Кафе на двоих

Владимир Смолович
   Дождь обрушился внезапно. Предупреждал о приближении хмурым небом и ветром, но я – как всегда – надеялась на лучшее, думала, что успею добежать до дома. Тяжёлые капли ударили по асфальту, машинам, листве деревьев, росших вдоль дороги и по головам неудачниц вроде меня. Я нырнула под козырёк малюсенького кафе, устроенного в полуподвальном этаже старого дома.
   Брызги тяжёлых капель доставали меня и под козырьком, и через минуту я поняла, что это укрытие не слишком надёжное. Зашла внутрь.
   В малюсеньком кафе было три столика и трое посетителей. Две женщины сидели у стола, ближайшего к входу, и одинокий мужчина – в дальнем углу. Я направилась к свободному столику, но в этот момент мужчина повернулся и посмотрел на меня.
   Я мгновенно узнала его. Он тоже узнал, и я замерла, оказавшись под перекрёстными взглядами Тони – так звали этого мужчину, и бармена за стойкой.
   Немая сцена продолжалась невыносимо долго, пока я не собрала в кулак остатки своего мужества, чтобы подойти к нему.
— Я могу с тобой поздороваться? – тихо спросила я, подойдя к Тони. Не хватало ещё, чтобы нас услышали.
— Да, конечно.
   В его голосе не чувствовалось ни радости, ни грусти. Ожидаемое безразличие. Но почему меня это задевает? Почему мне хочется хоть чего-то от того, что было прежде? По-хорошему, следовало сесть за другой столик. Но ещё не умершая во мне бунтарка спросила, показывая на свободный стул напротив Тони:
— Я могу?
   Он недоумённо пожал плечами – пожалуйста, место свободно.
Стоило мне присесть, как бармен сорвался с места и подбежал ко мне со стандартной улыбкой на лице – чего желаете? Я заказала кофе.
   Перед Тони стояла пустая тарелка, усыпанная крошками – следы от тостов, и стакан сока. Смотрел он на меня спокойно – я всего лишь его бывшая клиентка, и не более.
— Я не нарушаю каких-либо правил? – осторожно спросила я.
— Нет. Я ушёл с той работы.
   Для него это была всего лишь работа. Особые услуги премиум класса.
Боже, неужели прошёл всего год?
   В детстве я много раз слышала: «Тебе никто ничего не должен. Не рассчитывай, что явится принц на белом коне и принесёт тебе всё, о чём ты мечтаешь. У тебя будет только то, что ты сама заработаешь. Никто не обязан тебе помогать. За то, что будут делать для тебя другие, придётся платить. И радуйся, если только деньгами. Не жди награды за то, что будешь делать для других. Не пытайся кому-нибудь угождать – это производит отталкивающее впечатление. Чтобы ни случилось, никогда не отчаивайся и не проси помощи. Будь гордой».
   И я старалась быть гордой. Ходить с высоко поднятой головой.
   Через пару лет после окончания колледжа мне удалось устроиться на хорошую работу. Высокий заработок и отличные перспективы для карьерного роста. И я начала.
   Я ходила на всевозможные курсы и семинары с единственной целью – продемонстрировать рвение. Начальство заметило. Меня приглашали на беседы «тет-а-тет», в ходе которых рассказывали, что я кандидат на повышение. Если в течение ближайшего года я справлюсь со всеми поручениями, то продвижение гарантировано. Они действовали превосходно – весь год «пряник» продвижения вперёд сиял передо мной столь ярко, что я ни секунды не позволяла себе расслабиться. Десять командировок за год – пожалуйста! Двадцать – почему бы и нет? Я была согласна на всё. Через год – как и обещано: фирменный конверт, в котором письмо за подписью босса какого-то уровня. Новая категория или новая должность, но, главное, новый оклад.
   Я шла вперёд, и на смену прозаическим «пряникам» пришли нематериальные. «Мы хотим представить тебя Президенту компании». Это – как медаль солдату. Последствий никаких, но очень приятно, и есть чем гордиться. А вот ещё новость: «Будет совет директоров. Ты бы могла выступить с коротким сообщением на тему…» Многообещающе. Такое предложение многого стоит. А вот и другое: «По случаю Дня независимости Президент компании имеет честь пригласить вас на банкет…» И пометка: «Приглашение на два лица». То есть прийти с мужем. Или с женой – приглашения одинаковы для мужчин и женщин. Написано деликатно – «на два лица», ибо если угодно привести любовницу или любовника – не возбраняется. Главное, чтобы он был, этот любовник. И такой, какого было бы не страшно и не стыдно привести в ту компанию, которая соберётся в шикарном ресторане. А откуда он возьмётся – респектабельный любовник, если я – как девушка по вызову – всегда готова по первому свистку мчаться за тридевять земель, чтобы решить очередную технологическую проблему.
   Я достигла высокого социального статуса. Банк – без каких бы то ни было моих просьб или намёков – поднял мой кредитный рейтинг до уровня «А». Социальный рейтинг был не ниже. С кем попало я быть не могла.
На том самом, вышеупомянутом банкете, мне нашептали о руководителе одного из филиалов компании: «Знаешь с кем он пришёл? Девушка из эскорт-сервиса. Бывшая актриса»
   Мне было всё равно, с кем он пришёл. Я догадывалась, что семьи у него нет – наверное, как и я, весь в работе – но хочется быть не хуже других.
Увиденное на банкете запало в душу. И я хочу иметь спутника жизни. Но… Что бы ни говорили, но традиции неумолимы: мужчина должен иметь более высокий статус, чем его спутница. Или, хотя бы, быть наравне. Бывают, конечно, исключения, но разве на это можно надеяться? Я должна искать себе не только мужчину с высоким статусом, но и таким, которого не будет раздражать моё отношение к работе.
Пыталась, конечно. Первые годы после колледжа было проще – в свободный вечер можно было убежать в бар. Подруги говорили – очистить голову. Приятного кавалера, если такой попадался, можно пригласить домой. Впрочем – очистить голову получалось плохо. Мысли, касающиеся работы, не оставляли меня и в баре.
Потом я стала руководителем группы. А затем – начальником отдела. И словно какой-то невидимый механизм заставил меня иначе смотреть на окружающих. Я начала опасаться, что встречу в баре своих подчинённых. Или сотрудников других отделов компании. Перспектива стать предметом обсуждения пугала – с моим статусом полагалось отдыхать по-иному.
