После дождя небо щурилось в осколки зеркала, что обронило в ночи и сокрушалось:
- Кому-то лужу обойти, а мне себя порядком не рассмотреть. Толчёшься тут в сенцах дня, дабы предстать в должном виде при свете, а что в сутемени-то разглядеть? Вот и побито зеркальце, мужнин подарок. - Небо вздохнуло. - Вернётся домой, заметит меня неприбранной, и сразу поймёт что к чему. Рохлей назовёт. А то осерчает, да чем ещё и похуже. И ведь прав будет...
Переводя взгляд от лужи к луже, небо не замечало особой разницы. В тех, что поменьше, оно казалось себе точно таким же, каким видело себя и в больших, или даже в озёрах.
- В реке это ещё изловчиться надо, а в озеро вполне себе удобно глядеться. Вот кабы б в море себя искать, тут - да, - рассуждало небо само с собой. - Море и льнёт, и манит. Так голову вскружит, что забудешься, - где ты, а где оно.
Отражение - это вроде чужого мнения, суждение, в котором лишь малая, часть тебя, а куда как больше стороннего, надуманного:
- Что ты там видишь?
- Где?
- А... сейчас-сейчас, ды-к заяц, вроде...
- Не волк?
- Да не! С чего бы тут волку быть.
Ну, а на деле, окажется, что и не волк, и не заяц, а пень берёзовый. Не бывает разве? Ещё как бывает.
...Бросив всматриваться в своё отражение, небо встряхнуло седыми буклями облаков, сдуло на сторону чёлку, так что стали видны его ясные голубые глаза, и... И всё!