Выбор

Станислав Беломестный
- Я устал смотреть, как он мучится. Чем я могу ему помочь?
- Ничем. Никто тебе не позволит.
- Давай дадим ему хотя бы право выбора?
- Я устал от твоего нытья. Пошли ему каргу, пусть сам решает.
- Хотя бы так. Хотя бы так. Спасибо.

1.

Элис открыл глаза и лениво потянулся. Простыня под ним, как обычно, сбилась в неровный комок, а подушка была покрыта бурыми пятнами от сбежавших во сне слюней вперемешку с выпитым накануне вечером красным сухим вином.

Левая рука машинально потянулась к соседней подушке, но на половине пути остановилась. Эта подушка была пуста вот уже на протяжении двух месяцев, но Элис ни-как не мог привыкнуть к этому. Хэлен умерла. Лейкоз сожрал ее буквально за десять дней. Никто не мог даже предположить, что смерть придет так быстро и внезапно. Но врачи оказались бессильны.

Бог жесток – написал когда-то, кажется, Стивен Кинг.

Бог неожиданно жесток – внес свою поправку Элис. Смерть ожидают все рано или поздно. Жизнь – всего лишь односторонняя дорога от рождения к смерти, и движение по встречной полосе не будет караться дорожной полицией. Такое движение попросту не-возможно, а значит, в полиции нет необходимости. Поэтому все медленно катятся по этой трассе с разной скоростью, но финиш у всех всегда один. Но самая подавляющая жестокость состоит именно в превращении обычной прогулочной дорожки в скоростную гоночную трассу. Это жестокость кровожадного маньяка, перерезающего горло невинной девушки одним взмахом острого скальпеля. Именно внезапность момента определяет эту степень.

Кто-то находится в самом расцвете лет, каждый день проводит в кругу любящей семьи, имеет хороший доход, в планах купить еще дачу, а, может, и новую машину. И этим летом полететь в Таиланд на целых две недели в отель с концепцией All inclusive. На Booking подбирается отель, прочитываются отзывы, тщательно подбираются авиарейсы, чтобы было и дешевле, и удобно по датам. Планируется перечень вещей, доводящий до громких споров – нужно ли брать с собой портативный утюг, если в номере он уже есть, и ответная аргументация, что это не такой утюг, и не такой там фен, как нужно, поэтому билет необходимо брать обязательно с багажом. В общем, жизнь кипит, хотя и неизбежно шаг за шагом идет по дороге к обязательному завершению.

Но тут – та самая неожиданная жестокость. Бац! И лейкоз за десять дней ускоряет движение по дороге. И теперь жизнь не просто кипит – она летит со скоростью болида Formula, которой позавидует Michael Schumacher. И побеждает остальных, медленно плетущихся по дороге. Пеших, на самокатах, телегах, автомобилях. Кто-то рядом пересекает финишную черту, но этот человек абсолютно неважен. А твой родной человек, с которым ты проводил вечера, спорил, ругался, занимался сексом, смотрел фильмы, уже занял пьедестал победителя и теперь эта высота уже недостижима для тебя. Все так неожиданно, так внезапно, так скоропостижно – шепчутся люди на похоронах. И ты стоишь рядом с опускающимся гробом и клянешь бога с его такой несвоевременной неожиданностью, разрушившей все планы на ближайшее будущее.

Элис достаточно просто относился к смерти, он понимал ее неизбежность для каждого, но все же ему было скучно и тоскливо, а также очень обидно. Отец Элиса уходил долго, но ожидаемо – мучавшийся от множества хронических заболеваний, вызванных в том числе, скрытым алкоголизмом – скончался на больничной койке в приюте для престарелых. Но Элис понимал, что это рано или поздно произойдет, и он просто молча ждал.

Хэлен ушла не так. Хэлен ушла слишком рано и слишком быстро. Временами он даже считал это некоторым предательством по отношению к своей жизни и предстоящим планам. Ему было жалко ее, но и обидно за себя. Один раз он даже плакал, но, будучи человеком жестким и прагматичным, он весьма быстро подавил слезы. Но чувство обиды по-прежнему иногда сжимало его глотку холодной хваткой, заставляя Элиса хрипеть, сглатывая образующийся в горле комок.

Утром он всегда протягивал левую руку, клал ее на теплый, упругий, гладкий зад Хэлен и с удовольствием сжимал его, как игрушку-антистресс. Это стало для Элиса некой традицией, и теперь ему было сложно отвыкнуть от многолетней привычки.
Он никогда не понимал, как люди по утрам, проснувшись, занимаются сексом. Заспанные, с узкими глазами на опухшем лице, с переполненным за ночь мочевым пузырем – это в лучшем случае, а то и того хуже – бродящим желудком, неприятным запахом изо рта – ему всегда казалось это мерзко, прежде всего для себя. Не говоря уже о том, какое впечатление от этого останется у любимой супруги. Поэтому он всегда просто клал руку на мягкое место, с удовольствием мял его, а затем отправлялся чистить зубы, пить утренний кофе с обязательными двумя сигаретами.

Это утро ничем не отличалось от сотен других, за исключением отсутствия Хэлен.
Элис потянулся, спустил ноги с кровати, надел домашние тапки и отправился на кухню, чтобы включить кофемашину.

Выпив кофе и выкурив пару сигарет, Элис принял душ, насухо вытерся, натянул потертые джинсы, рубашку, надел любимые, когда-то белые кроссовки Nike, черную кожаную куртку и вышел из квартиры.

2.

На улице стояла поздняя осень. Элис не любил осень. Он вообще не любил ни одно время года, кроме лета. Ему казалось непонятным, как можно любить что-то, когда холодно, дождливо, а не дай бог еще и снежно. Серое небо, полуголые деревья, пожухлая трава, укутанные в пальто и куртки люди нагоняли на него мрачную тоску.

Он бы вообще сегодня не выходил из дома, но у него заканчивались сигареты. А двадцатилетнюю привычку он никак не мог побороть, да и особо не хотел. Только Хэлен постоянно просила его об этом, но даже в угоду ей он так и не смог бросить курить. Да и, если быть честным перед самим собой, он и не пытался. Ему нравилось курить. Несколько раз он пытался перейти на электронные сигареты, но они воспринимались окружающими, как неприятно пахнущие, а также их было не так просто найти. К тому же приходилось всегда таскать в кармане зарядку и бегать, ломаясь от никотинового голодания в поисках ближайшей розетки.

В конце концов, даже Хэлен заявила, что ей надоел этот запах дерьма, и что обычные сигареты ей более понятны и привычны. В результате Элис вернулся на свой любимый сорт сигарет, хотя и приходилось курить дома исключительно на балконе, открыв настежь окно.

Осторожно переступая грязные лужи, Элис наконец-то дошел до табачной лавки, которая находилась в середине небольшого городского рынка, среди навесов и продуктовых ларьков. Давно знакомый продавец протянул Элису ежедневные две пачки Marlboro.

- Доброе утро, Элис. Что нового?

Элис буркнул в ответ что-то неразборчивое и достал из портмоне банковскую кар-ту.

- И тебе спасибо. – Продавец с издевкой хмыкнул и приложил карту к терминалу. Терминал привычно пискнул и выплюнул чек с еле различимыми буквами и цифрами на термобумаге.

- Зажигалку тоже посчитай. Самую дешевую.

Терминал пискнул еще раз и снова со скрежетом выдал новый чек.

- Спасибо, до свидания. – Элис сунул сигареты и зажигалку в карман и отошел от ларька. Отойдя подальше от людей, в район пустыря, Элис распаковал пачку, сунул сигарету в рот и зажег огонь.

В этот момент Элиса сзади кто-то коснулся. От неожиданности он подпрыгнул, незажженная сигарета вылетела изо рта. При этом он громко вскрикнул, напугав стаю клюющих землю голубей, которые от резкого шума взмыли вверх.
 