   Иногда я знакомилась с парнями через интернет. Читала объявления, всматривалась в фотографии, и после долгих размышлений и взвешиваний отправляла короткое послание. В большинстве случаев мне отвечали. Просили прислать фотографии – не одну, конечно, а с десяток, желательно в разных видах, включая с минимумом одежды, который я могу себе позволить. Я посылала фотографию в купальнике, чем, наверное, разочаровывала некоторых. После непродолжительной переписки договаривались о встрече. От общения через видеомессенджеры отказывалась – там легко Моську выдать за Слона, а голос сделать таким, какой – по его понятиям – будет сводить с ума. Торопила обычно я, любила определённость. В половине случаев первая встреча оказывалась последней. Им было не интересно со мной, а мне было скучно с ними. Я не видела у них никаких желаний, кроме намерения затащить меня в постель. Ко всему вдобавок злило осознание того, что у этого кавалера – вполне возможно – сегодня встреча со мной, завтра с другой девицей, послезавтра – с третьей. Конкуренция, к которой я была не готова. Утешала себя тем, что я не такая, как другие. Другие думают, как выжить в череде непрекращающихся кризисов, а для меня кризисы – это возможность продвижения.
И я возвращалась к работе.
   Шло время, и я вдруг заметила, что количество свободных мужчин подходящего возраста вокруг меня стремительно уменьшается. Кто-то уже подобрал подругу, а те, чьим требованиям сложно угодить, приобрели электронных дам. Конечно, такая покупка стоит кучу денег, но если бы я начала искать друга среди тех, кому такая дама не по карману – перестала уважать себя.
   Я приобрела электронную собаку. Она вела себя так же, как и настоящая – требовала, чтобы с ней играли, бегала за мной, прыгала на кровать и даже проказничала – таскала обувь по квартире и сбрасывала с дивана оставленные там вещи. Я попробовала гулять с ней по вечерам – такая возможность предусмотрена, а сделаны эти собачки столь искусно, что лишь опытный глаз может заметить, что это игрушка. Но настоящие собаки понимают это в секунду. Подбегают, нюхают и разочарованно отходят. В первый же вечер меня ждало фиаско: половина из тех, кого я встречала по пути, понимали, что это игрушечный пёс. Прятали сочувственные взгляды, а я пыталась понять – почему нужно соответствовать навязываемой мне модели поведения?
   Мне хотелось, чтобы дома меня кто-то ждал. Слушал мои рассказы о том, что было на работе, обсуждал что-то и спорил по пустякам. Хоть изредка.
   В конце концов я спрятала собаку в чулан и отправилась в Центр духовной гармонии для женщин. Бывший эскорт-центр, его переименовали для повышения статуса.
   Всё было иначе, чем я предполагала. Небольшой офис, в котором хозяйничала полная и немолодая женщина с пронзительным взглядом. Оценивающе посмотрела на меня и предложила сесть. Я полагала, что она начнёт мне рассказывать о том, как работает Центр, но она сочла это излишним, поняв, что я уже нахваталась из интернета.
— Прежде всего – предупреждаю: всё, о чём мы договоримся, будет зафиксировано в договоре, который нужно свято соблюдать. Вы будете работать с живым человеком, а не с электронной игрушкой. Понятно?
   Я тут же окрестила её «мадам». Так, если верить кино, в прошлом называли хозяек публичных домов.
— Второе – расскажите о ваших ожиданиях. Чем подробней, тем лучше.
   Я к этому была готова. Даже конспект дома набросала. Впрочем, она слушала меня невнимательно. Было такое ощущение, что она всё поняла с первой минуты.
— Ну вот что, дорогая, – бесцеремонно начала она. – Для начала оглянись по сторонам. Наш мир таков, что невозможно отличить подлинник от подделки. Туфли, которые ты носишь, могут быть от фирмы супер-пупер, а могут быть подделкой, пока в руки не возьмёшь и нос внутрь не засунешь – не узнаешь. Так вот, нечего внутрь нос совать. Верь на слово. Сказали – поверила, сказали – поверила. Понятно?
Мне был непонятен такой поворот разговора.
— Объясняю на примере. Есть мужик – нормальный, работящий, без фокусов и дурных привычек. Домой приезжает только на выходные. Строителем где-то работает. Мосты строит. Сто километров от дома. Или двести. Накладно каждый день ездить. Отличный вариант. Всю неделю вы ждёте друг друга, переписываетесь, объясняетесь в любви, а в выходные – выплёскиваешь на него накопившуюся страсть. В гости идёте, в театр, ещё куда придумаете. Кайф. Ты против мостостроителя ничего не имеешь? Или тебе творческую личность подавай?
   Я против мостостроителя ничего не имела, хотя сказанное меня озадачило: от меня требуется слепая вера во всё, что он будет говорить?
— Все варианты перед тобой, но есть ограничения. Тебе, как понимаю, нужен партнёр не только чтобы пойти куда-то, но и на ночь. Это считается – на сутки. Так вот, есть ограничения: не менее трёх суток в месяц и не более двух суток в неделю. Если дни постоянные, то тариф на выходные выше, в будние дни – подешевле. Отсчёт начинается в десять утра и заканчивается в восемь утра следующего дня. Если вызван на выходные, то придёт в десять утра в субботу и уйдёт в восемь утра в понедельник. Мы рекомендуем скользящий график – допустим, каждый шестой день. На этой неделе получается среда, не следующей – вторник. И так далее. О вызовах вне ранее составленного графика надо договариваться заранее, минимум за неделю, но лучше – за две, а не так, что ой, приспичило, приходи. Возможны замены дней по договору. В такой-то запланированный день ты в отъезде. Если более чем за неделю, договариваемся о переносе. Если менее чем за неделю – день сгорел. Но опять-таки, обязана предупредить не менее чем за сутки, что тебя не будет. Чтобы не было такого – он пришёл, а тебя нет. За такое – штраф. Ещё один важный момент. Вне твоих дней вы друг друга не знаете. Ни встреч, ни разговоров. Что это означает? Шла по улице и увидела его, скажем, с другой женщиной, такое вполне может быть. Сегодня не твой день, спокойно проходишь мимо, делаешь вид, что не узнала. Никаких звонков. Переписываться – сколько угодно. Хоть весь день эсэмэски друг другу шлите.
   Наверное, я в тот момент не сумела скрыть появившуюся на мгновение брезгливость. Мадам заметила.
— Мы не скрываем ничего. Пока договор не составлен, я рассказываю всё без утайки. А вот ты потом должна забыть всё, что сейчас слышишь, иначе не сможешь. И ещё помни – твой партнёр – это никакой не Жигало. За всем следит интеллектуальная сетевая система «Элегия». Она будет участвовать в переписке, будет анализировать твои эсэмэски, послания, просьбы и прочее для того, чтобы выработать ту стратегию поведения, которая будет тебе приятна во всех отношениях. Всё для тебя и ради тебя. Плохого она не посоветует. «Элегия» будет делиться приобретёнными знаниями с твоим кавалером. Не бойся, никто иной к этой информации доступа иметь не будет. У него есть имплантированный биоторрент, «Элегия» может прийти ему на помощь в любой момент и, если надо – подсказать, что делать в критической или любой другой сложной ситуации. Повторяю, подсказать, а не командовать. Он остаётся человеком, и он, только он, решает, насколько придерживаться получаемых рекомендаций. Понятно?
