Рабы не чувствуют цепей, которыми окованы отовсюду, и рабство гибельное величают именем свободы и высшего счастья.
Игнатий Брянчанинов. «Аскетические опыты». Том 1.
Глава 1 Ветка Сирени
В далеком и загадочном пространстве, доступном нашему взору только в тихие звездные ночи, раскинулось преинтереснейшее местечко, где до сих пор обитают существа, словно выкованные по нашему подобию. О них и о их жизни эта волшебная мудрая сказка.
По извилистой тропинке сквозь густые заросли осоки и лопухов шли как-то жительницы, чужие нам не только по городу, но и по стране, и даже по миру. "Ох, как хорошо! Ну и заросло же все! Прямо лопухи по ушам хлещут!"- говорила одна другой, с восхищением озираясь на окружающую заросшую действительность. Шагали они со своими детьми возле какого-то заброшенного, напрочь лишенного внимания и заботы парка (потому как не заброшенных, там попросту не было). Интересно заметить, что после того как в том местечке вселенной произошла Великая Техническая Революция, люди напрочь перестали ценить природу. И каково же было удивление этих тетенек, когда они увидали мальчика, стоящего посреди заброшенного парка, лет примерно таких же, как и их собственные дети. Он нюхал веточку сирени, которая только что расцвела, и более всего их возмутил тот факт, что он не просто нюхал что-то живое, что уже само по себе было неприлично, “так ведь он еще и улыбался”.
- Ах, куда же смотрят его родители? - возмущалась одна из жительниц не нашего города.
- Куда же катится не наш мир? – поддакивала ей другая.
- Никогда так не делайте! – восклицала женщина и грозно помахивала своим острым пальцем перед носами своей двойни.
- Не дружите с ним! – поучала детей первая.
А мальчик с веточкой сирени не обращал на них никакого внимания, ну, совершенно никакого. Он жмурился от счастья, словно котенок, и лишь глубже вдыхал в себя свежий, и самое главное – живой запах сирени.
Да, все это было необычно в не нашем городе, в не нашей стране и даже в не нашем мире. А что вы, собственно, удивляетесь? Ведь это не наш город, не наша страна и даже не наш мир. У нас-то точно такого никогда не происходит. Если ты, мой дорогой, маленький читатель, увидишь нечто подобное, где – нибудь в закоулках нашей страны и нашего города и нашего мира, то это будет не правда, а всего лишь иллюзия. «Нет-нет, я отказываюсь в это верить!» - запомните эти слова и произносите их почаще. “Этого не может быть! Потому что просто быть не может. Это все там, у них, возможно, но никак не у нас”,- так, пожалуйста, и заучите. Но, если вдруг, вы все же услышите эти слова (маленькие вариации допускаются), вы будете знать- кто-то уже прочитал эту сказку.
Так вот, в том, другом, в не нашем мире жили – были существа, ну, уж очень похожие на нас – на тебя и меня: они рождались, играли в игрушки. «Ну, что ж, обычное дело…» - скажете вы. Да, но дело – то в том, что тамошние мальчишки любили резать тамошних червяков и гусениц тамошними стеклами – так они удовлетворяли свое детское любопытство, и это любопытство заключалось не в том, чтобы узнать, что находится у червяка внутри, так сказать, поучить анатомию с физиологией, а в том, чтобы увидеть воочию реакцию живого существа на боль. Ах… «Вот как он завязался! - говорит себе какой-нибудь не наш ребятенок, смотря на червяка, вытащенного им из – под кирпича с грядки. – А ну-ка, я рассеку тебя надвое, а ты скажешь «Привет!» своей второй половинке». Взмах стеклышком, и острая кромка стекла разрезала червяка. «Ах, вот теперь не будет вам скучно!» – кричит ребенок и истерически хлопает в ладоши.
«Нехороший мальчик!» - скажете вы, и я полностью с вами согласен. Только прежде, позвольте рассказать мне про тамошних девочек, коих там огромное количество, в не нашем городе, в не нашей стране и даже в не нашем мире! Вот-вот, смотрите! Одной из них мама не дала печенье с шоколадной крошкой, а быть может, её не выпустила погулять бабушка, потому что девочка плохо вела себя… Ну, так или иначе, не наша девочка уже сидит под своей кроваткой и тыкает в свою куколку ножничками, которые она стащила из маминой косметички. Хотя, как поговаривают, на не нашей планете, у них не все так уж и плохо, потому что их девочки, когда им что-либо не нравится, в основном, ограничиваются лишь тем, что разрисовывают шариковыми ручками лица своих кукол или чиркают фломастерами на мягких игрушках. Все это исправляется их мамами практически сразу: они просто кидают игрушки в стиральные машинки и через каких-то полчаса все опять становится на свои места: мамы устали и им уже не хочется вымещать недовольство своей жизнью на своих – не наших детях, а тем, в свою очередь плохо рисуется на не наших влажных игрушках.
