На фото: Ирина Ракша - автор этой страницы РСП и Вальтер Шеф (гость из США)
ПРИШЁЛ, УВИДЕЛ...
эссе
Сколько бы мы ни говорили о богатстве русского языка, но надо признать, что он буквально «набит» словами и выражениями иноязычного происхождения. Эллинизмы, латинизмы, англицизмы и прочие "измы". На протяжении веков русский язык как хлебосольный хозяин принимал в свое лоно как «старые» языки — латынь и греческий, так и «новые» — немецкий, французский, английский и т.д. Порой он приспосабливал их, порой оставлял в неизменном виде. В связи с этим очень живой, молодой и активный русский язык Александр Сергеевич Пушкин с любовью и очень точно называл — «общежительным». Среди иноземных языков первое место заняла в русском, конечно же, древняя латынь. И, порой, произнося такие "родные" слова, как: «глобус», «портфель», «юрист», «акварель», «контракт», «терраса», «вазелин», «соната», «доктор», «диктор» или «проспект», мы и не подозреваем, что все это «латинизмы». Латынь, латынь и латынь.
Как правдиво рассказывает нам древняя история, некогда у человечества был единый язык. Народы общались легко. Страны жили, воевали, торговали. Но вот однажды самонадеянно замыслили построить Вавилон, огромный город — башню. Как сейчас бы сказали — увлеклись некой гигантоманией. Такой высокий, большой, что в нем существовал бы самодостаточный, замкнутый мир, уходящий под облака, ближе к Богу. Наподобие царства небесного. И поселиться в нем, благоденствуя и возносясь прямо в рай. Проект обдумали и стали мало-помалу осуществлять. Однако, когда башня при неустанном многотрудном строительстве поднялась уже высоко, Всевышний Творец, разгневанный людской дерзостью, их грехами, гордыней,
самостью решил не позволить осуществиться их плану, взял и «смешал» все языки. И люди в одночасье заговорили на сотнях наречий, и абсолютно перестали понимать друг друга. Строительство прекратилось. И навсегда. Вавилон разрушился, пал... Прошли тысячелетия. Но и по сей день из жаркого Багдада желающие могут проехать автобусом в пустыню, на место развалин древнего «Бабилона». И по сей день среди глыб и камней можно отыскать черепок, например, с голубым пятнышком бирюзовой эмали, украшавшей некогда стены легендарного града. (Кстати, есть такой черепок и у меня.) Неумолимое время до основания уничтожило башню и разметало камни. Но разноголосая речь продолжает жить на земле. И порой с большей достоверностью, чем камни, передает нам опыт времен и народов.
На сегодня латинский язык считается одним из древнейших, дохристианских. Языком древних римлян. (Мы не касаемся времен библейских. Хотя язык, на котором говорил Христос жив в отдельных местах и по сей день). И был он с расцветом Римской империи очень живым, распространенным по всему Средиземноморью. Однако с упадком и гибелью империи стал для Европы языком лишь избранных. Элитным. Языком учёных, поэтов. Даже позднее был назван «мёртвым». А потому в древнюю Русь пришел в первом тысячелетии не сам по себе, то есть путями военными или торговыми. А через живой греческий (эллинский), на котором тогда говорило полмира. Того самого мира, который покорил бессмертный грек-эллин Александр Македонский. Говоря фигурально, латынь въехала к нам на плечах греческого. А в Европе вплоть до средневековья книги, научные трактаты, церковные проповеди писались на латыни.
Первым нарушил традицию великий итальянец Данте. В 1290 году своей возлюбленной Беатриче поэт написал стихи на итальянском. Ему последовали Боккаччо, Петрарка, Галилей. Во Франции первым стал писать на родном французском Рабле. В России же первым восстал против латинских традиций гениальный (из простолюдин) Михайло Ломоносов. Со свойственной ему во всем отчаянной смелостью, свои лекции он читал студентам по-русски. В те годы такая ломка традиций требовала большого мужества.