   Мне стало жаль человека, который должен регулярно консультироваться с машиной. Пусть интеллектуальной, но машиной. Мадам и это заметила.
— Не жалей ни его, ни себя. Это его работа. Количество клиенток, с которыми он работает, наш сотрудник определяет сам. Может иметь одну, может двух, может – трёх – всё зависит от насыщенности договоров и его желания. Обычная загрузка – четыре рабочих дня в неделю – чтобы сохранять гибкость в оказании услуг. Если ты идёшь на два дня в неделю, то, скорее всего, у него будет ещё одна клиентка. Что странного? Жена и любовница. Люди годами живут в таких треугольниках. Тебе что, плохо будет, если у тебя будет и муж, и любовник? Да каждая вторая с удовольствием имела бы и того, и другого, если бы была возможность. Но. Несколько предупреждений: наш сотрудник имеет право на расторжение контракта не только в случае твоих действий, скажем, оскорбляющих или унижающих его, но и из-за несовместимости. Ты тоже должна ему нравиться, через силу ничего не будет. Иногда попадаются такие заказчицы, что хоть караул кричи. Были случаи. Мы заботимся о наших сотрудниках. Поэтому не думай, что его внимание, расположение, любовь гарантированы. Ты должна дорожить им. При потребительском подходе: я плачу, ты давай, развлекай меня, ничего не будет.
— Но… – начала я, но мадам меня прервала.
— Мы подбираем кавалера. Поверь, у нас есть опыт, знаем, на что обратить внимание. Пройдёшь небольшой тест – всего сорок вопросов, по результатам которого мы представим подходящие кандидатуры. Окончательный выбор, конечно, за тобой. Не жди какого-нибудь альфа-самца из идиотских блокбастеров, уверяю – они пригодны лишь пыль в глаза пустить. Мы предложим настоящего – крепкого, здорового, толкового, понимающего. Предупреждаю особо: даже если ты будете в восторге от партнёра, замуж за него выйти не сумеешь. Также и не сумеешь от него забеременеть.
— Они что, стерилизованы?
— Не так грубо. Есть цивилизованные методы. Вопросы?
Я задала несколько пустячных вопросов и сказала, что должна подумать.
— Не гоню. Приходи, когда решишь.
   Я размышляла неделю. Половину свободного времени ушло на чтение статей на тему – люди с вживлёнными биоторрентами, кто они: люди или уже киборги?
   Писали о нескольких аспектах. Во-первых, насколько это безвредно? Не создаёт ли это такую дополнительную нагрузку на мозг, которая может привести к возникновению специфических заболеваний? Во-вторых, карьерное продвижение по службе у обладателей биоторрентного имплантата будет более лёгким, так им в любой ситуации легче получить требуемую информацию. Это ставит обладателей этого имплантата в преимущественное положение при приёме на работу. В итоге, биоторренты будут вынуждены ставить и те, кто этого не хотел. В-третьих, существует угроза взлома биоторрентных сетей, что сделает обладателей имплантатов более уязвимыми перед мусорной информацией.
   Все три опасения, несмотря на их многочисленные повторения в тех или иных формах, опровергались. Дополнительного воздействия не обнаружено. Не более чем остальные гаджеты. Использование имплантатов мало отличается от использования очков виртуальной реальности. Имплантат преобразует текстовую информацию в псевдовербальную, ощущение такое, словно послание нашёптывает приятный (можно выбрать) голос. Невысокую скорость передачи информации компенсирует лёгкость восприятия.
   И, наконец, мусорная информация – рекламы и тому подобное – легко блокируются самим пользователем, биоторрент легко включается и выключается мысленными командами.
   Итак, ко мне придёт человек, которому очень умная «Элегия» временами будет подсказывать – что делать, о чём разговаривать и как успокоить меня, если я вдруг начну бушевать. Кто он после этого – человек или робот?
   Использовать слово «робот» по отношению к человекообразным созданиям в последние годы стало неприличным. Электронный кавалер. Или – электронная дама. Последних, кстати, гораздо больше. Одинокие мужчины с удовольствием приобретают этих дам. Статистика утверждает, что женщины приобретают электронных кавалеров в четыре раза реже, чем мужчины – дам.
   Дополнительной движущей силой было любопытство: какого это – роман с Жигало?
   Я прошла медосмотр и ответила на сорок вопросов во время встречи с психологом. Выбрала скользящий график с шестью встречами в первый месяц и возможностью по окончанию его внести изменения в график. Я согласилась с тем, что минимальный срок контракта – это три месяца. Я обещала не интересоваться биографией моего Жигало и его настоящим именем. Я обещала не перегружать на него свою работу и не сбрасывать на него ремонты в квартире. Не отъезжать с ним на расстояние более 60 километров от города (это ещё почему?) и не оставлять в наши дни «по договору» вместо себя других женщин (неужели такие случаи были?).
   Так в моей жизни появился Тони.
   О первой встрече я договорилась ещё в офисе. В воскресенье, в 11 утра – я великодушно подарила ему час свободного времени – в кафе «Лилия». Мне это кафе нравилось по двум причинам: во-первых, в воскресенье по утрам там малолюдно, во-вторых, в кафе есть открытая терраса, утопающая в зелени – ветки акаций почти касаются столов, создавая иллюзию уединения. Шум прибоя и улицы неподалёку позволяет свободно говорить о чём угодно, не боясь быть кем-то услышанным.
Я пришла специально пораньше – мне захотелось понаблюдать, как он будет меня искать. Он, появившись ровно в одиннадцать, и окинув быстрым взглядом кафе, направился прямо ко мне.
   То ли от необычности ситуации – я впервые встречалась с платным кавалером, то ли во мне в очередной раз проснулась бунтарка, я встретила его сердитым, но и оригинальным, как мне тогда показалось, вопросом:
— Чего мне не ждать от вас?
— Того, что я буду вашим зеркалом. Прямым или кривым.
— Ваше самое сильное качество?
— Не питаю никаких иллюзий.
— Мой основной недостаток?
   Я ожидала, что он уклонится от ответа на этот вопрос. Что он мог понять обо мне за минуту знакомства? Но он ответил:
— Страх. Ты боишься не успеть, боишься выглядеть в глазах других иначе, чем хотелось бы, боишься не добиться того, чего желаешь, боишься прослыть неудачницей, боишься будущего.
   Наверное, он видел мои ответы на те самые сорок вопросов или встречался с психологом, который допрашивал меня. Но это мне пришло в голову позднее, а в тот момент я была озадачена его проницательностью.
   Да, я действительно боялась всего этого. С детства я была убеждена, что если не одержу верх над той или иной проблемой или невзгодой, то буду отброшена вниз, туда, где обитают те, чей социальный и кредитный рейтинг помечают в документах красным цветом.
   Тони воспользовался паузой и, усаживаясь, перехватил инициативу.
— Заказать завтрак?
   Он вёл себя не как человек, пришедший на романтическое свидание, и не как человек, отрабатывающий заранее разработанную программу. Он демонстрировал независимость, уверенность в себе и занятость. Говорил о пустяках, каждые несколько минут меняя тему, словно проверял – что меня интересует? Мне стало казаться, что в какой-то момент он встанет, порекомендовав обратиться к кому-то другому, ибо знала, что у него есть право во время первой встречи объявить о несоответствии и отказаться. Хотя мадам сказала, что такое бывает крайне редко. И чем более я опасалась, что он встанет и уйдёт, тем более я дерзила. В какой-то момент я не удержалась и спросила:
— У вас было много клиенток до меня?
   Мне это казалось верхом наглости. Но он не удивился.
— Любовь похожа на теорему, которую каждый день нужно доказывать сызнова. Поэтому невозможно сказать – предыдущий опыт помогает или мешает.
   И переключился на рассказ о своей работе.
   Рассказал, что работает инженером на строительстве туннелей. Ручные работы отошли в прошлое – туннель роет огромный землеройный крот. Впереди – диск с мощными зубьями, которые крошат в щебёнку всё, что попадается на пути. Щебёнка по транспортёру проходит сквозь машину и выгружается в небольшие контейнеры, которые увозит грузовик. Кроту нужна арматура, бетон, вода и много-много другого. Стоит она многие миллионы, поэтому её заставляют работать 24 часа в сутки. Метр за смену, километр за год. Из-за того, что крот работает непрерывно, у работников скользящий график.
— И по ночам? – бунтарка во мне продолжала неистовать. Мне хотелось его подловить на неточностях. Ясно же, что он придумал такую профессию, дабы оправдать скользящий график. Если я изменю через месяц частоту его появлений, скажем, с раза в шесть дней на раз в восемь дней, у него точно так же изменится график работы.
— Нет, я занимаюсь инфраструктурами. Освещение, вентиляция, – и начал рассказывать, что через каждые несколько сот метров в туннелях устраивают специальные зоны безопасности, в которых могут прятаться люди в случае аварий, пожаров, наводнений, заторов. В зависимости от конкретных условий эти зоны могут быть снабжены отдельной вентиляцией, аварийными выходами на поверхность, независимым энергоснабжением.
   Он рассказывал об этом с таким увлечением, с такой массой деталей и технических подробностей, что я готова была поверить, что он в самом деле работает туннелестроителем. И лишь где-то на краешке сознания моя внутренняя бунтарка нашёптывала: «Это ему «Элегия» подсказывает». Я начала возражать ей: «Эмоции откуда? Он не просто выдаёт информацию, я вижу его переживания, реакцию, мажор. Разве машинный интеллект способен на такое?»
   В какой-то момент он прервался, извинившись, что слишком увлёкся. И попросил меня рассказать о своей работе. После его вдохновенного рассказа о туннелях я не могла отмалчиваться.
   В кафе мы просидели два часа. Он расплатился, не забыв взять квитанцию. Ещё бы! Он приложит её к отчёту. Вроде бы платил он, а деньги будут списаны с моего счёта…
   Мы гуляли вдоль набережной, а когда устали, он предложил отправиться на экскурсию по городу. Мы как раз находились около остановки туристического автобуса. Это было странно и неожиданно, я вдруг поняла, что никогда не путешествовала таким образом по родному городу. Мы забрались на второй, открытый этаж, и мне представилась возможность сравнить собственные представления о городе с пояснениями электронного гида. Автобус ездит по круговому маршруту, можно сойти и снова подняться на него на любой остановке, билет действителен в течение дня. Мы сошли не дожидаясь возвращения на набережную, у английского парка. Тони рассказал, что в четыре часа на открытой площадке будет концерт лайк-джаза, стоит послушать. Я не была фанаткой такой музыки, но согласилась.
   В седьмом часу вечера я привела Тони к себе домой. С удовольствием осознала, что весь день практически не вспоминала о работе. Та самая чистка головы, о которой мне столько раз твердили.
   Мы вместе приготовили ужин из того, что нашлось на кухне. Получалось весьма скромно. Тут же проснулась дремавшая во мне бунтарка, ехидно спросившая: «Послать его в магазин ты можешь? Или это тоже считается недопустимым?» Я не стала ей отвечать – обойдёмся тем, что есть.
   А потом встал вопрос: что дальше? Оставить его на ночь или отправить домой? Я колебалась, а он тут же понял, какие сомнения меня терзают.
— Здесь не тот случай, когда действуют по принципу «Всё и сразу».
   И ушёл, оставив меня в сомнениях. Через час от него пришла эсэмеска, в которой он рассказал, что уже добрался до дома и уже начал составлять планы на следующую встречу.
   Следующая эсэмеска пришла в 10 утра следующего дня. Он писал, что добрался до своего туннеля, успел заскочить в вагончик, в котором живёт в рабочие дни, и пожелал спокойного дня.
   В первый день о вагончике он не упоминал. Понятно, что строители отдалённых объектов живут во временном жилье. Разумеется, его «легенда» хорошо отработана. Решила проверить и попросила описать вагончик.
   До конца рабочего дня я успела получить три эсэмэски. Отвечала коротко – не было времени. Зато, когда вернулась домой – в восемь вечера, пришлось задержаться, отвела душу – отправила несколько длинных посланий.
   Это было подобие игры. Я пыталась выловить из его посланий то, что открыло бы придуманность описаний стройки, бытовок, вагончиков, и задавала колкие вопросы. Он словно не замечал этого и продолжал описания, часто наполненные тонким юмором.
   Переписка начиналась каждый раз спонтанно, иногда в самое неподходящее время. Он мог в рабочее время обрушить на меня столько, что приходилось со злостью и чуть ли не на бегу отстукивать: «Я сейчас не могу!!!» В другие дни потоки нежных посланий начинали капать на меня поздно вечером, когда я уже лежала в постели. Сначала я полагала, что он начинает переписку тогда, когда выдаётся свободное время. Но в те дни, когда он бывал со мною, я практически не видела, чтобы он хватался за свой гаджет и начинал что-то судорожно набирать. А ведь у него есть и другие клиентки. Получалось, что переписку ведёт та самая «Элегия», о которой мне рассказывали. Пока он с одной клиенткой, программа от его имени переписывается с другой. Я злилась и отправляла ему всякие колкости. Он не реагировал, или высмеивал их. Во время следующих встреч я напоминала о посланиях и убеждалась – он их помнил. Значит, если в самом деле эта самая «Элегия» помогает ему, то они работают в тесном контакте. А иногда во мне начинала тлеть робкая надежда: может я у него одна? Если большая часть денег, что я плачу Центру, попадает ему, то на них можно прожить. Скромно, но можно.
   Основным итогом первых недель стало то, что мне надоело искать неточности и накладки, я согласилась верить в то, что он в самом деле инженер – туннелестроитель. Следующих встреч я ждала с нетерпением.
   Но иногда на первое место вырывались мысли о том, что завтра он будет делать то же самое с другой женщиной, а послезавтра – с третьей. Но он замечал поднимающееся во мне раздражение, как тут же сам поднимал в разговорах эту тему.
— Помнишь сказку об Алисе в стране чудес? «Я вижу то, что ем» и «Я ем то, что вижу» – это не одно и то же! Если тебя не обкрадывают, разве ты что-то теряешь?
   В другой раз он говорил:
— Сейчас грань между жизнью реальной и виртуальной настолько зыбка и незаметна, что невозможно сказать, в какой из реальностей мы живём. Наша жизнь – это та история, которую мы считаем своей жизнью.
   Однажды, когда в «наш день» – это название, поначалу смешившее меня, прочно вошло в наш обиход – пришедшийся на будний день, в который мне удалось с грехом пополам ускользнуть с работы в два, кто-то позвонил Тони. Его голос изменился, стал немного сердитым. Он заговорил с неведомым собеседником – я слышала второй голос – о каких-то кабелях, которых то ли не хватает, то ли они не такие, как надо. Тони не разрешал использовать их, и в конце концов сказал, чтобы бригаду перевели на другой участок.
— С работы, – пояснил он, когда разговор закончился.
   Ах, с работы? Спектакль, разыгранный для того, чтобы я крепче верила, что он туннелестроитель. Я рассердилась.
— Кому нужен этот обман? – резко спросила я. – Я знаю твою настоящую профессию.
Он как-то с сожалением посмотрел на меня. И после паузы сказал:
— Те, кто обманывают, имеют какую-либо корысть от этого. Подросток обманывает родителей, чтобы избежать наказания. Аферист обманывает простачка, чтобы выудить из него деньги. Политик обманывает избирателей, чтобы быть переизбранным на новый срок. Но если нет корысти… В театре ты веришь, что на сцене шестнадцатый век, а не двадцать первый, как в зале, и что это Италия, а не… Ты веришь, что девушке, бегающей по сцене, четырнадцать лет, а не тридцать, на которые она выглядит, признаёшь её эмоции правдивыми, и тебя потрясает её гибель. И всё это ты обманом не считаешь. Потому что ты соучастница. Все эти трансформации времени, места и образов стали возможны благодаря тебе, благодаря тому, что ты, как и сотни других, купив билет, не только дала добро на этот обман, но и верой своей принимаешь в нём участие. Для этого не обязательно быть на сцене. А теперь я возвращаю тебе твой же вопрос: кому нужен этот обман?
   Интонациями он подчеркнул слово «этот». Подобные вещи получались у него мастерски. Я бы могла найти, что ответить. Но что-то удержало меня.
— Весь мир театр, а люди в нём актёры, – сказал он примирительным голосом. – Старайся исполнять свою роль получше.
   Я бросалась из крайности в крайность. Иногда начинала верить, что это в самом деле мой избранник, и забрасывала его подарками. В «наши» дни убегала с работы пораньше (поначалу это казалось мне собой чем-то необычайным, словно вдруг выяснилось, что можно спешить не только на работу!), чтобы не потерять ни одного часа из отведённых нам Центром духовной гармонии. Но иногда словно бес вселялся в меня. На удачный комплимент, который мне было приятно слышать, внезапно дерзила:
— Скольким ты уже говорил такие слова?
   Как-то в кафе я предложила Тони заказать антрекот из натурального мяса.
— Не стоит, – вздохнул он. – Слишком дорого.
— Это не твои деньги! – резко сказала я.
   Слова прозвучали, как пощёчина. Если бы он встал из-за стола, я бы не удивилась. Но он лишь отложил меню. Воцарилась долгая пауза.
— Пожалуй, я начну с виски, – наконец сказал он. И вдруг сменил тон.
— Ты эгоистка, – сказал он голосом, не допускающим возражения. – Для работы это хорошо. А для дома…
   Я была уязвлена. И когда ему принесли стаканчик виски, отпила у него половину.
   Вскоре я начала брать Тони с собой в театры и на концерты. В какой-то момент, по-настоящему отважившись, пошла с ним на день рождения Альмы из моего отдела, зная, что информация о том, что я не одна, мгновенно распространится по офису. Во время подобных вылазок Тони вёл себя превосходно, и меня стали приглашать на различные празднества чаще. По случаю годовщины основания компании был организован уик-энд на природе – разумеется, Тони был со мной. На мой день рождения приезжали родители, я специально попросила Тони зарезервировать день. Он вёл себя безукоризненно, говорил маме банальности, шутил. Разумеется, потом была масса вопросов. Я соврала, что Тони – увы – женат, и хотя с женой уже год не живёт, но юридически ещё не разведён. Поэтому я не тороплюсь. Этим, конечно, я их огорчила, но сделала это специально – готовила почву на случай, если вдруг – мало ли что может приключиться – мы с Тони расстанемся. И, как это бывает в подобных случаях, словно сглазила.
   Спустя полгода после того, как в моей жизни появился Тони, наша компания попала в крайне неприятную историю.
   Конкурирующая фирма уличила нашу в воровстве разработок и технологий. Позднее выяснилось: они обнаружили это давно, но не торопились хватать нас за руку, собирая материалы и факты, чтобы их обнародование было бы как гром среди ясного неба. Если было это была только недобросовестная конкуренция, то мы бы отбились. Но в присутствии прессы с их информационного центра была снята подслушивающая аппаратура. Были предъявлены документы, объяснившие, как через подставную фирму мы установили эту аппаратуру. Показания свидетелей-перебежчиков.
   Президент нашей компании подал в отставку. Но это не остановило кризис – акции обвалились и компанию решили разделить на две. Ту часть, в которой оставалась я, купили те, против которой наша администрация боролась не лучшим способом. Меня уволили.
   Тони утешал меня, говорил, что нужно, в первую очередь, сбросить с себя груз переживаний, с которыми связаны последние месяцы, выкинуть их из памяти. Не думать о том, что было, а готовиться к тому, что будет. Спрашивал, не желаю ли я примериться к другой профессии, это здорово помогает. И даже уговорил поехать на две недели в Танзанию. Дни, которые мы потеряем, он вернёт после моего возвращения, добавив по одному в последующие три недели.
   Неделя после возвращения была заполнена Тони. Он приходил через день, и вдруг я осознала, что мне совершенно безразлично, где он и с кем в те дни, когда не со мной.
   Выходное пособие оказалось небольшим. Увы – сказали мне, деньги, вырученные от продажи компании, не покрывают убытков. И я, оказавшаяся в списке руководящих работников – чем прежде гордилась – получила лишь небольшую часть полагавшейся мне компенсации. Меня воспринимали, как соучастницу обманов, и потому, заслуживающую наказания.
   Мне назначили пособие по безработице. По сравнению с моим прежним заработком это были слёзы. Как раз на оплату Тони. То есть услуг, предоставляемых его Центром.
   Я начала искать работу. Рассылала резюме и ждала звонков. Название компании, в которой я работала, бывшее у всех на слуху, оказывало на инспекторов по кадрам такое же действие, как красная тряпка на быка. Наименование моей последней должности – «Координатор» – было похоже на попытку скрыть или изящно завуалировать то, чем я занималась. Каждая беседа начиналась с вопроса: «Что вы координировали?» Во многих случаях, второго вопроса не было.
   Тони старался быть чутким и поддерживать меня морально. После потери работы наши отношения стали для меня главным. Прочь улетели дёргания и терзания, меня перестало волновать: одна я у него или не одна? Представим себе мужчину-гинеколога. Его что, возбуждает вид интимных мест его пациенток? Он этими местами любуется двести пятьдесят дней в году по пять часов каждый день. Работа, и ничего более. Я перестала сомневаться в том, что он строит туннель. Да какая мне разница, что он строит? Хоть башню до Луны, на наши отношения это никак не влияет.
   Через три месяца я снизила уровень требований. Я была согласна на любую работу, где мне платили бы больше, чем нынешнее пособие по безработице. Но мир оказался охвачен новым кризисом, и я зря оббивала пороги фирм по трудоустройству. Перешагнула через свою гордость и начала просить знакомых, что если они вдруг услышат…
   Настал день, когда начисление пособия по безработице прекратилось. И тогда я пошла в Центр и попросила снизить количество «наших дней» до одного в неделю. Разумеется, я выбрала будний день, с десяти утра в среду до восьми утра в четверг. Мадам посмотрела на меня с сожалением и дала подписать мне протокол изменений.
   Я со страхом ожидала реакции Тони. Я не предупредила его о походе в Центр. Думала, он возмутится, скажет что-то резкое, а в глубине души надеялась, что он скажет, что наша связь уже переросла рамки того договора, который когда-то был заключён. Скажет что-то вроде: «Я буду бывать у тебя столько, сколько возможно. Это никакого отношения к договору не имеет».
   Но ничего из того, о чём я грезила, не произошло. В следующий наш день он был таким, как всегда. За ужином я не выдержала и спросила – знает ли он, что я изменила частоту встреч?
— Да, – спокойно сказал он. – Меня поставили в известность.
   Поставили в известность. Этот канцеляризм чуть не убил меня. Все заготовленные речи и объяснения, заверения, что всё вернётся на круги своя, когда я найду работу, оказались лишними и ненужными. Я для него всего лишь клиентка, одинокая женщина, не сумевшая до 34 лет устроить свою личную жизнь.
Через месяц я нашла работу – глупую и скучную – в архиве муниципалитета. Им не нужны были мои опыт, сноровка и хватка. Нужен был добросовестный исполнитель. Заработок… Только на жизнь.
   Оплачивать услуги Тони из сбережений я не решалась, как боялась, что худшее ещё впереди.
   В Центр я шла, как на Голгофу. Мадам не было, я разговаривала с другой сотрудницей. Почему-то это меня порадовало – та, другая, не была столь пронзительно догадливой, как мадам. Я быстро подписала стандартный бланк-просьбу о закрытии договора и пулей выскочила за дверь.
   В последний день он вёл себя так, словно ничего не случилось. Ни слов надежды, ни сочувствия. Мне очень хотелось спросить – было ли ему хорошо со мной, но не решалась.
   В одиннадцать вечера он забрался в кровать, а я задержалась в салоне. Решала немыслимую по сложности и актуальности задачу: ложиться в пижаме или без неё?
К тому времени, когда решение было принято, Тони уснул.
   Теперь он сидел передо мной со стаканом сока в руках и равнодушно смотрел на меня. Или мне это кажется, что равнодушно? Его карие глаза блестели, и этот блеск показался мне манящим светом далёкой звезды.
— Кем ты работаешь?
— Строитель. Простой строитель. Только я не туннели строю, а ремонтирую и перестраиваю промышленные здания.
   Значит, он помнит. Я схватилась за это, как утопающий за соломинку.
— А я работаю в архиве муниципалитета. По сравнению с тем, что было – шелуха, но на жизнь хватает.
   Он понимающе кивнул. Мне это показалось кивком надежды. Милый мой, хороший, расспроси – каково мне было без него, как я тосковала и тихо плакала по ночам в подушку после того, как сама выставила его за дверь. Как мне хочется рассказать ему о том, сколько раз я говорила – «чёрт с ними, этими накоплениями» и шла к Центру, но по мере приближения мои шаги замедлялись, я вспоминала, что всё это было игрой, представляла, что у него, наверное, вместо меня другая клиентка, а завидев знакомое до противности здание, поворачивала назад. Мне некому было излить свою душу, рассказать о том, что пережила. Я всё расскажу, дай мне только знак, что я тебе не безразлична.
   Но он молчал. Пауза настолько затянулась, что уже можно было вставать и уходить. Под дождь и грозу – пусть потоки небесной воды обольют меня с ног до головы, пусть эта небесная влага вымоет из моей головы все воспоминания, пусть…
— Лидия, – неожиданно мягким, знакомым мне по прежним временам, голосом сказал он. – Тони не существует. И никогда не существовало. Это – «Элегия», а я всего лишь марионетка, манекен, которым она управляла.
— Манекен? – переспросила я. Он кивнул.
— Мы живём в эпоху распада семей. Главными стали иные приоритеты. И в угоду этому люди научились делать электронных дам и кавалеров. Внедрение дам проходит успешно, мужчины довольствуются дамами, которые не могут выходить из квартиры. У дамы характер и внешность точно такие, как хотел заказчик, послушна, исполнительна, необидчива и не ругается. Секс с ними не ахти, но если хочется чего-то жгучего и страстного – есть индустрия сексуальных услуг. И вот уже у нас пятнадцать процентов мужчин старше 30 живут не с женщинами, а с электронными дамами. И цифра эта растёт. А женщинам оказалось сложней. Электронный кавалер, который не может выходить из дома, их не устраивает. А тот, который может выходить… Во-первых, он вдвое дороже, поскольку действует на свободе, среди массы людей и машин, а не в квартире, нафаршированной датчиками. А во-вторых – с ним не пойдёшь в гости – на день рождения или на праздник, на пикник или в театр. Узнают и засмеют. Вот женщины и страдают. В первую очередь те, кто ставят на первое место карьеру. Как ты. И вдруг обнаруживается, что в категории после тридцати свободных женщин гораздо больше, чем мужчин. И что делать? Так появилась «Элегия». Симбиоз машины и человека. Высокоинтеллектуальная, постоянно развивающаяся система, в которой заложен опыт общения тысяч и тысяч пар, с другой стороны – живой мужчина-манекен, которым она управляет. С ним можно пойти на день рождения, в театр, в музей. Она управляет им по-настоящему, если не будешь слушать её подсказки и рекомендации – запутаешься. Если тихо, и помощь не нужна – будет молчать. А манекен вроде бы не обязан точно следовать её советам, может поступить иначе. Она не будет спорить, она тут же перестроится на изменившуюся ситуацию и пошлёт новые указания. И так будет до тех пор, пока манекен не смирится и не вернётся в прежнее русло. «Элегия» слышит, что говорит клиентка, и по сказанному, по интонации и ударениям, в соответствии с типом характера определяет её состояние и сообщает манекену. Игра в одни ворота. Клиентка быстро привязывается к приобретённой системе, но… Система удерживает её на некотором отдалении от себя. Чтобы, часом, не влюбилась. Клиентка должна быть озабочена. Уровень тревожности не менее десяти и не более тридцати процентов. Клиентка должна постоянно помнить, что «Элегия» имеет право сама разорвать контракт. Нужен страх потерять. Мы ценим только то, что боимся потерять. Поэтому твой кавалер регулярно совершал не нравившиеся тебе поступки. Но заботился о тебе до последней минуты. Пытался подсказывать, советовал пересмотреть отношение к тем или иным сторонам жизни, и в последний день контракта ушёл так, чтобы тебе хотелось бросить ему вслед что-то вроде «Вали к чёрту!».
— Поэтому ты тогда уснул так быстро!
— Не я. Это сделал Тони по рекомендации «Элегии». Я совсем другой человек. Меня зовут Марко.
   Мне остро захотелось, чтобы кофе в моей чашке превратилось во что-то более крепкое.
— Но ты помнишь?..
— Конечно. Какие-то детали могут уйти со временем, но основное помню.
— У тебя было много клиенток?
Его лицо стало сердитым. Он былого спокойствия на грани равнодушия не осталось и следа.
— Пожалуйста, не задавай таких вопросов!
  Первое слово он растянул, произнеся его чуть ли не по слогам.
— Прости, – спохватилась я. – Это рецидив. Почти всё время, пока мы были… вместе, я мучилась этим вопросом. Может, я говорю то, что не должна была говорить, может, это невероятная глупость, но я представляла, что в другие дни…
— Это не глупость, – в его интонации промелькнуло что-то неуловимо знакомое. – Нормальная реакция. Старая, как мир, ситуация: у мужа есть любовница. Одна постарается прибить соперницу, другая отвадить, а третья скажет – пусть развлекается, если ему это нравится. На востоке существовали, да и сейчас ещё есть гаремы. Женщины в них лучше или хуже, но уживаются.
   Он допил сок. Сейчас встанет и уйдёт? Я почувствовала, что могу потерять его ещё раз, и мне стало не по себе. Я повернулась к бармену и знаком подозвала его.
— У вас есть бренди?
Он озадаченно посмотрел на меня.
— Мы вообще-то не торгуем спиртным…
   Я посмотрела на него с такой жалостью, что он со вздохом предложил ром. Я с радостью согласилась. В этот момент я была готова пить, что угодно.
   Через минуту бармен принёс два стаканчика с ромом. Марко удивился.
— И мне тоже?
— Ну я же не алкоголичка, чтобы пить в одиночестве. Вдобавок, во мне ещё теплится слабая надежда, что хоть что-то расскажешь о себе. О себе настоящем.
— Что ты ожидаешь услышать? Какую-то необычную и трогательную историю? Или услышать о жизни, полной зигзагов и приключений?
— Нет, мне все равно, что. Просто говори.
   Он пожал плечами.
— Ты хочешь понять, как я опустился до манекена? Уверяю, никакие леденящие кровь события не предшествовали этому. С детства мечтал стать актёром, и эта мечта привела меня в театральную школу. Окончил её и попытался сделать службу Мельпомене своим основным занятием. Но… Желающих играть на сцене слишком много. Лишь временами мне удавалось получать маленькие контракты в театрах и на студиях. Жил чуть ли не впроголодь. Смешно сказать, много лет меня регулярно поддерживали деньгами родители. Мне было двадцать восемь, когда я встретил театральный сезон, не имея в кармане ни одного контракта, даже самого маленького. Ни одного. Но жить надо, и я устроился в магазин грузчиком. Работа была подходящая – с шести утра до часу дня. Успокаивал себя, что если что-то подвернётся стоящее, то буду успевать к вечерним репетициям и спектаклям. Но… Через пару месяцев мне посоветовали сходить в Центр эскорта. Они охотно приглашают актёров, которые умеют в схемы поведения, разработанные умной машиной, добавлять эмоциональную индивидуальность. То, на что машины не способны. Как ты понимаешь, предложили роль управляемого на расстоянии героя-любовника. Манекена. Причина проста: актёр-неудачник гораздо дешевле, чем электронный кавалер.
   Он вдруг остановился, сделал большой глоток рома и пристально посмотрел на меня.
— Откровенность за откровенность. Ты не приценивалась? Почём они?
Я опустила голову. Марко был не менее проницательным, чем Тони.
— Двести пятьдесят, – тихим голосом сказала я. – Самый простой.
   Марко торжествовал.
— Вот видишь. Самый простой. А посовершенней все триста или триста пятьдесят. Плюс эксплуатационные расходы. Даже для тебя такая цена кусалась. Марионетка в руках «Элегии» гораздо дешевле. Особенно, если ты согласна делиться с другой женщиной.
   Он засмеялся.
— Если бы у меня была только ты – мне еле-еле хватило бы денег на оплату жилья и скромные обеды, в те дни, когда я дома. Извини, тебе, наверное, неприятно узнавать о таких подробностях. Оставим это. Итак, я пришёл в Центр. После вводной лекции понял, что ничего не знаю о женщинах. Оказалось, уговорить на приходящего по отдельным дням кавалера совсем не сложно. Кстати, бывали приглашения платного кавалера и на полную неделю в течение достаточно длительного срока. Но редко и, как правило, от женщин постарше. Для нас же, марионеток в лапах «Элегии», нормальной занятостью считали четыре дня в неделю.
