2000 г. Исповедь бывалого пациента

Галина Ульшина
ИСПОВЕДЬ  БЫВАЛОГО ПАЦИЕНТА
Пробуждение инстинкта самосохранения в наше рыночное время – трудно контролируемый процесс. Люди, перенесшие голод в блокадное время, до самой смерти не могли избавиться от ненужной привычки сушить и прятать сухари - под подушкой, в кармане халата, в укромной местечке –  так, на
всякий случай.
Люди, пережившие ужасы войны или лагеря, научились ценить и сохранять просто свою жизнь. Когда – то удивительно здоровая нация, единоцерковно постившаяся четыре раза в год – за  почти вековую смуту спилась, потеряв значительную часть золотого генофонда в репрессиях и войнах, следовавших одна за другой. Остались мы, потомки не уехавших за рубеж, чудом выживших в горниле истории россиян.
Пытаемся вырастить свое худосочное потомство во время перемен, неуверенно противостоим  экспансии наркотических средств, задыхаясь от стресса и неуверенности в завтрашнем дне. Накапливая долги и болячки, не имея ни времени, ни средств отойти от этой круговерти и накопить сил. Тогда  исход один – к врачу.
Врача  всегда отличишь от пациента. Больные – они и есть больные. Они облепляют скамейки в городских поликлиниках как воробьи на ветке, а не поместившиеся притыкаются мягким местом  или бочком к унылым стенкам. В долгих очередях нудно сидеть, поэтому пациенты развлекаются, как могут: и  в окошко глядят, привалившись к подоконнику, и пытаются посидеть на кадках или напольных вазах с живучими растениями. Правда, строгая санитарка, время от времени выбегающая из темноты коридора, смахивает их тряпкой, накрученной на швабру, растирая влагу по полу и бормоча что-то о  зеленом уголке…
Врача видно издали. Понятно, если человек в халате – он медик. Но и без халата такой врач – аки бог, пышущий здоровьем, - на крыльях отличного настроения плывет по коридору всеми видимый над серой, притупленной долгими ожиданиями толпой. Этот доктор обычно в мягкой дорогой обуви, в удобной скромно  дорогой одежде, с руками… такие руки бывают у священников. В кабинете чуть – чуть пахнет хорошим парфюмом, медсестра тихая и исполнительная.
А вот другой доктор в немнущемся халате - бежит по коридору, размахивая прядями волос и роняя бумажки. Цокот каблучков стремительного доктора решителен и скор. Взгляд если не хмур, то крайне сосредоточен на невидимой простому   глазу задаче, которую данный эскулап уполномочен решить немедленно. Такой доктор, если кто из больных и попытается остановить на скаку стоном : «До-октор!...» - остолбенеет на одну секунду и побежит дальше. Если услышит вас вообще. Медсестра у такого яркая, пышная, договариваться  вам нужно с ней.
Есть еще врачи, но они для идентификации оказываются самыми сложными. Они тихи, невзрачны, ходят бочком или сутулясь, плотно прижимая к груди вынесенные из кабинета документы. Если бы не халат, их трудновато было бы отличить от общей массы неопытному пациенту. Они не реагируют ни на кого, кто вне их кабинета. На приеме все время пишут. Пишут и пишут,  задав один  - единственный вопрос «на что жалуетесь?» Послушают – постукают и пишут. И тут же, молча, сестра подает уже выписанный рецепт. Медсестра такая же невзрачная, молчаливая. Как обставлен кабинет – не замечаешь, так как не успеваешь и глазом моргнуть, а уже прием окончен.
Но как бы там ни было, а пациентам поликлиник хорошо – своими ногами пришли, своими уйдут. Могут вообще не приходить, если не нравится. Иное дело – больные стационара. Они уже попали во власть доктора, который их пользует, и отчаянно надеются на успех лечения… 
…Навалится на твое пространство над головой эдакий ароматный бюст в модной кофточке из-под батистового халата, руки в боки заправит и громко спросит: «Ну, больной, в чем дело? Какие жалобы?»  И бочком отвернет лицо – не то, чтобы лучше вашу невнятицу услышать, а чтобы показать вам  недавно приобретенные сверкающие сережки и лишить последних иллюзий про доктора Айболита...
Изредка в стационарах попадаются гиппократы – люди, генетически приговоренные к самопожертвованию. Они работают сутками, не взирая… Больница, где водится такой вид врача, не живет по правилам. Такой доктор берет в качестве магарыча всякую дрянь: сувениры, аперитив, книжки, развращая тем  самым налогоплательщиков (читай – пациентов). А последние и рады дарить доброму доктору «от всей души» вещи, не имеющие рыночной значимости. Но и тут природа ищет равновесия и находит его: такие часто и быстро спиваются. А куда девать ящики спиртного, если жена не пускает их в дом даже в сопровождении эскорта благодарных излеченных? Не выливать же…
Одним словом, эпохального чеховского доктора, поблескивающего золотой оправой пенсне и поражающего коллег энциклопедическими знаниями, в провинциальном городке не сыщешь – не тот формат. Все настойчивей стала проявляться новая генерация эскулапов – «молодые».
Если по сегодняшним коммерческим меркам прикинуть, во сколько обходится получение диплома о высшем медицинском образовании, длящееся от 6 до 9 лет, то картина получится печальная. В год студент современного высшего медицинского заведения отдает вузу примерно 50 тысяч рубликов, а получает на должности участкового врача около 2 тысяч в месяц и вынужден брать дополнительную работу по участку или на «Скорой», чтобы как – то выжить. Кстати,  за такую невероятно стрессовую работу, как в «Скорой», где много раз в день врач сталкивается с людской паникой, горем, острыми травмами и инфекциями, когда на бригаду могут напасть невменяемые  пациенты или перевозбужденные родственники -  платят  просто смешные деньги. Как ни странно, но именно эта категория врачей – врачей «Скорой помощи» - больше напоминает  товарищей,  на  совет которых можно в трудный час положиться.
Некоторые ординаторы устраиваются и в стационары, что само по себе гораздо престижней районной поликлиники. Как правило, «молодые» отличаются удивительным «пофигизмом» по отношению к больным. Архаизмы, типа «сострадание», «милосердие» по всей видимости, им просто неизвестны. Иногда на больной ум приходят ассоциации с доктором Менгеле – он ведь тоже где -то начинал просто врачом, пока дошел до концлагеря? Приходит эдакий молодой доктор к больному с дежурным вопросом «на что жалуетесь», а тот ему и начинает исповедоваться.  Больной рассказывает – молодой доктор пишет, вежливо и подробно интересуясь внутренними процессами несчастного страдальца. А потом пропадает. Через несколько дней приходит  палатный врач – совсем другой и гораздо старше – с тем же вопросом. И больной, боясь повториться и повторяясь, с ужасом обнаруживает, что он уже все это рассказывал какому-то юному призраку, ошибочно принятому им за спасителя. А спаситель – вот он, доктор – как вас звать – величать? А тот, молодой, он знаете ли, все записал, а ничего не выписал. Вот лежу, стало быть, вас ожидаю…
А в ростовскую клинику попасть к квалифицированному специалисту – это  устроить листопад из своих купюр. Записался на прием – оплати. Обследовался – оплати. Купил лекарство – оплати. Не подошло. Снова пришел – снова оплати прием, но уже дешевле. Иногда больному дороже сочувствие, чем лекарство.
Понятно, что растущий легион бомжей и запредельно бедных  создает огромные сложности в работе больниц и поликлиник: вроде как и люди, а  их всю зиму кормить и ночлежку из больницы делать? Да и лежать с такими опустившимися людьми в одной палате – просто мучение. Да, мать Тереза у нас еще не родилась. Слышали  мы и про Хосписы, и про Армию спасения, и монашки католической церкви  когда – то высаживали здесь в больнице  десант.
 Мы  сейчас снова одни,  сами.
Так - с растревоженным инстинктом самосохранения, когда народ понимает, что никому его жизнь не нужна вовсе, и все напрямую зависит от толщины кошелька – теперь каждый за себя. Больной за себя, врач – за гонорары, аптека – за прибыль, государство – за налогоплательщиков, а рожать некому.
 Фигушки вам, а не солдат! За себя.
Все популярнее стало шарлатанство, именуемое не иначе, как  «народное целительство», все   востребованнее книжки по  самолечению и  траволечению. Каждый, кто столкнулся всерьез с нынешней медицинской машиной, понимает что любое лечение – паллиатив, то есть временные меры.
Каждый панически боится заболеть, попасть на платную больничную койку, пытается наскрести на «черный день», работая зачастую по двенадцать часов в день  без трудовой книжки и страхового полиса  и, держась на голом оптимизме, и - все равно заболевает. Само общество давно и тяжело больно.
Интересно, а кому давал клятву великий  Абу Али ибн Сина, в просторечии названный Авиценна?

2000г
Сравним с сегодняшним положением дел в медицине,когда в поликлиниках нет узких специалистов.
Итог: не ропщите! Благодарите за то, что имеете.