Сегодня я вдруг испытал потрясение... Так обычно пишут для затравки сюжета. Если автор хочет всерьез поразить читателя, то пишет сильнейшее или чудовищное потрясение, или в упрощенном варианте – потрясение может быть страшным. А я, исходя из той новости, что узнал, добавил бы сюда странный эпитет «горькое». Да, я испытал горькое чувство, созвучное именно что потрясению.
Я давно не был в Ашхабаде. Да что там – давно... Почти целую вечность, если считать для обычной человеческой жизни срок, длиной в полвека. Это для вселенной сто лет – песчинка, а у людей совсем другое течение времени.
В Ашхабаде я окончил школу и именно оттуда отправился во взрослое плавание. Естественно, взрослыми мы становимся не в семнадцать лет. Слава богу, что у нас есть возможность перед настоящей взрослой жизнью провести чудесные годы юности. Это потом наступают ответственность, обязанности и сопутствующие им неприятности, короче говоря, те самые «суровые будни», которые предрекали своим героям Ильф с Петровым, не подозревая, что их выражение станет крылатым.
Но почему я переключился с «горького потрясения» на город Ашхабад? А вот чтобы приблизить разгадку той самой затравки, ибо потрясение связанно именно с этим городом.
Казалось бы, что мне нынешний Ашхабад, в котором произошло столько изменений, из которых, архитектурные метаморфозы, какими бы они глобальными для города ни были, на мой взгляд, не самые важные? Главное – это изменение не облика города, а его ментальности.
Ашхабад молодой город, ему нет даже двухсот лет. Помню, как в школе я завидовал городам с древней историей. Какой город ни возьми, который в Советском Союзе был на слуху, а всё старше Ашхабада, все они из древних или хотя бы средних веков.
Мне было невдомек, что вообще-то Ашхабад стоял на земле с такой седой историей, которая подавляющему большинству городов и не снилась. Парфянское царство, Ниса... Но что с того? Сам город основали немного в стороне от исторических мест и основали его славяне, когда эти земли вошли в состав Российской империи.
Но не будем ворошить седое прошлое. Мы приехали в Ашхабад, когда он являл собой большой интернациональный город. Русские, армяне, украинцы, туркмены, евреи, персы, курды, азербайджанцы, разные представители народов Северного Кавказа...
Я только среди своих одноклассников мог насчитать до полутора десятков национальностей, а мы все жили единым и дружным коллективом. Для нас не было разницы, кто ты такой по национальности. Нам важны были в первую очередь человеческие качества, а что может быть лучше в отношениях между людьми?
Ашхабад это город моего детства и предрассветной юности. Пока я там жил школьником, а потом приезжал на студенческие каникулы, то считал его своим городом. Но с тех пор, как наш дом перестал быть родительским, меня туда судьба больше не заносила. В Средней Азии бывал, а на самый юг не добирался.
Пожалуй, побывать в Ашхабаде в конце прошлого века еще труда не составляло. Тогда там оставалось немало хорошо знакомых мне людей, одноклассников, дворовых друзей, но в то время я был поглощен жизнью насущной: девяностые годы сейчас никто не вспомнит, как годы сентиментальные…
А потом оттуда начался исход. Да, самый настоящий исход из мира, который изменился до неузнаваемости. Большинство одноклассников уехало. Понятно, что они были не коренной национальности. Я долгое время не знал всего о тамошней жизни. Это уже позже начал смотреть ролики об Ашхабаде, о Красноводске, где наша семья также проживала, и диву давался: не мог себе представить, какие там нынче нравы: считай, что средневековая тирания.
Когда я, наконец-то, воспылал желанием и у меня появились возможности безболезненно для бюджета туда съездить, оказалось, что мне, скорее всего, не выдадут визу. Это случилось в середине нулевых.
«Саша, мы не можем организовать вызов даже нашей свахе из Москвы, чтобы та на внуков посмотрела», - писала с горечью моя одноклассница, когда я начал с ней советоваться, как добраться до Ашхабада.
Я еще некоторое время страстно хотел туда проникнуть, списывался, а иногда даже разговаривал с другими одноклассниками, но не чувствовал в их голосе радушия, когда сообщал, что хотел бы приехать, только не знаю как это сделать. И отсутствие радушия не было вызвано неприятием лично меня (с чего бы это?), а всего лишь из-за банальной невозможности помочь мне. Это одно. А другое было то, что в их разговоре сквозило явное нежелание долго разговаривать, и по каким-то намекам я делал вывод: они хотят и сами оттуда убраться.
То, что происходит там сейчас, у меня вызывает ступор: расцвет махрового средневековья. Может, даже и более ранних периодов.
Но из головы Ашхабад у меня не выходил. Это же какой кусок жизни!.. Если даже о Красноводске (теперь это город Туркменбаши) я написал книжку, то Ашхабад в моей жизни занимал намного больше места, чем маленький приморский городок.
И я после книжки о Красноводске в азарте сразу же переключился и сотворил свой первый рассказ об Ашхабаде. Сюжет начинался прямо со ступенек трапа самолета, прибывшего из Красноводска, и назывался бесхитростно – «Приезд в Ашхабад».
Казалось, что я на рысях перейду к продолжению повести о детстве в новом городе, но подумалось, что с наскока описать восемь лет жизни мне не удастся. Более того, сделать это нужно вдумчиво и полно, другого подхода город Ашхабад не заслужил. Так как же оставить его без летописи моего разлива?
И я начал готовиться. Это был синопсис не синопсис, но всё, что всплывало в памяти, – эпизоды, описание улиц и переулков, картинки из жизни, подсмотренные незамыленным оком, разговоры и выражения, – я аккуратно заносил в специальную папочку и ждал наплыва вдохновения, чтобы всё собранное использовать и потрясти воображение будущих читателей.
Однако вдохновение затаилось и не спешило объединяться с моими планами.
Чтобы успокоить собственную совесть и свои принципы, – а это, прежде всего, объявленный мной во всеуслышание лозунг: записывать истинную историю для будущих поколений, – я начал публиковать отдельные странички из ашхабадской жизни. Их тоже вышло немало, где героями выступали моя первая любовь, дворовой друг, пионерский лагерь в Фирюзе...
А «масштабной» летописи не получалось. Как не написан до сих пор рассказ о самом важном друге детства, перед которым я остался в неоплатном долгу. Именно, что в неоплатном, ибо его уже нет на белом свете... Но даже его отсутствие меня не должно останавливать, я просто обязан рассказать историю детской дружбы, и закончить ее тем, что последняя страница наших отношений была перевернута в Ленинграде, после чего мы никогда больше не встречались.
Я напишу этот рассказ, как дань памяти о друге детства. Вот только – кому это будет нужно?.. Ведь люди из Ашхабада разбрелись по белу свету, правда, ограничив белый свет территорией бывшего Союза.
В последние годы у меня появилось одно развлечение, которым я удовлетворял свои чаяния о городе детства. Это разглядывание карты Гугл, где отображался Ашхабад. Но каждый раз, когда я открывал карту, меня удручали неожиданные новшества, «родителями» которых являлись точно не создатели карт, а местные власти.
Во-первых, стали пропадать локации, которые с помощью карт Гугл можно было разглядеть с позиции пешехода. Число таких локаций уменьшалось на глазах. Подобного ограничения не возможно было бы представить ни в одной столице мира: везде ты мог «прогуляться» по улице, рассматривая главные достопримечательности (и не только) как бы глазами обыкновенного зеваки-пешехода. Сегодня невозможно найти хотя бы одну точку, с которой ты бы смог окинуть взглядом окружающие окрестности.