Так жили не наши взрослые и не наши дети, в не нашем городе, в не нашей стране и слава Богу в не нашем мире. Они росли, как часто бывает, и вырастали в подростков. Подходило время, и не наши подростки начинали строить свои семьи, для того, чтобы вылуплять своих мальчиков, любящих резать червячков и гусениц острыми стеклышками, и девочек, любящих забираться по поводу и без с их куклами и косметическими ножинками под кровать.
Глава 2 День Святого Валентина
Хотите я расскажу вам еще один удивительный обычай из тамошних мест? Пожалуйста, извольте… В не нашем городе, в не нашей стране, и даже в не нашем мире, был удивительно-странный по своей безобразности обычай - выходить замуж и жениться всем разом – одновременно. А происходило это так: в день святого Валентина всю молодежь восемнадцати и более лет собирали в большом крытом Колизее или, как они называли его, Амфитеатре, куда могла вмещаться большая часть не нашего города. Почему он был крытый, вы узнаете чуть позже, а пока я расскажу вам, что, собственно, происходило внутри.
Амфитеатр имел форму эллипса с ареной посередине, которая была приплюснутой, похожей на круг. На самой арене было заблаговременно расставлено большое количество стеллажей с парфюмерией – духами, что были в самых разнообразных флакончиках, причудливых форм и цветов, ну, и конечно же запахов. На одном стеллаже вы могли видеть и ощущать цветочные ароматы, на другом стеллаже виднелись, так называемые, восточные духи. Знаток восточных ароматов без труда бы смог узнать там запах редких смол: ванили, пачули и сандалового дерева. Стоя в этом уголке, на арене не нашего амфитеатра, можно было с легкостью себе представить, что ты никто иной, как падишах и рядом с тобой танцуют танец живота молодые девы. И все, что для этого бы потребовалось – закрыть глаза и вдохнуть один из ароматов, и тут же погрузиться в страстный, загадочный, жгучий мир не нашего востока… У следующего стеллажа стояли флакончики в виде ракушек и различных диковинных обитателей морских глубин. Вероятней всего, те духи должны были нести в себе запах морского прибоя или утреннего бриза - светильник чистый и бодрящий, треплющий за ушко аромат… Хотя, возможно, я замечтался… Если бы вы погуляли меж стеллажей, то без сомнения отыскали бы там духи ароматов бергамота, дубового мха, и даже такие редкостные, как духи запаха дыма, сожжённого дерева и даже запаха разбитых надежд, настоянных на дегте. Что и не говори, жители не нашего города любили надушиться побольше не нашими духами.
Ох… И хоть и было в их распоряжении такое огромное разнообразие запахов, они не были эстетами – и предпочитали качеству – количество. Не потому ли, каждая семья, у которой были жених или невеста, приносили с собой в амфитеатр домонастоянные флаконы с духами, так похожие на тарочки, и выставляли их на стеллажи. Родители приводили своих детей – молодоженов - в назначенный день, в назначенное место и время. Женихи и невесты разряженные в свои лучшие одежды, проходили на саму арену к заставленными духами стеллажами. Для их родителей были отведены первые три ряда поближе к самой арене, так чтобы они могли видеть своих детей в последние минуты их свободной жизни.
Правила ежегодной церемонии Святого Валентина были известны всем с самого детства. Женихи и невесты собирались в городском амфитеатре и гуляли по арене, заставленной всевозможными духами, что-то около часа, меж стеллажей. Интрига заключалась в том, что им нельзя было разговаривать друг с другом, нельзя было дотыкаться друг до друга, а только лишь посматривать и душиться духами. Так молодые люди гуляли, а родители, друзья и просто зевательная публика пристально наблюдали за происходящим и пытались предугадать, кто – кого выберет. А предугадать было невозможно: никто не знал, когда выключится свет. Ведь именно в это время в кромешной темноте они и должны были сделать свой выбор, взяв за руку свою вторую половинку.
Зрители делали ставки, ставки доходили до небывалых высот. Так жители не нашего города неиствовали от неизвестности происходящего с их детьми, но ничего не делали, кроме того, как приводили их в Колизей каждый год и опять ставили ставки, и опять вдыхали те же самые духи густо-густо перемешанные друг с другом. Никто не знал, по какой, собственно, причине, но молодым не дозволялось дотрагиваться друг до друга, и каждый должен был полагаться на судьбу, или, как они называли её - на свой собственный нюх.
Стоит заметить, что у девушек не нашего города было огромное, не наше желание выйти замуж, и потому они обычно не брезговали и выливали на себя и два, и три флакончика духов, чтобы, как говаривали – их, не наши матери и не наши бабушки: «Чтобы уж точно в девках не остаться… Чтоб наверняка…» Те, кто произносил хоть какое – нибудь слово или звук, немедленно изгонялись из Колизея. Все происходило очень просто. Сами участники тут же ловили произнесшего слово, потом включали свет и его или её просто лишали возможности выйти замуж или жениться. Её или его место занимал или неудачно женившийся в прошлом году, или оставшиеся в девках жительницы не нашего города. Смешно было, когда парень выбирал парня или девушка девушку. Что бывало в таких случаях, пусть додумает сам читатель...
И вот, знаменательный день настал… Все невесты и женихи в церемониальном месте, их родители посматривают на них, потирают ладошки. «Только бы получше выбрала…» - думает каждая не наша мать. «Только бы уж совсем не плохонькая попалась бы…» - думает каждый не наш отец. Ходят девушки меж полок и стеллажей, потряхивают флакончики, поливают на свои стороны запястий, нюхают, примеряются, а сами глазками так и стреляют – жениха себе высматривают. Женихи же были более небрежны: подойдут к одному флакончику, то к другому – брызнутся раз – другой, два и дальше пойдут. Через несколько минут каждый уже опрыскал себя из нескольких флаконов, и запах, скажу я вам, запах стоял такой, в том амфитеатре, и даже рядом с ним, что пробегающая рядом собака, у которой хвост всегда был крючком, выпрямила его в прямую, длинную трубу.
- А вон тот, смотри – смотри, совсем не душится, - вдруг проговорила одна внимательная дама в розовом чепчике.
- Неужто! - отрапортовала соседка.
– Может, у него такая тахтика?
- Ну, да ты что, какая уж тут тахтика! Холостой останется, вот увидишь! – отстаивала свою внезапно возникшую гениальную ,по - ненашему городу, мысль, дама в розовом чепчике.
- Да, душенька, посмотри, что у него там в руках…
- Похоже, что-то такое… - поддерживала начинающийся разговор её подруга.
- А не веточка ли это сирени?
- Дай-ка я посмотрю… - и прищурившись в сторону молодого человека сказала, - Точно! Веточка сирени! Ведь посмотри каков: перед ним тысячи духов, а он веточку сирени в нос тычет! Нет, ну, ты посмотри! Попомни мое слово: останется холостой! Наши девки живых цветов не любят, им поостряя, попряняя подавай!
И тут неожиданно выключился свет. В несколько мгновений все голоса и шепот смолкли. Были лишь слышны хождения женских ножек по поверхности арены, перемешивающиеся с редкими потаптываниями, издающихся от мужских каблуков. Все это сдабривалось звуками воздуха, проталкиваемого через носы и носики не нашего города. Все бы шло как обычно, если бы не случилось обстоятельства, которого прежде никогда не случалось: чиркнула спичка, и от этой спички зажегся большой факел. Свет, исходящий от факела, осветил все вокруг. Глаза горожан, привыкшие к темноте, закололо – людям было больно смотреть на свет, на огонь. Факел в руках держал тот самый молодой человек, что вдыхал запах сирени несколько мгновений назад. Он стоял на одном из стеллажей посреди арены. Люди не нашего города так были ошарашены происходящим, что не могли вымолвить ни слова.
