Этот год ознаменован окончательной победой капитализма в России. Заработал парламент – Федеральное собрание; сложилась партийная система. Политическая обстановка успокоилась: участники путча ГКЧП 1993 года были амнистированы.
Разрослись и вошли в силу частные банки: «Менатеп», «Интеррос», «Столичный», и другие («Семибанкирщина», как их прозвали левые).
Началась приватизация, и, приобретя за ваучер 10 акций компании «Московская недвижимость», я тоже стал немного рантье, ибо получал, - хоть и мизерные, но дивиденды.
В это время изменялся даже облик российской армии: на офицерских фуражках герб СССР постепенно заменяли на двуглавых орлов. Увидев на встречной дорожке эскалатора метро офицера в таком обмундировании, я сопровождал его восхищенным взглядом, пока российский герб не исчезал из моего поля зрения.
А зрелище российского триколора, развевающегося на ветру, так и вообще вызывало на глаза слезы: историческая справедливость, наконец-то восторжествовала!
Я регулярно участвовал в шествиях, посвященных Дню Флага 22 августа, и в этом году, держа над головой передний правый угол огромного полотнища, попал в объективы телекамер, и был показан в вечерней сводке новостей; возможно, эти кадры сохранились в архивах, и я вошел в Историю.
Минул уж год, как стал свободен выезд за рубеж. На телевиденье и в прессе установилась полная свобода слова; правительство теперь не ругал только ленивый. Даже два моих письма в редакцию были напечатаны в «Независимой газете».
Демократическими свободами в наибольшей степени пользовались левые, развернув оголтелую коммунистическую пропаганду; я же не упускал ни оного случая, чтобы давать им решительный отпор: хоть в транспорте, хоть в магазине, хоть на улице. В этих спорах в своих взглядах я значительно поправел; меня стали все больше раздражать левые заскоки «Независимой газеты», и я перестал ее читать, переключившись на праволиберальную газету «Сегодня».
В Россию из эмиграции вернулся А.И. Солженицын, чему я придал большое значение.
Международные отношения России были превосходны. Страна стала участником программы: НАТО «Партнерство во имя мира»; по Будапештскому меморандуму все ядерное оружие, принадлежавшее СССР, передавалось России.
Впервые с XVI века Россию посетила английская королева.
Но чем спокойнее становилась международная обстановка, тем хуже себя чувствовали предприятия ВПК, в том числе, «Цикламен».
Начальник нашего отделения Мезенцев выделил из него малое предприятие «Гикею», на котором базировалась хорошо финансируемая тематика, и зарплата, в отличие остальной части отделения, выплачивалась регулярно. После завершения темы «Купорос» я был подвергнут конверсии – с военной тематики переведен на «мирную»; мне поручили модернизацию промышленного магнетрона, проводимую в Отделе магнетронов, который не вошел в «Гикею», за исключением его начальника – Усачева. Проводимая мною работа финансировалась из министерского бюджета, но поступления денег постоянно откладывались, и выплата зарплаты задерживалась. Не говоря уж о том, что деньги все время обесценивались.
Предприятие помогало своим сотрудникам, чем могло; например, мне выдали справку о том, на сколько месяцев мне задерживают зарплату; я ее предъявлял контролеру метро, но по ней пропускали не на каждой станции, и «гуманную» станцию приходилось искать.
Резкое ухудшение уровня жизни привело к тому, что все, кому было, куда уйти, с «Цикламена» уволились, а кто не ушел, на работу не ходили, а нанимались на временную работу, - главным образом, продавцами на рынках. Предприятие же погрузилось в запустение: безлюдные, плохо освещенные, плохо отапливаемые (до +7°С зимой) помещения, загаженные туалеты, замолкшее оборудование.
Но режим «свободного посещения», установленный явочным порядком, сыграл мне на руку, когда отца с инсультом положили в больницу: две недели каждый день с 9 до 14 час я ухаживал за ним, никак не оформляя своего отсутствуя на работе.
Именно в течение 1994 года произошло мое тотальное обнищание.
Еще в начале года я был в состоянии подарить дочери $50 по случаю рождения внучки, а когда в ноябре умер отец, то, чтобы расплатиться с долгами за его похороны, я целыми днями торчал на вещевом рынке «Петровское-Разумовское», продавая его вещи. Было очень холодно; отчаянно хотелось есть, и приспичивало в туалет, но приходилось экономить на том и на другом, а также на покупке разрешения на торговлю; поэтому постоянно нужно было быть начеку, чтобы не попасть в облаву.
Но и в это тяжелое время мне были доступны радости культуры. В ряде институций: - в Доме композиторов, Доме звукозаписи, Музее музыкальной культуры - давали бесплатные концерты авангарда классической музыки, на которых я познакомился с произведениями Эдисона Денисова, Карлхайнца Штокхаузена, Хельмута Лахенмана, Арво Пярта, Джона Кейджа, и других. Их абстрактная, потусторонняя музыка уносила слушателя далеко-далеко!
Да, жизнь была нелегка и опасна, но и в ней были яркие, радостные просветы!
В течение первой половины года на пространстве бывшего СССР обстановка стабилизировалась: был заключен Договор о коллективной безопасности стран СНГ; затихли войны в Карабахе, Абхазии, Таджикистане, но во второй его половине по России прокатилась волна ваххабитского террора, а в декабре разразилась Первая Чеченская война.