Глава 4.
И опять Павлик шёл между домами. Голова была полна впечатлений, поэтому по сторонам он не смотрел, но ноги и сами хорошо помнили дорогу. Вот и гипсовый лев. Ещё немного, и будет угол его дома. Интересно бы знать, каково это – плыть на таком небольшом катере. На море он плавал с родителями на туристическом корабле, где грохотала музыка, подавали вкусную еду, и корабль этот то и дело останавливался в голубых бухтах, где было полно всяких развлечений – и парашюты, и катание на надувных бананах… Здорово, конечно. Павлик на секунду взгрустнул, но только на секунду, потому что понял вдруг, чем этот катерок отличался от морских развлечений: он плыл по делу. Дэн сейчас, наверное, стоит на палубе, и в лицо ему бьёт ветер пополам с брызгами. Дэн – потому что он Денис. А я был бы… тут Павлик задумался, но вспомнил уроки английского и радостно воскликнул: Пол!
– Пол это чё? – насмешливо переспросил чей-то голос. – Вместо здрасьте, что ль?
Перед Павликом стояли ребята его возраста. Те самые.
– Вчера, значит, в нашу сторону вообще не поглядел, сегодня вышел не поздоровался – ты откуда такой взялся?
Говорил Васька, специалист по плевкам из ракеты. Рядом с ним стоял спортсмен, а чуть в стороне – главный. Костя.
Павлик понял, почему этот мальчик кажется ему главным. Лицо у него было мальчишеское, а глаза – взрослые. Как будто они видели то, чего не видели другие ребята.
– Из Москвы я, в гости приехал, – хмуро ответил Павлик, прикидывая, далеко ли до подъезда и придётся ли драться.
– Во-во, из Москвы он. Московские все такие, им здороваться в лом, скажи, Слав?
Спортсмен Слава повёл широкими плечами и ничего не сказал.
– Да я вчера вас не видел просто! Не заметил!
– И сегодня не заметил, да? То-то по стеночке крался. Может, тебе зрение улучшить? – Васька двинулся вперёд, за ним шагнул и плечистый Слава.
– Да вы чего, ребята, я правда… Я мешать не хотел… Я вообще по делу шёл!
– Деловой, да? Чё, Кость, накостылять ему?
Павлик драться не любил, хотя иногда приходилось. Но только не трое на одного. Он изо всех сил напряг волю, чтобы не отступить и, главное, не заплакать. Подъезд был недалеко, но так же недостижим, как и Москва, где всё было просто, понятно, по своим московским правилам, где была мама… Мама! Предательская слеза чуть не выкатилась на щёку, но тут Костя негромко сказал:
– Погоди, Вась. Не суетись. Из Москвы, значит? А по какому делу шёл?
– Я брата провожал на фестиваль. Двоюродного, – ответил Павлик, стараясь, чтобы не дрожал голос. – Он туда на катере плывёт, сам! Он художник. То есть, муралист.
– Какой ещё муралист?
– Значит, муру всякую рисует, – влез Васька.
– Сам ты мура! – обиделся Павлик за Дэна, и голос немедленно перестал дрожать. – Не знаешь, не говори. Это такое искусство! Оно… преображает!
Он торопливо вытащил телефон. Может, до драки и не дойдёт.
– Вот, смотрите – это всё брат рисовал. И это, и вот это! А здесь подпись, видите – Дэн Мосс. Это он. Я ему помогаю, я тоже художником буду…
– А ну, дай-ка.
Костя взял телефон, увеличил изображение, стал листать картинки. Васька и Слава заглядывали ему через плечо, ждали развития событий. Павлик насторожённо смотрел на Костю и тоже ждал.
Костя перевёл взгляд на друзей и улыбнулся половиной рта, отчего сразу стал похожим на маску, какую Павлик видел на стене в одном московском театре.
– Вот что нам надо. Ну, теперь мы гаду этому покажем!
Молчаливый Слава одобрительно шмыгнул носом. Васька засмеялся.
Павлик ничего не понял, но на всякий случай тоже изобразил улыбку.
– Ты, значит, тоже так умеешь? – Костя помахал телефоном.
– Ну, не совсем… У меня пока масштаб… то есть, я ещё только учусь.
– Это ничего, – сказал Костя, и Павлик почувствовал, как напряжение вокруг неуловимо спало. Он вздохнул посвободнее.
Правильно Дэн говорил, что искусство облагораживает. Всего лишь посмотрели картинки – и уже не лезут с кулаками. Теперь можно и познакомиться. Костя этот ничего, нормальный парень, неулыбчивый только. Васька – тот вообще мелюзга, и болтает много. И Славу-спортсмена бояться нечего, он, может, и не спортсмен вовсе, просто от природы такой здоровый.
– Меня Пав… Паша зовут.
– А я Костя. Это Васька, это Слава. Ничего, что у тебя пока масштаб не очень. Главное – рисовать умеешь. – Он протянул Павлику руку. Пожатие у Кости было крепкое, как у взрослых. – Можешь нам какого-нибудь монстра пострашнее нарисовать?
– Как это нарисовать? В каком смысле? – пролепетал Павлик, теряя только что обретённую уверенность.
– Так и нарисовать, как здесь – на стене. Я покажу, на какой.
Павлик глядел в серые спокойные Костины глаза и понимал, что теперь точно пропадёт. Вот зачем врал? Знал ведь, что, если соврёшь, потом обязательно хуже будет. А теперь как выкручиваться? У него по рисованию выше четвёрки никогда не было, но это такая четвёрка, что равна двойке. Просто у Владимир Михалыча, который ведёт у них рисование, только две оценки: пять – если хоть что-то можешь нарисовать, четыре – если вообще ничего не можешь.
– Понимаешь, – торопливо заговорил он, стараясь быть поубедительней, – на стене это так просто не делается. Надо разрешение получать у этой… у администрации, потом то, сё…
– Ну, считай, повезло тебе. У нас не Москва, разрешение получать не нужно.
– Но сразу на стене не рисуют! Сначала эскизы, наброски всякие, это всё долго, – хватался за соломинку Павлик. Только бы добраться до спасительного подъезда, а там уж как-нибудь…
– Эскизы – это правильно. Лучше несколько штук нарисуй, а мы выберем. Если долго – ну тогда давай вечером приноси. К шести. Времени полно ещё. Выходи к космодрому, в шесть мы там будем.
– К-куда?
– К ракете, – встрял Васька.
– Главное, чтоб внушительно получилось, понял? Надо проучить тут типа одного… В общем, встречаемся в шесть. Ну, давай, Паша, пока. Иди, рисуй.
Он повернулся, и двое его друзей, как по команде, махнули Павлику рукой и пошли следом. Через несколько шагов Васька оглянулся и состроил на прощанье страшную рожу.
Глава 5. Человек-паук, человек-лошадь и настоящий монстр.
– Ну, как погулялось? Осмотрелся?
Прабабушка уже сидела за накрытым столом.
– Извини, не дождалась, начала без тебя. Давай наливай себе сколько надо.
Павлик плеснул в тарелку суп, взял было ломоть хлеба, но положил обратно.
– Я не буду. Не хочу.
Ушёл в комнату, бросился на кровать лицом в подушку. Времени ещё полно, как же!
Что-же-де-лать, что-же-де-лать, стучало в голове не хуже ходиков. Сейчас в мозгах кукушка как закукует, тоскливо подумал Павлик, и всё – ку-ку. Это ж надо так влипнуть, да ещё в первый день!