Уголёк появился на сейсмостанции неожиданно. Я возвращался в нашу избушку после ежеутреннего купания в радоновом источнике и любовался восходом солнца. Вдруг, мои собаки перешли на рысь и исчезли в кустах за домом - оттуда доносилась какая - то возня и тявканье Рики.
Уже войдя в дом, я услышал это тявканье и вышел посмотреть - что случилось.
За домом, шагах в тридцати, под кустами, если можно так называть заросли стланика, стояли друг против друга Пестря и незнакомый кобель, чёрный, лобастый, с длинной шерстью, кое - где вылезавшей клочьями из его спины.
Увидев меня, незнакомец завилял мохнатым хвостом и делал при этом самые приятные жесты: прижимала уши, словно в улыбке оскаливала зубы. На меня её приветливость не произвела должного впечатления и я пытался прогнать приблудного пса, но он по - прежнему, сохраняя самый дружественный вид, обращаясь ко мне, а в ответ на воинственно - угрожающие позы Пестри - скалили зубы.
Я отстранился от выполнения своего негостеприимного замысла и Уголёк остался на станции.
Позже, я вспомнил рассказ напарника о собаке, которую он привёз щенком на нашу станцию из Курумкана - тунгусского посёлка на Северном Байкале, а вспомнив, догадался, что чёрная приблудная собака - это Уголёк, так звали эту лайку.
Уголёк, как выяснилось позже, жил какое - то время вместе с бригадой лесорубов за двести километров от нашего домика, в глухой тайге, на берегу Муи, а когда бригада переехала на другое место, Уголька забыли, а может быть и обидели чем - то.
Тогда отважная собака преодолев двести километров по тайге появилась на станции, то есть в своём первом Бамовском доме.
Мой напарник, хозяин Уголька, строил новую сейсмостанцию на Белых Озёрах и потому, я жил и работал один.
У меня вместе с Угольком стало три собаки: Пестря, крупный пёс белого с чёрным окраса, с тяжелой, угловатой головой, хвостом, загнутым кольцом за спину, высокими сильными ногами и мрачным взглядом тёмных глаз; Рика - молоденькая собачка, не имеющая ещё года отроду, во всём противоположность Пестре - ловкая, хитрая, ласковая.
Она несмотря на небольшой рост, в обиду себя не давала и имела сильное мускулистое тело, с тяжёлым загривком - у таза с едой, она не один раз схватывалась с грубияном и нелюдимом Пестрей. Её карие, лукавые глазки выражали веселье и любознательность, порой переходящую в любопытство не имеющее границ. За это ей от меня не один раз доставалось, правда случалось это тогда, когда любопытство превращалось в нахальство.
Теперь, к этим двум, добавился Уголёк.
Собаки, тем не менее, жили дружно и весело и как-нибудь, в другом месте я опишу эту жизнь. Но пока рассказ о другом...
Работая на сейсмостанции один за двоих, я успевал делать всё что нам полагалось, однако времени было в обрез и я прекратил ежедневные прогулки по тайге. Мне их не хватало, собаки толстели и томились от безделья.
Наконец, у меня в избушке остановились гости - гидрогеологи из института и улучив время и погоду, я засобирался в тайгу.
Гости остались домовничать, а я собрал по полкам, непонятного происхождения патроны, вовсе не надеясь в этот раз встретить что - либо существенное...
Была середина сентября - золотая пора в Северном Забайкалье, пора тёплой и одновременно свежей, без духоты, осени.
Мошка и комары, прибитые утренними заморозками перевалившие уже на минусовую температуру, не мешали дышать, не набивались в нос и в глаза и поэтому, все прелести тайги были к моим услугам.
Одним словом - это был пир для души, для зрения, для слуха!
Лес нарядился в праздничные яркие, жёлто - красно - зелёные одежды, а первобытная тишина стояла над горами и днём и ночью.
Идти было не жарко и в охотку, я быстрым шагом, по узенькой лесной тропке преодолел знакомый подъём на плоскогорье, и уже наверху горы вышел на визирку - узкую лесоустроительную просеку, где остановился и осмотрелся.
Здесь, наверху, во всю пекло солнце, а вокруг расстилались широкие горизонты, заполненные непроходимой тайгой, синеющей вдалеке по горным отрогам.
Где-то за склоном, на восток от меня, скрывалась шумная сине - холодная река, а здесь, на неровной плоскотине, кое - где из зарослей тёмно-зелёного стланика торчали коричнево - серые скалы - останцы.
Я замедлил движение, стал глубже дышать, по временам останавливаясь любовался открывающимися видами речной широкой долины.
Визирка, пересекая потайной ключик, струивший отражающие солнечный закат мелкие воды по каменистому ложу, поднималась чуть в гору и там, делала поворот на девяносто градусов и тянулась дальше на юг.
Собаки прошлёпав по воде прячущейся во мху, появились у меня на виду и скрылись в стланике хвойной стеной стоящем по обе стороны просеки.
Я шёл и думал, что работа в одиночку меня устраивает и даже нравится, но всё- таки отсутствие возможности гулять по окрестностям, лишает меня удовольствия и здоровья одновременно.
Здесь, на высоте, воздух чист и прозрачен, солнце ласково, глаз охватывает зеленеющие пространства на десятки километров вокруг.
За речной долиной поднимались крутые отроги Северо-Муйского хребта, а за ними, в лёгкой дымке, далёкие, скалистые вершины Муйского хребта.
И сегодня, глядя на эту красоту, я чувствовал себя, как никогда сильным и здоровым, спокойным, без ненужной в жизни суеты и волнений...
Слева, из стланиковой чащи вдруг раздался лай: частое, задорное тявканье Рики; басистый, редко подаваемый голос нелюдима Пестри; размеренный и звонкий лай Уголька...
Я заторопился продираясь почти на ощупь среди зелено-хвойной, пушисто - пахучей бахромы стланика...
Выйдя на маленькую полянку покрытую крошевом разбитого песчаника, я увидел раскопанную медведем бурундучью норку, собак суетящихся под длинной веткой на вершине которой сидел испуганный, серо-полосатый зверёк.
При моём приближении он тревожно засвистел, собаки всколыхнулись, затолкались под веткой, задрав головы вверх и блестя глазами. В этот момент бурундучек, молнией мелькнул по стволу, скатился на землю и исчез среди корней.
Возбуждение собак достигло предела!
Мешая друг другу они кинулись вслед зверьку, но промахнулись. Как заправские землекопы, собаки быстро, быстро двигая лапами, закопались в глинисто - каменистую почву, только песок полетел по сторонам.
Я пожурил великовозрастных дурачков Уголька и Пестрю, за детское легкомыслие - ведь охота на бурундуков - это верх падения для уважающей себя охотничьей собаки!
- Ну хорошо - увещевал я их - этой глупой девчонке Рике можно простить лай и погоню за бурундуком...
- Но вам то уже не первый год. Нет, нет! Стыдно друзья, быть такими легкомысленными!..
Уголёк и Пестря, понурившись стояли, слушая выговор.
Их возбуждение вызванное погоней за полосатым зверьком прошло. Презирая свою горячность и коря себя, они отошли от Рики и не скрывая стыда и разочарования удалились в чащу, а я, посмеиваясь над незадачливыми добытчиками, продолжил путь...
Я прошёл от силы сто шагов, когда издалека раздался злой, частый лай и вначале, я подумал, что это чужая собака, - так далеко это было от меня.
Ни Пестри, ни Рики, ни Уголька не было видно поблизости и пока я размышлял кто это мог быть, лай сдвинулся с места и стал приближаться!
Я остановился, привставая на цыпочки стал смотреть поверх зелени вершин стланика и мне показалось, что вдалеке мелькает что - то большое и тёмное.
Мелькание приближалось и метров со ста, я уже хорошо рассмотрел, чёрный силуэт зверя бегущего по стланиковой чаще!
Вначале я подумал, что это сохатый, но когда силуэт находился уже метрах в пятидесяти от меня, с волнением и беспокойством понял, что это медведь - он летел, стелился над высокими, на уровне полутора метров ветками стланика, подминая их под себя, как траву.
Тут я засуетился, скинул ружьё с плеча, стал торопливо шарить по карманам разыскивая патроны с пулями...
Потом, уже не таясь, громко щёлкнув замками, переломил ружьё, бросил в отверстия патронника картонные гильзы заряженные пулями, закрыл стволы и прицелился в приближающегося зверя.
Медведь, на всём скаку вылетел на просеку метрах в тридцати от меня и прицелившись, я автоматически нажал на курок!
Сухой треск выстрела обежал окрестности, оттолкнувшись от скал, вернулся громким эхом, утратившим чёткость реальности.
А медведь остановился, всплыл - вздыбился над просекой повернувшись ко мне грудью. Тут из чащи выскочил Уголёк и с захлёбывающимся воплем злобы и гнева, сходу прыгнул на грудь медведя!
Завязалась ожесточённая борьба!
Медведь, стоял на задних лапах согнув спину и силился оторвать от себя собаку, отдирая её и клыками, и когтями; длинная коричневая шерсть на загривке у зверя двигалась волнами в такт движению мышц и при движении, на закатном солнце, она отливала золотыми отблесками.
Уголёк беспрестанно злобно визжа дрался бешено, умудряясь висеть на груди зверя и вместе с тем, успевая драть того зубами и когтями лап.
Он был похож на злого чёртика, а медведь сильно напоминал деревенскую толстую бабу, стирающую на доске бельё в деревянном корыте.
... Здесь я очнулся, вновь вскинул ружьё и сразу же его опустил.
В стволах остался лишь один заряд, а я не хотел рисковать - в случае второго неудачного выстрела медведь мог кинуться на меня и я не успел бы перезарядить ружьё...
Решив, что из левого ствола буду стрелять только в упор, торопясь, вынул стрелянную гильзу из правого ствола, перезарядился и вновь приложился, целя в голову медведя!
...При этом, боясь попасть в Уголька я плохо выцелил медведя и промазал вторым, и третьим выстрелом.
В это время, Пестря и Рика топтались шагах в пятнадцати от медведя, оглядываясь на меня суматошно и испуганно лаяли, вздрагивая и прядая ушами, когда яростные вопли Уголька достигали самой высокой ноты!
Я зло крикнул на них, но собаки не двинулись вперёд ни на метр.
После третьего выстрела над стволом, искажая прицел, стали подниматься струйки горячего воздуха и в запасе оставалась всего одна пуля - если бы я верил в бога то перекрестился бы, вкладывая её в ствол.
Наконец вскинув ружьё – время приостановило свой ход, помня о том, что после выстрела у меня останется лишь один заряд дроби в левом стволе, я тщательно прицелился в туловище медведя, на уровне верхних лап.
После выстрела, я услышал звук попадания пули в тело - не отрывая взгляда от прицельной планки увидел, как струйки горячего воздуха искажали силуэты дерущихся медведя и собаки!
Медведь продолжал всё так же месить когтистыми лапами рыкающего по временам в ответ, Уголька...
Наконец зверь, оторвал вцепившегося в него пса и сбросив на землю, развернулся и рявкнув в последний раз, исчез в чаще!
Казалось всё закончилось...
...Осторожно, держа ружьё на изготовкуя подошёл к месту драки. На мху, на песке вокруг, валялись клочья черной собачьей и коричневой медвежьей шерсти.
Наклонившись я рассматривал следы, когда из кустов, появился Уголёк. Он подошёл ко мне и сразу лёг на землю.
Я осмотрел его.
Отважный пёс тяжело дышал, со стонами выпуская воздух из лёгких. Шерсть его покрывали пласты тягучей медвежьей слюны - видимо медведь, разевая свою огромную пасть, впихнул туда почти всё туловище собаки и кусая его, заслюнявил собачью спину...
Я погладил Уголька и тот со стоном лёг на бок, облизывая места на теле из которых струйками стекала кровь. Из анального отверстия тоже показалась кровь и я с ужасом понял, что пласты пены оставлены медведем, когда кусая собаку за живот, он повредил ей все внутренние органы: печень, желудок, лёгкие!
В это время, уже далеко, в вершине распадка, страшным и яростным басом, с металлическими визгливыми нотками проревел убежавший медведь.
Услышав это, Уголёк встрепенулся, постанывая встал и не обращая внимания на мои ласковые уговоры, пошатываясь исчез в зарослях стланика, по направлению услышанного медвежьего рёва!
Больше, я никогда его не видел...
Но на этом неприятности для меня не кончились.
Пестря и Рика, держась вместе отчаянно голосили, испуганно сновали по открытому пространству просеки невдалеке от меня, а метрах в тридцати, уже с другой стороны просеки, то приближаясь то удаляясь, треща валежником ходил ещё один медведь невидимый в чаще.
"Да сколько же вас здесь?" - в отчаянии подумал я и стал безуспешно травить собак, повторяя как магическую формулу слово: - Ищи! Ищи!..
Но сильный драчун Пестря и шустрая Рика, в это раз жались к моим ногам, не думая нападать на второго медведя!
Постояв ещё минут пять на месте, я решил двигаться в сторону дома и осторожно ступая, подгоняя собак впереди себя, пошёл назад к сейсмостанции.
Более часа, я медленно и осторожно, шёл до тропы, с которой перешёл на эту визирку.
Напружинившись и чувствуя, как вдруг заболела от напряжения голова, я медленно пробирался вперёд по визирке, озираясь по сторонам и часто останавливаясь - я опасался, что раненный медведь, может внезапно напасть, подкараулив меня в чаще!
Лишь выйдя на тропу, я заторопился, почти побежал вниз к избушке...
У сейсмостанции, я встретил своего гостя гидрогеолога и в ответ на вопрос как погулял и что видел, криво улыбнувшись ответил, что погулял хорошо и не вдаваясь в подробности прошёл в дом.
Почему я промолчал?
Наверное потому, что по инструкции, мне не полагалось отходить далеко от станции во время дежурства и тем более уходить в тайгу. Второй причиной, было то, что мне совсем нечем было похвастать – я позорно проиграл эту схватку с медведем!
Уже позже, я нашёл лист фанеры установил его на двадцать метров и стрелял по нему пулями, и из нескольких выстрелов, не попал ни разу!
«С такими патронами можно было и в амбар промазать» - подумалось мне.
Я ждал возвращения Уголька несколько дней...
Но он не пришёл ни вечером, ни на завтра утром. Не пришёл никогда!
Я клял себя за трусость, корил, что не подбежал вплотную к медведю и не выстрелил в упор, в голову. Но дело было сделано и оставалось только сожалеть обо всём случившимся...
...Назавтра, выбрав время я сходил вновь к тому месту, разыскивая Уголька и заставляя собак искать следы раненного медведя.
Но Пестря, наотрез отказался лезть в дебри непроходимого стланика, а Рика и вообще не отходила от меня - "чистила шпоры", как говорят собачники.
Я подозревал тогда и думаю сейчас, что раненный зверь всё - таки задрал неистового Уголька и сам издох, забившись в чащу.
Но это лишь мои предположения...
Много позже, рассказывая об этой истории своим знакомым, каждый раз я заново переживая разочарование и обиду...
Но для себя, после этого случая сделал определённые выводы - идя в лес даже на полдня, необходимо брать с собой несколько своих, хорошо заряженных и пристрелянных пуль.
Никогда нельзя быть до конца уверенным, что даже в пригородной тайге, ты не встретишь медведя!
1980 - е годы. Ленинград. 2923 год. Лондон. Владимир Кабаков
Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте «Русский Альбион»: http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal