Весь стол был завален яркими, разноцветными талонами из которых просто руки чесались выложить что-то вроде мозаичного панно. Я только что вернулась из похода в домоуправление, где мне выдали причитающиеся нашей маленькой семье продовольственные талоны на все жизненно важные продукты на месяц вперёд. Одёрнув себя, я отложила в сторону жёлтые талончики на сахар и голубые разных оттенков на чай, яйца, растительное масло и кондитерские изделия. Эти сокровища предполагалось оставить в семье и отоваривать в магазинах по мере поступления туда столь желанных и дефицитных продуктов. Из оставшейся кучки многоцветной резаной бумаги, чем-то похожей на порцию винегрета на общепитовской тарелке, я извлекла самое заветное – талоны на вино-водочные и табачные изделия. Те, которые нам с мужем были не нужны, поскольку мы не курили и практически не употребляли спиртного. Но именно их можно было выгодно обменять на талоны на стиральный порошок «ОМО», которым так восхищались мои коллеги. Немного подумав, я добавила к талонам на обмен пару бумажных квадратиков реалистичного серо-буро-малинового цвета на приобретение двух кусков хозяйственного мыла, запах которого совершенно не выносила. А вдруг кому-то понадобится?
Память перенесла меня из 1990-го года в середину восьмидесятых. Тогда ещё не было советской талонной системы, целью которой было равномерное обеспечение граждан товарами потребления. Граждане выживали сами с помощью связей, которые были везде и, практически, у каждого. То, что теперь называется инородным словом network, раньше именовалось «блатом». Вот «по блату», если он у тебя был, можно было приобрести всё, что угодно. И не только купить дефицитные товары за честно заработанные деньги, но даже получить некоторые социальные блага. От талончика к зубному врачу до поступления в институт, тут уж всё зависело от обширности ваших связей.
Ну, а как же выживали те, у кого «блата» не было? По-разному. Нам, в Рязани, это сделать было проще из-за близости к Москве. Практически каждый день от здания гостиницы «Ловеч», где располагалось экскурсионное бюро, отходили автобусы. Туристические группы, как правило, формировались из рабочих коллективов, а сами поездки оплачивались профсоюзами. Экскурсии в Москву были призваны поднять культурный уровень трудящихся и расширить их кругозор. Сами трудящиеся против такой повестки не возражали, если программа экскурсии отвечала их запросам на проведение досуга. На «ура!» встречались поездки на театральные спектакли, не говоря уже о балетах на сцене Большого Театра. Даже поездки на Ваганьковское кладбище, где можно было постоять у могилы любимого народом Владимира Высоцкого, вызывали живой отклик в душах рязанцев. А уж экскурсии в Останкинскую телебашню, с посещением ресторана «Седьмое небо» доставались только отдельно взятым коллективам, сплошь состоящим из счастливцев, не собиравшихся гневить судьбу отказом от такого щедрого подарка!
Поездки же в Государственный Исторический музей или расположенный рядом с ним Музей Ленина вызывали у трудящихся тихое и упорное сопротивление. Старший группы, как правило, договаривался с экскурсоводом и тот шёл народу навстречу. До музеев все-таки приходилось доезжать, чтобы поставить печати в сопроводительных документах. После этого все, кто вместо похода за знаниями хотел отправиться в поход за продуктами, собирали по рублю для водителя автобуса. У каждого из водителей, постоянно возивших группы туристов из Рязани в Москву, были «свои» мясники, чаще всего в гастрономах, расположенных на окраинах огромного города. Вот в таких магазинах при удаче можно было купить не только более-менее приличное мясо, но и сыр, колбасу, сливочное масло. А любителям сладкого доставались упаковки хрустящих хлебных палочек, благоухающие коробки зефира в шоколаде и упоительно вкусные, излучающие янтарный свет дольки лимонного и апельсинового желе в жестяных баночках. Да всего и не перечислить!
Конечно, такие поездки организовывались на предприятиях далеко не каждый месяц. Но ведь были ещё и электрички, несколько раз в день отвозившие рязанцев в Москву и доставлявшие их обратно в родной город. Вечерние электрички были забиты пассажирами, нагруженными сумками и рюкзаками, из которых на белый свет с удивлением взирали гроздья нежно-розовых сосисок или похожие на крупные бусины глаза копчёных рыбьих голов. Вот так жителям древнего города и удавалось решать продовольственную проблему. Именно тогда и родился короткий анекдот в форме весёлой загадки: «Вопрос: Длинное, зелёное и колбасой пахнет. Что это такое? Ответ: Электричка из Москвы в Рязань». Да, советский народ был непобедим, потому что его главным оружием в эпической битве за выживание всегда были смех и чувство юмора!
Надо сказать, что кроме Москвы и Ленинграда в Советском Союзе середины восьмидесятых были и другие островки благополучия. Например, Тамбов. Как один из студентов-заочников, приезжавших на сессии в этот старинный город на тихой реке Цна, которую ещё великий Тургенев называл «голубкой», я стала свидетелем «Тамбовского чуда». Заключалось оно в том, что в продмагах города можно было без всяких очередей приобрести удивительно вкусную колбасу местного производства трёх-четырёх сортов. Не говоря уже о других гастрономических изысках, вроде тающих во рту пирожных «буше», которые мне больше нигде не довелось попробовать. А вот прилавки рязанских магазинов в то время украшали только затейливые башенки, мастерски выложенные из консервных банок умелыми руками продавцов.