Зато у сиреневого человека было что сказать: «Опомнитесь, люди! Что вы делаете? Вы перестали слышать запах живых цветов! Запах дерева! Запах морского прибоя! Запах природы! Все это вы посадили, словно в тюрьму, в бутылки. И думаете, что цветы будут жить в ваших флаконах. Как же вы можете быть настолько наивны, чтобы верить, что утро, радуга, дождь могут жить в бутылке. Все они давным – давно задохнулись в ваших стеклах… Вы перестали слышать запах, вы перестали видеть красоту! Вы врете друг другу столько, что больше правды можно услышать от тишины. Зачем вы выключили свет? Да для того, чтобы не видеть друг друга, чтобы не смотреть друг другу в глаза. Так посмотрите же, оглянитесь вокруг, увидьте, что происходит! Молодые и старые набились в одно место, словно стадо каких-то животных, загнанных в загон. Вы обливаете себя мертвыми духами всех возможных запахов и оттенков, смешиваете их бездумно, безвкусно, пошло! Чем же от вас пахнет? Так я скажу: от вас пахнет ужасом, обреченностью и ложью. Среди вас нет жизни, нет правды. Я не хочу быть частью всего абсурда, именуемого не нашим обществом. Я бы ушел, улетел отсюда, но дети, что режут стеклышком гусениц и тыкают ножницами в кукол… Кто заберет у них стекла и ножницы? И кто подаст в их маленькие ручки кисточки, чтобы они видели и рисовали красоту, окружающую их… Я вижу один и тот же сон уже несколько месяцев подряд. Я вижу, что наш город, и все мы собираемся на площади вместе – это день празднования Людвига Зефирина – Моро: все едят зефир, все молятся, но вдруг начинается дождь и на тех мужчин, на кого упало несколько капель дождя, тут же превращаются в червяков и гусениц. А дождь, попавший на женщин, тут же превращает их в кукол. О, Боже, что за ужас! Куклы лежат на земле, в грязи и лужах, а по ним ползают гусеницы. Опомнитесь, люди! Преклонитесь пред чистотой, а не служите грязи. Вот видите, это чистота, это настоящее… - человек достал из кармана веточку сирени. – Видите, это жизнь!»
«Убрать его!» - раздался громкий голос посреди толпы, так знакомый жителям не нашего города. И не успел наш сиреневый человек закончить своей речи, как тут же несколько рук и ручек ухватили его за ноги и стащили со стеллажа. Он упал, факел упал вместе с ним. Их обоих – и факел, и человека, долго топтали ногами, но он так и не выпустил веточку сирени из своих рук, а поэтому давайте от ныне звать его Сиреневый Человек.
Окончив с Сиреневым Человеком, вакханалия продолжалась: множество пар соединились новыми узами брака в тот день Святого Валентина. Ну, это был обычный праздник в не нашем городе, в не нашей стране и в не нашем мире.
Сиреневого Человека нашли в одной из сточных канав города через пару дней после тех знаменательных событий: он был очень сильно побит, помят, но все же дышащий, а значит – и живой. После этого Человек с веточкой сирени пропал. Говорили, что он опять что-то задумал, но никто не знал точно, что, а потому люди продолжали жить их обычной не нашей жизнью: они ели пиццу, пили сладкую воду, душились не живыми духами и врали, врали, врали…
Глава 3 День Святого Людвига Зефирина Моро.
Через несколько месяцев, наступил день Святого Людвига Зефирина - Моро. С самого раннего утра жители не нашего города, потряхивая коробками зефира, собирались по своей традиции на городской площади, а некоторые даже говаривали:
- Ах, для чего вы взяли зонтик?
- Вы помните, дорогая моя, того самого чудака, что пророчествовал нам на день Святого Валентина, что будто бы будет сегодня дождь, и все, на кого упадет хотя бы несколько капель, превратятся в кукол и гусениц?.
- Да-да, я помню, моя дорогая, но я думаю, что все это полнейшая ерунда. Я верю себе, я верю своим глазам. Вот посмотрите на небо – ни одной тучки, ни одного облачка, так что дождя не будет, кто бы там что ни пророчествовал.
- А я взяла все же зонтик. Просто… просто так… по привычке, ничего не подумайте… Может быть, возьмет и подует ветер – никогда не знаешь.
-Ну, в таком случае, если подует ветер и, будет дождик, я буду стоять с вами. И если он действительно будет, я встану под ваш зонт, - отвечала другая дама, которой тоже стало уже казаться, что дождик, может быть, и будет. Но так предусмотрительны были не все жители не нашего города, не нашей страны и даже не нашего мира.
