Аз Есмь

Начало: 01 октября 2022                ЦВЕТКОВ ДМИТРИЙ

АЗ ЕСМЬ


Часть Первая
Проявление

Глава 1

Я....
 Кто я?...
Откуда я?...
Что я здесь делаю?...
Куда я иду?...
Зачем?...
         Так много вопросов и ни одного ответа. Нет даже намёка на то, что я хоть что-то узнаю... А если узнаю, то когда? И нужны ли мне будут ответы, когда они появятся? Может быть к тому времени ответы потеряют актуальность, потому что меня здесь уже не будет, а там... Там где я окажусь, ответы могут попросту не понадобиться.
Мне страшно!
Мне холодно!
          Может быть я сошёл с ума?... Но если я размышляю, то скорее всего я не сумасшедший... Или всё-таки сумасшедший?...
        Небесный отец! Что же со мной происходит? Что вообще происходит?...Что?! И... где?       И... когда?
Я ничего не понимаю. Я шагаю по этой дороге со странным гладким покрытием вне времени и вне пространства. Здесь все чужое. Здесь все не моё!
Мать земля! Может быть это сон?... Но я чувствую боль и холод, а во сне нет? Значит это не сон... Или всё-таки сон?  Я не осознаю, где нахожусь, а во сне точно знаю где я и с кем – значит, всё-таки не сон!
 Неужели так все заканчивается? Но что... Что вообще заканчивается? А может... Может что-то начинается, и я пока не знаю, что? Это больше похоже на истину.
Мне неприятно осознавать, что мои мысли только обо мне, ибо ничего остальное мне не ведомо: я...я...я...я... Есть только я?
 Я знаю... Я точно знаю, хоть и не помню откуда, что в этом алфавите "Я" - последняя буква? Значит ли, что это означает - финал? Но ещё... Ещё я точно знаю, что когда-то "Я" было первым словом и первой буквой - "Аз"! Случайность?... Случайность, что всё в мой голове перемешано так сильно, что нет никакой возможности разобраться в происходящем?  Я - начало или я - конец? Кто я вообще... Где я?... Невыносимая мука, но... Любая жизнь рождается в муках... Небесный отец! Откуда мне это известно? Но ведь известно! И как вообще, может закончится то, чему ничто не предшествовало? Абсурд! Такого не может быть! А значит ничего еще не начиналось, а значит... Я - начало! Аз есмь!

                ***
Зима 1805 года.
Он лучше всех подходил на роль подопытного. Профессор долгое время искал кандидата и наконец, как ему показалось... Нет! Он был уверен - долгие поиски увенчались успехом. Этот парень был чист как летняя роса, если так можно говорить о человеке. Профессор долго наблюдал за ним и с каждым днём убеждался, что его открытие совсем скоро получит признание мира. Открытие, к которому он шел многие годы, используя долгий и трудный опыт и накопленные предками знания. Он воплотит в жизнь, то, что не удавалось его прапрадеду, прадеду и деду. Теперь он станет самым известным и самым востребованным учёным на планете. Вот только бы все получилось! Только бы все прошло гладко, как говориться - без сучка и без задоринки. Но разве так бывает? Хорошо... Пусть со сложностями, но главное, чтобы научная теория получила практическое подтверждение, а с этим парнем... С этим парнем всё получится – он идеальный. Это именно то, чего не хватало его учителям.
- Ты готов помочь мне в исследовании?
Профессор спрашивал, не сомневаясь в положительном ответе. Еще бы... Парень был таким доверчивым, что рассказ о небывалой возможности сделать мир безоблачным, а людей счастливыми не оставил ему шансов на отказ.
Ему было не более тридцати, а может и меньше. Волосы парня были светлы как молодая луна, а глаза голубые как летнее небо. Он сам точно не знал когда родился, так же, как и не знал своих родителей. Уход матери из этого мира совпал с его рождением, а отец просто сбежал, не желая вешать ярмо на грубою шею и тянуть младенца в одиночку. Его жизнь была сложна и не ласкова, но по какой-то невероятной причине он любил её сильнее любого баловня судьбы. Он видел голубое небо, даже когда оно было затянуто тучами. Он радовался дождю, солнцу, луне и звёздам. Он смеялся, когда выпадал первый снег и улыбался, когда появлялись первые проталины, обнажая землю. Он любовался разноцветной листвой осенью и восхищался цветением весной. Он не верил, в человеческую подлость и не относился с осуждением даже к самому отъявленному негодяю. Он никогда не лгал и не понимал зачем это нужно. Он считал справедливым всё и даже трусливому поступку отца пытался найти оправдание. Он не нуждался в излишествах. Ему всего хватало, и в этом он был богаче любого фабриканта. Ингода профессору казалось, что парень святой и даже посещала мысль, что нет никакого морального права подвергать такую чистую душу опасному эксперименту, но ему был нужен именно такой: спокойный, открытый, уравновешенный, не склонный к эмоциональным взрывам и свято верящий в успех любого мероприятия. И профессор гнал от себя моральную мишуру: главное в этом мире наука, а наука требует жертв.
Профессор действительно считал себя величайшим учёным, ведь его открытие было невиданным, он практически оседлал время и то, что получило название всего два года назад в 1803 году, благодаря Иоганну Христиану Рейлью, обещало превратится в самое перспективное направление в медицине. Да, что там медицина... Благодаря его открытию все остальные науки отойдут на задний план. Его имя навечно войдет в историю и только с ним будут связывать фантастический скачок в развитии человечества!... Вот только бы все получилось, а без этого парня ничего не получится, а значит... К черту мораль!

                2
... Яркий свет ослепил меня. Я закрыл глаза ладонями и шарахнулся назад. От удара спиной о что-то жёсткое, ноги подкосились, и я упал. Нестерпимая боль сковала дыхание, в глазах потемнело, и сильная тошнота подступила к горлу. Я хотел закричать, но не смог. Голос будто пропал, и я лишь хрипло засипел, отчего стало ещё больнее... Но я все еще дышал, хотя уже сомневался, что это благо. Сил не было, словно я истратил их на что-то изнурительно тяжёлое, но на что? Поверхность, на которой я лежал была мокрой, жёсткой и очень холодной: это точно не земля и не дерево. Я с трудом открыл глаза, чтобы осмотреться. С большой надеждой мой взгляд скользнул по гладким стенам вокруг, но ничего утешительного - я не понимал, что это за место и как здесь оказался. Это было похоже на огромный склеп или грот, или на пещеру, или... Я не знал, что это! В полукруглом проёме недалеко от меня перемешались с жутким рёвом какие-то повозки, освещая перед собой пространство пугающими лучами белого неестественного света.
Я попытался встать... Боль в спине и голове не позволила. Усевшись около стены, гладкой и такой же твёрдой как пол, я подтянул к себе ноги и обнял руками колени.
Я мучительно старался и понять, что происходит, но... Я ничего не понимал. Я не знал, как здесь оказался, а главное не помнил, где я был до этого, словно только что появился на свет. От безысходности, а может от боли или от холода, меня начинало трясти... Я уткнулся головой в колени и снова попробовал вспомнить - ничего! Темнота! Такая же темнота, как и вокруг, но вокруг скорее всего просто ночь, в которой присутствует свет от непонятных источников, а в голове... в голове кромешная непроглядная тьма... Чёрная бездна!
 Шум шагов заставил меня вздрогнуть... Я поднял голову. Прислушался... Шаги приближались оттуда, где повозки разрезали пространство световыми лучами. Я изо всех сил сжал руками колени и задрожал так сильно, что услышал дробный стук собственных зубов.
- Бежать! - мелькнула в голове шальная мысль.
 Попытка бегства, не дала результата: сил не хватило и все, что я смог это встать и снова опустится на твёрдую как камень поверхность, прижавшись спиной к стене.
Шаги приближались... Я напрягся. Постарался унять дрожь.
В полукруглом проеме появился силуэт человека. Он шагал легко и уверенно, издавая при этом свистящие звуки, похожие на какую-то мелодию. Несколько бодрых шагов в мою сторону и темп незнакомца замедлился... Замедлился до полной остановки.
- Он заметил меня! - я ужаснулся. - Бежать! - прошептал голос внутри, но...
Человек стоял недолго. Он присматривался, а затем... Затем начал медленно приближаться. Его комплекция не поражала габаритами, он не выглядел великаном, но я понял, что изнемогаю от страха.
Он подошёл почти вплотную, рассматривая меня, как нечто невиданное. Я вжался в стену. Наверное, стоило бросится на него и сжать шею до хруста, но всё на что я был способен это суровый взгляд из-под сдвинутых бровей в слабой надежде отпугнуть угрозу. Но он не испугался... Напротив... На его лице появилась расслабленная улыбка.
- Вот это номер! - произнёс он.
Я попытался вслушаться...
- Ты меня понимаешь? - спросил он, не сбрасывая с лица улыбки.
По всей вероятности, я забавлял его. Забавлял! Это злило и пугало одновременно.
Ярость закипала внутри, но ее не хватало на активные действия. Я упрямо продолжал сверлить незнакомца суровым испытующим взглядом.
- Ты чем так нахлопался, братан? - спросил он и протянул ко мне руку.
Я зашипел и почти распластался по стене. Если бы он не убрал руку, то я скорее всего, вцепился бы в нее зубами.
- О, брат... - улыбка исчезла с его лица. - А ты часом не из дурки?
Незнакомец заметно посерьёзнел и сделал несколько шагов в сторону, затем остановился и начал озираться по сторонам, разыскивая кого-то.
- Конец! - подумал я. - Бежать! -  внутренний голос уже не шептал - кричал. - и, собрав в кулак последние силы, я резко вскочил, но вместо спасения - рухнул скованный невероятной болью, прошившей тело от копчика до макушки.
Грохнувшись на серую поверхность, я, не теряя надежды, попытался встать снова, но второй болевой атаки уже не выдержал. Последнее, что я увидел это скользнувший по стенам свет, после чего взгляд мой окутало тёмным туманом, а оставшиеся в голове мысли, растворились в пространстве.
Холод отступил… Боль исчезла… Всё исчезло!
                3
    Я пришел в себя в совершенно ином месте. Здесь было тепло и пахло чем-то незнакомым и неестественным. Это не было похоже на жилой дом - слишком огромный и слишком светлый. Ни одного окна, зато дверей бессчётное количество, а значит столько же комнат. Всё странное, вычурно гладкое с идеальными ровными формами, как будто не создано, а нарисовано: дурной сон никак не хотел закончится!
Меня куда-то тащили, вернее я летел и лишь слабая, почти незаметная вибрация позволяла понять, что всё-таки тащили. Тащили люди или существа, похожие на людей: все в белом, на головах колпаки, а лица наполовину скрыты под тканью. Мою одежду забрали, я был совершенно голый: неудобно и неловко... Хорошо, что белое полотно, наброшенное сверху скрывало срам. Правая рука лежала неудобно, из неё торчали странные трубки, присоединённые к длинному шесту со стеклянными сосудами. Я снова задрожал...
- Он пришел в себя. - произнесло одно из существ с женским голосом.
Я пришел в себя... Я все это снова видел... Лучше бы я оставался в беспамятстве. Этот кошмар никак не мог закончится. Обнадёживало лишь отсутствие сильной боли в теле, тепло вместо холода и лежал я на чем-то мягком и чистом.
- Где я...? - голос был не хриплый - мой, но тихий, обессиленный.
- Он что-то спрашивает? - снова произнесло существо.
- Где я... Кто вы? - снова спросил я.
- Ты посмотри на него? Что же они жрут? Этот который...пятый...шестой... Я со счету сбиваюсь.
Я не совсем понимал, что она говорит. Слова были знакомы, и я точно понимал их значение, но смысл... О чем она? Что значит "жрут"? Что значит они? Я такой не один? Есть еще кто-то?
 Мой взгляд лег на трубки, торчащие из руки, и я попробовал согнуть её в локте... Сильно кольнуло в месте сгиба, и я сморщился от боли, отдернув руку: трубки натянулись и шест со склянками склонился в мою сторону едва не упав. Если бы не ловкость существа с женским голосом - упал бы наверняка.
- Что ты творишь, животное!?
 Она точно обращалась ко мне, я не ослышался?! Она действительно не видела, что я человек? Она действительно думала, что я зверь? Животное - я хорошо понимал, что это означает.
Я попытался встать.
- Успокойтесь... - чья-то ладонь легла на мой лоб. Ладонь мягкая и теплая. - Успокойтесь, с вами все хорошо. Все плохое уже позади.
Я захотел посмотреть на того, кто положил мне руку на голову: ласковую и тёплую руку. Повернуться на бок мне не позволили. Та, кто считала меня животным, что-то крикнула, потом грубо дернула за руку с трубками и вцепилась в неё жёсткой хваткой... Желание убраться отсюда нарастало с каждым мгновением, и я повторил попытку встать на ноги.
- Да, сделай же ему два кубика, пока он нас не перебил! 
Её крик сделался писклявым и надрывным. Она просила сделать непонятные "кубики", не отпуская моей руки и не позволяя вынуть из нее трубки. Я осознал, что пора не просто вставать... Пора бросаться в драку.  Сжавшись в пружину, я собрался для прыжка. Но... Снова эта тёплая и мягкая ладонь на моей голове... И запах... Аромат цветов. Моё тело непроизвольно расслабилось.
- Прошу вас... Прошу... С вами все в порядке, мы вам поможем. Не волнуйтесь.
У этого существа тоже был женский голос, но он был завораживающим, ласкающим, умиротворяющим. Я изогнулся, чтобы увидеть кто это, и в этот момент, нечто больно ужалило меня в левое плечо... Я вздрогнул всем телом и предпринял последнюю попытку высвободится, но чьи-то руки возникли словно из ниоткуда, легли на мою грудь и придавили тело к лежанке.
- Угомонись же... Ты! -  это существо обладало грубым мужским голосом.
- Чего они от меня хотя? Куда меня тащат? - подумал я и неожиданно ощутил наплыв небывалой слабости - совершенно неизвестное состояние. Я никогда такого не испытывал. Из меня будто выпили силы... Все! Я больше не мог шевелить руками, ногами и даже головой не мог вертеть. Скорее всего тот, кто укусил меня, впрыснул яд в мое тело.
- Ну... Слава богу, угомонился, - произнёс мужской голос.
Теперь я мог его видеть. Он склонился надо мной и бесцеремонно оттянул мне веко: сначала одно, затем другой. В его свободной руке был прозрачный маленький пузырек с длинным блестящим жалом на конце.  Если бы я мог, то скривил бы лицо, но увы... даже на это не было сил.
Ориентироваться и понимать, что происходит вокруг можно лишь когда известны ориентиры - хоть что-то из окружающей действительности. Но что делать коль таковых нет? А мне окружающее было абсолютно неведомо, хотя... Что мне вообще было известно – ничего! В моей голове были знания, но откуда? Все мои мысли не имели никакой материальной привязки – я просто знал и всё. В такой ситуации оставалось полагался лишь на проведение, судьбу и миролюбие существ, которые, как оказалось, совсем не миролюбивые. Возможно, я делал что-то не верно... Возможно... Но как нужно? Как верно? Мне были не известны их правила, как и их намерения.
Чем меня ужалил в плечо? Для чего? Зачем лишили возможности двигаться? Куда меня везли? И чего хотели?...
Сильно слепили свечи невероятной формы, приклеенные к потолку. Скорее всего мы находились под землёй, иначе я бы видел окна. Тело превратилось в бездвижный куль, и я не мог им управлять, но и волнения никакого не было. Эмоции исчезли вместе с силами. Сейчас со мной могли делать все что им заблагорассудится и главное - я даже не переживал по этому поводу: не потому, что свято доверял этим существам, а просто так - без всяких объяснений. Они каким-то образом отключили мой страх и волнение. Они превратили меня в живую мумию, без эмоций и сил. Вероятно, это был яд из блестящего жала в руке угрюмого и сильного существа, либо какое-то снадобье. Мне даже спать не хотелось, я просто смотрел в потолок, на яркие плоские свечи и слушал разговоры вокруг, смысл которых почти не понимал.
Через некоторое время меня затащили в помещение, находящееся уже на поверхности: здесь были окна - большие и светлые. Я никогда ранее таких не видел... Или видел?.. В руки и пальцы несколько раз что-то втыкали и даже забрали часть моей крови - неприятные ощущения, но если не волноваться, то вполне терпимо. Здесь были другие существа и уже без ткани на лице. Теперь я не сомневался, что это люди: странные, с невероятными прическами, в удивительной одежде белого цвета из тонкой просеивающейся ткани, но все же люди. Воздух в этом помещении, должен был быть свежим и чистым, ведь мы находились на поверхности, но запах более едкий и ещё более неестественный чем под землей.
Люди разговаривали друг с другом. Я не понимал половину слов, которые они произносили и поэтому не мог уловить суть беседы.
- Возьмите общий анализ и отвезите на рентген, меня смущает гематома на позвоночнике и затылке... Да.... и звоните в наркологию, скорее всего он их клиент.
- Сурен Альбертович...
Я затаил и без того слабое дыхание. Снова этот чарующий голос: он ласкал слух, был единственным что мне хотелось слышать.
- ... у него ни каких документов, доставлен по скорой. Надо вызывать полицию?
- Ой, милая... Вызывайте, заполняйте, отвечайте... Избавьте меня от вашей бюрократии. Моя задача диагноз, а не биография.
Я опять не видел ее. Попробовал позвать... но челюсть не двигалась, а во рту так сильно пересохло, что язык превратился в грубую корку: а что, если я так и останусь прикованным к этой мягкой и белой повозке навсегда? Неужели меня теперь будут перемещать только на ней?
- Я везу его на рентген? - произнесла она, пока я размышлял о своем не радостном будущем.
Моя лежанка снова начала двигаться и двигала ее именно она. Никак не получалось увидеть ее лицо. Теперь она была за моей головой и что бы посмотреть мне пришлось бы изогнуть шею как филину... Я не мог... Я даже не мог попытаться.
Она была очень сильной, потому как легко справлялась с моей лежанкой, перемещая её словно невесомую.
Мы покинули это помещения и вновь оказались под землёй: тут опять не было окон, только вытянутые свечи на потолке - я зажмурил глаза. А когда я их открыл... Лучше бы я этого не делал... О, Небесный Отец! Я никогда... никогда не видел ничего подобного. Даже покойник испугался бы, оказавшись тут: в небольшом помещении с тусклым светом, находилось нечто невообразимое. По виду оно было не живым, но такое невозможно сотворить в рассудке, такое невозможно даже представить! Я снова начала сомневаться, что меня окружают люди. Люди не способны на это. Это даже не реально увидеть во сне. Такого просто не может быть! Угловатое создание внушительного размера, пронизанное разноцветными жгутами, опутывали толстые белые сморщенные канаты. Длинные шесты, изрезанные кругами, насквозь пронзали тело этого монстра, покрытое блестящей гладкой шкурой серого и серо белого цвета, отражающей гнетущий тусклый свет. Всё это издавало утробные звуки похожие на рычание, шёпот и шипение одновременно, а время от времени мерзко попискивало... Невероятно, но скорее всего эта тварь была живой! Мне захотелось закричать, но я смог лишь заплакать... Вернее слезы потекли из моих глаз, а я так и оставался лежать не двигаясь. Теперь мне было не до ее голоса и вообще не до чего. Я понял, что рин...рен... ринген - испытание, которое мне ни за что не суждено пройти.
Откуда-то появились несколько мужчин и бесцеремонно стянули меня с места, чтобы переложить на гладкий белый стол, над которым нависла огромная тяжеленая лапа твари в форме плиты.
- Вот… теперь точно всё! - подумал я и почти ощутил, как затрещат мои кости, когда плита рухнет.
А белые люди, тем временем, вышли и оставили меня наедине с этим созданием, на пыточном столе. Я уже не плакал - лежал молча, принимая неизбежное. Никогда и никому я не желаю испытать подобного - ожидание расправы без всяких шансов на спасение: теперь было понятно зачем меня обездвижили, но почему хотели убить?...
Монстр заурчал всем телом, затрясся, закряхтел... Что-то щёлкнуло и со всех сторон одновременно, раздался голос - человеческий голос с нечеловеческим приказом:
- Не дышать!
Они издевались надо мной перед смертью! Они хотели, чтобы я добровольно расстался с жизнью изуверским способом. Нет... это были не люди! Вопреки беспощадному приказу я вдохнул полной грудью и тогда... Тогда они решили отдать меня монстру: лапа-плита надо мной начала медленно опускаться. Я закрыл глаза и на мгновение показалось, что я что-то вспомнил… Какой-то одинокий образ возник в сознании: неясный, туманный и очень далёкий, но знакомый и дорогой... Если бы у меня было хоть немного времени, возможно я бы успел понять кто я и откуда, но времени не осталось... Я слабо застонал. Мой стон разлетелся по округе стукнулся о стены, вернулся ко мне и стал последним, что я услышал в этой жизни, которая заканчивалась так и не успев начаться.... Реальность в очередной раз померкла.
                4
И опять я увидел свет. Сколько раз я открывал глаза после пробуждения? Сколько раз впадал в беспамятство и погружался в здоровый сон? За время, запечатлённое в моей голове, я дважды терял сознания и ни разу не засыпал по доброй воле. Мне вообще было не понятно откуда я знаю о нормальном сне, но откуда-то знал, а значит делал это не раз и не два, но где и когда? В этом мире я лишь страдал и каждое отключение от реальности обещало стать для меня последним… Но нет! Я вновь открыл глаза.
Постель, на которой я лежал была мягкой… Не смотря на видимую непрочность и скромные размеры, она была вполне удобной и теплой. Свет заливал помещение через большое окно расчерченное вдоль и поперек толстыми палками или ещё чем-то. Выглядело это, как и все ныне странным: зачем так уродовать прозрачное стекло? Я не сразу вспомнил после чего оказался здесь, а когда вспомнил – снова занервничал: не так как прежде, но все же. Вероятно, самое страшное я уже пережил, памятуя нереального монстра по имени рентген. Возможно, он был не живым и совсем не желал меня умерщвлять, но выглядело это ужасающе. Может быть кошмары закончились? Я лежал с открытыми глазами в теплой и мягкой постели и просто смотрел в белый как снег потолок… Еще одно странное слово из моей скрытой от меня же жизни – снег. Я знал, что он бел до нельзя и даже знал, что холодный, но вот откуда он берется и где находится – не помнил.
По мимо меня, в этом помещении лежали еще два человека, на таких же постелях и приблизительно в том же положении, а еще одна постель была пустой и выглядела ухоженной и опрятной. Люди, вероятно спали, а может быть, как и я, на время утратили связь с реальностью не по своей воле. Я перевел взгляд с потолка на своих соседей: сначала на одного, затем на другого. Очень хотелось, чтобы они поскорее пришли в себя, чтобы расспросить их – вдруг они прибыли сюда вместе со мной и не утратили память? Вдруг они смогут поведать, то, о чем забыл я? Эта мысль придала сил и даже подняла дух.
Пошевелив ногами и руками, я понял, что приступ бессилия прошёл - это радовало но, но спина… Спина болела и голова… И ещё... ещё было тяжело вдыхать и выдыхать: может быть рентген все-таки накрыл меня лапой?...
Человек слева пришел в себя. Я притаился, на всякий случай, и даже закрыл глаза: не длинный опыт в этом мире диктовал свои правила. Моего слуха коснулось недовольное ворчание, которое трудно было разобрать, после чего человек заговорил.
- Утро доброе, господа и дамы.
Я молчал… не потому, что сильно испугался, просто было не ясно к кому он обращается. Что-то подсказывало, что так он называет женщин и мужчин, и значит… Значит еще один человек здесь – женщина. Я посмотрел на неё аккуратно, одним глазком, чтобы никто не заметил и тут же открыл второй. Несчастная была совершенно лишена волос на голове, а на лице наоборот, начинала затеваться новая борода, взамен недавно срезанной. Глаза закрылись сами собой, и я вновь притворился спящим.
- Что же это за люди? – подумал я с замиранием сердца. – А может все-таки не люди? Может быть просто похожи на людей, а сами… Или люди, но другие, не такие как я. У них женщины лысые и с бородами… О Небесный отец! Я не сомневался, что рентген – самое страшное, но это… Это самое шокирующее.
- Просыпайся Саныч, проспишь процедуры и обход. – проскрипел проснувшийся, потягиваясь.
Ему очевидно было не плохо. Во всяком случае, он не походил на страдальца. Меня это порадовало и расстроило одновременно: хорошо, что он в добром здравии, но плохо, что не прибыл сюда со мной, иначе не был бы так беспечен и радушен. От этих мыслей я утратил осторожность и когда он посмотрел на меня, было поздно притворяться. Я смотрел в ответ, не моргая и не двигаясь, напустив на лицо суровости, на всякий случай: кто знает, что у них на уме?
- О! – почти вскричал человек. – Саныч, у нас новенький!
Он оказался настолько рад моему появлению, что суровость сама собой исчезла с лица. Я даже улыбнулся: еле-еле, но все же улыбнулся.
- Ты как здесь? 
Он скинул с постели ноги и уселся как на лавке, рассматривая меня без всякого стеснения. Его одежда была удивительной. Штаны и рубаха раскрашены разноцветными полосами, а под рубахой ещё одна: светлая без застежек – никогда такого не вдел. Одежда была скроена прямо по его фигуре, которая удивила меня не меньше, особенно живот, лежащий на коленях хозяина. Я знал, что люди бывают толстыми, но такого живота никогда не встречал… а может встречал, но точно не помнил об этом.
- Выглядишь целым? – произнес он, чуть прищурив глаза и положив руки на живот как на переносной стол. – Ничего не сломано?... Вроде, гипса нет.
Затем он посмотрел вокруг, чтобы оценить не подслушивают ли нас и почему-то шёпотом спросил:
- Ты здесь тоже… - а дальше он щелкнул пальцем себе по горлу и весело подмигнул.
Я смутился и ничего не ответил. То, что он спросил было совершенно лишено смысла и логики.
- Понятно… - протянул он, словно я с ним общался. – Здесь почти все по этому делу, –  он взглянул на нашего соседа и кивнул в его сторону головой, - Саныч вообще не помнит, как здесь оказался.
Небесный отец! Я не ослышался! Женщина оказалась здесь так же, как и я! От этого известия я даже приподнялся на локтях, не взирая на боль в спине и, повернувшись в ее сторону взволнованно спросил.
- Она вообще ничего не помнит? Она…
- В смысле? – человек с большим животом был не очень доволен моей реакцией. Его голос понизился и погрубел. – А ты чего его как бабу?.. Иностранец, что ли?
Я внял резкой смене тона и всмотрелся в нашего соседа – соседку: конечно, это был мужчина. Скорее всего я не верно истолковал реплику о дамах и господах и ввел себя в заблуждение. Почему-то мне показалось, что моя ошибка – страшное оскорбление и теперь меня точно будут бить и бить сильно.
- Приношу извинения! Прошу не считать мою оговорку намеренной! Я … - мне не было известно слово «иностранец», но я не сомневался, что меня сочли иноземцем. - … я… иностранец.
- Фух…ты… - выдал на выдохе мой сосед. – Вы, значит тоже любители принять на грудь! Фин?... Немец?...
Я пришёл в полное замешательство… Что значит «принять на грудь» и что значит «финнемец»? Но на вопрос и спор смелости не хватило.
- Да... - я согласился со всем что он говорил и как оказалось, правильно сделал.
Мой собеседник смотрел на меня некоторое время, переваривая ответ, а затем подмигнул одним глазом и улыбнулся, обнажив редкие пожелтевшие зубы.
- Ну... ты не расстраивайся, фин. Если пришёл в себя здесь, то самое плохое позади. Здесь тяжелых нет.
Я посмотрел на него более внимательно. То, что он не относил себя к тяжёлым, как и все прочее выглядело странно: назвать его лёгким можно было с большим сомнением, но эта была не самая большая странность, которую я услышал.
Вероятно, стоило улыбнуться в ответ, и я улыбнулся, что тоже оказалось правильным.
- Молодец, фин. Улыбаешься, значит не безнадёжен... Кстати... - он чуть склонился в мою сторону и снова сказал так, будто нас подслушивали, - ... ты поправиться не хочешь?
- Да, - я начинал привыкать отвечать положительно не задумываясь.
Мой собеседник выпрямился. Замолчал и начал осматривать помещение, не крутя шеей и головой - одними глазами. Он был очень осторожен и осмотрителен.
- Саныч... - громким шёпотом позвал он нашего третьего соседа, - ... Саныч!
Саныч, перевернулся на бок, оторвал голову от постели и подпер ее рукой.
- Чего шумишь с утра, Паша?
Теперь я знал имя обоих: Паша - сосед слева, а Саныч справа.
- Саныч, нам иностранца подселили.
- Да, ладно! - он проявил явную заинтересованность.
Я заметил это и надежда, что Саныч такой же как и я, усилилась. Хотелось сию минуту поговорить с ним и расспросить, но... Это было поспешным и не верным: а что, если он скрывает свою историю. Вторя осторожному Паше, я окинул окружающее рассеянным взглядом и решил не торопиться: лучше подождать удобного случая и поговорить один на один.
Приподняться с постели, оказалось не так просто, как хотелось бы. Спина сильно болела и бок, но все же я приподнялся. Так стало удобнее видеть обоих.
Саныч мельком взглянул на меня, а потом словно не замечая моего присутствия, длинно моргнул и спросил.
- И откуда он?
- Из Хельсинки, - уверенно ответил Паша.
Мне почему-то стало страшновато. Откуда он знает, что я именно из этого места. А если знает, зачем спрашивал о моем происхождении? Теперь я смотрел прямо перед собой, боясь встретится взглядом с любым из моих соседей. Мне было не понятно, как себя вести, но осторожность - то, что мне точно не помешает... Осторожность и немногословность.
- Я бывал в Хельсинки... - протянул Саныч задумчиво, - ... хороший город.
Он закрыл глаза и мне показалось, что воспоминания о Хельсинки греют его: наверное, действительно хорошее место, жаль, что мне о нем было ничего не известно. Зато Саныч знал и наш сосед тоже... Интересно — это хорошо или плохо?
- Ну... - буркнул Паша в сторону Саныча.
- Что ну? - отреагировал тот.
- Тьфу ты - ну ты! – возмутился Паша. - Поправиться ему надо - что здесь не понятного?
- А-а-а-а... - Саныч степенно кивнул в знак полного согласия и понимания.
Это выглядело дружелюбно, не предвещало подвоха.
Саныч, медленно скинул с постели сухие волосатые ноги, нащупал ими обувь, которая оказалась без задней части, что позволило надеть ее без рук и наклонов - удобно! Затем встал, подошел к квадратному ящику, похожему на большой короб и раскрыв его, извлек оттуда склянку с жидкостью... Сам он был не молод, сух, одет в странную рубаху без рукавов и синие штаны почти по колено. Вторая рубаха, разноцветная как у Паши, лежала рядом на хлипком стуле... И живота у него, вовсе не было, а лицо заросло щетиной: что говорило о том, что бороду он зачем-то срезал, но пожалел об этом и начал растить новую. Его взгляд был не менее осторожным чем у пузатого Паши, оглядевшись, он запрятал склянку под рубаху без рукавов и подошёл ко мне.
- Поправься, фин. Храню для себя, как лекарство.
Ёмкость с жидкостью из-под рубахи перекочевала ко мне в руку. Я принял подношение, не совсем понимая, что нужно делать.
- Пей скорее, пока медсестра не заглянула, - поторопил меня Саныч. - Живая вода!
Мне не хотелось пить, но какой у меня был выход. Я не знал правил, а отказ мог обидеть этих людей, а ведь они пытались помочь - я видел это. С выражением благодарности на лице, я поднёс склянку к носу. Небесный отец! Пахло ужасно! Совершенно несъедобный, резкий, отвратительный запах. Выражение моего лица продемонстрировало явное отвращение. Это, почему-то порадовало обоих и даже вызвало сдержанный смех.
- Ядрёная! Насквозь продирает от одного понюха! - подтвердил мои догадки Паша. - Зато пару глотков сделаешь - в миг полегчает. Рецепт Саныча! Сам гонит. Знатное зелье!
Я скромно улыбнулся. Что такое зелье было понятно, и я, закрыв на всякий случай глаза, сделал два больших глотка. Проглотить снадобье я смог, а вот дышать перестал. Открывая рот как рыба, я пытался схватить хоть немного воздуха, но увы... Глаза мои округлились и слезы брызнули сами собой... Я понял, что меня грубо обманули. Это точно была не живая вода - скорее мёртвая. Тело вытянулось как струна, забыв о боли. Беспомощно крутя головой, я переводил взгляд с одного на другого в надежде быть спасённым. Руки непроизвольно потянулись к горлу и груди, чтобы хоть как-то посодействовать поступлению внутрь воздуха. Сквозь проступившие слёзы, я видел, как коварные соседи наблюдают за моей агонией и весело посмеиваются. Показалось, что я опять теряю связь с реальностью, но нет! Неожиданно воздух хлынул внутрь, и я задышал. Я вдыхал его с жадностью и наслаждением, а когда утолил этот голод, почувствовал, как растекается внутри приятное тепло. Моя поза уже никак не отражала болезненного состояния. Я сидел свободно, не ощущая абсолютно никакой боли: неужели это действительно живая вода?!
- О как! - не прекращая смеяться проскрипел Саныч. - Крепка зараза?! 
- Полегчало? - довольно поинтересовался Паша.
- Да-а-а-а! - протянул я, улыбаясь уже более открыто и абсолютно искренне.
Саныч забрал у меня склянку сунул под рубаху и ровно в это время к нам без стука зашла женщина в белой одежде.
Лица моих новых знакомых вмиг посерьёзнели, а вид стал таким, будто они только что совершили что-то запрещённое и никак не ожидали появления ненужных глаз.
Она зашла и остановилась, осматриваясь точно также как Паша и Саныч: вероятно, здесь все переживали по поводу слежки. Остановив взгляд на Саныче, она сурово прищурилась и медленно закачала головой: очевидно, что это покачивание не сулило ничего хорошего.
- Александр Сергеевич, и что же вы там прячете? - она начала медленно приближаться, а качающаяся голова, потянула за собой тело и это стало похожее на агрессивные ритуальные движения.
- Катюш, ты чего? - залепетал Саныч заискивающим тоном. - Ну... что я прячу?.. Ничего не прячу...
Он засеменил к своей постели, шаркая по полу обувью без задней части и юркнул под покрывало.
- Что у вас там, Александр Сергеевич?
Катюша подошла к нему ближе и требовательно протянула руку. Саныч, лежал тихо и даже пытался изобразить спящего, что выглядело наигранно, но я хорошо понимал его и полностью поддерживал. Чудодейственный эликсир во мне оказывал исключительно благое воздействие, и я мысленно был полностью на стороне Саныча. Но как я мог принимать, чью-то сторону, не разобравшись в правилах этого места. Возможно, Саныч владел снадобьем не по праву, а возможно и наоборот... Может быть Катюша, представляла интересы тех, кто не желал нам добра, а может наоборот... Но она хотела забрать живую воду... Я еле сдерживал себя от вмешательства, к которому просто подталкивала волшебная сила эликсира.
Давайте, давайте! - пальцы на руке Катюши начали сжиматься в кулак и разжиматься снова.
И Саныч подчинился. Из-под покрывал показалась сухая рука с зажатой в ней склянкой. Женщина потянулась забрать её, но Саныч передумал и убрал под покрывало склянку вместе с рукой, а затем подскочил, словно испуганный и заговорил таким умоляющим тоном, который невозможно изобразить нарочно.
- Катюш, это же слеза. Её здесь грамм двести, и я перед сном, как лекарство... Ты ведь знаешь, я человек серьёзный и никаких глупостей...
Девушка выпрямилась и снова закачала головой. Улыбка на её лице подарила нам надежду.
- Александр Сергеевич... Ну, что вы как ребёнок, - она махнула рукой. - Оставляйте, только если что - я ничего не знала! Не подведёте?
- Я?... Тебя?... - вид Саныча стал более чем серьёзный - героический. - Я за тебя... Я...
- Ладно... - она снова махнула рукой, - ...ладно, я все поняла.
Я был доволен финалом. Живая вода осталась у Саныча, чьё полное имя оказалось двусложным и довольно приятным на слух, а Катюша оказалась понимающей и доброй женщиной. Но радость моя была не долгой; любезности закончились, как только я попался ей на глаза. Она изменилась в лице, вновь повернулась к Александру Сергеевичу и протянула рук с разжимающимися пальцами куда более требовательно чем ранее.
- Нет! Отдавайте!
Саныч посмотрел на Пашу, который наблюдал за происходящим с большим вниманием. На вопрошающий взгляд соседа он ответил уверенным молчаливым отрицанием и до синевы сжал губы.
- Почему? - всполошился Саныч. - Ты же сказала, что...
- Я сказала, и я же передумала! - она была исполнена решимости. - Вы чего на его кровати делали?
Катюша указала на меня и теперь стояла с двумя вытянутыми в разные стороны руками.
- Чего я там делал? - зачем-то спросил у неё Саныч.
- Чего вы там делали? - спросила она у него.
Я перестал понимать смысл их беседы. Они почему-то задавали друг другу один и тот же вопрос. Затем я понял: Саныч, как и я плохо помнил о происходящем, вот только забывал о случившемся сразу и мне стало не по себе - со мной тоже так будет?
- Вы знаете, что он нам вчера чуть пол больницы не разнёс! А вы... А вы его своим пойлом угощаете... Хотите неприятностей?
Саныч тоже посмотрел на меня не добро... И Паша... Я напрягся.
- Катюш... Я ему две капли. Только для снятия головной боли.
Руки Катюши не меняли положения.
- Ну, что ты такая категоричная? - Саныч, он же Александр Сергеевич говорил, не сводя с меня грозного взгляда. - Парень - иностранец! Из Хельсинки! Они там пить не умеют, а я ему две капли для поддержания международных отношений. Понимаешь?
- Иностранец? - она опустила руки и посмотрела на меня иначе. - Точно иностранец?
- Как пить дать, - ответил Паша. - Финн!
- Точно?.. - и она тихо начала приближаться к моей постели.
Я потянул на себя одеяло, на всякий случай.
- И что же вы?..
Это был совсем странный вопрос, на который я не знал, как реагировать. Единственное, что я смог - еще сильнее подтянуть к лицу одеяло.
- Вы из Хельсинки?
Я качнул головой.
- Как вас зовут? - она подошла совсем близко. - Вы говорите по-русски?
Я не знал, что значит по-русски, поэтому только пожал плечами.
- Он говорит по-нашему? - спросила она у моих соседей, продолжая изучать меня опытным взглядом.
- Болтает! - усмехнулся Паша. - Почти без акцента.
- Хм... - Катюша наклонилась ко мне и посмотрела прямо в глаза.
Я очень смущённо улыбнулся от волнения.
- Как вас зовут? - спросил он снова.
- Куда? - спросил я, не совсем понимая куда меня зовут и кто.
- Остряк! - возмутилась Катюша. - Эмигрант что ли?
- Да, - согласился я, не осмеливаясь спорить.
- Имя у вас есть? - спросила она слегка раздражённо.
- Да, - ответил я и наморщил лоб.
Без сомнения у меня было имя, но я его не помнил.
- Я... не... Я...не...
- Ян! - помог мне Паша.
- Ян?.. Больше на Польское похоже, - отметила Катюша и, неожиданно потеряв ко мне интерес, бодро направилась к двери. - Врачу пойду расскажу. Нам здесь только буйных финнов не доставало. Пусть сами решают, что делать.
Когда дверь за ней захлопнулась Саныч и Паша переглянулись и шумно выдохнули почти одновременно.
- Слава богу! - произнес радостно Паша. - Пронесло.
Он снова подмигнул в мою сторону одним глазом, после чего встал на ноги и вытянув в разные стороны руки начал двигать ими взад и вперёд очень методично и резко. Саныч, в отличии от Паши, посмотрел на меня с укоризной и тоже поднялся с постели; положил в короб склянку, оттуда что-то вынул и подошёл к большой белой чаше, прикреплённой к стене, из которой торчала блестящая гнутая трубка с затейливым навершием. Он покрутил навершие и из трубки полилась вода.
Я вздрогнул от неожиданности. Хитрое устройство подавало воду неизвестно откуда. Мне почему-то стало до жути интересно как это устроено, и я даже на некоторое время забыл о своём удручающем положении. Сначала я просто смотрел на хитрое приспособления, но удивление подтолкнуло к потере всяческой осторожности, и я спросил:
- А откуда вода?
Саныч с Пашей замерли и посмотрели на меня одновременно и одинаково растерянно, после чего посмотрели друг на друга, не меняя выражения лица.
- Что ты имеешь в виду? - спросил Паша.
Я не сразу обратил внимание на взволнованность моих соседей, а когда заметил сам разволновался. Наверное, не стоило спрашивать о работе этого устройства. Вероятно, это был секрет, а мой интерес оказался подозрительным.
- Я... Я хотел сказать, что... Мне нравится, как работает это устройство... Ничего более.
- Устройство? - Паша присел на свою пастель, а Саныч снова покрутил навершие, и вода перестала течь.
- Ты никогда кран не видел? - спросил Паша очень тихо, и я понял, что это тоже является секретом: сколько же у них тайн?
- Я ничего подобного раньше не видел... - ответил я не совсем уверенно, - ...скорее всего, хотя... Если честно я не помню...
- Не помнишь, - подтвердил мои слова Саныч, словно это не было неожиданностью. - Я так и знал.
Он снова покрутил навершие, потом вынул из коробочки маленькую длинную щетку и, нанеся на нее белую массу сунул все это себе в рот. Пока он странным образом умывался мы с Пашей смотрели и молчали, а когда Саныч завершил церемонию, то убрал приспособления в короб своей у постели, а затем присоединился к нам, присев на краешек моей лежанки. Его загадочная немногословность подпитывала меня надеждой. Я с нетерпением ждал, когда Саныч начнёт разговор, в котором непременно расскажет о себе и о том, что с ним произошло. Я предвкушал! Возможно, без живой воды моё ожидание оказалось бы более томительным, но сейчас... Сейчас я ожидал с радостью: теперь нас двое, и мы обязательно сможем разобраться... А может быть Саныч уже во всем разобрался?..
Две пары глаз изучали меня с особенным вниманием. И Саныч, и Паша смотрели на меня как на нечто диковинное. Я переводил взгляд с одного на другого, то скромно улыбаясь, то собирая морщины над переносицей. Скорее всего не стоило интересоваться этим удивительным устройством, но что поделать... Интерес проявлен и оставалось лишь ожидать, что последует за этим.
- Так ты совсем ничего не помнишь? - прервал тишину Паша.
Я с надеждой посмотрел на Саныча: почему он смотрит на меня как на неожиданность, ведь он так же лишён памяти? Очень хотелось начать разговор первым, но я не решался.
- Совсем, - ответил я Паше продолжая смотреть на второго соседа.
- То есть вообще ничего? - задал вопрос Саныч и на его лице собрались морщины от ожидания возможного ответа.
- Совершенно, - ответил я Санычу, но почему-то перевёл взгляд на Пашу.
- Ну... - протянул Паша, словно я принуждал его к вопросу, - ...а как начинали помнишь?
- Что начинали?
- Погоди, Паша, - прервал наш диалог Саныч. - Здесь дело серьёзное, у парня амнезия.
- А у вас? - не выдержал я.
- Что у меня? - лицо Саныч теперь выражало состояние крайнего удивления.
Мне было тяжело общаться в такой манере. Я вообще плохо понимал, что происходит, а этот разговор, состоящий из одних вопросов, сбивал меня с толку окончательно.
- Паша сказал, что вы тоже не помните, как сюда попали?
- А... - произнесли они синхронно и с каким-то облегчением.
- Я не помню, как сюда попал, но хорошо помню, что такое кран и откуда в кране вода. Об этом, понимаешь ли... - я видел, что он подбирает нужные слова, - ...об этом забыть... Это я даже не знаю как можно... В смысле, как это можно забыть вообще...Ну... Ты понимаешь меня?
- Нет, - произнёс я отрицание впервые и это придало мне уверенности. - То есть вы помните кто вы, где жили, как вас зовут, и точно знаете где находитесь?
- Дела... - проскрипел Паша и обхватил голову руками.
Мы оба посмотрели на него, потом друг на друга.
- Дела... - повторил Саныч и медленно длинно заморгал.               
   Беседы не получилось. Саныч и Паша задавали вопросы, но ответить на них я не мог, поэтому больше молчал. Их вопросы были путанными и суть некоторых я не понимал: а как можно понять смысл, не зная значения большинства слов? Я видел, что они расстраиваются и даже сердятся, но чем я мог помочь? Я бы и сам не отказался от помощи; так надеялся, что Саныч прольёт свет на мою историю, но... увы... Его память отключилась на короткое время из-за чрезмерного приёма эликсира, а моя... Моя память была чиста как у младенца. Оставалось радоваться, что я хоть что-то понимаю и обладаю хоть какими-то знаниями, но откуда они... Откуда у меня эти знания и почему некоторые вещи мне знакомы, а о некоторых не имею никакого представления?..
Такие мысли не приносят радости они угнетают и пугают одновременно, и я был угнетён и напуган, поэтому отказался идти с ним на трапезу, хоть они и уговаривали меня и даже пытались объяснить, что это необходимо - хорошие люди, мне повезло, что встретил именно их.
Повернувшись на бок, я решил, что было бы не плохо заснуть, но и спать совершенно не хотелось и я, немного поворочавшись, решил встать с постели. Впервые я обратил внимание, что одет в рубашку без рукавов, такую же как у Паши и Саныча, а ниже... Ниже, очень маленькие, совсем не по размеру штаны, до такой степени обтягивающие моё достоинство, что мне стало не по себе еще и из-за этого. Я глубоко и обречённо вздохнул, но не стал предпринимать попыток избавится от неудобной одежды: возможно здесь такие правила и снимать с себя это не позволительно. Посидев немного, я встал... Тело болело, но терпимо, а голова кружилась, но не сильно: эликсир Саныча помог. Медленно, прислушиваясь к ощущениям в теле, я прошёлся по залу, в котором находился: ничего критичного. Попробовал сделать тоже, что и Паша, двигая руками в зад и вперед - не получилось. Боль в спине не позволяла: у боли свои правила. Я опустил руки... расслабился. Сквозь затейливые большие окна в помещение в достатке попадал солнечный свет. Смотреть в окно на окружающую действительность я был не готов: и без этого слишком много волнения... Я постарался ещё больше расслабиться... Задержал дыхание и длинно выдохнул. Попробовал улыбнуться - получилось не совсем естественно. А чему, собственно, улыбаться? Почему это должно получаться естественно, коль нет ни одного повода, хотя... Я обернулся и задержал взгляд на устройстве для подачи воды. Мой интерес оказался настолько сильный, что краткая улыбка всё же появилась на моём лице. Порыв оказаться около устройства как можно быстрее, остановила треклятая боль в спине, и я медленно зашаркал босыми ногами, по слишком гладкой для пола поверхности. Приблизившись, я некоторое время не решался прикоснуться, а когда решился, внимание моё привлекло зеркало прямо над устройством, вернее даже не зеркало, а моё собственное отражение. Я поднял глаза и... О, ужас! Небесный Отец! Вздрогнув всем телом, я отдернул от навершия руку и, покрываясь каплями холодного пота попятился назад, забыв и о боли, и обо всем со мной произошедшим. Я пятился, пока не наткнулся на постель, на которую и рухнул, потеряв равновесие. Кривясь, то ли от острого приступа в спине, то ли от только что увиденного, я чуть не закричал и даже открыл рот, но мой вопль разбился о чувство благоразумной осторожности, которая, хвала Небу, не исчезла, подчиняясь безумным обстоятельствам.
Вот в таком положении, с открытым ртом, мучительной гримасой на лице, лежа поперек постели, меня и застали мои соседи, вернувшиеся так не вовремя с трапезы. 
Паша оказался около меня первый.
- Ну... ну... парень, ты чего? - лепетал он сбивчиво, одновременно помогая мне занять правильное положение.
Саныч подоспел вторым и без промедлений присоединился к Паше.
- У него, приступ что ли? - услышал я его слова. - Он падучий, что ли? - говорил он крайне взволнованно. - Паша, тащи ложку, в рот ему вставим, чтобы язык не откусил.
- Не надо! - выговорил я через силу.
Мне было откуда-то хорошо известно, значение слова "падучий" и я остановил моих заботливых соседей от неверных действий.
     Присутствие рядом людей, которые пытаются искренне помочь немного остудили взволнованность, и я, сбивчиво дыша, присел на своей постели, и положив руку на плечо Паши, а вторую на плечо Саныча, с чувством глубокой благодарности, произнес:
- Спасибо, друзья... Спасибо за помощь, но я не падучий, я... Я просто хотел встать и пройтись, но скорее всего переоценил силы. Все хорошо, я в норме... Спасибо, вам... Со мной все в порядке.
- Точно? - участливо поинтересовался Паша.
- Абсолютно! - как можно уверенней ответил я и даже похлопал его по плечу в знак полного контроля над собой.
- Так ты это... Будь аккуратнее, парень, лежи пока врач не разрешил встать, понял! - по-отечески наставлял меня Саныч.
- Понял. - согласился я.
— Вот и отлично.
Напряжение спало и мои заботливые соседи, обменявшись тревожными взглядами, немного расслабились и прошли к своим лежанкам.
- Сейчас обход будет, врач придёт, так ты лежи и не вставай, пока, - повторил уже сказанное Саныч, для более ладного понимания.
Я кивнул головой, прикрыл глаза и тут же передо мной возник образ человека, только что смотревшего на меня из зазеркалья: Небесный Отец, я точно не знал его!
До обхода врачей, какие только мысли не посетили меня. Сначала мне казалось, что я сошёл с ума, потом, что приключилось видение, потом, что это было не зеркало - мало ли чего придумали в этом мире - но, вот самое разумное и то, что меня немного успокоило, пришло в голову последним: я просто не помнил как выгляжу, и это часть моего недуга. Такое видение ситуации по-моему мнению, было лучше, чем сумасшествие; возможно это и не верно, но вот так мне казалось. Саныч и Паша больше ничего не говорили и ничего не спрашивали: тактичные и заботливые люди, и я ещё раз поблагодарил проведение за эту встречу. Я настолько им доверился, что странное действие под названием "обход врачей" из их уст, воспринял как нечто благое и необходимое.
К моменту обхода, мы все лежали на своих местах. Врачи зашли уверенно, по-хозяйски, не спрашивая разрешения, и даже без предварительного стука. Три человека, полностью в белом, впрочем, как и все, кто находился за входной дверью. Сразу стало ясно, что главный в этой группе самый пожилой и самый суровы человек, со затейливым украшением на шее в виде змеи с абсолютно округлой головой и раздвоенным кривым хвостом. Он почти ни на кого не смотрел, выглядел отвлеченно, словно его мало что здесь интересовало. Но как только врачи остановились около постели Саныча, я еще раз убедился, что мои выводы о происходящем расходятся с реальностью. Присев на табурет, в той же отвлечённой и бесцеремонной манере, главный врач потрогал запястье Саныча, приложил ладонь к его лбу, оттянул веко - это со мной уже проделывали -, после чего посмотрел на него, переменился в лице и улыбнувшись, очень мягко и с явным интересом спросил:
- Как чувствуете себя, Александр Сергеевич?
- Спасибо, доктор. Как в молодости.
- Прямо-таки как в молодости?
- Даже лучше! - ответил Саныч и начал привставать с постели, что встретило неодобрительную оценку и даже один из врачей сделал по этому поводу замечание.
Саныч вновь улёгся, а врач посмотрел на бумаги, переданные ему, помощником, после чего радушно продекламировал.
- Хо-ро-шо! Анализы ваши в порядке. Ждём заключение по биохимии и готовимся к выписке.
- Ой, спасибо, доктор. Ой спасибо! А то я здесь, уже залежался, - затараторил Саныч и снова попытался встать, но его снова остановили.
- Рад за вас, Александр Сергеевич. Постарайтесь впредь быть аккуратнее и навещать нас лишь для того, чтобы поболтать.
Главный врач улыбнулся и похлопал Саныча по сухой волосатой руке, вероятно в знак подбадривания или одобрения. Мне стало неудобно за скверные мысли об этом приятном и внимательном человеке, желающим добра Санычу.
После осмотра Паши, я окончательно убедился, что главный врач человек достойный, знающий и ещё... - врач это тот, кто заботится о пострадавших людях и помогает им восстановить здоровье. Я также узнал, что полное имя Паши - Павел Сергеевич, отметил созвучие с именем Саныча, а ещё услышал, что со здоровьем Паши все хорошо, чему искренне порадовался.
Когда настала моя очередь, я почему-то сильно занервничал и даже слегка задрожал, от чего застыдился и всеми силами постарался унять дрожь. Но как только главный врач снял с шеи змею и, засунув два конца ее хвоста себе в уши, а округлую голову приложил к моей груди, я задрожал снова. Но ничего страшного не произошло: я выполнял команды глубоко дышать, а он просто прислушивался к моему дыханию. После этого он выглядел удовлетворенно, а вот двое других, выглядели менее дружелюбно: наверное, с ними я уже встречался и показал себя не с лучшей стороны.
 Ну-с-с… молодой человек, вы у нас из-за кордона? - врач сдержанно улыбнулся, осматривая меня словно что-то диковинное.
- Из-за кордона... - повторил я услышанное и мучительно напрягся, пытаясь понять смысл.
- Из-за границы? - пояснил врач.
- Из-за границы... - протянул я и чуть не разрыдался от бессилия.
Я понимал, что такое граница, но понятия не имел оттуда ли я...
- Он ничего не помнит доктор, - помог мне Паша.
Доктор перестал улыбаться, а взгляд, который стал ещё более внимательным и пытливым, он попеременно направлял то на своих спутников, то на Пашу, но осознав, что это не даст результата спросил:
- А что у нас с ним? С чем поступил?
- Многочисленные ушибы, трещина в ребре, - женщина врач наклонилась к главному и произнесла тихо. - Скорая забрала его с улицы. Документов не было, вел себя вызывающе буйно, бросался на персонал, пришлось инъекцию делать… Думали - алкоголь, но тут скорее всего наркотики, анализ будет готов позже.
- Угу... - задумчиво протянул главный врач, остановив взгляд на мне. - Как себя чувствуете?
- Спасибо, хорошо. - ответил я
- Что беспокоит?
- Спина... и...
- Что, и?
- Я не помню кто я такой? - признание далось мне не легко.
- Угу... - доктор погладил рукой седую аккуратную бородку и поправил очки, - ... я так понимаю, говорить с вами о произошедшем перед поступлением к нам бесполезно?
Я не ответил лишь опустил глаза и горько вздохнул.
- Ну и славно, - произнёс он с каким-то явным облегчением. - Пусть вашей памятью занимается психиатр, а мы последим за вашим общим состоянием, - он посерьёзнел, склонился в мою сторону и произнёс следующее тихо, лично для меня. - Только вы пообещайте вести себя благоразумно и адекватно. Договорились?
Я ещё раз кивнул. Мне вовсе не хотелось вести себя агрессивно. Произошедшее ранее я считал полным недоразумением и испытывал сильную неловкость за необъяснимую агрессию, вызванную необъяснимыми обстоятельствами. Конечно же мне было не ясно кто такой психиатр, но сильно хотелось верить этому человеку, ведь надо же кому-то верить если сам не имеешь возможности решить проблему.
- Андрей Семенович, - обратился он к своему спутнику, - полное обследование этому господину и...  - он снова взглянул на меня, но теперь по доброму с лёгким задором, что вселило в меня надежду и уверенность, - ... и всё у нас будет хорошо, а память... Память вернётся - не сомневайтесь.               
Врачи ушли, и мы снова остались втроем. Саныч и Паша хотели затеять разговор и что-то спрашивали, но я их почти не слышал. После обхода мой взгляд на происходящее немного изменился. Во-первых: я осознал, что моя проблема лишь в потери памяти, а все мысли об "ином мире" и "странном окружении" - следствие того, что я ничего не узнавал. Во-вторых: я понял, что мой недуг не такая уж редкость и подобное случается, в противном случае врач не говорил бы так уверенно о том, что память вернется. В-третьих: я ощутил себя в окружении людей, желающих помочь и это вселяло надежду на исцеление. Все это радовало, но... Но я никак не мог избавиться от ощущения того, что все здесь чужое... не моё. Мне казалось, что большинство из окружающего я вижу впервые, когда некоторые вещи мне знакомы, хоть я и не помню откуда, но разницу между этим понималась мной отчётливо. Это была странность, которую я не мог себе объяснить, и эта странность создавала тяжёлое чувство горькой безнадёжности и даже тоски: но как может тосковать тот, кто вообще не представляет, о чем ему сожалеть и к чему стремиться.
Мои соседи поняли, что я не расположен к беседе и занялись чем-то своим, а я... Я недолго поворочался с боку на бок, вспоминая очень короткий, но такой эмоциональный кусочек своей жизни, которая началась для меня заново менее одного дня назад и, не замечая как, провалился в сон.
                5
Яркие вспышки света и клубы непроглядной тьмы, негодование от бессилия и чувство жуткого дискомфорта - ощущения и чувства, которые я испытывал пока не пробудился. Мне было неведомо как долго я спал, но пробуждение освободило от неприятной реальности, где нет ни верха, ни низа, ни времени, ни расстояний - полный хаос и неразбериха. Если такое будет происходить постоянно, то лучше бы уж вовсе не спать. Именно поэтому я был рад вновь лицезреть Пашу и Саныча.
- Мы уж думали, что ты и обед проспишь, - Саныч был серьёзен.
- Как самочувствие? - поинтересовался Паша.
Я скупо улыбнулся и тихо ответил:
- Благодарю. Чувствую себя сносно.
- Сносно, - передразнил меня Саныч без злобности. - Сносно это не плохо.
- Совсэм нэ плохо, биджо! Вах...вах! - поддержал его Паша.
Он произнёс это в какой-то странной манере, необычным голосом, изменяя произношение слов и сопровождая речь, резким движением руки, которую он в итоге поднес ко рту, поцеловал сжатые в бутон пальцы, а затем разжал их, выпрямляя руку. Это была интересная церемония и меня она позабавила.
- Вставая, Ян, - предложил Саныч. - Скоро обед. Не можешь же ты без еды жить.
Без еды я скорее всего не мог, это сейчас хорошо чувствовалось. Внутри образовалась странная пустота, которая настойчиво требовала заполнения.
- Иди умойся, порекомендовал Паша. - Заодно и рассмотришь устройство для подачи воды.
Саныч рассмеялся на эту реплику, и я понял, что Паша пошутил. Но мне было не очень смешно, в ожидании встречи со своим отражением: что поделать - нужно привыкать к своему образу, хотя образ это моим не казался.
Я проделал путь до устройства, которое Саныч назвал краном, осторожно, всячески пытаясь отодвинуть неприятную встречу; она пугала и манила одновременно. На некотором расстоянии от цели я остановился и зачем-то провёл рукой по лбу: это было совершенно не нужное движение, но именно так хотелось сделать.
- Смелее парень, - подбодрил Саныч. - Он не кусается.
Я кивнул в знак полного понимания и приблизился к крану вплотную. Смотреть в зеркало было страшновато, и я старался не встретится взглядом с тем, кто посмотрит с той стороны. Всё внимание я сосредоточил на навершии, к которому потянулся не смело, а затем осторожно прикоснулся… Ничего не произошло. Я ещё раз прикоснулся… Безрезультатно.
- Ну, ты даёшь, Ян! - воскликнул Паша. - Чего ты его гладишь? Открой воду...покрути кран.
- Вот, бедолага! - услышал я Саныча. – Ни черта не помнит.
Я пожевал сухие губы и решился: навершие поддалось и из крана полилась вода. О, Небесный отец! Я даже забыл о собственном облике и повторил действие еще раз, затем ещё! Моё лицо озарил неподдельный восторг, и я восхищённо заявил:
- Льётся!
- Счастье в неведении! - произнёс Саныч улыбаясь. - Есть в твоём недуге очевидные плюсы.
      Вода оказалась совершенно обычной, и на удивление тёплой. Я подставил ладони и омыл лицо. Я омывал лицо интенсивно и долго и одновременно жадно пил эту тёплую воду. Останавливаться совсем не хотелось. Я только теперь ощутил, что страдал от жажды. Необычный привкус и странноватый запах ничуть не смущали, это была просто вода.
- Если тебя так всё удивляет, то не могу представить сколько впечатлений ждет за дверью. - рассмеялась Паша.
Я пока не мог думать об этом, так как именно в эту минут встретился взглядом со своим отражением... В этот раз я не был так испуган. Скажу больше, меня даже не удивил мой образ: может быть, память потихоньку возвращалась, а может быть я просто начинал мириться с непримиримым - не знаю... Но сейчас я рассматривал себя без страха и даже с интересом.
Я ещё молод, но не юноша. У меня волосы не светлые и не тёмные, что-то среднее, но густые и аккуратно подстриженные. Прямой нос, голубые... нет... скорее серо - голубые выразительные глаза, не полные губы и идеально белые ровные зубы, что впечатляло меня больше всего. Морщин на моем лице не было, ну разве что, почти не заметные, над переносицей. На правой брови давно зажившая рана, превратившаяся в шрам и щетина, на нижней части лица, прям как у Саныча, только гуще. Одним словом, выглядел я необычно, но вполне пристойно.
- Здравствуй, Ян. - прошептал я незнакомому отражению.
- Здравствуй, Ян - произнесло отражение беззвучно.
Второй визит к зеркалу, не смотря на взволнованность, оказался ладным. Я не был расстроен неизвестной внешностью, которая больше не казалась абсолютно чужой, но и своей я пока не мог её считать в полной мере: вероятно, так и должно быть при моем недуге.
Изучая собственное лицо, я настолько увлекся, что не сразу заметил на шее медальон: небольшой со странным рисунком, о значении которого можно было лишь гадать, но вот то, что медальон был из золота и то, что это безусловная ценность я знал точно.
Закончив знакомство с самим собой и водяным краном, я вытер лицо полотенцем, которое любезно поднёс мне Саныч, за что я благодарно кивнул ему.
- Пойдём, - произнёс он. - А то, до столовой столько всего... У нас время до обеда не хватит на экскурсию.
- На экскурсию... - я глуповато улыбнулся.
Саныч поморщился, но комментировать моё непонимание не стал.
Одежда, любезно оставленная кем-то на табурете, была почти такая же как у Паши и Саныча, вот только скроена по моему размеру. Я с глубоким почтением отметил про себя прозорливости мастера. Перед входной дверью, я остановился: внутри что-то ёкнуло и сердце застучало часто... Так часто, что я даже приложил руку к груди.
- Всё хорошо? - спросил Паша уже из помещения по ту сторону.
- Да, все хорошо. - ответил я и шагнул в неизвестность.
Этот зал был большим, узким и длинным, с огромным и даже бессчётным количеством дверей с каждой стороны. По залу ходили люди - мужчины и женщины и они, вопреки моему заблуждению, врачами не являлись: мужчины, в основном, в такой же одежде как наша, а женщины в длинных платьях из разноцветной ткани. Врачей в белом, было лишь несколько, и каждый чем-то занят, в отличии от остальных, праздно передвигающихся по залу. Когда я появился, мне показалось, что все разом посмотрели в мою сторону - неприятное и пугающее внимание.
Бессчётное количество вопросов будоражили моё существо. Их было так много, что я не решался начать спрашивать. Захотелось юркнуть обратно, в своё новое жилище, где тихо, спокойно и тепло. Сердце продолжало колотить, а дыхание сделалось частым и сбивчивым. Усилием воли я заставил себя не подавать виду о своем удручающем состоянии: негоже выглядеть испуганным на людях.
- Добрый день, Людочка! - поприветствовал Саныч женщину врача.
- Добрый, Александр Сергеевич! - ответила она. - Как самочувствие?
- Твоими молитвами, Людочка.
- А ваше, Павел Сергеевич?
- Превосходно! - ответил Паша.
Меня же Людочка смерила презрительным и недружелюбным взглядом: вероятно, она тоже была свидетелем моего бесчинства, а может быть наслышана рассказами.
- Это Ян, - представил меня Паша. - Он из Хельсинки. Вчера поступил.
Людочка сменила гнев на милость и даже улыбнулась кратко, но спрашивать о самочувствии не стала.
- Эх... мне бы годков двадцать сбросить, я бы разгулялся. - прокомментировал встречу с Людочкой Саныч, провожая ее нагловатым откровенным взглядом.
Я смутился. Мне казалось, что смотреть так на врачей, тем более на женщин не стоит, но Санычу виднее.
За короткое время нашего пребывания в общем зале, который Паша назвал коридором, мои друзья поздоровались со всеми женщинами врачами и избирательно с женщинами в разноцветных платьях. А между радостными встречами Паша поведал, что это место называется больницей и здесь, почему-то лежат, а не находятся, те кто испытывает проблемы со здоровьем, а врачи помогают здоровье восстановить. Они сказали, что помещения за дверьми называются палатами, в которых и лежат больные, нуждающиеся в помощи. Я улавливал схожесть с тем, что рассказывали и с тем, что я откуда-то знал, но... Мне с трудом верилось, что я видел подобное. Нет... я понимал, что люди болеют и что есть знахари, которые помогают справиться с недугом, но врачи...больница...палата...рентген... светильники невообразимых форм - всё это я слышал и видел словно впервые, хотя... Как работает память, которую я утратил?
- А почему люди сами не хотят восстанавливать здоровье? - мне захотелось немного глубже разобраться в этом вопросе, о чем я сразу же пожалел.
- Ну, ты, Ян... - возмутился Саныч, - ...действительно сильно башкой треснулся? Как мы сами разберёмся? Мы же не врачи!
- Спиной, - поправил я его, обдумывая ответ, который меня никак не удовлетворил.
- Причём здесь спина? - удивился Саныч. - У тебя мозг в спине?
- И в спине тоже, - вмешался Паша.
- Так там спинной мозг, а я говорю про тот которым думать надо, - резко ответил Саныч.
- А...а...а... - понимающе изрёк Паша.
Саныч посмотрел на него с укором, а затем на меня.
- Так ты вообще ничего не помнишь?
- Абсолютно, - ответил я на выдохе.
- Дела... - Саныч остановился и начал активно чесать затылок, - ...ну хоть что-то ты должен помнить? Ведь слова ты не забыл и что такое еда не забыл. Что ещё... Что ещё помнишь?
Я напрягся и постарался понять, как описать то, что мне известно, а что нет.
- Я помню... Я помню... Я...
- Успокойся, парень, - остановил меня Паша и грозно зыркнул на Саныча. - Чего ты к нему прицепился? Амнезия такая штука, о которой даже врачи ничего не знают. Ему нервничать нельзя и напрягаться, а ты...
Саныч согласился и даже принёс извинения за неуместный вопрос, но я вовсе так не считал. Мне наоборот хотелось понять, что я действительно знаю, а о чем действительно не имею понятия.
- Я... мне... - моя речь вновь завершилась глупым мычанием.
- Я...мне... - повторил Паша, - ...тебе есть надо, пить, спать, лежать и ни о чем не думать и все само собой вернётся. Во всем остальном положись на врачей. Понял?
Он был так уверен, в том, что говорит, что я проникся и даже состояние моё несколько улучшилось. Возможно действительно надо беззаветно доверять врачам, а самому здоровьем не заниматься и тогда все будет хорошо.
- Вот и чудно! - поддержал нас Саныч. - Пошли в столовку, там уже накрыли.
Столовка оказалась местом для еды. Я бы назвал это по-другому, но теперь буду называть правильно - столовкой.
Пахло в столовке не понятно. Очевидно, что пахло едой, но чем?.. Я удивился, что мне знакомы запах каши и яиц, масла, отчасти мяса. Остальные запахи мне были не известны. На вид еда оказалась еще более не понятной. Меня сильно удивило бессчетное количество составляющих жидкого блюда, похожего на щи, в которых плавали маленькие кусочки мяса, а кроме капусты присутствовали белые квадратики похожие на репу, какая-то крупа, зеленый горох и еще много чего, что не представлялось возможным определить на вид. Не могу сказать, что блюдо плохо выглядело, но было совершенно не ясно из чего его приготовили. Создавалось впечатление, что там собраны все продукты, имеющиеся в наличии.
- У тебя аппетита нет? - спросил активно жующий Саныч.
- Есть... - ответил я нерешительно.
- Тогда жуй, чего его разглядывать? Суп он и в Африке суп.
То, что сказал Саныч, было, скорее всего, правильно: если я решил доверять людям, взявшим на себя ответственность за моё состояния, то ковыряться в угощении - верх неприличия. Знать бы ещё, что такое Африка?.. Но даже без этого, мне стало неловко за излишнюю привередливость и я, зачерпнув полную ложку, направил ее прямиком в рот, прикрыв на всякий случай глаза... Небесный отец!... Это оказалось совсем недурно на вкус. Не привычно, если у меня вообще были привычки, но далеко не дурно. После супа мы если картофель, похожий на жидкую перетёртую кашу и котлету, приготовленную из крицы - со слов Паши - которая совершенно не пахла курятиной, но это не делало ее не вкусной. Единственное, что было мне знакомо - компот из сушёных яблок и ягод. Я пил его с упоением.
После обеда, мы не покинули места трапезы, а Паша и Саныч рассказывали про то, что я забыл. Я слушал их с интересом, словно они ведали не о том, что мне когда-то было известно, а о том, с чем я ещё только собирался столкнуться. Я задавал вопросы, а мои новые друзья терпеливо на них отвечали. Они поведали о времени в котором мы находились, о месте, рассказали о некоторых правилах и даже законах, мы затронули тему науки и искусства, и чем больше я узнавал, тем меньше понимал что со мной происходит и действительно ли я обо всем этом не знал или накрепко забыл вследствие случая о котором я тоже ничего не помнил. Всё что они говорили было в общих чертах понятно, но как только затрагивали частности, я прибывал в полном замешательстве. Мне даже не с чем было сравнить свои ощущения - ни одного точного понятия и ни одного точного события. Саныч сказал, что мой случай не единственный в мире и много людей впадают в беспамятство, но все они со временем вспоминают собственную жизнь... В какой-то момент мне стало не ясно - хорошо это или плохо? Что я вспомню, когда придет время?.. О чем узнаю?.. Кем я был?..
Мы так долго сидели в столовке, что врач, занимающийся наведением порядка - пожилая женщина, называющая нас своими сыновьями - несколько раз делала замечание и пыталась выпроводить нашу компанию, но смирилась и махнула рукой.  Потом, даже принесла тёплого чаю и сладостей в цветной бумажке, назвав это конфетами - было вкусно и уютно. Я больше не ощущал себя одиноким и беззащитным.
Когда Саныч решил, что мы засиделись, то предложил вернуться в палату, чтобы отдохнуть от длинного разговора и не перегружать мою голову. Он сказал, что информацию нужно получать постепенно, чтобы не переесть и не отравиться - очень интересное, на мой взгляд, сравнение, хотя мне оно показалось знакомым. Хорошее чувство... Обнадеживающе!
Путь в палату мы проделали по тому же самому коридору, вот только больных в нем совсем не было, и врачей тоже. Я спросил об этом Пашу, а он сказал, что после обеда необходимо спать, для более плодотворного процесса выздоровления и то, что мы этого не делаем, скорее плохо, нежели хорошо, но иногда можно и нарушить правило, для более полного понимания жизни. И тут... О, Мать Земля!.. Я вспомнил!.. Я вспомнил слова, которые сами собой вылетели наружу.
- Иногда, для более полного понимания можно нарушить правила, но все же оставаться верным - это парадокс, но в этом понятие истины!
Паша и Саныч остановились и удивленно посмотрели на меня.
- Это что? - спросил Саныч.
- Не знаю... - ответил я, а на моём лице засияла широкая искренняя улыбка, - ...мне кажется, я что-то вспомнил.
Паша насупился, а Саныч нервно закашлял.
- Ну... если это было главным в твоей жизни, то скорее всего она была у тебя особенной, - сделал вывод Паша.
- Возможно! - согласился я, не обращая внимание на скептическое отношение к моему первому и пока, что единственному воспоминанию. - Но главное, что я что-то вспомнил!
- Или сделал вывод из услышанного, - сказал Саныч и поднял вверх сухой палец. - Но в любом случае - прогресс на лицо! Молодец, Ян!
Моё настроение на порядок улучшилось. Я настолько обрадовался озарению, что совершенно не обращал внимания на друзей, которые что-то продолжали говорить: не совсем вежливое поведение с моей стороны, но я был полностью во власти эмоций. В палате, мы совсем не общались, возможно Саныч и Паша на меня обиделись за невнимание, а возможно просто устали. Они почти сразу улеглись на постели, которые Саныч называли скрипучими кроватями, а я ещё раз подошёл к зеркалу, посмотрел на себя и дождавшись пока знакомое отражение улыбнётся, открыл кран и ещё раз омыл лицо. Приятно! Боль в спине не причиняла сильного дискомфорта и общее состояние было весьма сносным. Последовав примеру соседей, я улёгся и закрыл глаза. Фраза, неожиданно возникшая в моей голове, крутилась не умолкая. Я проговаривал её снова и снова, в надежде, что это натолкнёт меня на нечто более значимое...
- Для понимания можно нарушить правила, но все же оставаться верным... Для более полного понимания, можно нарушить правила... Для понимания можно нарушить... Но все же оставаться верным... Это парадокс, но в этом понятие истины... Для.... можно нарушить... парадокс....истина...
Я не заметил, как погрузился в сон. Сколько я спал - не знаю, но, когда проснулся, не испытывал неприятных ощущении. Мне ничего не снилось... абсолютно ничего. Сил прибавилось, самочувствие улучшилось, есть хотелось, но впечатлений не было: а для чего они, впечатления от сна, тем более от плохого?
Соседи проснулись раньше и каждый занимался чем-то своим. Я лежал в кровати и смотрел на них, не вникая в суть. Моё воспоминание не бередило сознание как некоторое время назад, но из головы не вылетало. Одним словом, я проснулся и просто смотрел на жизнь вокруг, не делая никаких выводов.
- О, Паша, Ян проснулся.
Паша ничего не ответил. Все своё внимание он сосредоточил на раскрывающуюся дверь и на человека, который зашёл в нашу палату. Он не был похож на больного и не был похож на врача, хотя его плечи и спину покрывала белая одежда, но под ней была иная, яркая с цветными знаками и блестящими украшениями.
- Добрый день! - поприветствовал нас гость.
- Добрый... - отозвался Саныч.
Паша просто молчал, а мне показалось что он немного растерялся и даже испугался визиту незнакомца.
- Кто у вас здесь с провалами в памяти? - поинтересовался гость, осматривая нас поочерёдно.
Паша молча указал на меня.
- Отлично! - обрадовался незнакомец и бодро направился в мою сторону.
Табуретом он воспользовался без спроса: просто уселся, пододвинув его ближе к кровати.
- Давайте знакомиться, - предложил гость. - Я капитан полиции, зовут меня Антон Николаевич Виляев. Пришёл опросить вас. Позволите?
- Опросить... - повторил я по своему обыкновению.
- Да, - подтвердил Антон Николаевич. - Надо же вам как-то личность восстанавливать. Вот я и помогу.
Рядом прикрякнул и шумно выдохнул Паша. Мы с Антон Николаевичем взглянули на него, а он улыбнулся и сделал жест руками позволяющий понять, что с ним все в порядке и он не собирается нам мешать.
- Что помните последнее... м-м-м...
- Меня все называют Ян, но я не уверен, что это моё настоящее имя.
Антон Николаевич понимающе кивнул и почесал затылок именно так как это делал Саныч перед обедом.
— Значит имени своего вы тоже не помните?
- Не помню.
- А, то что вы из Хельсинки к нам пожаловали?..
Паша снова крякнул, а потом закашлялся. Все посмотрели на него, а он опять улыбнулся и повторил тот же самый жест.
- Так мои друзья решили, а я не уверен... Я даже не знаю, что такое Хельсинки и где это место находится.
Капитан полиции помрачнел и ещё раз потёр собственный затылок.
- Ну, что-то вы должны помнить? - спросил он с надеждой в голосе.
- Наверное должен, - согласился я
- Что?
- Наверное что-то, но... я не помню ничего, - ответил я и мне стало грустно от признания.
- Странное дело, Ян... Вы не против если я так буду к вам обращаться? - он сделал паузу, потом продолжил, не дождавшись моего разрешения. - Документов у вас нет, говорите вы с хоть и с почти незаметным, но все же с акцентом, ничего о себе не помните... Очень странно!
- Действительно странно, - согласился я.
- И что же мне с вами делать? - спросил Антон Николаевич
Я не имел понятия, что он должен со мной делать и почему его так сильно заботит моё состояние: скорее всего он тоже был врач, но только из другой сферы...может быть психиатр...
- Вы психиатр? - поинтересовался я.
Капитан полиции криво усмехнулся, зачем-то обвёл взглядом палату и только после этого ответил:
- Я полицейский. Вы же не забыли, что такое полиция?
- Извините... - произнёс я безнадёжно.
- Что!? - удивился и даже возмутился Антон Николаевич. - Вы и этого не помните?
- Увы...
Капитан полиции на долго замолчал. Он чесал затылок, смотрел на Пашу и Саныча, щёлкал пальцами, стучал себя по коленям и даже что-то напевал, а потом... Потом он вынул белый как снег лист и перо, невероятной формы и стал что-то записывать. Я ждал.... Мои друзья ждали....
- Давайте так... - предложил капитан, - ...вы расскажет все, что помните, а я вас сфотографирую, запротоколирую нашу встречу и передам материал в следствие, чтобы они помогли восстановить вашу личность. Договорились?
Ну, что я мог сказать... Я мог сказать, что не понимаю ничего из того, что он предложил, кроме помощи по установке моей личности, но этого мне было более чем достаточно.
- Договорились, - ответил я, и соблюдая договорённость, начал перечислять. - Я помню, что... я очнулся в каком-то гроте, там были колесницы, которые светили удивительно ярким светом. Там был человек, который напугал меня, но зла не причинил... Он сказал, что я из дур... дурни...дурилни...
- Из дурки? - помог мне капитан.
- Да! ... Что я из дурки. Потом...потом сильная боль в спине, холод и... больше я ничего не помню, до того момента как попал сюда, а здесь... Здесь я встретил врачей с которыми обошёлся грубо, и мне крайне не удобно за это, но...я был сильно напуган. Мне казалось, что всё происходило где-то под землёй, а потом... потом что-то кольнуло меня в плечо и я утратил силы. Пока я был без сил, в меня тыкали иголки и даже забрали немного крови...
Про панику при встрече с рентгеном я решил не рассказывать, так как все находившиеся в палате, включая капитана полиции, после моей исповеди сидели тихо с открытыми ртами и дружно чесали затылки. Мне захотелось исправить ситуацию, и я добавил.
- Ещё я помню, цвета, буквы, запах еды, и знаю, что снег холодный, а солнце яркое, деревья зелёные, а небо синее...иногда серое, хотя... я не буду утверждать это с точностью.
Теперь рты моих слушателей закрылись и затылки они чесать перестали.
- И всё? - подытожил Антон Николаевич.
- Да. - согласился я, - в основном всё, но если хотите...
- Нет! Увольте… достаточно, - остановил меня капитан. - Не утруждайте себя, толку от ваших воспоминаний не будет, разве что для психиатра, но я в этом вопросе профан.
- А психиатр поможет? - спросил я с надеждой в голосе.
- Думаю, да, - уверенно ответил капитан и в подтверждение добавил. - Он же психиатр.
Я проникся его верой и знаниями.
Антон Николаевич что-то записал, попросил посмотреть меня на черный прямоугольник и назвал этот процесс фотографией, задал еще несколько наводящих вопросов, но ничего толком не узнав, измазал мои пальцы синей жидкостью, а потом каждый приложил к другому листу. Эту процедуру он как-то назвал, но слово было слишком странным и вылетело из моей головы, почти сразу как было произнесено.
Антон Николаевич попросил, чтобы я не переживал и заверил, что все будет хорошо. Я провожал его взглядом и горько жалел, что забыл свою жизнь, в которой столько прекрасных людей, искренне желающих помочь каждому кто попал в беду.
До самого позднего вечера мы с Пашей и Санычем два раза посещали столовку и болтали о жизни, потом общались с больными. Я хотел поговорить с врачами, но друзья сказали, что так делать не принято, ведь они на работе отвлекать от которой не следует. День получился таким насыщенным, что даже телевизор, от которого моё сердце едва не остановилось, через какое-то время начал казаться мне знакомой вещью, хотя я был почти уверен, что такое... Такое я точно встречаю впервые, но Саныч объяснил, что все что мы не помним, равно тому, что мы не знаем, а значит это одно и тоже. Не уверен в правоте Саныча, но и не доверять ему повода не было, он человек мудрый и знающий. Да и вообще... Здесь все были знающим если сравнивать их со мной. Я - единственный, кто знал не больше малолетнего ребёнка, и чтобы не шокировать людей и не попадать под пристальное внимание, приходилось сильно сдерживаться в своих удивлениях и желании закидать вопросами всех и каждого. А вопросов была масса, в том числе и те, которые я не мог сформулировать, и они сами по себе переходили в ранг неясного и непонятного. Пока я справлялся, вот только давалось мне это с трудом.
                6
Ночь прошла в тревоге и полной темноте. Я спал без сновидений и время от времени просыпался, ощущая слабую дрожь в теле, а ещё... Ещё я несколько раз переворачивал подушку, которая намокала от не прекращающейся испарины. Глубоко и ровно я уснул лишь под утро, но и с утра подушка оказалась мокрой, а волосы на голове спутанными и даже липкими.
Не смотря на тревожный сон, я все меньше и меньше ощущал себя лишним в этом мире. Мои познания заметно прогрессировали, и я уже самостоятельно пользовался краном и даже регулировал воду по теплоте. После трудной ночи отражение в зеркале выглядело не выспавшимся, и я поймал себя на мысли, что смотрю на него как на себя, ни испытывая в этом сомнении: а как может быть иначе, ведь передо мной зеркало, а в нем моё собственное отражение. Голову я умудрился помыть здесь же, хотя это было не удобно, а по завершении около меня возник Паша и указал на лужу, которая образовалась вокруг. Скорее всего не стоило быть таким самоуверенным, правильнее было бы спросить. Я думал, что расплескать воду в момент умывания - нормально... Оказалось - нет. Паша указал на тряпицу в углу палаты, которой я и воспользовался для наведения порядка. Полного понимания так и не появилось: надо было просто вытереть за собой или мыть голову в этом месте запрещено? В следующий раз спрошу.
Что началось потом... рассказать в красках не получится, да и надо ли, но натерпелся я страху с лихвой. После завтрака и почти до обеда меня подвергали всевозможным истязаниям, объясняя это необходимостью. Меня водили по комнатам, показывали разным врачам и каждый делал со мной чрезвычайно неприятные, а порой и болезненные вещи, среди которых рентген, оказался не самым ужасным. С ним я, кстати встретился ещё раз, но больные, которые сидели со мной в ожидании приема, пояснили, что это всего лишь огромное приспособление, для осмотра внутренностей. Он совершенно не опасен, если делать такое не часто и уж точно совершенно безболезненный. Гораздо хуже дела обстояли в комнате с надписью "Процедурная". Там в меня бессчётное число раз тыкали иголками, резали пальцы, чтобы взять кровь с гуманной целью, но сам процесс был не совсем гуманный. А вот то, что со мной проделали в кабинете с надписью "гастроэнтеролог" - уму не постижимо, и вряд ли я смогу выдержать это второй раз. Самым бесцеремонным способом, грубоватый врач, руками запихал черную змееподобную штуку через рот прямо в моё нутро, да так, что я чувствовал ее шевеление в районе живота. Я бы закричал, но никак не мог этого сделать. Врач был крайне недоволен моим поведением и даже сказал, что мужчины так себя вести не должны: возможно он и прав, но больше я никогда не соглашусь на подобное. Остальные процедуры я перенес более-менее стойко.
После такого лечения, вернее после того как все закончилось, я испытал облегчение и понял, что потеря памяти, боль в спине и лёгкая слабость - ничто по сравнению с тем, что со мной делали: вероятно это и есть результат, когда ты осознаешь, что твои не дуги не такое уж страшное дело и есть вещи тяжелее, такие как трубка в живот или изрезанные пальцы. Метод жестокий, но он совершенно точно принёс результат.
На обеде я был весел, радуясь окончанию процедур, ел с аппетитом и желал про себя благополучия всем людям в этом благом месте и всем, кто находится за его пределами. Саныч и Паша радовались за меня, посмеивались моим рассказам о процедурах и моим выводам о пользе лечения.
После обеда мы спали, потом снова ели. После трапезы, называвшейся полдником, Паша предложил посмотреть телевизор, чему я не сильно обрадовался. На плоском стекле, которое Саныч назвал экраном, изображение человека нудно и монотонно рассказывало о вещах и событиях не доступных моему разуму, а вот остальным его речь нравилась и все слушали внимательно. Я же вообще не мог понять, как такое может быть, отчего даже не пытался вникнуть в слова изображения. А вот Саныч отреагировал на услышанное с экрана нервно и даже начал с кем-то спорить, после чего Паша предложил уйти, чему я был несказанно рад. В палате Саныч попытался затеять спор уже с Пашей, а когда тот в резкой манере отказался от беседы, Саныч недовольно фыркнул укрылся одеялом и заявил, что на ужин не пойдёт, из-за того, что все мы ничего не понимаем в политике. Не знаю как все, а я точно ничего в этом не понимал и даже не представлял о чем он и почему так расстроился. Паша махнул на него рукой и сказал, что к ужину Саныч успокоится, но тот не успокоился, а может быть просто не хотел есть… Как бы то ни было, ужинали мы с Пашей в одиночестве.
Я на удивление быстро привыкал к окружающей действительности, и уже не считал её враждебной и пугающей, а после вечерней встречи нелепая идея о том, что моё место не здесь, покинула меня окончательно.
После ужина, когда мы с Пашей вышли прогуляться по коридору, я неожиданно услышал голос. Этот голос был связан с чем-то очень хорошим и очень ласковым. Сначала я даже подумал, что вернулось еще одно воспоминание из прошлой жизни, но я ошибся, так как слышал его уже здесь.
- Ты, чего, Ян? - спросил Паша после того, как я, приложив ко рту палец попросил его замолчать.
- Кто это говорит? - я озирался по сторонам.
Голос звучал практически ото всюду, и я никак не мог понять откуда в точности.
Паша по моему примеру начал осматриваться.
- Что ты имеешь ввиду? - спросил он шёпотом, крутя головой в разные стороны.
- Ты слышишь? Женский голос?... Я не понимаю откуда он звучит.
Паша перестал крутить головой и посмотрел на меня с хитренькой улыбочкой.
- Женский говоришь?
- Да, да! Кто это?
- Угомонись парень, пойдём покажу.
Мы направились в противоположную нашему движению сторону и остановились около комнаты, из-за которой доносились несколько голосов и тот который был мне близок, в том числе.
- В этой комнате? - спросил я
- В этом кабинете, - поправил меня Паша. - Нежилые помещения комнатами не называют, а здесь кабинет врачей.
- Нужно зайти! - я схватился за рукоять двери.
- Ну...Ян... Будь тактичным, девушки не любят бесцеремонных хамов.
- Да, конечно, - осёкся я и убрал руку.
- Смотри как надо...Тук-тук-тук, - паша озвучил свой план, который немедленно привёл в действие.
- Да-да! - послышалось из-за двери.
И в это время, я, по какой-то невероятной причине, резко развернулся и попытался уйти, но сильная рука моего друга остановила слабовольный порыв.
- Нет, нет, дружок так поступать не красиво. Назвался груздем - полезай в кузов.
Спрашивать его про груздя и кузов не было никакого желания, у меня вообще пропали все желания кроме одного - покинуть это место. Но Паша толкнул дверь, и на наше обозрение представился зал-кабинет с тремя женщинами в белых одеждах... Я обомлел.... У меня даже подкосились ноги, когда увидел ее. И не смотря на то, что в первую встречу не сумел разглядеть лица, я не сомневался кто из них именно та....которая... та... кто... Слов соответствующих ее лучезарному образу не нашлось. Я, молча стоял и глупо бестактно смотрел.
- Простите, дамы... - пришёл на выручку Паша. - У нас тут гость из финки, вчера поступил, так у него бессонница... И у меня тоже...Может быть можно что-то...
- Вчерашний дебошир иностранец? - узнала меня одна из врачей с кудрявыми красноватыми волосами, и я поменял цвет кожи на пунцовый.
А она... Она неожиданно встала... Она встала и подошла ко мне. Я не шевелился и даже не дышал.
- Здравствуйте, - она смотрела на меня внимательно и одновременно нежно. - Как себя чувствуете?
- Спасибо... Я хорошо себя чувствую, - слова давались мне не просто.
- Ой... - одна из врачей ойкнула и хитро захихикала, - ... а дебошир то, из робких. София Дмитриевна, или он из-за вас такой смирный?
- София Дмитриевна... Я слушал окружающих, но не слышал. В моей голове звучало лишь её благозвучное имя… София... София Дмитриевна.
- София, - она протянула мне руку.
Я прикоснулся к ней и почувствовал тепло и еще что-то, что не передать на словах. Следующее, что я сделал вызвало восхищенную и одобрительную реакцию окружающих, хотя я не был уверен, что поступаю правильно. Прикосновение губами к ее руке произошло, неожиданно даже для меня, как-то само по себе, хоть я не замышлял подобной дерзости, но... Так получилось.
- Какой благородный! - нараспев произнесла вторая дама, чуть полнее чем следовало и возраста почтенного.
София смущённо улыбнулась.
- Как ваша спина?
- Не болит, - соврал я, хотя боль действительно была не сильной, но расстраивать Софию совсем не хотелось.
Неловкая пауза затягивалась... Меня это не тяготило, я боялся лишь покинуть кабинет и расстаться с Софией.
- Ну, так что... Что со снотворным? - вмешался Паша.
- Дадим, конечно, если София Дмитриевна не против, - ответила полная врач, как-то между прочим.
- Хорошо, - одобрил Паша их решение и уточнил. - Так нам зайти... или как?
- Я сегодня дежурю, - произнесла София и вокруг, словно зазвенели праздничные переливистые колокольчики. - Загляните перед сном.
- Непременно заглянем, - согласился и Паша и потянув меня за рукав, направился к выходу.
Я подчинился, хотя уходить не хотелось, но и оставаться было не совсем удобно: может у них личные разговоры, а мы вмешались без предупреждения.
- Загляните, загляните! - снова захихикала врач с кудряшками.
Именно так, пятясь спиной, в атмосфере замешательства мы покинули кабинет. Закрыв аккуратно дверь, Паша выдохнул и посмотрел на меня так, словно чего-то ждал.
- Ну? - спросил он.
Я молчал: во-первых, мне было не ясно, что означает его многозначительное "ну", а во-вторых, совершенно не хотелось ничего говорить. Моё состояние было неописуемо ладное и ни с чем не сравнимое, что в моём случае было скорее нормой, чем неожиданностью.
- Ох, парень... - прошептал Паша, - ... понравилась девушка?
Я кивнул. София действительно мне очень понравилась. Она понравилась мне ещё в первы день, когда я даже не смог увидеть её.
Вернувшись в палату, Паша сходу поведал Санычу о встрече в кабинете врачей, а я присел на свою кровать и глубоко задумался, вернее замечтался. Образ Софии не покидал меня, он застилал пространство вокруг из-за чего я почти ничего не видел, впрочем и не слышал тоже. Паша и Саныч кратко переговаривались и о чем-то посмеивались, а я сидел и ждал, когда же придёт время для следующей встречи.
Всё вышло не так, как я предполагал. Когда пришло время, в нашу палату зашла женщина и вручила мне и Санычу, по белой пилюле в маленьком прозрачном стаканчике.
- Принимайте и спите спокойно, - сказала она и незамедлительно вышла.
Я растерянно посмотрел на Пашу, а он развёл руки в стороны, издал чавкающий звук губами и запустил пилюлю себе в рот.
- Пей, Ян, - посоветовал он. - Спать будешь как младенец.
Небесный Отец! Я не хотел спать. Я хотел идти к ней... Растерянность и даже безнадега овладели мной. Было не понятно, что делать и как решить проблему, возникшую ни с того ни с сего. Благое состояние сменилось, отчаянием. Мне стало не по себе. Показалось, что София не желает со мной встречаться и поэтому прислала сюда другого. Искренне пытаясь скрыть смятение, я положил пилюлю в рот, но затем выплюнул себе в руку, незаметно для моих друзей. Понимать, что я просто усну и потрачу время на пустой сон, вместо встречи с ней было невыносимо, и в моей голове созрел план, который был дерзкий и возможно опасный, но я не сомневался в его верности.
Я лежал в кровати тихо, изображая спящего. Длинные светильники, которые Саныч назвал лампами, уже погасили и оставалось лишь прислушиваться к дыханию соседей, ожидая, когда сон сморит их. Ждать пришлось не долго... В полной темноте, едва разбавленной тусклым светом с улицы, я потихоньку поднялся, очень осторожно оделся и на ципочках выбрался из палаты. Дверь при закрытии предательски скрипнула; я замер, ожидая оклика, но все прошло гладко. Никто не проснулся. В коридоре тоже никого не было... Впрочем, я ошибался.
Поодаль, в средине пути до кабинета Софии, за столом сидела женщина врач, та самая которая назвала меня благородным. Она что-то писала, под тусклым светом лампы на кривой подставке и, по всей вероятности, была увлечена занятием, что дало мне слабый шанс остаться незамеченным. Я передвигался бесшумно, изо всех сил стараясь не привлечь внимания, но моя самоуверенность оказалась неразумной: как можно было не заметить единственного больного, который хоть и не издавал звуков, но очевидно не был невидимым.
- И куда же мы направилась? - услышал я и замер.
Она смотрела на меня испытующе. Я собрался с духом и попытался, что-то объяснить, но... Не подействовало.
- Вы хоть и иностранец, но соблюдать правила обязаны, - пояснила хозяйка коридора, с чем я не мог не согласиться. - Здесь больные лечатся, и мешать им, тем более после отбоя - нельзя. Да и вы, насколько я поняла, не совсем здоровы. Вот выпишитесь и можете вообще не спать, а пока...
Она грозно указала на мою дверь.
Ситуация не предполагала ни споров, ни объяснений. Слова больше не требовались, ее повелительный жест все объяснял с лихвой, и все же я попробовал...
- Простите... Не могу уснуть и мне показалось, что София Дмитриевна...
Дверь в её кабинет открылась, и наш разговор моментально утратил смысл. Теперь мы оба смотрели на Софию, а она медленно к нам приближалась. Мне опять захотелось убежать, но, хавал Небу, я этого не сделал.
- Что-то случилась, Татьяна Андреевна? - спросила у неё София, не сводя с меня тревожного взгляда.
- Вот... полюбуйтесь, София Дмитриевна. Направляется к вам, для ночной врачебной консультации, - она произнесла это строго, но на лицах обоих женщин, почему-то появилась улыбка.
- Поняла, - ответила София, и участливо поинтересовалась. - Что-то беспокоит?
- Да, - не колеблясь ответил я и взялся рукой за спину.
- Болит?
- Не могу уснуть...
София взглянула на Татьяну Андреевну, которая выглядела такой довольной, что меня это сильно смутило. Но смущение моё испарилось, как только я услышал фразу, от которой чуть не воспарил в воздухе.
- Пойдемте, я посмотрю, что вас беспокоит.
В её кабинете, горела одна единственная лампочка на столе. Здесь было тепло и пахло цветами. Да, да... Именно цветами! Я знал этот запах и если бы не волновался, то скорее всего вспомнил бы их название, но... Свет в кабинет зажегся, и я от неожиданности вздрогнул.
Она подошла ближе... О Небесный Отец! Запах цветов исходит именно от неё. Моё сердце заколотилось слишком часто, а внутри начали происходить волнующие процессы.
- Ложитесь на кушетку, я посмотрю вашу спину.
Я, суетливо озираясь, осматривал обстановку, чтобы обнаружить кушетку.
- Туда, - указала она, заметив мою растерянность.
Её руки медленно и нежно скользили по больной спине, от чего я испытывал удивительно ощущение. Тепло от прикосновения умных и заботливых рук, проникало в глубину моего тела и разливалось благом, от которого исчезала даже незначительная боль. Мои глаза сами собой закрылись. Я мог провести так целую вечность, но все закончилось гораздо раньше.
- Нет ничего страшного, - произнесла она тихо, но уверенно. - Снимки ваши я видела... Трещина в ребре - болезненная травма, но не опасная. Ушибы и ссадины, не добавляют здоровья, но быстро пройдут... Вы приняли снотворное?
- Нет, - ответил я, - поднимаясь с кушетки.
- Почему? - она удивилась.
- Я... - хотелось сказать правду, но язык не поворачивался.
- Это хорошее, лёгкое снотворное, оно не принесёт вреда.
У меня не было никаких сомнений - то, что дала она, не может причинить вред.
- Вам необходимо выспаться и отдохнуть...
- Выспаться и отдохнуть... - обречённо повторил я
Сейчас наша встреча закончится, и она попросит меня вернуться в палату! Пришло время для лёгкой паники: дрянное чувство, не придающее верности мыслям и действиям.
- Я не хочу спать.
- Это необходимо. Сон лучшее из лекарств.
- Мне снятся плохие сны, - сказал я и опустил глаза.
Мои действия, не могли вызывать уважение, ибо я лгал. Я просто не хотел уходить и искал повод, хоть немного побыть подле неё, но сказать правду, я не решался и это было чрезвычайно странно. Мне почему-то казалось, что я раньше так не поступал, но сейчас был уверен, что выдуманные аргументы, помогут в достижении желаемого лучше, чем честное признание. Я не мог понять, почему это так, ведь все моё существо противилось, но я продолжал...
- Разрешите, хоть немного побыть здесь. Мне так необходимо, чьё-то присутствие... Понимаете?
- Понимаю, - ответила она участливо. - В этом нет ничего неестественного. Я бы, к примеру, сошла с ума от страха, если бы утратила память.
От неприкрытой лжи, лицо моё начало гореть, и я прикоснулся ладонями к щекам. Почему я так поступал? Неужели трудно сказать, что она мне нравится, и я очень хочу поговорить? Ситуация стала неприемлемой, ещё и потому, что София поверила мне... Поверила!
- Простите... - я счёл верным извиниться и признаться, но она не позволила... А может быть я позволил, продолжить эту беспринципность, которая после последних слов Софии, перестала казаться мне беспринципностью.
- Хотите я сделаю травяной чай? - она улыбнулась, и я очарованно кивнул. - Чай успокаивающий... Поможет расслабиться и уснуть, ведь снотворное вы пить не желаете.
Запах цветов в её кабинете раскрылся во всем великолепии и даже зазвучал волшебными звуками. Думать о непристойном поведении, расхотелось. В конце концов, я не сотворил ничего постыдного: не сказал о собственных чувствах, и только! Можно ли считать это ложью?
По её приглашению, я присел рядом со столом, на котором все также горела лампа, а около неё лежала раскрытая книга, чистые белые листы и предмет похожий на перо. Я потянулся к предмету.
- Можно?
- Да, конечно!
Следующее слово само собой вылетело из моей головы и мгновенно приобрело форму.
- Ручка!? - я держал ее в руке, испытывая поистине противоречивые чувства.
Этот предмет я видел впервые, в чем не было никаких сомнений, но уверенность моя испарилась, как только я произнес его название, а затем нажал на кнопку, заставляя стержень, появиться наружу. Небесный Отец! Я знал не только название этого пера, но и его устройство. Первое, что меня охватило - испуг, и я чуть не отбросил предмет, но интерес возобладал над страхом. Нажимая и отпуская кнопку, я снова и снова заставлял стержень исчезнуть и появиться.
- Вам понравилась ручка? - спросила она, ставя на стол чашки.
- Да... Очень, но дело не в этом... - я продолжал щёлкать кнопкой словно одержимый, - ...мне кажется, я что-то начинаю вспоминать.
Чашки на столе утратили внимание хозяйки, которое она полностью перенесла в мою сторону.
- Неужели? - она замерла, наблюдая за моими действиями.
- Я знаю, что это за предмет и даже знаю как он устроен, - моему восхищению не было предела.
В подтверждение слов, я ловко раскрутил ручку, извлек стержень и положил на стол, немного отодвигаясь, на всякий случай.
София наблюдала внимательно, не разделяя моих чувств.
- А собрать сможете?
Без лишних слов я привёл ручку в рабочее состояние. Восторженный вид, говорил о многом: я был несказанно счастлив от этого процесса, означающего... Означающего...
- Вы... - София подбирала слова и это было очевидно, - ... вы даже забыли, что такое шариковая ручка?
Я мучительно сморщился, пытаясь сформулировать причину радости.
- Понимаете, я даже не знал, что это за штуковина. Я уже видел, что такими штуками пишут, но думал у них другое название - "перо". Откуда в моей голове знания о шариковой ручке я не понимаю. Я почти уверен, что никогда раньше не держал таких предметов в руках.
- Но как же... - София удивилась.
- Вы сами назвали ручку ручкой, сами разобрали и собрали ее... Не думаю, что человек, который никогда не держал ее в руках, так легко справился бы. А вы - легко!
Я пожал плечами. Спорить с тем, что логично - глупо, а её слова были самой логикой.
- Я все-таки налью вам чая, пока вы у меня стол не начали разбирать.
Мне стало не ловко: действительно, я пришёл сюда не для того, чтобы практиковаться в поломке и починке предметов, но все же... Она должна была понять мой порыв.
Чай оказался удивительным, как и все, что окружало Софию. Если бы она спросила о вкусе, до того, как я сделал глоток, то, не кривя душой я похвалил бы напиток: она не может делать что-то плохо, я точно это знал. Возможно, это была еще одна тайна моего прошлого, а может быть просто... Пока я не решался произнести это слово.
Мы пили чай, ели вкусное печенье и почти не разговаривали. Моё неожиданное воспоминание внесло коррективы в нашу встречу. Я не знал хорошо это или плохо, но изменить ничего уже не мог.
- Скажите, Ян... Я могу задать вам вопрос? - она смущалась.
- Любой! Я с великой радость отвечу на любой вопрос и даже почту это за честь.
- Боже! Вы говорите, словно принадлежите к дворянскому роду.
Я качнул головой, но постарался сделать это так, чтобы невозможно было понять соглашаюсь я или нет.
- Никак не могу понять ваших слов, о том, что вы никогда раньше не видели шариковой ручки. Не понимаю как такое возможно? Каждый в нашем мире держал ее в руках тысячи раз. Но главное... Вы не обрадовались тому, что вспомнили, вы скорее удивились, что в вашей голове возникла информация неведомая вам ранее.
Я сглотнул вязкую слюну и начал размышлять над ответом.
- Если бы вы заговорили на японском, было бы удивительно, но это…. Это просто ручка. Вы понимаете?
- Понимаю, - произнёс я на длинном глубоком выдохе. - понимаю, но не могу ничего объяснить.
- Если вам это неприятно...
- Отнюдь! Скорее мне это необходимо, и я благодарен за возможность поговорить.
Она виновато улыбнулась, а я продолжил.
- Вчера, когда я попал в этот мир... Не перебивайте, прошу, или я собьюсь. Так вот... Вчера, я однозначно считал, что оказался в неведомом мире и даже сомневался, что окружающие - люди. Именно из-за этого я был так напуган и вел себя непростительно дерзко. Все с чем я сталкивался казалось мне невиданным, невероятным... Мне и теперь так кажется, но врач объяснил, что я всего лишь утратил память. А теперь скажите... Почему при виде рентгена, я испытал ужас и посчитал его живым монстром, а при виде стола, я вижу просто стол? Я знаю, что это стол, а это стул, а там постель, хотя мне сказали, что это кровать...
- Диван, - поправила меня София.
- Диван повторил я... Но дело не в названии, возможно я из другой страны и у нас не так называют вещи... но, что такое диван я знаю, а что есть кран для умывания - не знал, и ламп таких никогда не встречал. Зато знаю, что на ваших полках стоят книги, а на столе чашки. Почему некоторые вещи не вызывают у меня удивления, а некоторые я вижу, как будто впервые? Я ведь даже лицо своё не узнал, счел чужим. Неужели можно так избирательно утратить память? Почему я не знал, что все люди в белых халатах врачи? Как я мог не знать о больницах?
София смотрела на меня не моргая. На секунду мне показалось, что она мне не верит. Чашка в ее руке так и висела в воздухе между столом и ее лицом.
- Не все люди в белых халатах врачи, есть еще медицинские сестры, санитарки, да и вообще... – она сказала это не для того, чтобы исправить или поучить, просто не была готова дать более мудрый совет.
- Вот... - я расстроено вздохнул, - ... впервые об этом слышу. Зато я знаю, что есть лекари, правда они не совсем похожи на врачей, но про них я знаю. Я не помню конкретно ни одного и не знаю где с ними встречался, но в моей памяти есть про них хоть что-то, а про врачей ничего...
- Невероятно! - она была действительно удивлена.
- Невероятно, - согласился я, - и очень тревожно... Может быть я сумасшедший, София? Может быть, меня стоит изолировать от общества?
Наконец она поднесла чашку к губам и маленькими глотками отпила немного. Её красивое лицо выражало озабоченность, легкое волнение и безусловное желание помочь. Прядь её волос упала на лоб, и она подула, чтобы вернуть локон на место, но вспомнив про меня, смутилась и рукой уложила волосы.
- А что вы помните из детства?... Есть ли воспоминания, касающиеся непосредственно вас?
Я промолчал…
- Вообще ни одного?
- Увы…
- Невероятно! – София поставила чай на стол.
Она была растеряна. Упрямый локон снова упал на лоб.
Было очевидно, что у нее нет ответа на мои вопросы, во всяком случае – пока не было.
- Вы простите, что я вам это рассказал, но… Больше не кому, ведь я… Получается, что кроме моих соседей по плате и вас я никого здесь не знаю.
- Все хорошо… Все хорошо, - ответила он бодро и наконец поправила волосы. – Я встречалась с амнезией, и мы разбирали трудные случай, но ваш… То, что вы говорите – действительно уникально. Понимаете, Ян, наш мозг, не смотря на феноменальный прогресс науки, всё ещё темное пятно. Вряд ли кто-то сможет точно ответить, что с вами: возможно так специфически и избирательно работает память, возможно присутствует, какое-то психическое расстройство, в связи с травмой или шоком. Но могу сказать точно – в безусловном большинстве случаев память восстанавливается полностью. Вам необходим хороший специалист. И знаете… У меня есть такой.
- Хотите сказать, что я поправлюсь?
- Даже не сомневайтесь! – её улыбка была лучшим подтверждением слов.
Я не сомневался, что все будет хорошо, но все же… Было страшновато от возможности вспомнить или понять то, что не доставит радости.
Мы допили чай. Я сделал это с большим удовольствием. София немного рассказала о себе, о том, что она врач – травматолог. Сказала, что всю жизнь мечтала помогать людям: по-моему, более чем достойное и благородное желание. Она живет одна без спутника; родители, хвала Небу, здоровы и находятся в этом же городе, с благозвучным названием Москва. Я узнал, что брат Софии программист – это тот, кто пишет программы, а сестра специалист, в области, которая для меня тоже являлась загадкой. Но название звучит благородно - юрист.
Я бы сидел подле неё до самого рассвета, но правила не позволяли поступать таким образом, поэтому я отправился в палату, сожалея об этих правилах, которые придумал не я, а значит и менять их, точно не мне.
В плату я зашёл тихо, не желая тревожить сон соседей и так же тихо улёгся на кровать. Уснуть долго не удавалось, да я и не стремился: перед глазами стоял чарующий образ Софии, а в голове звучал её удивительный голос. Пока я лежал погрузившись в благие мысли, неожиданно вспомнилось ещё одно слово, а может быть я и не забывал его – трудно разобрать – но теперь я не сомневался, что любовь – именно то, что я испытывал по отношению к это девушке и мне было очень хорошо.
                7
           К нему она всегда приезжала с хорошими чувствами. Хозяин небольшого, по местным меркам, и завидного по меркам большинства, дома в коттеджном посёлке на Калужском шоссе, был давно и хорошо знаком ей. С Валентином Давидовичем Бреемом, ныне успешным практикующим психологом и главврачом известной столичной клиники, они посещали один институт, только Валентин был старше на четыре курса, что не помешало молодым людям стать добрыми друзьями и породить массу слухов и сплетен: разве может существовать дружба между мужчиной и женщиной? Может!.. София и Валентин доказали это временем, оставив окружающих в недоумении, которое было более чем обосновано. Это могла быть славная пара: она - красавица и умница, а он... Не обладая впечатляющий внешность, с лихвой компенсировал божественный промах, умением держаться на людях, волевой решительностью, принципиальной целеустремлённостью и безусловным врачебным даром психиатра. В годы студенчества они проводили вместе так много времени, что даже случайный свидетель их отношений не имел сомнений - дело закончится свадьбой. Но время шло, и обстоятельства менялись. По мере погружения в практику друзья встречались реже и реже. Шумные вечеринки и беспечные походы по кафе и выставкам остались в прошлом, а работа, ставшая для обоих любимым хобби, не оставила времени на личную и уж тем более праздную жизнь. Короткие встречи, а затем и звонки на тему "как дела" и "что нового" из обыденности превратились в исключения, а общение в настоящем и вовсе напоминало профессиональные консультации на безвозмездной основе. Скептики сочли, что всему виной перегоревшие нереализованные чувства, на чем и успокоились, а София и Валентин знали точно: настоящая дружба не ржавеет и количество встреч никак не влияет на качество.
      Сообщение другу о намерении встретится, София бесцеремонно отправила ночью, почти сразу после разговора с Яном, а ранним утром, не дождавшись окончания смены, она предупредила заведующего отделением,  поставила в известность Татьяну Андреевну и, не обращая внимания на недовольство обоих, быстро собралась и покинула рабочее место: редкий случай в ее практике, но интуиция подталкивала к нарушению распорядка. Ситуация с Яном сильно впечатлила молодого врача и даже более... Она не сомневалась, что его амнезия - редкий и нетипичный случай. Психическое здоровье молодого человека, вызывало серьёзные опасения и доверить его лечение кому-то вроде местного штатного психолога - при всем уважении - непростительная беспечность.
      Направляясь по адресу, София время от времени поглядывала на дисплей смартфона, тревожась получить сообщение от Бреема об отмене встречи по причине какого-либо форс-мажора, но уже скоро поняла - форс-мажоров не будет: Бреем птичка ранняя и если бы хотел, давно бы позвонил и отменил визит.
     Последние несколько часов она беспрерывно размышляла о ночном пациенте. Недуг Яна, по мере погружения все сильнее и сильнее казался более чем уникальным и даже, некоторым образом, мистическим. Конечно же она гнала прочь шарлатанские мысли, но те, словно издеваясь, возникали в голове снова и снова. Желание поведать Валентину об интригующем случае, усиливалось с каждым проделанным километром, поэтому парковка у дома Бреема приняла автомобиль Софии с пониманием, и без претензий к неаккуратности: слава богу, что окружающие машины не задеты, остальное поправимо.
       Валентин встретил её лично: а как могло быть иначе? Он был суров внешне, но она знала - это камуфляж и театральная маска.
      - Даже представить боюсь, что могло случиться, — заговорил он, то ли улыбаясь, то ли хмурясь. - Ты присылаешь сообщение ночью... Что прикажешь думать? Я искренне надеюсь, что это не психоз, вызванный бессонницей от профессионального переутомления.
     София по-дружески обняла Валентина и чмокнула в щёку.
     - Сколько у меня времени? - спросила она, не обращая внимания на его иронию.
    Тот посмотрел на часы.
     - Однако... Восемь тридцать! Ну.... думаю... час, я в твоём распоряжении. Но! - он испытующе посмотрел ей в глаза. - Только при одном условии.
   - Принимается, — кинула на ходу София, направляясь прямиком к входной двери.
       Валентин усмехнулся и пошёл за молодой женщиной, от которой легко терпел и более эксцентричные выходки.
    - Ты один? - поинтересовалась София, на всякий случай, хотя прекрасно знала, что Валентин не обзавёлся ни семьёй, ни постоянными отношениями.
Его единственной любовью была работа и пациенты: кто захочет жить с таким занудой?
     - У меня в ванной любовник, а в спальне любовница, — пошутил он.
     - И оба нуждаются в твоей профессиональной помощи? — съязвила гостья.
     - Нет... - Валентин оказался прямо у неё за спиной, — ... исключительно в физиологической, а вот в профессиональной нуждаешься ты.
     София захлопала глазками, чувствуя неловкость за злую шутку.
  Бреем, не изменяя себе, смотрел прямо ей в глаза ожидая должной реакции. Была бы на её месте другая, непременно смутилась и скорее всего извинилась за бестактность, но её звали София, а не как-то иначе, и знала она Валентина лучше, чем кто-либо из ныне живущих.
    - Не дождёшься! — заявила она категорично. - Я не покраснею и извиняться не стану, можешь не упражняться. Тебе давно пора найти достойную женщину и обзавестись семьёй.
    - Неужели? - худощавое лицо Валентина украсила кривая ухмылка.
     - Да, именно так! - она сложила руки рупором. - Да-вно-по-ра!
    Нарываться на продолжение разговора она не стала опустила руки и прямиком направилась в кухню, где на широком столе, чаруя ароматами, дожидался приговора роскошный завтрак: Валентин всегда был внимателен и галантен.
     - Присаживайся, интриганка и поешь, а то носишься со своими демонами... А про здоровье... Пушкин будет думать?
    - К чему мне Пушкин, если есть Бреем, — ответила она ласково и кокетливо опустила глазки.
     Валентин довольно погрозил пальцем и занял привычное место за столом.
     -  Прости, если не угадал с меню, но я не специалист по завтракам с женщинами.
     - За то, ты крупный специалист в делах душевных.
     - Ого... - Валентин взял кофейник, предложил кофе Софии, затем налил себе, - ... ни с кем меня не путаешь? Может забыла, что меня нарекли Валентином, а не Мефистофелем?
      - Не скромничай, - отмахнулась София. - Я не встречала специалиста серьёзнее тебя, и если ты напрашивался на комплемент, то я его сделала.
     Валентин удовлетворенно качнул головой.
- У тебя получилось.
Минуты три они упражнялись в острословии и остроумии, одновременно утоляя утреннюю потребность в пище. И если София, после ночного дежурства, ела жадно и с аппетитом, Валентин кушал, не торопясь и со вкусом.
   - Очень хорошо! - произнесла она, удовлетворенно и откинулась на спинку стула, тем самым, наконец оценив, старания хозяина дома. - Надо было все таки выйти за тебя замуж и нарожать детей...
   - Чтобы спихнуть их на меня? -  перебил её Бреем. - Нет уж, дорогая, плодитесь и размножайтесь с кем-нибудь другим.
Она надула губы.
 - А что?.. - Бреем вспомнил о такте и попытался понизить градус. - Быт умерщвляет романтику. Отношения теряют остроту и новизну, в итоге луна превращается в жёлтое пятно, звезды в блёклые холодные точки на небе, цветы в прозаическую неизбежность, а завтрак в необходимый перекус. Не так ли? А я, милая моя София, желаю лицезреть тебя, не уставшей тёткой в домашнем халате, а самой привлекательной, сумасбродной и талантливой врачихой в мире.
- Фу-у-у-у, - рассмеялась София, - что ещё за врачиха?
- Прости, - Валентин показательно удивился. - Ты не поддерживаешь внедрение феминизмов? Хочешь называться старомодно - врачом?
- Дурак, - она кинула в него кусочком хлеба.
  Со стороны они напоминали все тех же беспечных студентов, болтающих между парами в институтской столовке о всякой ерунде: время не властно над теми, кто забывает о его существовании.
 И все же... До воспоминаний дело не дошло. Валентин посмотрел на часы и напряжённо кашлянул.
- Задерживаю? - всполошилась София.
- Так... самую малость.
- Значит перехожу к делу! - София допила кофе и отодвинула подальше от себя чашку. - Позавчера в нашу клинику доставили пациента.
- Не может быть...
- Не кривляйся! - она осадила коллегу, между прочим, совершенно не смутившись его ребяческой реплике. - Он поступил к нам по скорой, без документов и с полным отсутствием памяти. Его вероятно зовут Ян, но он точно не знает, так ли это. Он молод, лет тридцати. И... это всё, что известно.
В глазах Бреема свернула искра.
- Продолжай!
- Амнезия.
- Ретроградная?
- Диссоциативная, на мой взгляд!
- Поясни? - Валентин быстро и незаметно превратился в Валентина Давидовича Бреема, главного врача и практикующего психолога.
- Поясняю, - София сложила руки на столе словно ученица младшей школы и выпрямила спину. - Он помнит то, чего быть не может и удивляется совершенно банальным вещам.
Бреем затряс головой
- Так он в разуме или...
- У него здравый рассудок, если не считать агрессии при поступлении, но дело не в этом... - София обвела взглядом пространство вокруг себя, отыскивая подсказку в подборе нужных слов. - Он знает, кто такое лекарь и не знает, кто такой врач. Он называет ручку пером, а воспоминания о том, что он когда-то прикасался к шариковой ручке, шокируют его. Понимаешь?! Он словно никогда не видел этого предмета, зато разбирает и собирает её, как новобранец автомат Калашникова. Он не знает какие существуют города и понятия не имеет какой сейчас год, какой строй. Я не догадалась спросить... но не удивлюсь, если он не знает на какой планете находится. У него странный еле уловимый акцент... Странная манера общения.
Бреем нахмурился.
- София, я не совсем понимаю...
- Я тоже сначала не поняла, но потом... В нем словно пробудилась иная личность, причём личность с нереальным знанием. А главное он сам не понимает, что реально, а что ему кажется.
-Диссоциативное расстройство?
- Послушай, - она убрала руки со стола. - Я не большой спец в вашей области, но уверяю, с ним явно что-то нетипичное. Поэтому я и здесь! Ну разве я не молодец?
Валентин с минуту сидел молча размышляя. София прекрасно знала, что он не в состоянии пройти мимо незаурядного случая, именно поэтому сидела здесь и сейчас, ожидая согласия на знакомство с Яном: иного развития событий она даже не предполагала.
- Хочешь, чтобы я посмотрел его?
- Посмотрел, поговорил и сделал вывод.
Бреем нахмурился.
- София, я... как бы тебе объяснить?.. У меня сейчас не так много свободного времени, которое мне есть чем занять - поверь. А твой парень... Я не вижу ничего странного. Таких случаев воз и маленькая тележка, у каждого, естественно, свои нюансы, но в общем... Уверен - любой психиатр справится и поможет твоему пациенту.
- Ты отказываешь? - она не верила своим ушам. - Я мчусь к тебе ни свет ни заря, через весь город, а ты мне отказываешь?
- Увы... - он опустил голову вниз и притопывая ногой, заурчал под нос какую-то дурацкую мелодию.
Сказать, что она пришла в ярость - не сказать ничего! Вернее сначала, она была изумлена, ярость нахлынула несколькими секундами позже, когда пришло осознание серьёзности отказа. Она могла ожидать всего, но категоричный отказ - дикая бестактность и неуважение к ее профессиональной интуиции. Захотелось запустить в него чашкой или лучше тарелкой: да, что происходит с этим самовлюблённым индюком. Озвучивать вслух крамольные мысли и тем более наносить травмы другу, она конечно же не стала, но...
- Ты считаешь, я зря потратила твоё и своё время? Вот так просто, за одну минуту, ты так решил? Что происходит, Валя? Неужели ты не можешь хотя бы один раз принять его и удостовериться, в моей адекватности. Я не дилетантка! Это сложно? Что же за такие важные у тебя дела?..
София закипала как чайник на плите - методично быстро и неумолимо. Она закидывала коллегу вопросами ответ на которые мог быть только один и...
Бреем поднял руки, затем взгляд, который оказался на удивление лукавым.
- Боже всемогущий! - взмолился он толи в шутку, толи в серьёз. - Я действительно решил тебе отказать? Боже праведный! София, прости! Ну как я мог предположить, что ты так просто отстанешь, не получив того, на что рассчитывала.
- Да как ты можешь! - теперь она злилась по-настоящему. - Да я... Я вообще жалею, что позвонила тебе, и вообще... Я...
Бреем заметно повеселел. Сколько раз он видел подобное. София всегда добивалась своего, если дело шло о пациенте или о ком-либо, нуждающемся, по ее мнению, в помощи. Ещё будучи совсем юной и хрупкой, она в мгновение могла превратиться в матерую тигрицу, столкнувшись с несправедливостью или чего хуже с невниманием к слабому и пострадавшему.
- Мать Тереза! - он не смеялся лишь потому, что не хотел подливать масло в огонь. Ну, конечно же я встречусь с твоим Яном и сделаю, что смогу! – Бреем эмоционально затряс головой и руками. - О, как ему повезло с доктором! Он сам не осознаёт в какие заботливые руки попал.
Она всё ещё кипела, но уже как чайник, под которым только что погасили конфорку.
- Вот, ты успокойся и выпей ещё кофе, - он наполнил ее чашку. - А когда успокоишься, мы с тобой кое-что обсудим и договоримся о времени и месте. Лады?
Она не взяла, а схватила чашку, чтобы продемонстрировать наглецу степень личного негодования. Напиток слегка остудил гневный порыв.
- Ты чего так завелась? - поинтересовался Валентин, когда она поставила на стол пустую чашку. - Неужели твой пациент так хорош собой?
Она сдерживала себя несколько секунд, после чего снизошла до улыбки.
- Ну, что ты несёшь? Я же говорю - случай не ординарный, и когда ты с ним встретишься, то непременно поблагодаришь меня. А я... Я подумаю, о величине и степени благодарности.
- Вот и славно! - подытожил Бреем. - А теперь... Если ты, конечно, не против, мне пора ехать. Дала, понимаешь, ли. Хотя... по сравнению с твоими, мои хлопоты делами назвать нельзя.
- Хватит! – она была готова расплакаться. - Прости... Я, безусловно погорячилась. Прости... Но ты же не первый день меня знаешь.
- Господи, ну конечно я тебя прощаю и совершенно не сержусь. Это ты прости, что я проявил бестактность и сомнение.
- Мир? - София протянула ему руку с оттопыренным мизинцем.
Церемония примирения с перекрещенными мизинцами и детским стишком завершилась троекратным поцелуем
Во дворе дома, Валентин задал несколько вопросов Софии по поводу Яна, после чего проводил гостью восвояси. Он долго смотрел в след уезжающему автомобили и чем дальше София удалялась, тем мрачней становилось его лицо.
                8
     Я открыл глаза. Мои соседи что-то активно обсуждали, стараясь делать это тихо, но у них плохо получалось.
   Солнце щедро заливало нашу палату золотистым тёплым светом, отчего пробуждение оказалось приятным и даже торжественным.
   Я расстался с мыслями о Софии лишь на время немого и слепого сна, который, хвала небу, закончился, и я мог вновь думать о ней, что дарило радость, о которой красноречиво заявляло выражение моего лица.
  - Ян!.. «Проснулся?» —спросил Паша, словно видел тех, кто умеет спать с открытыми глазами.
   - Доброе утро! - произнёс я радушно.
   - Добренькое... - протянул Саныч, рассматривая себя в зеркало.
  - А ты чего такой радостный? - поинтересовался Паша хитро щурясь. - Сон хороший или что-то вспомнил?
   Я ничего не ответил... Бодро поднялся с кровати, накинул на себя одежду и направился в сторону окна. Никаких оснований моему порыву не было: просто захотелось насладится чарующим солнечным светом. Паша и Саныч, продолжили беседу, о чем-то своём, а я оказался перед окном, за которым находился неведомый мне мир: лес и огромные дома вдалеке, в которых, со слов Паши, жили люди. Когда я впервые смотрел через пыльное стекло на улицу, то ощущал себя одиноким странником на краю пугающей холодной бездны. Хорошо, что Паша был рядом, иначе я бы позволил волнительному страху еще раз продемонстрировать окружающим свою слабость. Тогда я сдержался, после чего старательно избегал встречи с пугающей неизвестностью, но теперь... Теперь я не боялся и даже наоборот!  Нетерпеливое желание вырваться наружу овладело мной и я, подставив лицо солнцу, прикрыл глаза, представив себя там... за лесом, около домов вместе с ней... Вместе с Софией, в её огромном мире...в её и в моём, ведь временное отсутствие памяти не делало меня лишним человеком.
   - Иди, любитель кранов и водопроводов, - услышал я голос Саныча, который вернул меня в настоящее. - Место для утренних процедур свободно!
   Я подмигнул своему отражению, когда омывал лицо. Отражение почти мгновенно ответило мне. Медальон на шее медленно покачивался, и я несколько секунд рассматривал затейливую вещицу: как долго она мне принадлежит? Я совершенно не сомневался, что это был подарок, а не личное приобретение: возможно уверенность - одно из проявлений возвращающейся памяти? Я снова улыбнулся, зажал медальон в руке, а второй рукой выключил воду.
   Ел я с аппетитом, а Саныч, заметив позитивный настрой сказал, что я однозначно иду на поправку и меня скоро выпишут. Я понял его правильно: мне разрешат покинуть это место, и я выйду наружу. Неожиданная перспектива, казавшаяся мне некоторое время назад желанной, немного озадачила, но Саныч похлопал меня по плечу и заверил, что все будет хорошо, а память вернётся быстрее чем кажется. Я внял его словам и на душе вновь стало легко и благостно.
После завтрака мы вернулись в палату, и некоторое время отдыхали: хорошо, что никто не звал на процедуры и лечение, не считая горьких пилюль и короткого врачебного осмотра. А ещё через некоторое время, по предложению Паши, мы решили прогуляться по коридору и поболтать, с чем я радостно согласился. Но поболтать с друзьями не получилось. У поста дежурной медсестры нас встретил главный врач с крайне озадаченным видом.
- Что-то случилось, док? - всполошился Паша.
- Надеюсь, что нет, - туманно ответил врач и посмотрел на меня. - Пойдёмте, молодой человек, с вами хотят пообщаться из органов.
- Из органов? - удивился я
- Из полиции, - хмуро подсказал Саныч
- Именно из полиции.  Капитан Виляев ждёт вас в моём кабинете, - доктор понял, что его слова вызвали тревогу и постарался исправил ситуацию. - Не беспокойтесь, вы наконец то нашлись!
- Как это? - настала очередь Саныча удивляться.
Мне же стало всё понятно, но не могу сказать, что тревога от этого улетучилась.
- Да, конечно... - согласился я и повторил движение, которое уже имел честь наблюдать, но раньше никогда не делал - почесал рукой затылок, просто так, без всякого смысла.
Капитан Виляев сидел в кабинете главного врача за большим столом и внимательно рассматривал штуковину, с помощью которой делал мои фотографии: возможно он именно их изучал, но мне не было видно. Заметив нас, он встал и вышел на встречу, а подойдя ко мне протянул руку, и с довольным выражением лица произнёс:
- Доброе утро, Иван Дмитриевич!
Я замер, оставив без внимания руку капитана. То, что я ощущал словами передать было сложно. Капитан обращался ко мне, называя по имени отчеству. Мой взгляд не мог найти преткновения, и я скользил им по всему кабинету, периодически останавливая то на главном враче, то на капитане, потом вообще смотрел куда-то в сторону ничего не замечая вокруг.
- Давайте присядем, - предложил Виляев, понимая мою растерянность. - Где нам лучше присесть, доктор?
Врач, внимательно следивший за происходящим, мгновенно предложил пройти в глубь его большого кабинета и разместиться  на мягком диванчике: "Так вам будет удобнее", - порекомендовал он и капитан с ним согласился, а я... Мне было все равно. Я почему-то испытывал смешанные чувства, и отличить одно от другого было крайне сложно.
- Я установил вашу личность, и хочу поздравить нас всех с этим событием, - торжественно возвестил Виляев.
Он не торопился, говорил медленно, давая мне возможность осознать услышанное: опытный человек, вероятно не первый раз встречался с подобной ситуацией.
- Вас зовут, Иван Дмитриевич Север. Вам 31 год и проживаете вы в Москве, в собственной квартире на....
Я качнул головой соглашаясь...
- Что-то вспомнили? - спросил доктор, наблюдавший за нашей беседой уже из-за своего стола с удобного кресла.
Я вновь качнул головой, давая понять, что мне эта информация никак не помогла.
- Может быть воды? - предложил Виляев.
- Благодарю... Со мной все в полном порядке, - заверил я, и придал своему лицу более спокойное выражение, хотя далось это не просто.
- Хорошо... - капитан хлопнул себя ладонями по коленям, мельком взглянул на доктора, затем снова обратился ко мне, - ... вернее плохо, что вы ничего не вспоминаете...
Доктор несколько раз не громко кашлянул. Виляев вновь посмотрел на него и продолжил:
- Я имею ввиду, что было бы здорово, что вы... раз-два, и все вспомнили, но... коль нет, так нет... - теперь уже он несколько раз кашлянул, потёр рукой глаз и заулыбался, так словно ему за что-то стало неловко.
- Я благодарю вас, - мой голос был исполнен действительной благодарности.
Небесный отец! Ожидания чего-то зловещего не подтвердились, о чем в избытке говорило поведение полицейского. В глубине души я искренне переживал, что беспамятство скрыло от меня нечто неприятное, чего не стоило бы выносить на всеобщее обсуждение, а сейчас... Наблюдая за капитаном, который не собирался меня ни в чем обвинять, и шокировать ужасными фактами из моего тайного прошлого, я успокоился.
- Значит, зовут меня Иваном?
- По паспорту, - капитан ухмыльнулся, и шутливо погрозил пальцем, - но с самого детства вас называют Яном, так что ваша память, все же подкидывает верную информацию.
Я согласился, не совсем понимая, как в этом случае помогла моя отсутствующая память, ведь Яном назвал меня Паша без чьих-либо подсказок. Он просто перефразировал мою невнятность: моего участия здесь не было, хотя зачем я об этом думал... Главное - теперь я знал, как меня зовут, где я живу, сколько мне лет... Небесный отец! Я действительно нашёлся, хотя считал, что потерялся в этом мире навечно, без шансов к возвращению.
Капитан рассказывал обо мне не долго, лишь самое, на его взгляд необходимое, а я почти ничего не понимал, но переспрашивать не решался.
Я был бизнесменом и программистом. Управлял собственной фирмой по производству компьютерного обеспечения. Женат я не был и детей у меня не было, впрочем, как и родителей, которые отдали меня в детский дом в младенчестве, не оставив о себе никаких сведений, где я и вырос. Несколько дней назад я был в баре на Пятницкой улице и сильно напился, о чем есть свидетельские показания. После того, как я покинул бар, следы мои теряются, а дальше... Дальше я оказался в больнице и имею то, что имею. Отпечатки моих пальцев проверены и нет сомнения в том, что я это я.
Слушая капитана, я старался запомнить слово в слово его рассказ, чтобы потом выяснить у Паши и Саныча, что все это значит. Частично, конечно же я понимал, что произошло, но бизнесмен... компьютерная фирма и программное обеспечение, детский дом - не находили в моей голове никакого отклика.
Дальнейшие события в кабинете главного врача не представляли для меня никакого интереса. Я понял, что капитан не знает подробностей моей жизни, предоставив мне самому разбираться в личных проблемах, а бумаги, которые он просил подписать оказались формальными документами, подтверждающим факт того, что Виляев ознакомил меня с информацией и ещё что-то... Я не внимательно отнёсся к этому процессу, так как мысленно был уже в палате и мучил своих новых друзей расспросами. Виляеву же я был действительно благодарен и рукопожатие все же состоялось, и его инициатором теперь был я.
  Все что происходило за дверью после моего ухода я не знал, а если бы знал...
                ***
   - Вы проверяли его у психиатра, доктор? - спросил Виляев у главного врача, когда проблемный пациент вышел из кабинета.
   - Пока нет, уважаемый Антон Николаевич, - врач сосредоточился, и сняв очки, аккуратно положил их на стол, демонстрируя капитану готовность слушать.
  Виляев несколько секунд смотрел на дверь, затем хлопнул себя по коленям и превратился из радушного доброжелателя в сурового блюстителя закона.
 - С этим парнем, что-то не так?
 - М-м-м... - промямлил доктор, - …что именно?
- Есть в его жизни история мне не известная, но однозначно не совсем законная, - Виляев говорил тихо, а тон его кардинально изменился. - Этот парень, не имея никакого образования, никаких достижений в учёбе и ни копейки за душой, два года назад открыл компанию, которая сегодня слишком успешная для дилетанта.
 - Х-м-м-м... - доктор удивлённо взглянул на Вилява, - ... и что же здесь удивительного? Молодые люди сегодня практичные и целеустремлённые, а бизнес для них естественное желание и если хотите, требование времени.
- Это так... - согласился капитан, - ... но я чувствую, что у него большие проблемы, хотя по официальным данным как раз таки наоборот... Он чист как младенец и даже налоги платит в достатке. Я все проверил. Его проекты амбициозны и талантливы, а сам он... - Виляев улыбнулся, не хорошо улыбнулся, - ...сам он даже программированием никогда не занимался и работу менял чуть ли не раз в месяц из-за того, что был… Как бы это по мягче – нерешительной серой мышью. Я проверял! Его педагоги и знакомые по открывали от изумления рты, узнав о его успехе. Как он умудрился организовать компанию? Откуда стартовый капитал? Откуда прибыли теперь? И что, черт побери с ним произошло? ... Он вообще не пил и никогда не употреблял наркотики. Почему он допился, в прямом смысле, до потери памяти? Не кажется ли вам, что кто-то хотел отправить его на тот свет?
- Ну.... – единственное, что мог ответить доктор, - считаете, его отравили, но анализы не выявили никаких следов...
- А вы не могли бы его проверить! – Виляев оставил без ответа предположение доктора. – Введите его в гипноз и как следует порасспросите про тот день, да и вообще... о компании...
Главный врач изменился в лице. Медленно, также как и снял, надел очки и посмотрел на капитана так, что дальнейшие вопросы для того утратили смысл.
- Я понимаю, доктор, но все же... Если у вас появится хоть какая-нибудь информация, то прошу... Прошу!
И капитан положи на его стол визитку с личным номером.
- Не сомневайтесь, молодой человек, но хочу заметить, что вы находитесь в больнице и мы здесь не проводим дознаний и психологических опытов. Надеюсь, вы правильно меня понимаете?
- Конечно доктор. - Виляев вновь превратился в радушного и доброжелательного капитана, защищающего спокойную жизнь своих сограждан.
                ***
    Я подошёл к палате и некоторое время не решался зайти. Не знаю, как отреагировал бы кто-то другой на информацию капитана Виляева, а я находился в полном смятении. Безусловная радость от того, что я нашёлся, выражаясь словами доктора, в полной мере компенсировалась массой пугающих вопросов, одолевавших мою пустую голову. Когда я вышел из кабинета главврача, хотелось бежать… Бежать к моим новым друзьям и незамедлительно выяснить у них что к чему, но… Сейчас я стоял перед закрытой дверью и не решался зайти: я знал кто я такой и знал, что вырос в этом месте, но отчего-то моё существо противилось этой правде, терзая оглохшую душу немыми домыслами.
- Не пускают? – кто-то хихикнул за моей спиной.
Две девушки, остановились в шаге, и рассматривая меня без всякого стеснения, обращались ко мне толи с желанием пошутить, толи их действительно забавлял мой потерянный вид.
- Меня зовут Ян… то есть Иван… То есть… - я начал говорить просто так, даже не понимая зачем решил представиться, - … меня зовут Иван, но вы можете называть меня Яном.
- Угу… Понятно, - отреагировала одна из них, взглянула на подругу и уткнувшись в её плечо острым носом, прыснула от смеха.
- Извини! – вторая девушка тоже была готова расхохотаться, но сдерживалась и даже постаралась оправдать бестактное веселье. – У неё смешинка в рот попала... А ты... Ты очень забавный.
- Это так… - ответил я одновременно открывая дверь и путаясь в мыслях. – Простите, мне нужно идти... Простите... Мне пора...
За моей спиной теперь смеялись две девушки. Смеялись и что-то щебетали, но я уже был не с ними ни ментально, ни физически.
  Саныч и Паша мгновенно поднялись с кроватей и двинулись мне навстречу.
- Ну-у-у?! – нетерпеливо пробасил Паша, поглаживая от волнения лысеющую голову и огромный живот.
- Что?! – Саныч по обыкновению задал странный вопрос.
Я скупо улыбнулся... Посерьёзнел и снова улыбнулся.
- Меня зовут Иван, но друзья называют Яном.
Образовалась длинная пауза. Паша и Саныч смотрели на меня двумя парами удивлённых глаз и медленно синхронно моргали.
- Это значит… - Паша начал тихо и осторожно, но очень быстро возбудился и последнее слово почти прокричал, после чего радостно хлопнул меня руками по плечам, – значит... Ты всё вспомнил!
- Молодец парень! – поддержал его Саныч и сухой рукой потрепал мои волосы.
Они были так счастливы, что расстраивать их было крайне неловко, но и врать  ничуть не хотелось.
- Нет, друзья, – я горько вздохнул. – Я ничего не вспомнил, но капитан установил мою личность, и кое-что рассказал.
Радость на лицах Саныча и Паши сменила озадаченность. Они посмотрели друг на друга и одновременно кивнули, будто пришли к единому решению, не произнеся не слова.
- И-и-и…. Ничего страшного! – чуть заикаясь выговорил Саныч.
- Совсем ничего страшного! – согласился Паша. – Шаг за шагом ты приближаешься к полному исцелению. Пару дней назад, ты вообще ничего не понимал, а сегодня знаешь имя и фамилию… Угадай что случится завтра?
- Я всё вспомню? – угадал я, подчиняясь правилам игры.
- Однозначно! – тон, которым Саныч это произнёс отрицал любые возражения.
Я облегчённо выдохнул и посмотрел на них с чувством бесконечной благодарности… Небесный отец! Как мне повезло, встретить таких заботливых и чутких людей. Они отнеслись ко мне как к сыну, когда мой собственный папа оказался пройдохой. К горлу подступил ком, а на глазах навернулись тёплые слезинки, не скатившиеся по щекам только благодаря волевому желанию не демонстрировать сентиментальные чувства, но и это не осталось не замеченным.
- Ну, Ян… Ты чего? – протянул Паша.
- Разнервничался парень... Оно и понятно, - кивая головой, заметил Саныч.
- Друзья! - меня переполняли чувства. - Я так вам признателен! Я... Я почти никого не знаю, то есть не помню, но уверен, что никогда не встречал людей более великодушных, и если смогу... Обещаю...
Паша неожиданно обхватил крепкой ладонью мой затылок, а пальцем второй руки коснулся моих губ, которые начали слегка подрагивать
- Т-с-с-с-с… Охлынь, парень, - его голос звучал мягко, но слишком уверенно, чтобы возражать. - Притормози... Ни к чему раздавать обещания направо и налево. Мы всего лишь первые попавшиеся люди, в твоей новой ипостаси, так что... Не нужно делать поспешных выводов и тем более в чем-то божиться... Верно Саныч?
- Аминь! - произнёс тот.
Когда Паша убрал руку с моего затылка, я некоторое время соображал, что делать дальше и как себя вести. Он был прав в своём суждении, но пламя, подогревающее мои чувства к этим людям, делая их близким и даже родными, разгорелось внутри вопреки моей воле.
- Пойдём, присядем, - Саныч избавил меня от трудных размышлений. - Расскажешь нам о себе, хотя... Пойдёмте лучше в столовку, обед скоро, заодно закатим праздник!
- Точно! - Паша расхохотался, хлопнул себя по горлу, моргнул, как и Саныч одним глазом и указал на ящик у его кровати, который назывался тумбочкой: смешное и необычное слово... тум-бо-чка.
Я тоже рассмеялся, а Саныч толи зарычал, толи зашипел на нас и постучал кулаком по своей голове: странный набор действий, но мне он сейчас был абсолютно понятен. Паша перестал смеяться, а я затаив дыхание, посмотрел на входную дверь: Небесный отец, я тоже стал подозрительным и осторожным.
Живую воду мы пили в палате, в полной тишине. Моё намерение закашлять от обжигающего эффекта, было резко пресечено Санычем, который снова зашипел на меня не разжимая зубов, а Паша как следует приложился ладонью к моей спине - неожиданно, но крайне эффективно. Желание кашлять исчезло, словно и не возникало. Друзья мои избежали каких-либо побочных эффектов, лишь шумно выдохнули и понюхали собственные рукава: запомню этот метод, мало ли... может кто-то ещё угостит эликсиром, ведь у Саныча он закончился. Пустую склянку, после внимательного осмотра с печальным видом и разочарованным вздохом, Саныч засунул в карман.
- Теперь в ресторацию! - Паша в отличии от него сиял как солнце.
Ели мы не спеша, откладывая разговор на десерт, а когда все больные разошлись, мы задержались, чем вызвали недовольство сотрудников, но Паша убедил медицинских сестёр, что дополнительный чай нам необходим как воздух. Он говорил об этом громко и вслух и одновременно умудрялся что-то нашёптывать на ухо самой молодой медсестре, отчего та смущалась, но весело хихикала, посматривая невзначай на меня: интересно с чего бы?
Мы сидели за столом у самого окна. Я специально расположился спиной к улице, чтобы не лицезреть неизвестность и избавить себя от лишних размышлений: достаточно того, что я услышал от капитана Виляева.
- Ну... - обратился ко мне Паша.
Это странное слово, не раз служило обращением в мою сторону, а мне почему-то казалось, что так обращаются к животным, вот только к каким... Не уверен, что я был прав, и Паша лучше знал его значение, иначе не стал бы так со мной поступать.
- Рассказывай, - присоединился к нему Саныч и довольно зажмурился, предвкушая историю.
Живая вода и добрый обед действовали расслабляюще приятно, и рассказ свой я начал легко и даже чуть веселее, чем мог предположить. Я поведал всё что произошло в кабинете главного врача и то, что передал капитан, старательно вспоминая его слова и ничего не добавляя от себя.
Мои друзья реагировали на каждую часть истории по-разному, то удивляясь, то хмурясь, то увлечённо подталкивая к продолжению, характерными движениям рук и голов.
- М-да... - подвёл итог Паша, когда я закончил, - ... значит ты Иван Дмитриевич Север, бизнесмен, программист и сирота.
- Вероятно, - согласился я, все ещё не понимая смысла многих слов.
- Хорошо, коль так, - вывод Саныч оказался понятнее, и я согласился более уверенно.
- Хорошо.
- Так что ты как не живой? - возмутился Саныч. - Ты должен радоваться, что твоя жизнь удалась, а ты сидишь словно узнал, что беглый зек с туманной перспективой.
- Да, я... - мне приходилось чётко контролировать речь , что бы не выглядеть нелепо, - ...я толком не знаю чему радоваться, а к чему относиться с сожалением.
Они переглянулись и одновременно забубнили что-то нечленораздельное, похожее на тихое возмущённое ругательство.
- С каким сожалением? - Паша вытянул руку с раскрытой ладонью и начал этой ладонью махать в воздухе перед моим лицом. - О чем ты хочешь сожалеть? О том, что не бедный, самодостаточный специалист, без глупых обременений?
Я пожал плечами. Мне было тяжело разговаривать на такие высокие темы, ведь половину слов я снова не понял, вернее забыл их значение, а переспрашивать каждую услышанную фразу по несколько раз... Это могло раздражать собеседников, но без подробных пояснений разобрать кто я и чем занимался в жизни, возможным не представлялось. От этого на моём лбу образовались глубокие морщины, что не скрылось от бдительного ока Саныча.
- Погоди, Паша. - он положил руки на стол и начал поглаживать гладкую поверхность. - Мы с тобой, два престарелых осла.
Я чуть не икнул от такого поворота, а Паша сделал это откровенно и громко.
- В смысле? - он выпучил на Саныча глаза.
-  В коромысле! - пояснил он загадкой. - Парень ничего из вышесказанного не понимает, а мы его терзаем.
Паша некоторое время продолжал пучить глаза на Саныча, а затем делать тоже самой в мою сторону.
Я молча смотрел в ответ, совсем не моргая, пока мой друг не прошёл стадию изумления и не овладел ситуацией.
- А-а-а-а... - он хлопнул в ладони, затем себе по лбу, а затем по плечу Саныча, отчего тот сморщился и сдвинулся в сторону, - ... так, что же ты сразу не сказал, что не понимаешь ни слова, Ян?
Он смотрел на Саныча, а обращался ко мне: странная манера, но я начинал привыкать к странностям.
- Я собирался, но...
- Вот, смотри… - Саныч потёр плечо, грозно зыркнул на Пашу, обстоятельно глотнул чая и довольно причмокнул. - …ты холостой, а значит не женатый, без детей, обеспеченный молодой человек, с собственным жильём, без долгов и проблем и впереди у тебя счастливая и сытая жизнь. Так понятно?
Его слова больше походили на предсказание шамана или ведуна и на душе у меня потеплело, но понимания не прибавилось.
- Не совсем, - осторожно пояснил я.
- А что не понятного? - Паша счёл себя более грамотным в вопросе толкования, продемонстрировав это взглядом, в котором читался прямой и откровенный упрёк адресованный Санычу. Тот фыркнул:
- Сам объясняй, коль такой красноречивый.
Паша удовлетворённо погладил живот, пожевал нижнюю губу и неожиданно, залпом выпил чай, не успевший остыть, отчего скривился, но стерпел.
- Спрашивай? - еле выговорил он, пытаясь остудить жар во рту короткими частыми вздохами.
Я подождал, пока он придёт в себя, после столь странного обращения с горячим напитком и осторожно спросил.
- Что такое программист?
Мои друзья переглянулись. Мне показалось, что этот вопрос поставил их в затруднительное положение: что же в таком случае говорить обо мне?
- Программист... - после раздумий ответил Саныч, это такая хорошая специальность. Понимаешь? Такой навык, который в нашей жизни очень полезен и ты с этим навыком никогда не пропадёшь.
Паша поддержал его движением головы и указательным пальцем, который он сначала направил в сторону Саныча, а потом в мою.
- Как кузнец? - спросил я, чем сделал их затруднительное положение ещё более затруднительным.
Паша откровенно загудел и схватился за голову, а Саныч легко толкнул его, призвав к терпению и ответил.
- Да, как кузнец, как пекарь или цирюльник.
Паша перестал гудеть и вновь выпучил глаза на Саныча.
- При чем здесь цирюльник?
- Да потому, что кузнецов в наше время тоже не водится, а Ян почему-то о них только и помнит, - раздражённо ответил Саныч.
- Действительно, Ян…
Это скорее всего был вопрос, и я решил, что надо отвечать.
- Почему-то это так. Я хорошо знаю, что делает кузнец и пекарь, а вот цирюльник... Про этого человека я тоже ничего не слышал.
Мои друзья начали тревожно суетится. Между ними разгорался жаркий спор о том, как более правильно мне все растолковать, но к единому мнению прийти не получалось. Саныч, в порыве дискуссии призвал медсестёр подать нам ещё чаю, на что получил резкий отказ, а Паше пришлось бежать к работникам столовки, чтобы извиниться за неумышленную грубость нашего друга.
Одним словом - все вышло не так просто, как казалось. Объясняя мне что такое компьютер, программист и бизнесмен, мои друзья поведали о многом, но употребляли слова, которые тоже нужно было объяснять, как и новые из следующего объяснения и так продолжалось бы до бесконечности, если бы мудрый Саныч не нашёл выход.
- Короче - так, - подвёл он черту и подкрепил её характерным движением руки. - Ты, парень голову себе непонятными терминами не забивай, сейчас тебе нужно усвоить одно - ты успешный и образованный человек и у тебя хорошая и нужная специальность, которая приносит тебе хорошие деньги, а значит ты не бедный и уважаемы член общества. Это понятно?
Я кивнул: это мне было хорошо понятно.
- Я, к примеру, как и Саныч, тоже не знаем, чем в точности занимается программист и как устроен компьютер, но нам от этого не горячо и не холодно, то есть мы в такие дебри не лезем. Это не наша специальность и знать о ней нам ни к чему. Вот и тебе некоторые вещи просто не нужно знать. Знать все невозможно!
- Точно! - согласился Паша. - Невозможно!
- А значит... - продолжил Саныч, - ...просто поверь на слово - в твоей жизни все не плохо: есть где спать и есть, что есть - это главное! Всё остальное ты узнаешь, когда вернётся память.
- А она вернётся? - поинтересовался я с опаской.
- Даже не сомневайся! - заверил меня Паша.
- Точно! - поддержал его уверенность Саныч. - Пока, просто верь нам.
Я проникся. Мне не было смысл не доверять им. Действительно, для чего я так мучаю себя тщетными попытками? К чему торопить события? Куда я спешу? Когда придёт время все встанет на свои места. Внутри меня на мгновение возникло ощущение лёгкости и расслабленности, почти не заметное и даже иллюзорное. Оно было настолько глубоким и неосязаемым, что я замер, дабы не вспугнуть его.
- Мне кажется, я понимаю…
- Ну, слава богу! - Паша хлопнул в ладони.
- А вообще... - Саныч расслабленно откинулся на спинку стула, - ...ты исторических книг перечитал, вот у тебя в голове все и перемешалось. Ты прочитанное в книгах помнишь, а настоящее забыл – это, совершенно точно, от глубокого увлечения историей.
- У тебя хорошее образование, - предположил Паша. - Несмотря на то, что рос без родителей, а значит ты человек целеустремлённый и деятельный - ещё один плюс.
Я был почти удовлетворён объяснением, но вот последняя фраза...
- А почему мои родители меня бросили? Разве они создали семью не для того, чтобы родить детей и жить дружно и счастливо?
Паша и Саныч переглянулись.
- Ну... - Паша повторил своё любимое слово, - Семьи не всегда создают для того, чтобы иметь детей.
- А для чего же? - удивился я искренне.
- Действительно... для чего? - Саныч был не меньше моего заинтересован утверждением нашего друга.
Паша пожал плечами и прикрыл глаза, медленно и длинно. Мы терпеливо ждали пояснения.
- Не знаете? - спросил Паша с важным видом, приподняв веки.
- А ты? - спросил Саныч.
Паша ухмыльнулся.
- Я знаю! Семью создают, когда друг без друга жить не могут, а дети это уже последствия любви.
- Ух как завернул, - съязвил Саныч. - Последствия любви!
- Да! - настаивал на своём Паша, - именно так! Любовь - главное, а дети появляются потом, - он хитро прищурился и посмотрел на нас с нескрываемой иронией, особенно на меня. - Надеюсь не нужно объяснять как они на свет появляются?
Мне этого было объяснять не нужно, уверен - Санычу тоже.
- Некоторые вообще не хотят детей заводить, - продолжал растолковывать свою теорию Паша. - Хотят влюблённые пожить для себя. Зачем торопиться с пелёнками и распашонками? Успеется.
- Что же это за семья?.. Без детей, - удивился я.
- Нормальная семья, - настаивал на своём Паша. - Муж и жена.
- Странно... - я не ведал причины, но в этом вопросе понимания с Пашей возникнуть не могло. Более того, я был уверен, что он ошибается... Я точно это знал - он ошибается.
- Ну... Не знаю... - отмахнулся Саныч от темы, которая для него была туманной - Может ты и прав, но...
- Да, как же?! - во мне одновременно закипало удивление и возмущение? Чувства были таким мощным, что сдержаться не получилось.
- Что же это за мир такой, где семья создаётся не для того, чтобы род продолжить, а для того, чтобы прелюбодействовать, да еще наслаждаться этим? Это же противоестественно!
Мои друзья замолчали и с нескрываемой осторожностью подняли на меня глаза.
- Семья, на то и семья, чтобы продолжать род, растить детей и передавать мудрость будущим поколениям. А любовь - путеводная нить, помогающая выбрать того, с кем захочется иметь сыновей и дочерей. А если не так, то ради чего вообще жить? Неужели ради того, чтобы быть программистом или цирюльником и иметь много денег? И что с ними делать, коль даже передать некому?.. Тащить с собой в могилу?
- Ну ты загнул... - прокомментировал моё выступление Саныч, а Паша вероятно не нашёл подходящих слов и молча сверлил меня толи удивлённым, толи озадаченным взглядом.
- Почему загнул? - не унимался я. – Вот, посмотрите!
Я встал и, разведя руки в стороны, продемонстрировал свою персону окружающим.
- Я и есть самое хорошее подтверждение. Именно меня родили по недоразумению. Я, понимаете ли, побочный эффект! Меня не хотели, поэтому сдали в детский дом! Мои папа и мама, оказывается просто хотели наслаждаться жизнью, поэтому избавились от меня, как от мерзкой неожиданности. Так?!... Так?!
Я задал этот вопрос по отдельности: сначала Паше, а затем Санычу, на что ответа не получил.
- Вот вам и жизнь для себя! Вот вам и семья не для того, чтобы детей иметь! И что? Это правильно? Правильно, что я здесь один ничего не помню, а моим папе и маме нет до этого никакого дела? Они, разрази их небо, жизнью наслаждаются! Так ведь, друг мой?
Этот крик души я адресовал конкретно Паше, который опустил глаза в пол и вероятно уже жалел, что затеял спор с психически не здоровым человеком - со мной, но меня это совершенно не волновало. Я был взбешён подобным взглядом на жизнь, а может... Может приступ моей агрессии - следствие травмы? Мне это было не ведомо.
В столовке, тем временем, воцарилась полнейшая тишина. После того, как мои излияния завершились, я обвёл глазами помещение: помимо нас, неподалёку, стояли все работники столовки и ещё врач в дверях, вероятно заглянувшая сюда, на моё громогласное выступление... Я замер. Негодование растворилось в недрах воспалённого разума, так же скоро, как и возникло, а вместо него появились волнение и страх, ставшие для меня привычными спутниками за те дни, которые я мог вспомнить. Понимание того, что я вновь разошёлся и веду себя не подобающим образом повергло чуть ли не в отчаяния и я, сложив руки на груди, съёжился, и пожимая плечами произнёс тихо, но так, чтобы все услышали.
- Простите, я вероятно не совсем пришёл в себя... Извините.
- И за, что же ты, милок, извиняешься? - спросила самая старшая медсестра с пепельно-седыми волосами. - За правду? За глупость человеческую или за пакость, прости господи, твоих родителей? Да если бы все думали как ты, то у нас бы и детдомов не было и семьи не рушились.
- Конечно! - поддержала её молоденькая медсестричка, которая недавно хихикала, слушая Пашины нашёптывания. - Вы безусловно правы. Бросать своих детей... Это гадко... Это... гнусно!
- Вы, конечно правы, - сухо поддержала их врач, стоящая в дверях, но все же... Я бы попросила больных немедленно пройти в палату, а персонал заняться своими прямыми обязанностями и не нарушать больничный режим.
     Работники столовки мгновенно разошлись, да и мы сразу же встали со своих мест и с виноватым видом спешно покинули место горячей дискуссии.
     В коридоре не было произнесено ни слова и в палату мы зашли молча.
     На душе у меня было скверно. Казалось, что я не благодарный и неуравновешенный человек, испортивший настроение распущенной истерикой добрым людям. Мне очень хотелось извиниться и сделать это искренне, но нужных слов не находилось, да и обращаться к Паше и Санычу, после такого…
     - Ты знаешь... - Саныч первым нарушил молчание, - А ты скорее всего прав. Я вот, к примеру, никогда над этим не задумывался, а ведь как оно... Оно так и случается от того, что мы женимся, чтобы легально к жене в койку прыгать, а про детей почти никто и не думает. Ну... Ну ведь так, Паш? Скажи честно, сильно ли ты желал своего первенца? Ведь просто так детей заводим, потому что положено, потому что все заводят... Разве это дело?
     Паша сидел на кровати мрачнее тучи и судя по его виду, был не доволен услышанным, но, хвала небу, я оказался плохим предсказателем.
     - Прав… И ты и ты… - ему не легко далось это признание.
     Мне стало по-настоящему стыдно, за своё поведение.
     - Простите, друзья. Я вовсе не хотел обидеть вас и проявить неуважение. Моя несдержанность - следствие болезни.
     - Или обострённое чувство справедливости, - предположил Саныч. - Не извиняйся, парень.
     Я посмотрел на Пашу. Он посмотрел на меня, криво усмехнулся и моргнул одним глазом. Это было хорошим знаком.
     - Проехали!.. - выдохнул он и продолжил, обжигая тяжёлым прямым взглядом. - А ты не так прост, как кажешься, Иван Север.
     - Это он книжек исторических начитался, - продолжал утверждать Саныч удобно укладываясь на кровать. - А я всегда говорил: древние знали гораздо больше, чем мы предполагаем. Слышишь, Ян, надеюсь ты не сразу забудешь прочитанное, когда к тебе вернётся родная память.
     - Не забуду! - так быстро и однозначно заявил я, что друзья рассмеялись моей виноватой сговорчивости.
                9
 После волнительных событий в нашей палате воцарилась тишина и спокойствие.
Саныч задремал, а Паша увлёкся книгой. Он надел на лицо нечто, напоминающее небольшую маску с круглыми стёклами в районе глаз и погрузился в чтение: очень похоже на какой-то ритуал, о чем хотелось спросить, но после инцидента в столовке я воздержался от лишних вопросов.
Несмотря на то, что меня заверили в безусловной правоте, на душе было скверно и я, чтобы отвлечься, решил подробнее вспомнить часть разговора, предшествующую несдержанному выступлению: лучше разобраться в своей специальности и своей жизни, чем рассуждать о других и, тем более поучать кого-то, да ещё таким вызывающе грубым способом.
 Сидя на краешке кровати, я мысленно пообещал себе, впредь, не позволять подобного тона в общении с людьми. Мне стало совершенно очевидно, что не сдержанность – не следствие болезни, а следствие обиды, беспомощности, и страха, а значит признак слабости, что не позволительно мужчине: откуда в моей голове были эти понятия, не ясно, но то, что это так, сомнений не возникало.
Стало спокойнее, и я позволил себе последовать примеру Саныча и Паши и прилечь на кровать.
За то время, пока мне объясняли непонятные обстоятельства моей жизни, я узнал много нового о мире, в котором живу. Я узнал, что здесь так много информации, которой пользуется каждый для удобства – мой взгляд невольно упал на кран - что у людей не хватает умения всё запомнить и для этого создали компьютер, который как бесконечно огромная книга, где нет необходимости долго и нудно искать нужную страницу, а стоит лишь написать о своём желании и страница тут же появится на экране, таком же как у телевизора. А что бы не запутаться в информационном потоке - так его назвал Паша - человек получает образование и это обязательная часть жизни каждого, причём для его же блага. Я задумался… Кто же в состоянии определить, что является благом, а что бременем? Вероятно, личные способности и желания – главный принцип? Об этом нужно будет подробнее разузнать, а может… Может не стоит задавать лишних вопросов и во всем разобраться самому? Но… Смогу ли? Смогу ли познать все премудрости, которые изучал много лет, а теперь накрепко забыл? Такие мысли не приносили уверенности и оптимизма, и я с глубокой надеждой обратился к Небесному отцу, чтобы он вернул память и знания.
 Мысли о том, что я не беден, владею собственным жильём и собственной фирмой с работниками, помогающими добиваться нужного результата – грела, но как работает фирма и чем конкретно я занимаюсь… Из разъяснений Саныча я понял, что каким-то образом вношу записи в книгу под названием компьютер и тем самым помогаю людям избавиться от нехватки информации: скорее всего эта самая информация - крайне важная часть современной жизни. Мне представился мир, в котором каждый человек мудрец – благое место. Но… Если это действительно так, почему у людей нет понимания об элементарном - о том, что необходимо стучать в дверь перед входом в чужую комнату или о смысле создания семьи?
Я сморщился и тихо-тихо застонал. Воспоминания об ужасном поведении вырвались из головы, будто только и ждали удобного случая чтобы вновь заставить меня страдать. Поворочавшись с боку на бок, я усилием воли отогнал тягостные думы, поднялся с кровати и направился к крану, чтобы умыть лицо, надеясь тем самым окончательно избавиться от неприятного чувства.
- Пора на ужин? – прохрипел проснувшийся Саныч.
- Рано, – ответил Паша, не отрываясь от книги.
- А ты куда? – обратился Саныч ко мне, щурясь спросонья от света.
- Хотел умыться… - собрался ответить я, но не успел.
 Дверь в нашу палату распахнулась, и знакомая медсестра по имени Катюша по-хозяйски прошла внутрь - не типичный представитель образованного и мудрого общества. Остановившись в центре, она бегло осмотрелась и не поворачивая головы в мою сторону произнесла.
 - Иван Север, так ты фин или русский?
 - Да, русский он! – в один голос произнесли Паша, отложивший книгу и Саныч окончательно пробудившийся.
- Зачем же вы мне голову морочили? – спросила она, и не дожидаясь ответа направилась к тумбочке Саныча, открыла дверцу и придирчиво осмотрела содержимое.               
– Спрятали уже?
Саныч уставился на неё непонимающим взглядом.
 - Ладно… - она махнула рукой в его сторону. – Север… Иван, пошли со мной к доктору.
Я не двинулся с места: неужели снова иголки, трубки, процедуры и прочая гадость.
 - Чего замер? – Катюша явно была не в настроении, скорее всего уже прознала о моих новых бесчинствах.
 Очень хотелось отказаться или хотя бы спросить, что меня ожидает, но я решил подчиниться и сделать это без вопросов: всё равно придётся идти, к чему раздражать и без того недовольную женщину.
- Давай, Ян, не робей, – поддержал Паша. – Тобой всерьёз занялись и это хорошо.
Саныч ничего не сказал, после бесцеремонного осмотра тумбочки, он не сводил недовольного взгляда с Катюши и даже что-то нашёптывал, но вслух ничего не говорил: выдержанный и воспитанный человек, не чета мне.
Я вздохнул от нелестного мнения о самом себе и ещё от предвкушения неприятных процедур и последовал за строгой медсестрой, которая, покачивая бёдрами, двинулась к выходу, напевая что-то себе под нос.
 К моему удивлению, мы не покинули наше отделение и оказались в помещении, служившим для передвижения вверх и вниз по широким удобным лестницам. Катюша, не оборачиваясь, свернула на лестницу ведущую вверх и я, робея, последовал за ней подчиняясь местным правилам. Мы преодолели ровно двенадцать лестниц. Катюша несколько раз останавливалась чтобы перевести дух и каждую остановку проклинала неизвестного мне лифтёра и его кривые руки: этот человек, должно быть, сделал ей много плохого, иначе не заслужил бы такую брань в свой адрес. Наконец мы завершили подъём и остановились перед дверью с надписью «неврологическое отделение». Название перекликалось со словом нервы, вот только буквы были попутаны. Вероятно, я вновь ошибся и к нервам это отделение никак не относилось, но… я не ошибся, а значит последовательность букв в названии, по недоразумению была нарушена.
 -  Нервишки тебе точно надо подлечить, - произнесла Катюша, тяжело дыша и впервые одарила меня понимающим взглядом. – У нас хороший доктор, грамотный, он тебе поможет, не сомневайся.
Я тактично склонил голову в знак признания её заботливого отношения.
 - Чудной... - она покачала головой и даже улыбнулась. – Может ты действительно иностранец?
Я не ответил, а она, глубоко вздохнув и шумно выдохнув, окончательно восстановила дыхание и жестом пригласила следовать за ней.
Коридор в этом отделении был такой же как наш за исключением цвета пола и некоторых предметов мебели, а в остальном все идентично и даже расположение дверей в палаты и кабинеты. Катюша задержалась у поста здешней медицинской сестры, а я от нечего делать глядел по сторонам, отыскивая отличия этого отделения от нашего. Я увидел много незначительных различий и нашёл бы больше, если бы не окно… Мой взгляд скользнул по нему, бегло переместился на стену с большим телевизором, а затем, словно боясь вспугнуть нечто неописуемое, медленно… очень медленно и осторожно, вернулся обратно… Остановился… Заледенел. То, что я увидел за стеклом заставило забыть и о Катюше, и о цели нашего визита и даже о недуге.
Несмело, но решительно я двинулся в сторону хрупкой прозрачной грани и остолбенел приблизившись. Высота на которой я находился показалась мне не реальной. Птицы летали ниже, а деревья и всё, что я видел из окна нашего отделения, настолько уменьшилось в размерах, что казалось крохотным. Ноги сами собой сделали ещё несколько шагов вперёд, не подчиняясь зову благоразумной осторожности. Это было жутко восхитительно! Это было неожиданно и пугающе завораживало! Утратив возможность двигаться, я смотрел вдаль и не мог поверить глазам. До самого горизонта заполняя всё обозримое пространство раскинулся невиданных размеров каменный город, с невиданными строениями, стремящимися ввысь к голубому небу и белым облакам остроконечными, плоскими и даже округлыми крышами домов и зданий. Я мог забыть всё, но такое… Такое забыть невозможно! Не-во-змо-жно! Невозможно и противоестественно! Забыть, насколько велика и прекрасна Москва… Забыть её ритм, её энергетику, её магнетизм. Забыть атмосферу, царящую на узких улочках вечно загруженного автомобилями центра, забыть запах асфальта после дождя в жаркий день, забыть ощущение бесконечной свободы и фантастических перспектив… Не-во-змо-жно! Я в один миг переместился в мыслях в златоглавый город и увидел, услышал, ощутил… Я увидел набережную Москвы реки в рассветное тёплое утро, услышал бой курантов на Спасской башне, прикоснулся рукой к холодному камню кремлёвской стены и ослеплённый солнцем, восстающим из-за большого Москворецкого моста, пошатнулся и присел на влажный от расы газон. Я был здесь…
- Я был здесь… Я помню… Я помню!
Шум шагов, стук женских каблучков и встревоженные возгласы за моей спиной, никак не мешали сидеть на влажном газоне и, закрыв от слепящих лучей лицо руками, смеяться и плакать от радости.
 - Север! … Север, что с тобой?! Врача зовите?
 - Не надо врача!
 Убирая руки от лица, я смахнул слезы радости и не переставая сиять от счастья посмотрел на Катюшу, нависшую надо мной в суетливом заботливом порыве.
 - Я вспомнил! – мой голос чуть подрагивал от переизбытка чувств.
- Вспомнил... – повторила Катюша и взглянула на замершую в метре от нас коллегу.         
  – Вспомнил, что?
- Москву вспомнил, - я снова рассмеялся.
- Ты чего на полу расселся?
 Катюша потащила меня вверх за руку, и я повиновался. Выпрямившись в полный рост, я неожиданно для самого себя обнял медсестру.
- Катюша, дорогая, я вспомнил Москву! Я здесь жил… Я здесь живу! Я вспомнил… Я счастлив!
 Напряжение девушки спало, и она опустила расставленные в стороны руки от неожиданных объятий.
- Ну… здорово, Север! Отлично! - она высвободилась, сделал шаг назад, пристально на меня посмотрела. – Ты как себя чувствуешь?.. Зачем на пол уселся?
 - От радости, - ответил я на распев.
- Ох…Север… Север… - она посмотрела на свою коллегу, - Отбой тревоги, сами до врача дойдём.
До нужного кабинета, мы шли очень быстро. Она чуть впереди, держа меня за руку, а я следом. Я был готов идти за ней куда угодно и даже согласился бы на любые анализы и процедуры. Образы Москвы один за другим возникали в моём сознании сменяя друг друга в так стука её каблучков: улицы, здания, парки и скверы, реки и каналы, мосты и эстакады - я видел всё сразу, одновременно. И не было ничего важнее и прекраснее этого восхитительного многообразия, исчезнувшего на время из памяти, чтобы вернувшись, заставить понять, как много значит этот город в моей жизни и какую ценность представляет на самом деле.
Естественно, что я не заметил, как оказался у кабинета психиатра.
- Можно, Вениамин Нестерович?
 Катюша открыла дверь, коротко постучав, но разрешения по обыкновению дожидаться не стала.
  Доктор встретил нас добродушной улыбкой, которая исчезла с его лица, сразу после того, как он увидел мою.
 - Вениамин Нестерович, - Катюша заметно нервничала. – Я вам пациента привела, Ивана Севера, - она перевела дыхание. – Мы к вам на этаж из "травмы"... Пешком поднимались, а когда поднялись… - она тревожно взглянула на меня, потом на доктора, - …когда поднялись, он всё вспомнил.
- Неужели?! - доктор заложил руки за спину, вытянулся и закачался взад и вперёд с мыса на пятку. - Очень интересно…
Закончив вдумчивое качание, врач подошёл ко мне почти вплотную и как было принято в этой больнице, очень внимательно заглянув в глаза, бесцеремонно оттянул веко, одно…другое... Затем взял меня за руку, в районе запястья и некоторое время смотрел на свои часы.
- А ну-ка… давайте его на кресло.
 Меня радостного усадили на удобное кресло. После чего, Катюша, пятясь покинула кабинет, а доктор взял стул и присел точно напротив.
- Пульс у вас частит. Вы, что так разнервничались, Иван… простите…
- Называйте меня Яном, - предложил я.
Врач был не молод, полноват, с густой седой шевелюрой и выразительными карими глазами, которые почти не мигали и не двигались. В его кабинете было просторно и пахло травами - знакомый запах…
- Почему Яном? – поинтересовался он.
- Так меня зовут с детства.
- Интересно… - он внимательно наблюдал за мной, - …помните откуда у вас этот псевдоним?
- Псевдоним? - я немного напрягся.
 - Ну, да… Второе имя. По паспорту, если не ошибаюсь, вы Иван… - он мельком взглянул на листы, в своей руке, - … Иван Дмитриевич Север.
Он задал простой вопрос, но по какой-то нелепой причине я совершенно не хотел на него отвечать.
- Почему вы спрашиваете? – настроение моё менялось отнюдь не в лучшую сторону без видимой причины.
Вениамин Нестерович пожал плечами, а немигающие глаза слегка расширились.
- Любопытство, понимаете ли... А вы не хотите говорить на эту тему?
Настала моя очередь пожимать плечами.
- Нет… То есть хочу.
- И откуда же? Помните?
 - Ну, да… - ответил я, - … помню…
 Образы Москвы сами собой отступили на второй план, а радость начала растворяться в замешательстве. Я усердно старался вспомнить, кто и когда впервые назвал меня Яном, а главное почему…
- Так меня назвал Паша, а потом капитан полиции… Он просто сказал об этом…
- Паша?.. Паша, это кто? - голова врача чуть склонилась на бок.
- Это мой сосед по палате…
Я переставал сам себя понимать.
- Простите... – Вениамин Нестерович удивлённо вскинул густые брови.
Я зажмурил глаза, собираясь с мыслями.
- Сейчас… Сейчас вспомню…
- Не нужно, - остановил меня врач. – Не нужно так сильно напрягаться. Не помните и не надо.
Небесный отец! Я действительно не помнил. Но как же… разве только что ко мне не вернулась память? Привычное за последнее время волнение незамедлительно дало о себе знать. Я открыл глаза и с надеждой посмотрел на доктора… С отчаянной надеждой, с надеждой на помощь.
- Не помню… Почему?...
Доктор вытянул губы и сложил их трубочкой.
Я был уверен, что он сначала издаст странный звук, а потом объяснит… Но, его лицо приняло естественное выражение, а вместо разъяснения снова вопрос:
- Расскажите, а что вы недавно вспомнили? Сможете?
 - Смогу, - ответил я, но уже не уверенно. - Я вспомнил Москву.
 - Москву?
 - Да, я словно был там… В центре… Как наяву видел Храм Василия Блаженного, набережную, Кремль… - горький стон из глубины моего тела вырвался наружу.
 - Ну…ну… не волнуйтесь. То, что вы начали что-то вспоминать – прекрасно! Но правильно ли я понимаю: воспоминания оказались не так всеобъемлющи, как хотелось бы?
Я обречённо кивнул.
- Хотите чаю? – неожиданно предложил доктор.
- Благодарю…
- Отлично!
Он не стал дожидаться моего однозначного согласия: просто встал, подошёл к столу  в углу кабинета и разлил по чашкам содержимое пузатого белого сосуда с вытянутым носиком.
- Алтайские травы, - пояснил он. – Заказываю у друзей. Не доверяю интернет-магазинам. А вы?
Я пожал плечами.
Он медленно, дабы не расплескать напиток, вернулся и протянул чашку.
- Немного остыл, но это даже к лучшему. Берите!
Я не хотел пить, но принял угощение.
Вениамин Нестерович отпил чуть-чуть и сладко причмокнул.
Я нехотя поднёс к лицу чашку.
- Пейте, поможет успокоиться.
Это был не чай. Душистый травяной сбор, но не чай.
Я сделал глоток…второй…третий. Действительно приятный на вкус напиток. Его аромат был точно знаком мне. Именно так пахло в этом кабинете, но тратить силы на тщетные попытки вспомнить, напрочь расхотелось.
- Ну, как? – поинтересовался Вениамин Нестерович, когда я с удовольствием выпил всё.
- Не дурно! – ответил я и сдержанно улыбнулся.
- Рад, что понравилось.
Он отнёс чашки на место, а когда вернулся, начал говорить тихо и медленно.
- Обычно, память возвращается неожиданно и полностью, но в вашем случае, это происходит не обычно, я бы сказал не типично, – он задумался. – Это не хорошо и не плохо, вернее и хорошо, и плохо. Хорошо, что есть динамика и плохо, что она не так очевидна, как хотелось бы.
Я кивнул, хотя не совсем его понял.
Доктор замолчал. Я ожидал продолжения, но пауза затягивалась. Он то смотрел на меня, то куда-то в сторону, то снова на меня, словно ожидая чего-то.
- Мозг… - он снова заговорил, – …настолько плохо изучен, не смотря на очевидный прогресс медицины, что строить планы – занятие не благодарное. В нашем случае, нужно назначить верное лечение и набраться терпения.
- И я всё вспомню?
- Думаю, да… - он потёр рукой лоб.
- Но могу и…
- Это не то, о чем вам сейчас нужно беспокоиться, - он впервые длинно и медленно моргнул и я понял, что это служит подтверждением его слов. – Вам необходимо начать жить полной жизнью, и тогда пробелы в памяти, которые могут остаться, через какое-то время, превратятся в обыденность. Я, к примеру, тоже много чего забыл, - он неожиданно и весело рассмеялся. - Представляете! Недавно встречались с друзьями и как это заведено у людей моего возраста, в основном ворошили прошлое…И что вы думаете? То я совершенно не помнил каких-то событий, то кто-нибудь из моих товарищей… Это естественно! Возможно, мы забываем, то, что нам не нужно - лишнее. Отнеситесь к этому философски. Не всем дан шанс начать новую жизнь, а у вас он есть. Знаете, сколько народу хочет избавиться от рюкзака с тяжёлыми историями своей жизни, но… не каждому это дано, - Доктор указал на свою спину, где мог бы располагаться рюкзак. - Так что… Кто знает – возможно ваше беспамятство вовсе не страдание, а благо.
- Хм… - я невольно ухмыльнулся.
- Вы согласны со мной?
Я не мог не согласиться, поскольку и сам об этом думал: что таила скрытая от меня реальность?
Доктор приободрился и начал потирать руки.
- Вот так… Вижу, что согласны. А теперь, с вашего позволения, я задам несколько вопросов и попрошу кое-что написать и нарисовать. Не возражаете?
Я не возражал. То ли чай подействовал успокаивающе, то ли он подобрал нужные слова, но волнение, которое собиралось вновь завладеть моим разумом, как-то само собой отступило.
Вениамин Нестерович лукавил, утверждая, что вопросов будет несколько – их было много. Он часто повторялся, перефразируя выражения. Мои замечания на этот счёт, он попросил оставить при себе и отвечать как можно спокойнее и чуть более интуитивно, что означало – не долго размышлять над ответами. Картинок я нарисовал не один десяток и ещё больше прокомментировал. Какие выводы можно было сделать из всего этого сумбура – не понятно, а он по какой-то причине ничего не пояснял. И всё же я ждал, когда доктор соизволит озвучить выводы, а когда понял, что могу не дождаться – спросил напрямую. Показалось, что рассказывать о своих суждениях не входило в его планы, но все же он удовлетворил моё любопытство: кратко, без подробностей, но общий вывод озвучил.
- Не нахожу у вас очевидных отклонений от нормы. Вы вменяемы, то есть в своём уме. Так, что… если к вашему физическому здоровью нет нареканий, то не считаю нужным вас здесь задерживать. Отправляйтесь домой. Дома и стены помогают. А лечение я вам назначу.
Это было приятной новостью.
Пока он занимался написанием каких-то текстов, я расслаблено сидел на кресле. Процедура оказалась чуть более утомительной чем я мог предположить. Я перестал расстраиваться от того, что воспоминания вернулись частично: попробовал быть благодарным тому, что имел, и радоваться шансу на жизнь с чистого листа, по совету врача. Оказалось, что мыслить в этом направлении гораздо приятнее, нежели сожалеть об утрате.
Я ждал, когда Катюша появиться в кабинете и мы вернёмся к себе, где я расскажу Санычу и Паше о неожиданном озарении и о разговоре с доктором, и о его советах, и о длинных процедурах, и о том, что я не имею отклонений от нормы и меня можно отпускать.
- Скажите доктор, - неожиданно для себя я проявил бестактность и оторвал его от ведения записей. – А если бы вы нашли у меня отклонения… Что бы было тогда?
Он некоторое время продолжал писать. Затем остановился и поднял на меня удивлённый взгляд.
- Рекомендовал бы лечение в стационаре, - сообщил он и продолжил писать.
- А если бы я отказался? – не унимался я.
Он нервно вздохнул.
- Я бы рекомендовал принудительное лечение.
- Понятно, - произнёс я тихо. Вероятно, на этом нужно было остановиться, но я не удержался. – А что значит принудительное лечение?
Теперь он посмотрел на меня заинтересованно и даже отложил ручку в сторону.
- Это значит, мы перевели бы вас в другую больницу и начали лечение без вашего на то согласия.
- Простите, доктор… - я смущённо потупил голову. – А для чего лечить человека, если он об этом не просит?
Вениамин Нестерович выпрямился и отодвинул в сторону листы
- Хм… а вы не понимаете?
Я не понимал.
- Вы могли представлять опасность для окружающих, – пояснил он. - Разве можно выпускать в общество человека, который представляет угрозу? Вы с такой постановкой дел не согласны?
- Согласен, - промямлил я. – Но…
- Что, но?
- Простите, доктор, я скорее всего спрашиваю ерунду…
- Совсем нет, - заверил он меня. – Продолжайте.
Я зачем-то прокашлялся, хотя не имел к этому никакой потребности.
- Неужели кроме больных никто не представляет угрозы для окружающих?
Вениамин Нестерович, издал цокающий звук языком и, скрестив руки на груди, откинулся на спинку кресла.
- Безусловно представляют. Только к чему вы ведёте?
Доктор проявил заинтересованность, а мне почему-то стало страшновато: вдруг он изменит мнение и сочтёт меня опасным?
- Иван Дмитриевич, поясните, что вы имеете ввиду? – повторил он.
Я сильно жалел, что затеял этот разговор, но понял, что отмолчаться уже не получится.
- Будь, что будет! – подумал я и собравшись с духом продолжил. – Мне показалось странным, что больные люди опаснее здоровых и их нужно лечить принудительно, без личного согласия.
- Вот как? – он был действительно удивлён. – Возможно вы не знали, а скорее всего забыли, что есть агрессивные формы психоза. Ненормальные люди – непредсказуемы, а значит общество необходимо оградить от их присутствия. По-моему это очевидно! А по-вашему мнению?
По-моему мнению это было нелепо, и я именно так и заявил.
- Нелепо? – Вениамин Нестерович возмутился. – А вы когда-нибудь видели шизофреников в состоянии крайнего возбуждения?
- Нет, - признался я.
- Вот, и не рассуждайте, о том, что вам не известно! – Вениамин Нестерович сейчас походил на человека, которого сильно обидели, хотя я совершенно не пытался задеть его чувств. – Больные в бреду, способны на убийство, на насилие… Черт знает на что!
- А здоровые? – спросил я осторожно.
- Здоровые? – он стал выглядеть растерянным.
- Да, здоровые, - повторил я. – Разве здоровые люди не причиняют другим вред? Или все они больные?
- Ну… - Вениамин Нестерович вновь вытянул губы трубочкой, - … Больные не все… То есть, конечно, они не нормальные, но не больные и таких людей не лечат, а принудительно изолируют. Лишают свободы. Наказывают за содеянное.
Мне показалось, что врач путается сам и пытается запутать меня, хотя я и без того не имел ясности происходящего.
- Получается, что здоровых людей лишают свободы, за совершение насилия – в наказание, а больных лишают свободы до того, как они что-то совершили, лишь по предположению – на всякий случай?
- Не стоит передёргивать, Иван Дмитриевич! Больных не наказывают, а лечат.
- Принудительно?
- А как прикажете поступать с теми, кто не в состоянии принять верного решения?
- Думаю, так же, как и с теми, кто принимать верное решение в состоянии, но принимает не верные, ведь и те и другие могут быть одинаково опасны. Почему же одних исправляют до содеянного, а других после? Разве это логично?
Вениамин Нестерович не ответил на мой вопрос, хотя и навалился грудью на стол, демонстрируя намерение высказаться, но говорить ничего не стал.
Я подтянул к щекам плечи и опустил голову, не выдерживая тяжёлого взгляда врача: не рано ли я позволил себе ввязываться в спор?
- Да… - наконец произнёс он и я на всякий случай прикрыл глаза, ожидая самого худшего, - … Вам будет сложно?
- До игрался… - подумал я и почти приготовился услышать о моём принудительном лечении.
- Хотя… - врач, вновь придвинул к себе листы и взял в руки ручку, - … хотя кому сегодня легко?
Он глубоко вздохнул и продолжил писать, а я смиренно ждал. Я опасался, что он произнесёт то, что я скорее всего заслужил своими дурацкими рассуждениями. Но в глубине души так и не мог понять, почему тех, кто попал в затруднительное положение не по своей воле подвергают принудительному лечению без личного согласия. Разве кто-то может решить за человека, что для него хорошо, а что нет? Возможно, я просто не знал, на что способен настоящий сумасшедший? И вообще… Чем опаснее сумасшедший любого здорового способного на насилие? Небесный отец! Смогу ли я вновь вспомнить, а главное принять все правила этого мира?... Мира, который удивляет меня сильнее и сильнее чем больше я о нём узнаю и именно это казалось самой большой странностью.
Катюша появилась в кабинете как обычно неожиданно и без предупреждения,
- Освободились, Вениамин Нестерович? Могу забирать?
Она кивнула головой в мою сторону.
Врач некоторое время продолжал писать, затем аккуратно сложил бумаги и посмотрел на меня.
- Небесный Отец! Будь милосерден! – взмолился я про себя.
- Забирайте, своего философа, - наконец произнёс он и на моём лице засияла счастливая улыбка.
- Берегите себя Иван Дмитриевич и будьте осторожны, по крайней мере пока к вам не вернётся память.
 
                10

Я не знаю откуда, но в моём сознании присутствовало стойкое убеждение, что в жизни хорошие события чередуются с не очень хорошими и даже откровенно плохими. Так ли это на самом деле?.. Ещё недавно я бы с этим согласился, хотя... Могу ли я делать столь глубокие выводы, имея за плечами, лишь несколько дней осознанности?
Скорее всего эти мысли посетили мою голову благодаря последним часам, оказавшимися необычайно богатыми на события, пробудившие откровенные и различные по свой природе эмоции: я гневался, восхищался, удивлялся, разочаровывался и даже был счастлив, после чего пребывал в унынии, которое легко развеял опытный врач, а теперь... Теперь я не грустил и не радовался. Нельзя сказать, что эмоций не было вовсе, но выделить преобладание одной над другой не получалось, а значит... Значит в жизни кроме хорошего и плохого есть ещё одно состояние, которое трудно отнести к негативному, но и радостью можно назвать с большой натяжкой – спокойствие и умиротворение.
Сейчас я был спокоен. Думать о том, что последует далее не хотелось, хотя порядок чередования хорошего и плохого не сулил радужными перспективами - мерещилась неприятность. Эта выдуманная неприятность могла бы превратить умиротворённость в привычное беспокойство, если бы не встреча с Вениамином Нестеровичем.
Катюша оказалась права, он действительно мне помог. Как бы я самостоятельно отреагировал, на мощное разочарование после бесконтрольной радости? А оно бы непременно настало, как только пришло понимание, что вспоминания затрагивают лишь малую часть моей жизни. Как здорово, что это случилось в присутствии специалиста по болезням нервов. Как грамотно он превратил мой недуг в привилегию. Как умело объяснил, что недостатки, не всегда таковыми является, а значит плохое может оказаться хорошим, как бы парадоксально это не выглядело. Вениамин Нестерович был безусловно умён, мудр и однозначно много повидал на своём веку. Вероятно, он долго и терпеливо овладевал знаниями, коль так здорово развеял мои сомнения и опасения, а в придачу выдал точное заключение о моем психическом здоровье. Восхищение доктором слегка подмывало недопонимание его позиции в отношении принудительного лечения, а в остальном... В остальном я был полностью с ним согласен и бесконечно благодарен.
Катюша уверенно спускалась по ступеням каменных лестниц, мерно покачивая бёдрами, не останавливаясь и не вспоминая несчастного лифтёра. Она и со мной не перекинулась ни словом, а я не лез с расспросами, хотя очень хотелось побольше узнать о враче и его истории, в результате которой он стал таким грамотным мастером своего дела. Но... всему своё время и очевидно, что для меня время откровения по этому вопросу пока не настало.
Лестницы закончились и мы вернулись в наше отделение. Я отметил про себя, что это место стало для меня особенным. Скорее всего так люди относятся к собственному дому… Да-да! Именно к собственному дому, ведь иного я, увы, не помнил.
- Отдыхай, Север. – бросила на ходу Катюша.
Она указала на мою палату и даже не остановилась, чтобы удостовериться зайду ли я внутрь, словно это её ничуть не волновало. Она выглядела сильно уставшей. Мне стало неприятно от того, что я и сам постоянно тревожусь и людей утомляю проблемами.
Достал… - подумал я, провожая глазами медсестру.
У меня так и не сложилось чёткого представления о ней как о человеке: вроде бы заботливая и понимающая, а с другой стороны – холодная и ворчливая.
Наблюдая как она удаляется, я задержался у двери палаты размышляя… Мыслей в голове было много и сосредоточится на одной не выходило. Мысли суетились внутри, занимая внимание: то глубиной недуга, то яркими впечатлениями о Москве, то разговором с психиатром, то ещё чем-то, о чем я даже не мог понять.
Урчание в недрах моего организма неожиданно, но настоятельно напомнило, что я простой человек и нуждаюсь в пище, ничуть не меньше, чем в твёрдой памяти. Инстинктивно я поднял руку и взглянул на часы.
 - Тьфу-ты, - посетовал я в сердцах, не увидев часов, которые могли бы подсказать как скоро придёт время ужина.
Зато отсутствие удобного аксессуара по-настоящему порадовало, и я широко улыбнулся, осознав, что воспоминания медленно, но неумолимо возвращаются: часы когда-то были на моей руке, иначе стал бы я смотреть на своё пустое запястье. Я машинально потёр руку, где должен был располагаться механизм, и показалось что я даже помню название, написанное серебристыми мелкими буквами на белом циферблате… О, небесный отец! Циферблат! Я точно вспомнил, как называется диск под стеклом с цифрами и стрелками.
После очередного эмоционального всплеска, я резко повернулся лицом к двери и приготовился толкнуть её, чтобы очутиться в палате и немедленно поведать друзьям обо всем, что приключилось за последнее время. Рука едва коснулась дверной рукояти и замерла… По необъяснимой причине стало не по себе от пакостного предчувствия. Я откровенно боялся зайти внутрь, предвкушая серьёзную неприятность: возможно стоило прислушаться к интуиции, которая подсказывала, что так и будет. Несколько капелек пота выступили на лбу, а одна из них медленно и неприятно покатилась вниз…
- Что происходит? – прошептал я, задавая вопрос толи самому себе, толи кому-то ещё.
Гнусное ощущение усиливалось, а голова будто наполнилась воздухом, который начал давить изнутри и причинять боль. Чехарда мыслей исчезла, и я наконец сосредоточился, но это не принесло удовлетворения. Предчувствие неприятности и даже беды полностью захватило внимание. Я стоял, держась за входную рукоять, а капли пота одна за другой оставляли холодные дорожки на моем лице.
Тревога!
Тревога с бешеной скоростью овладевала мной заставляя съёжиться в комок, но я держался, оставаясь стоять на ногах. Пот заливал лицо словно после длинного изнурительного бега.
- Что происходит?!
Я не понимал произношу ли вопрос вслух или всего лишь общаюсь сам с собой, но не было никаких сомнений - кроме Саныча и Паши в палате присутствует нечто и это нечто собиралось разделаться с одним из моих друзей. Захотелось броситься прочь… Спрятаться… Исчезнуть…
Нет сомнений - я бы так и поступил, если бы не очередное эмоциональное перевоплощение, которое я не мог контролировать, зато оно прекрасно контролировало меня. Из мечущегося тревожного человечка я неожиданно превратился в уверенного мужа, с железной волей, идеальным спокойным, бескомпромиссной решительностью и твёрдым пониманием происходящего. Все мои дальнейшие действия не требовали ни размышлений, ни сомнений, ни оценок. Я откуда-то точно знал что следует предпринять и ничто не могло помещать осуществлению задуманного.
Всё что происходило далее я видел в двух проекциях – своими глазами и глазами стороннего наблюдателя: невероятное ощущение, дающее полный контроль над происходящим.
Плавно, но уверенно я отварил дверь. Саныч лежал в неестественной напряжённой позе, а Паша стоял рядом, прижимая его тело к кровати.
- Ян, ты вовремя! Подержи его, а я за врачом сбегаю.
Он был взволнован, но не напуган, хотя состояние Саныча могло напугать.
- Часто с ним такое? – спросил я, приближаясь к ним.
- Потом все вопросы, парень, просто подержи его, а то он с кровати ухнется или язык себе откусит.
- Отойди в сторону! – холодно скомандовал я
- Что?!
 Паша бросил на меня короткий взгляд, который больше не смог отвести, а в его глазах без труда читалось растерянное удивление.
- В сторону отойди, - повторил я
Он что-то замямлил, но подчинился.
Я занял его место, а затем присел рядом с Санычем. Руки сами нашли на его теле место в котором обосновалось нечто. Нечто обладающее удивительной силой и такой же удивительной слабостью разума. Крепко обосновавшись в теле Саныча и питаясь его жизненной энергией страшный паразит не осознавал, что его существование будет таким же коротким, как и жизнь Саныча, которую он забирал с отвратительной циничной жадностью.
- Нечего у тебя не получится… - не добро ухмыляясь прошептал я и приложил ладони к голове своего друга.
- Ян!?... – Паша попытался, что-то сказать
- Т-с-с-с-с… - остановил я его. – Тварь чувствует, что пришло время убираться прочь, она сопротивляется. Не мешай.
Я ощущал, как тревожится и беснуется прожорливая глупая сущность в черепе Саныча. Я даже физически слышал её истошный писклявый вой, но шансов у неё не было. С таким я совершенно точно встречался и наверняка знал, что необходимо делать. Глаза мой закрылись, а сознание переместилось к месту схватки. Именно там, в голове моего друга паразит отчаянно цеплялся за то, что уже начал считать своим и даже распустил уродливые корни-щупальца в другие части тела.
- Ну же… Саныч… Помоги мне! Будь сильным. Без тебя я не справлюсь. Забери себе то, что принадлежит только тебе. Забери себе то, что не позволено трогать никому. Пусть твоё останется твоим. Вспомни кто ты! Вспомни и осознай, где и когда ошибся. Осознай! Исправь ошибку и никогда больше не повторяй её! Не повторяй ошибку! Не повторяй ошибку!.. Будь сильным! Верни себе то, что принадлежит только тебе…
Я повторял эти фразы долго и монотонно, пока не отключился.
Все, что происходило дальше мне не ведомо…
Когда сознание вернулось, я лежал на кровати, а Паша и Саныч встревоженные и взъерошенные сидели с двух сторон от меня.
- Слава богу! – воскликнул Саныч.
Он выглядел бодро, никто бы не смог понять, что ещё недавно он корчился от боли из последних сил цепляясь за жизнь
Я улыбнулся… Улыбнулся с трудом, но искренне. Невероятная слабость ощущалась во всем теле, мы словно поменялись местами с моим другом.
- Как голова? Не болит? – прохрипел я не узнавая собственный голос.
Саныч покачал той самой головой, словно проверяя, действительно ли она не болит.
- Совершенно не болит! – он посмотрел на Пашу, затем на меня, затем снова на Пашу. - Я как родился за ново. Ты, что со мной сделал, Ян?
- Я… Я ничего… Ты сам все сделал, а я немного помог.
- Что значит помог? – тон Паши показался мне взвинченным и даже раздражённым – Ты вообще откуда у знал, про опухоль в его башке?
- Нет больше никакой опухоли, - я моргнул Паше одним глазом, точно так же как делал он.
- Что значит нет? – прошептал Саныч, не веря своим ушам.
- Нет — значит нет. Надеюсь, больше не появится.
- Не может быть?... Не может быть, Ян! Ты шутишь! - голос Саныча задрожал, а глаза часто заморгали.
Я ничего не ответил, а он подскочил с места, словно укушенный и начал ходить по плате, то ускоряясь, то останавливаясь что-то бурча себе под нос. Несколько раз он подбегал к зеркалу и внимательно рассматривал себя, оттягивая веко или открывая рот.
Паша ничего не понимая наблюдал за беснующимся товарищем и время от времени бросал на меня короткий недоверчивый взгляд.
Наконец Саныч перестал суетиться, подошёл к окну и остановился. Он стоял и  ощупывал свою шею и голову, а потом приложил к лицу ладони и тихо...очень сдержанно по-мужски заплакал, не сумев удержать слёзы радости. Он точно знал, что я не шутил. Он чувствовал это и ему был не нужен для подтверждения ни опасный рентген, ни знающий доктор.
          Кто же ты такой, Ян? —  Паша, вглядывался в моё лицо. – Откуда ты к нам явился?
Небесный отец! Мне и самому хотелось это знать. Мне хотелось этого гораздо больше любого другого человека в этом мире, который был толи моим, толи чужим, толи…
- Человек, - ответил я ему.
- Человек… - повторил он и покачал головой, выражая откровенное сомнение. – Какому же человеку такое под силу?
- Любому, - ответил я без раздумий, хотя даже не понимал, как это получилось и откуда у меня подобные умения.
Паша многозначительно и глубоко вздохнул, поднялся с кровати, подошёл к Санычу и некоторое время стоял рядом, словно хотел что-то сказать, но не решился. Вместо этого он вернулся к моей кровати, посмотрел с чрезвычайным интересом, а потом наклонился и тихо произнёс.
- Я не знаю, кто ты и как это сделал, но если всё действительно так, то…
- Друзья! – возглас Саныча не позволил ему договорить. – Вы, как знаете, а я даже не представляю что со мной будет, если я пропущу ужин!
Это было неожиданно. Саныч продолжал смотреть в окно на закат, а его лицо, с невысохшими слезами, сияло ярче багряного, вечернего солнца.
Мы с Пашей переглянулись и не сговариваясь одновременно рассмеялись, он громко и заливисто, а я мучительно, но с большим удовольствием.
Подняться с кровати, оказалось не так сложно как казалось. Слабость очень быстро отступала и в коридор я вышел самостоятельно уже без посторонней помощи. Ощущение бодрой уверенности и бескомпромиссной решительности, которое присутствовало во мне перед инцидентом, растворилось словно и не возникало вовсе и я снова превратился в сомневающегося и тревожного человека с глубокой потерей памяти, которая, хвала небу, постепенно возвращалась.
За ужином Саныч болтал без умолку, ел словно не притрагивался к пищи долгое время и постоянно ёрзал на стуле, как будто никак не мог удобно усесться. Мы с Пашей его не перебивали и посмеивались, слушая остроумные реплики и короткие истории его жизни, которыми он потчевал нас без остановки.
Я был рад, что сумел помочь, хотя в данный момент абсолютно не представлял как такое получилось. Если бы меня попросил проделать это вновь, то вряд ли бы я смог сотворить хоть, что-то подобное. Но факт оставался фактом – Саныч чувствовал себя превосходно, а я ни грамма не сомневался, что страшная болезнь отступила, так же как и не сомневался, что занимался целительством не раз и не два, но где и когда... Саныч тоже не сомневался... Он не сомневался в том, что пугающая хворь исчезла, а вот Паша… Паша порой был задумчив и мне казалось, что теперь он смотрит на меня не так как раньше. В его взгляде читалось недопонимание и даже недоверие. Его можно было понять, ведь я и сам не сильно доверял себе: как можно доверять тому, что не управляемо и непредсказуемо?
После ужина Саныч продолжал поражать всех чрезмерной общительностью. Он болтал с любым встретившимся ему в столовке и коридоре. Паша же мрачнел с каждой минутой, а когда Саныч начал откровенно кокетничать с дежурной медсестрой, подав нам знак отойти в сторонку и не мешать, хмурый Паша склонился к моему уху:
- Надо поговорить.
.......................................
Продолжение следует