— И от тебя потребовали имплантировать биотеррент?
— Нет, у меня уже был. Без этого не принимают. Просто показали, как с его помощью связаться с «Элегией» и добавили миниатюрный микрофон в серьге на левое ухо. Ты однажды спросила, почему я ношу такую странную серьгу?
— Да. И ты ответил, что это был подарок, от которого ты не мог отказаться.
— Вот видишь, я не обманывал.
— И сколько лет ты работал… в этом Центре?
— Почти три года.
   Я снова подумала о других женщинах, которым он оказывал сексуальные и прочие услуги. Большую часть нашей совместной – если можно так выразиться – жизни, он бывал у меня семь раз в месяц. Четыре дня в неделю – это примерно двадцать пять дней в месяц, семь из них были мои, значит у него были ещё две женщины. Гарем на три персоны.
   Попыталась стряхнуть с себя эти нелепые и никому не нужные мысли. Это было его работой, нечего злиться. Интересно, как жена гинеколога относится к его пациенткам?
   В голову лезли исключительно идиотские мысли. Чтобы избавиться от них, сделала большой-большой глоток рома. Чуть не подавилась. Жуткая гадость. За что пираты его любили?
— Ты сам ушёл, или были какие-то неприятности…? – я хотела добавить «на работе», но не получилось. Было очень тяжело считать то, чем он занимался, работой.
— Сам. Испугался, что превращусь в настоящий манекен.
   Я ошалело смотрела на него. Он хмыкнул и сделал глоток рома.
— Постоянные подсказки – что сказать, как поступить, на что обратить внимание поначалу очень помогают. Но принимаешь их осторожно и стараешься действовать так, как сам считаешь нужным. Во-первых, я вижу то, чего эта «Элегия» не видит, у неё нет зрения. А во-вторых, я глубоко уверен, что главное – это эмоции, которые возникают между мной и партнёршей.
— Партнёршей? Ты сказал партнёршей? – мне это неожиданно показалось очень важным. А его немного смутило.
— Тяжело всё время думать о женщине, которая рядом, как о клиентке. Проще думать о ней, как о партнёрше по игре в любовь. Как в театре. Но я возвращаюсь к тому, что говорил. Постепенно устаёшь от постоянных споров с «Элегией» и начинаешь уступать. В конце концов приходишь к тому, что, образно говоря, отходишь в сторонку, а всё делает она. Марионетка, осознающая то, что по-другому уже не умеет.
   Я продолжала переваривать слово «партнёрша». Если бы знала, что он считает меня более партнёршей, чем клиенткой, я бы не закрыла тогда договор! Оставила бы минимум возможного и оплачивала бы из накоплений, мне бы их хватило…
   Но через полгода он точно так бы исчез, не оставив координат. Ему запрещалось оставлять их по условиям того проклятого договора.
   Но всё равно, слово «партнёрша» звучит куда лучше и приятней, чем «клиентка». Впредь – только «партнёрша» и никак иначе!
   Марко сделал ещё глоток рома и наморщился.
— Последний раз я пил ром в театральной школе. Ну, ладно. Полгода назад, в свой выходной – у меня же бывали выходные – я встретил Вику, с которой когда-то учился вместе. У неё было немного свободного времени, и мы заскочили в кафе.
Было приятно узнать, что у неё судьба сложилась лучше, чем у меня. Работает в небольшом музыкальном театре – у неё был хороший голос – подрабатывает в телевизионной студии, замужем, есть сын. Короче – полный порядок.
Начала расспрашивать меня и вдруг я с ужасом понял, что не знаю, как с ней общаться! Не в том дело, что было сложно лгать о своей работе, подобно тому вранью, которым я кормил своих родных, я не знал, как ей говорить! Именно, как? Она не была моей клиенткой. Какую маску надеть на себя? Парня, которому всё нипочём, или дотошного буквоеда? Философа-неудачника или весельчака? Любителя путешествий или домоседа? Какие эмоции мне надлежит у неё вызвать? Заинтересованность или отвращение? Восхищение или пренебрежение? Желание встретиться ещё раз или стремление умчаться от меня, как можно быстрей? Я забыл, какой я есть на самом деле. Три года я был не тем, кто я есть в действительности, а тем, кем меня хотели видеть.
   Я сказал, что неважно себя чувствую, и ушёл.
   Благодаря встрече с Викой мне удалось понять, что со мной происходит что-то страшное. Понимаешь? Я медленно превращался в придаток машины. Полноценного манекена.
   Он допил ром.
— И ты уволился?
— Да. Отработал положенные два месяца и ушёл. Сначала уехал в специализированный пансионат на севере. Очистить голову. Там нет ни интернета, ни бионета, ни сотовой связи. Специально для тех, кто мечтает излечиться от инфозависимости. Жили как дикари – готовили еду на дровах, носили воду с родника. Я с таким усердием избегал общения с женщинами, которые были там, что это заметили. Наверное, сочли женоненавистником. По возвращении пошёл в бюро по трудоустройству и сказал, что согласен на любую работу. Так оказался на стройке. Кстати, платят лучше, чем я думал. Скорее всего потому, что никто не хочет туда идти. Половина работающих – мигранты из Африки.
— А сейчас… Ты уже умеешь общаться с женщинами сам, без этой «Элегии»?
   Он пожал плечами
— Не проверял. Впрочем, мы тут уже целый час, так что можешь оценить.
Я медленно допила остатки рома.
— Я жду, – напомнил он. На его лице появилась знакомая мне по прежним временам улыбка. – Ты должна поставить оценку моему умению общаться с женщинами.
— По-моему, не очень. И не думай, что это месть за то, что ты называл меня эгоисткой, не обладающей эмпатией. Ты был прав.
Марко крутил в руке пустой стаканчик.
— Я бы заказал ещё рому, но… такая гадость…
   И вдруг я вспомнила детство. Я стою на трёхметровой вышке, под которой искрится водная гладь бассейна. Мне хочется прыгнуть, но я боюсь. Я уже на самом краю и смотрю только вниз. Я уже не вижу границ бассейна – они растворились в пространстве, умчались куда-то вдаль, я не вижу людей и не слышу их слов. В мире нас двое: я и искрящаяся водная гладь. Я зажмурила глаза и…
   Но сейчас мне не надо зажмурить глаза. Я знаю: нас в мире осталось только двое: я и он. И я говорю так, словно вся моя предыдущая жизнь была подготовкой к этой минуте.
— Марко, у меня дома есть хороший бренди…