Все больше и больше людей собиралось на центральной площади. Они ели зефир и кормили им своих детей. Такое было у них поверие, что в тот день обязательно – обязательно нужно есть зефир. И у всех было хорошее настроение: они отмечали что-то важное, но никто с точностью не мог сказать, что это было. В каждом доме звучало: «С зефир – зефир – с зефиром вас!», «И вас также!» - звучали зефирные слова. И люди его ели, и большинству было достаточно, для того чтобы вновь, хоть на короткое время почувствовать себя счастливым и забыть о печали.
Хотя, если углубиться вглубь предмета празднования Зефира, то знающие люди сказали бы вам, что то был праздник Людвига ван Зефирина Моро. А Людвиг Зефирин, что был знаменитым пресвитером, который очень любил зефир, и люди издревле, следуя примеру знаменитого пастора, полагали, что если они будут есть зефир, то их жизнь будет такая же сладкая и легкая. Это верование дошло до самого Папы, и он установил праздник в последнюю субботу мая, потому как он был весенний и легкий, как сам зефир. И так решили праздновать День Зефира или День Людвига ван Зефирина Моро.
А на площади они собирались, потому что верили, что Бог уже стар и не совсем хорошо слышит. Другой причины, почему он не отвечал на их молитвы, они придумать не могли, но вот “если же нам всем собраться вместе и возгласить совместною молитвою, то Он непременно нас услышит” – думали люди не нашего города, не нашей страны, и даже не нашего мира.
«Да, и Людвиг Зефиркин, - говорил какой-то не слишком образованный человек, не могущий запомнить настоящее имя Людвига ван Зефирина Моро, - обязательно замолвит наше словечко Богу».
Почти все заметили странную конструкцию на краю площади, там, возле аллеи, но не все увидели и, тем более, рассмотрели человека в большой, объемистой шляпе – он стоял рядом с высоченным шестом, вокруг которого висела болоньевая материя различных цветов. Все это походило на форму испуганной радуги, вставшей в стойку «смирно». Однако, в общем правиле всегда есть исключение. И кто-то все же узнал в том человеке нашего сиреневого героя, проповедовавшего толпе в праздник Святого Валентина.
Все больше и больше в центр города собиралось людей. И не успели донести подчиненные до главы не нашего города, что большинство уже собралось, как главный Понтифик поднял Воздух над своей головой – большую зефирину и тем самым дал отсчет началу общественной молитвы. Люди молились о том, чтобы Бог послал им денежную работу. Они не просили любимую работу, а заказывали именно денежную, чтобы они могли побольше и повкуснее поесть. Молодые пары молились, чтобы их дети рождались с двумя желудочками, а не с одним, потому как в два желудочка может войти больше пищи... Другие же молились о том, чтобы никогда не посещали их такие болезни как совесть и здравомыслие, потому как с такими диагнозами жить в не нашем городе, в не нашей стране и особенно в не нашем мире, ох, как не просто… В общем, они молились об обычных вещах, что так желанны в их мире. Ведь это все у них, не у нас. У нас все совсем по-другому.
Вдруг, откуда ни возьмись, подул легкий ветерок и из-за гор выползли две жирные тучи. Человек в шляпе дернул за веревочку, привязанную к его шесту, воткнутому в землю, и, материя, которая еще мгновение назад была обвисшей и дряблой, вдруг натянулась и раскрылась большим, разноцветным зонтом. «Быстрее! Сюда! Сейчас начнется дождь! Пожалуйста, прячьтесь! Я смастерил этот огромный зонт для вас! Чтобы спасти вас, люди!» Человек снял шляпу, и все узнали в нем того самого человека с веточкой сирени, что зажег факел в день празднования дня Святого Валентина, огласив им свою обличительную проповедь. Люди не верили ему – они лишь смеялись над ним: «Опять он чудит - смастерил какой-то зонт», «И почему мы должны под него прятаться?», «И отчего нам, собственно, спасаться?»
Две жирные тучи неотступно двигались в сторону площади. Зависнув на какое-то время над толпой, они, будто два быка, готовившихся сойтись в схватке меж собою. Прогремел гром, и две огромные тучи налетели друг на друга, хлынул настоящий ливень. Крупные капли забарабанили по лицам людей: если дождь падал на мужчин, то они сразу превращались в червяков и гусениц; а если же дождь разбивался о женские лица, они мгновенно, бездыханно падали на землю, превращаясь высшею силою в куклы. Дождь шел волной, а потому некоторые предусмотрительные люди, увидав, какая трагедия происходит, тут же пооткрывали зонтики, кто-то успел спрятаться под крыши близ стоящих домов, а некоторые даже успели забраться под столы и скамейки. Другие же поднимали над головами пакеты, сумки и верхнюю одежду, но это спасло лишь немногих. Сквозь крики, возгласы людей, сквозь ужас и неразбериху доносился возглас сиреневого человека: «Все скорее! Сюда! Сюда! Прячьтесь под зонтом!» И это можно было бы даже не кричать, потому как большинство людей, как только первые куклы с гусеницами и червями попадали наземь, тут же бросились к открытому зонту, они бежали за помощью к Сиреневому Человеку, над которым еще мгновение назад потешались. Люди толкали друг друга, сбивали с ног – всем хотелось жить не как червяк или гусеница, и, тем более, не как бездыханная, безымянная кукла, а как человек. Горожане не нашего города ринулись под зонтик, и многим, многим удалось спастись. Те же, кто попал под дождь, превратились в червей, гусениц и кукол. Все произошло ровно так, как пророчествовал Сиреневый Человек.
Дождик окончился. На городской площади и на земле лежало множество кукол, по ним ползали черви и гусеницы. Выглянуло солнышко, тучи ветром растащило по небосклону. Люди молча вылезали из-под своих зонтиков, закрывали их, выходили из-под укрытий, и начали выходить из-под радужного зонта Сиреневого Человека, что укрыл их от ненастья и гнева небес; начали вылазить горожане из – под скамеек, столов и крыш, и из тех мест, что на первый взгляд сложно и придумать.
«Это все он! – прокричал вдруг чей-то грубый голос, указывая на Сиреневого Человека. – Это он! Это он! Он! Накликал на нас беду!» И люди, вместо благодарности за свое спасение, ринулись на него с кулаками и палками. Так всегда бывает в не нашем городе, в не нашей стране и в не нашем мире. Такая благодарность за заботу… Такая уж судьба пророка…
Но вдруг откуда ни возьмись поток воздуха подхватил большой зонт, под которым еще минуту назад прятались не наши люди, и поднял его в воздух. Вместе с зонтом поднялся вверх и человек в шляпе – наш настоящий Сиреневый Человек. Он привязал себя к основанию зонта, чтобы толпа не выпихнула его, когда шел дождь. Все в изумлении смотрели на человека с зонтом, взмывшемся в небо над не нашим городом. Ветер все дальше и дальше уносил зонт с Сиреневым Человеком, а внизу ползали гусеницы с червяками по грязным втоптанным в грязь куклам, и, тихо, открыв рты, перешептывались и перешептывались люди, не веря своим глазам.
Послесловие
«А что же случилось с теми людьми, что попали под дождь?» - спросит мой дорогой маленький читатель. Кто-то говорил мне, что червяки и гусеницы расползлись по городу, и мальчишки резали их стеклышками; а кукол растащили злые девочки и также, как их матери, тыкали в них маленькими ножничками, так сказать, следовали родовой преемственности, когда те были злы, что родители не давали им шоколадного печенья.
Но мне хочется верить в иное. Где – то я слышал, что каждая гусеница превращается в бабочку. И мне хочется верить, если уж не всех червяков, то пусть большинство из них склевала пролетающая стая птиц. И пусть так, но все же червяки превратились в птиц, поднялись в небо и увидели не наш город откуда-то сверху.
Про кукол известно не многое. Кто-то говорил, что в не нашем городе появился кукловод, не известно откуда пришедший. Он делал представления каждую субботу на той самой площади, и главной бутафорией его спектаклей были те самые куклы и, конечно же, зонтики, не такие большие, как построил наш Сиреневый Человек, но все же. Он учил добру – тот кукловод – и это самое главное.
Человек с веточкой сирени улетел. И кто знает, может быть, сейчас он пролетает со своим зонтом где-то рядом с нашей планетой, и, быть может, он приземлится в нашей стране, может быть, даже в нашем городе! Кто знает? Ведь зло – это там, у них. У нас – у нас все совсем по-другому.
А ты, ты, мой дорогой маленький читатель, если человек с веточкой сирени все же приземлиться в нашем мире, на нашу планету, в нашу страну, в наш город, спрячешься ли ты под его зонтом?