кто скрывается под этим именем и он ли убийца.
Продолжение следует
1 – 11 июня июля 2023 год Чкаловский. Никитино. Чкаловский
Источник изображения: