Море. Волны взлетают и падают. Мы на острове. Я говорю: и забрались же мы с тобой. А ты… В глазах у тебя волны. Ты говоришь? Я не слышу. Только шум исполинских волн и ветер. Они танцуют над нами ритуальный танец. Волны взлетают серпами высоко над островом и, падая, проносятся совсем близко от нас, срезают лоскуты ветра, брызжа в лицо капельками бесцветной крови. Придет время, и они казнят нас, упав тысячей тяжелых клинков на горб острова. Тогда всё закончится. Наши одежды тяжелеют от воды. Соленая, она прогрызает ткань и впивается в кожу. И я говорю: и забрались же мы с тобой. Громче говорю. Ты шевелишь губами? Хочешь что-то сказать? Я не понимаю. Ты говоришь морем? Но если твои слова – это волны, тогда, наверное, ты кричишь.
А когда-то вон там появился мост. А за ним небольшой приморский город. Где-то на его улицах мы упали друг другу в объятья. Влажные, почти как теперь, и всё было внове. В твоих глазах были цветы. В моих – окна и даль. У меня появился цветник, целый сад, а у тебя окна и даль, в которые можно всматриваться. Раньше, как ты говорила, у тебя были только стены. Мы притащили дверь, смастерили крышу из обломков какого-то корабля или моста, и вот – место, где мы живем.
Шло время. Ты смотрела и смотрела в мои окна, искала что-то в дали. То с тоской, то с азартом. Говорила, что там спокойно, хотя и не всегда. Я мог только предполагать, что там. Ведь невозможно посмотреть внутрь собственных глаз. Я наслаждался твоими красками, любовался цветами. Я так много тебе рассказывал о них, писал, зачитывал, а ты не верила. Где они, эти цветы? Да вот же. Где?
Однажды, дверь под напором ветра скрипнула, и отворилась в ночь. Скрип покатился по городу, мы проснулись и бросились за ним. Так мы дошли до воды, поспевая за звуком. Скрип упал в воду. Ничего не поделать. Бултых… И я помню, что ты, присев, долго смотрела ему вслед, в гущу воды и водорослей. Уже не выловить. Цветы в твоих глазах покачивались на ночном ветру. Раньше здесь никогда не было ветра. Ты сказала, что даль в моих окнах приближается, накатывает порывами ветра. На что я сразу возразил, что твои цветы отворачиваются от солнца. Помню ты сказала, что снов больше не будет.
Могу поклясться, каждое утро с того дня я собирал лепестки с твоей подушки, пока ты стояла у окна, стараясь не смотреть в даль. И твой голос убывал как цвета природы к зиме, как спокойствие за моим окном. И тогда появился мост. И тогда мы увидели, что он ведет к маленькому острову.
Мы ходили к мосту, смотрели на остров. Как будто бы нам нечем было заняться. И шли обратно домой, к хлопающей двери и поредевшей крыше. Шли молча. Мы ложились в объятия друг друга, но не могли видеть сны. Откуда здесь тот остров и кто построил этот мост? – ты так спрашивала. Я молчал. Потом, тайком друг от друга, мы начали переходить мост, проводить время на острове. Однажды мы столкнулись там. Стали расспрашивать друг друга, обличать. Да, я и ты, бываем здесь. Но не мы вдвоем. В твоих глазах уже не было цветов. Вместо этого они медленно наполнялись водой, с каждым днем. А что было в моих? Когда мы встречались взглядом, вода начинала раскачиваться, темнеть. Глядя тебе в глаза, я чувствовал соль на языке. Мы буквально переставали говорить. И отворачивались, чтобы не видеть друг друга. А когда снова встретились глазами…
Шторм. Город гибнет в потопе. Наш дом уносит пучина. Далеко же мы забрались – говорю я тебе. Я и ты, вынесенные на остров. Только вихри воды, маленький клочок земли, и я не могу расслышать, разобрать твой голос. Из-за ветра и шума волн. Ты шевелишь губами. И вот мысль… Ветер – у меня в глазах. А твои глаза – море.
Ты говоришь – беснующимися волнами, я – порывами ветра. Это наш шторм. Он наш общий. И это крик, это крик, это крик. Наверное, мы поняли это одновременно. И всё замерло. И ты сказала, на каком-то новом языке, а я понял: и забрались же мы с тобой, кто бы ты ни был. И волны с ветрами как гильотины попадали вниз, размозжив остров и утащив все останки под толщу воды.
А потом, со дна всплыли два человека. Они глядели на небо впервые, глаза их наполнялись тишиной, подобной зародышу крика. Наполнялись дремучей тайной, обреченной на одиночество и сиротство. Люди эти поплыли в разные стороны, завидев вдалеке сушу. Прилив медленно нес обломки моста или, быть может, корабля, им вслед.
ЦВ