Как говорят, секрет такого изобилия заключался в патриотическом решении Первого Секретаря Тамбовского обкома КПСС Александра Александровича Хомякова сначала накормить своих, а уж потом - москвичей.
Но ведь не хлебом единым жив человек! Когда ты молод, то хочется красиво одеваться и вкусно пахнуть! И уж тут у рязанцев было существенное преимущество перед тамбовчанами. Садись на электричку и поезжай хоть в Москву, хоть в Коломну или Луховицы, где тоже было московское снабжение. И там, при удаче, можно было приобрести совсем уж фантастические вещи, такие как финские сапоги, японские куртки «аляска» на нежнейшем искусственном меху или французские духи! Да, в те незабываемые годы настоящие французские духи, стоившие кучу денег где-нибудь в Париже или Нью-Йорке, можно было купить за 25 советских рублей. Правда, приходилось покупать то, что было в продаже, а уж потом разбираться, твой ли это аромат. Но это были подлинные творения от «Dior» или «Chanel», а не та пахнущая клопомором «наливная элитная французская парфюмерия» болгарского производства, которой предприимчивые дельцы буквально залили российские города в начале девяностых.
Немного поностальгировав по совсем ещё недавнему благополучию, я направилась на Полетаевский рынок, располагавшийся через дорогу от нашего дома, в надежде обменять талоны на вино-водочные и табачные изделия на что-нибудь более нужное в хозяйстве. Менял я не нашла, зато обнаружила грузовик, принадлежащий одной из рязанских птицефабрик. Прямо с кузова этого средства передвижения, на откинутом борту которого красовалась привлекательная надпись «Яйца от молодок», двое сотрудников, одетых по зимней погоде в стёганые штаны на вате и тёплые полушубки, продавали картонные ячейки с куриными яйцами. Ни минуты не раздумывая я присоединилась к длинной очереди, идущей к грузовику. Поскольку «давали» (советский сленг!) только две картонетки яиц на человека, народ стоял в очереди целыми семьями. Некоторые пришли с яркими пластмассовыми вёдрами, в которые перекладывали яйца после приобретения для удобства транспортировки. Другие же граждане перевязывали ячейки верёвкой и увозили на детских санках, полозья которых легко скользили по пушистому снегу, засыпавшему город той зимой.
Погода была морозной, и чтобы окончательно не превратиться в сосульку, я совершала короткие пробежки к грузовику и обратно, к своему месту в очереди, которая продвигалась вперёд с черепашьей скоростью из-за несметного количества народа, ежеминутного пополнявшего её ряды. Таким образом я обнаружила, что качество яиц было разным. Разнообразие же это заключалось в их размере. Некоторые из ячеек были заполнены вполне себе обычными по размеру куриными яйцами. В других же картонетках яйца были совсем уж миниатюрными, больше похожими на перепелиные, но без их симпатичных крапинок-веснушек. Вероятно, это и была та самая некондиция, именуемая «яйцами от молодок», которая и позволила птицефабрике «выбросить» (еще один устойчивый термин советских времён!) товар на рынок в обход суровых ограничений талонной системы.
К тому времени, когда очередь вынесла меня к вожделенному кузову грузовика, я промёрзла до самого нутра, а мои зубы самостоятельно выбивали что-то вроде дробной чечётки. И, конечно же, продавец протянул мне две ячейки крошечных яиц в обмен на честно заработанные рубли, зажатые в моих уже негнущихся пальцах. Еле слышным шёпотом я попросила дать мне другие ячейки с более крупными яйцами. На что получила лаконичный ответ: «Слоновьих яиц у нас нет!». Из моего замёрзшего горла с писком вырвалась возмущённая реплика: «А мне и не нужны слоновьи, дайте мне нормальные человеческие яйца!». Моё воззвание к совести продавца была полностью проигнорировано и им, и заиндевевшей очередью. Пришлось взять доставшуюся дорогой ценой нежеланную покупку и отправиться восвояси.
Придя домой, немного отогревшись и вернув себе способность к связному изложению, я начала рассказывать мужу о своих злоключениях на Полетаевском рынке. Дойдя до моего диалога с продавцом по поводу слоновьих и «человеческих яиц», я застыла с открытым ртом, глядя на захлебывающегося от смеха спутника жизни. Только сейчас я осознала всю двусмысленность и комичность сказанного мною в запале. Стресс и обида на жизнь покидали меня вместе с холодом, напрочь выморозившим моё чувство юмора на ледяной Голгофе рынка. Даже сейчас, после долгих прожитых лет, одним из самых негативных воспоминаний прошлого для меня остаётся тихое молчание насквозь промёрзшей очереди в ответ на мою несуразную реплику.
А талонная система прекратила своё существование вместе с развалом Советского Союза. Уже в начале 1992 года дефицит на товары потребления исчез вместе с «отпуском» цен и введением свободной торговли. Новое время несло новые вызовы, на которые нам, бывшим советским людям, надо было научиться отвечать. Но об этом я расскажу вам в следующих историях.