И хотя Александр Сергеевич Пушкин сказал, «латынь из моды вышла ныне», она, невзирая на моду, так прочно освоилась в славянском и русском, что ее порой сразу и не распознаешь. Вот, например, небольшая россыпь латинизмов, эллинизмов и пр. идиом, давным-давно обрусевших: «Пост фактум» — (дословно значит: «после сделанного», «Де факто» — в переводе «на деле, практически». «Де юре» — "по закону" . «Экс либрис» — «из книг». «Идэ фикс» — «навязчивая мысль, неотвязная идея» (правда, по-русски произносят неправильно, как «идея фикс»). «Про форма» — формально, для видимости, ради формы. "Персона нон грата" — нежелательная личность. Или вот — «альма матер». Альма — кормящая, питающая. Матер — мать. Средневековые студенты часто называли так свои школы, духовно их «кормящие». Так по сей день и пошло. С их легкой руки. Или порой мы жестко говорим: «Жребий брошен», даже не вспоминая, что это латинизм.
Формулу бесповоротного решения впервые произнес знаменитый римский военачальник Гай Юлий Цезарь. Вернувшись после многих победных походов, он стоял с легионами на берегу пограничной итальянской реки Рубикон. Навстречу ему сенат прислал запрет переходить границу. Все знали — Цезарь жаждет власти. Но он непреклонно воскликнул: «Жребий брошен!» И с конницей вплавь перейдя Рубикон в 49 году до нашей эры, захватил Рим, стал диктатором. Отсюда и пошло выражение «перейти Рубикон», то есть перейти грань дозволенного. А вот ещё: «Все мое ношу с собой». Римские историки рассказывают: в дни завоевания персами греческого города Приены (570 г. до н. э.), по дороге, ведущей вон из горящего, разграбленного города, тащились несчастные беженцы, тяжело нагруженные спасенным домашним скарбом. Лишь старый мудрец Биан шел с ними, не спеша, налегке. На вопросы — где его имущество, отвечал: «Все мое ношу с собой». На привалах у костров старик успокаивал измученных сограждан, рассказывал притчи, истории. И все понимали — истинная ценность не в поклаже, а в душевной мудрости и добром сердце. Это и есть вся его ценность, которую он носит с собой.
А вот это случилось в 1415 году в Чехии. На городской площади у ратуши казнили осужденного. Он был привязан к столбу, стоя на высоком ворохе хвороста. Его звали Ян Гус. Его — ученого, патриота, борца за свободу народа — католическая церковь приговорила к сожжению. Костер должен был вот-вот вспыхнуть. И вдруг осужденный увидел набожную старушку, спешащую к месту казни с охапкой хвороста. Та, блага ради, намеревалась подкинуть ее в огонь. И Ян Гус с безысходной горечью воскликнул: «О, святая простота!» Ведь как раз за счастье людей и этой старухи он боролся и теперь погибал. Восклицание живо и по сегодня. Ведь в своей невежественности люди порой не ведают, что творят... Вот написала, и мелькнуло — Ян Гус, чех, патриот, а предсмертные роковые слова произнес на латыни. Наверное, отнюдь не из любви к ней. А скорее в назидание человечеству. Впрочем, история знает подобное. Умирая, Антон Павлович Чехов, сугубо русский писатель, попросил глоток шампанского и с последним вздохом, сказал по-немецки: «Ихь штербе» "Ich sterbe" — я умираю.
А в связи с латинизмами вспомню еще раз о Цезаре. В 47 году до нашей эры он возвращался из Египта в родной Рим. И по пути, как бы между прочим, в бою при Зеле нанес поражение понтийскому царю Фарнаку. В Рим же отправил гонца с донесением сенату. Всего в три лаконичных и гордых слова: «Пришел, увидел, победил!» С тех самых пор уже две тысячи лет звучит на земле по самым разным поводам эта фраза. Вот вам и «мертвый» язык, который постоянно живет у нас на устах. Воистину — пришел, увидел, победил.