Извините, вчера нашел одну единственную. Не поверите, это был взгляд на памятник Ленину, что расположился в парке с таким же названием еще в 1929 году. Мне он более чем знаком: моя школа располагалась в двухстах метрах от него и в годы своего пионерского детства у нас здесь проходили построения пионерской дружины, а ваш покорный слуга с неудовольствием принимал рапорты от председателей советов отрядов...
Увы, имело место в моей жизни столь нелюбимое мероприятие. Видно, я уродился «аполитичным» человеком. Скорее всего, просто мой искренний и незамутненный ум чувствовал фальшь выдуманных построений и рапортов...
Но вернемся к картам.
Потом я заметил, как начал исчезать мой квартал. Мы жили в доме, который стоял в одном из центральных районов. Думаю, что Текинский базар существовал с первых дней основания города. На то он и текинский, поскольку текинцы являлись одним из самых больших племен Туркмении.
И этот славный исторический базар расположился в двухстах метрах от нашего дома. Центр, что ни говори, и насколько же он становится удобен, когда еще и базар рядом. Впрочем, и второй базар, Русский, расположился совсем недалеко. Но мы туда не ходили: зачем более полукилометра тащить сетки с овощами и фруктами, когда под боком собственный, мало чем уступающий базар Текинка?
Так вот, долгое время район вокруг базара не претерпевал никаких изменений, пока я не заметил, что стали пропадать частные владения. То есть, стоял дом, окруженный виноградником и фруктовыми деревьями, как вдруг вместо него карта показывает пустой участок земли. И без всякой зелени. Мало-помалу все частные владения в нашем квартале испарились вместе с деревьями. А ведь какой зеленый был район...
Спустя некоторое время и возле нашего дома пропали, будто и не было, виноградники, принадлежащие квартирам с первых этажей, исчезли мастерские, которыми владело домоуправление, пропало одно медицинское учреждение... И в нашем квартале, кроме трех домов, которые стояли вдоль улицы Энгельса, а еще детского садика, не осталось ничего.
Почему-то львиную долю свободного места заняла автостоянка. Вообще-то подобная практика в Ашхабаде применялась давно: свободные участки захватывались и превращались в лежбище автомобилей.
Повторюсь, все эти пертурбации я наблюдал, разглядывая Ашхабад из космоса. Хорошо, что хоть такую вольность местные власти никак не могли запретить: космос не принимает диктатуру.
Да, не хочется лишний раз погружаться в описание местных нравов. Повторюсь, зачем мне другая страна, в которой не осталось никого или почти никого из моих друзей? Увиденное из космоса и из ютубовских роликов удручало. А чувство признательности Ашхабаду за детские годы, проведенные там, на недобрую информацию реагировало беспросветной скорбью, охватывающей мою душу.
Со временем я понял, что повлиять на их жизнь у меня нет ни возможности, ни желания, поэтому стал просто наблюдать. Спасибо моей однокласснице, которая каким-то образом умудрилась сделать несколько фото нашего дома и окрестностей, а потом их передала мне через интернет. Сейчас такая операция невозможна. Всё блокируется. Мне еще повезло, что фотографии все же ко мне дошли, хотя грузились около часа. К тому же моей однокласснице пришлось оправдываться перед полицией – почему это они фотографируют?!
Но друзья как-то объяснились, и я получил желанные снимки. Сегодня там никаких доводов никто не принял бы, а на месте «преступления» их тотчас заставили бы все картинки удалить. Да еще и штраф выписали бы...
Вот так и случилось, что у меня с городом осталась только одна единственная зацепка – фотографии родительского дома, из которого я отправился в новую для себя жизнь, и карта Гугл, где можно посмотреть на город сверху и найти знакомые места. Фото я иногда разглядываю, а на гугловской карте Ашхабада сознательно поставил метку, чтобы этот самый дом находить быстрее, приблизить свой квартал и посмотреть, что там происходит. Собственно, наблюдение за нашим бывшим домом и было главной ниточкой, соединявшей меня с прошлым.
Так было и сегодня, когда я зашел в интернет и открыл карты Гугл, чтобы привычно отыскать свою метку. Отыскал и похолодел... Метка стояла, а дом исчез. Исчезли все оставшиеся три домика и детский садик в придачу, а на месте некогда зеленого и цветущего квартала кипела громадная стройка...
Оборвалась последняя ниточка, соединяющая меня с Ашхабадом. Ведь я как рассчитывал, если бы мне удалось добраться до Ашхабада? Обойти окрестности своего дома, может, с соседями встретиться – ведь кто-то же остался... Так не бывает, чтобы в один присест исчезли все.
До сегодняшнего дня теплилась надежда, что я дождусь тех времен, когда смогу туда проникнуть, окунуться в забытые ощущения, узнать что-то о людях, а может и встретить кого-то, более того, даже узнать этих «кого-то» через полвека, что вообще из области фантастики... Мое бессмысленное ожидание основывалось только на том знании, что наш бывший дом стоит на месте!.. А теперь некуда приходить и негде искать, там просто руины.
Если сказать откровенно, наш дом был ужасен изначально. Эта бетонная коробка не спасала ни от жары, ни от холода. Комнаты – это просто клетушки с настолько низким потолком, что я в легком прыжке мог шлепнуть по нему ладонью. Отопление было символическим, вода шла в основном ночью, и как «бонус» – в нашей квартире, которая находилась на последнем, третьем этаже, почти беспрестанно протекал потолок...
Всё работало настолько неописуемо плохо, что жалеть по большому счету не о чем. Но это был дом моего детства. А когда мы в детстве обращали внимание на такие мелочи? Мы все равно жили там счастливо, и до сегодняшнего дня дом оставался ниточкой, соединяющей меня с детством.
Несколько лет назад мы приехали в город, где я родился. Чудесный город Баку – это моя родина. И мне бросилось в глаза, что обычная бакинская молодежь не очень-то понимает русский язык. Да, с русским дружат люди за сорок-пятьдесят, тем более и такие, которые намного старше. Но Баку позиционирует себя в основном как интернациональный и либеральный город, а Ашхабад не такой. Он скукоживается вокруг своей национальной идентичности и религиозных ограничений. Недаром оттуда по-прежнему выезжают люди...
Ашхабад моего детства превращается в призрак. Он с каждым годом все ощутимее закрывается маревом современных наслоений. Или по-другому: ты будто пролетаешь на самолете над каким-то знакомым тебе городом, когда он скрыт серой пеленой облаков. Ты его не видишь, но вдруг из рыхлой, нечистой ваты выныривает некое высокое, известное тебе сооружение – колокольня, телевышка, холм с храмом – и тебе становится ясно, что город существует. Город намекает, что он есть, он остался, но тебе его не узнать.
В моих словах нет осуждения: города для того и существуют, чтобы меняться. Это право жителей и властей, а мое неприятие никакого значения не имеет. Мне лишь становится грустно.
Нить порвана... Тут же приходит следующая печальная мысль – кому будет нужна моя будущая книга об Ашхабаде? Зачем тогда она, если из того края я никого не найду? А для людей, для которых Ашхабад, Туркмения обозначают всего лишь точку и цветной лоскуток на карте, это вовсе чуждый мир?
Мой рассказ не нужен подавляющему большинству нынешних жителей Ашхабада. Что им город полувековой давности? Более того, я с этими людьми разнюсь по духу, по культурным запросам и приоритетам, и даже по языку общения. Да, с каждым годом старый язык общения будет уходить из Ашхабада. Он не исчезнет, нет, но количество людей, для которых он был родным, с каждым годом будет уменьшаться.
Где найти благодарных читателей? Хотя бы самую малость?..
Что ж. Свой долг перед другом я исполню, рассказ-реквием напишу. Будет ли история о нашей жизни в Ашхабаде – не знаю. Может, для себя что-то и накропаю. Не пропадать же добру, что скопилось у меня в папке...