Элис резко развернулся, готовый обматерить нежданного виновника происшествия, но оторопел. Сзади него стояла старуха с деревянной клюкой, голова которой была укутана в некое подобие платка. Платок был очень грязный и древний – подумалось Элису. Пучок ниток из растрепанного платка свисал старухе на лоб, скрывая большую часть лица, из-за чего Элису был виден только один глаз и часть морщинистого рта, который почему-то был размалеван ярко-красной помадой. Между правой носовой пазухой и щекой грязно-желтым цветом сиял созревший, отполированный гнойник.

Но больше всего Элиса поразила одежда старухи – красно-черное неглиже с кружевными оборками, как у красоток, танцующих канкан в дешевом кабаре на Бродвее. В декольте Элис видел дряблую, испещренную морщинами, свисающую комками кожу, похожую на тополиную кору. На шее, на огромной золотой цепи, бликуя на зимнем солнце, висело колесо сансары. Руки старухи были затянуты в перчатки разного цвета – левая в белую матерчатую с кружевами, правая – в черную латексную.

Ноги старухи были облачены в дырявые красные чулки и заканчивались обычными рыбацкими резиновыми сапогами, с засохшей на них желто-красной глиной.
Старуха смотрела на Элиса и протягивала ему стеклянный вставной глаз.
От вида старухи Элису помутнело. Гротеск зашкаливал. Мозг Элиса отказывался принимать реальность этой вычурности. Вместе с тем старуха была вполне реальна – об этом в полной мере свидетельствовал исходящий от нее запах парфюма вперемешку с потом. Глаз, лежащий на ладони, поблескивал на солнце.
 
- Бери! – резко взвизгнула старуха. – Бери быстрее, пока я не передумала!
- Твою… Эээ, вашу мать, кто вы такая? - Проговорил Элис.

Старуха молча подковыляла к нему, взяла его руку, повернула вверх ладонью и положила в нее глаз.

- Если бы не перчатки, на ощупь она была бы как сухая ветка, - подумал Элис, уже отправившись от шока. Вслух же он произнес:
- Женщина, вам бы в больницу, а то полицию еще вызовут.

Элис был уверен, что перед ним стоит передозированная наркоманка, либо просто сумасшедшая бабка, на старости лет выжившая из ума.

- Нет уж, милок, если я здесь, то болен, судя по всему, ты. Поэтому бери быстро, пока я не передумала! – Старуха с удивительной силой притянула голову Элиса к своему разукрашенному рту и прошептала:
- Это будет твой единственный шанс! Подумай тысячу раз, прежде чем его разбивать! Единственный шанс! Единственный!! Выбирай, только если уверен на 100 процентов! И только потом разбивай!

Элис с отвращением попытался оттолкнуть старуху, но она цепко держала его и продолжала сипеть в ухо:

- Только один шанс! Только один! Все взвесь, все вспомни, обо всем подумай, а потом реши – разбить или отказаться! Разобьешь его – разобьешь свою жизнь, и осколки уже не собрать воедино! Откажешься – откажешься от шанса вернуться! Думай, глупый Элис, думай!
- Откуда вы знаете мое имя? – Элис не прекращал жалких попыток вырваться из лап старухи, но, словно чувствуя ее неведомую огромную силу, делал это, скорее формально.

Внезапно старуха толкнула Элиса с такой силой, что он отлетел на несколько мет-ров и ударился головой в столб. Перед тем, как его голова бессильно упала ему на грудь, он увидел, как из-за плеча старухи, улыбаясь смотрит на него пожилой бородатый мужчина в клетчатой рубашке.

3.

Элис бежал, перебирая мохнатыми беличьими лапками. Колесо никак не хотело заканчиваться, хотя он мчался изо всех сил. Рванувшись из последних сил, он прыгнул в окно Овертона, приземлился на ленту Мебиуса и перелистнул очередную страницу «Махабхараты». Его голова, зафиксированная петлей Глиссона, вращалась вокруг позвоночной оси со скоростью гоночного болида. Он достиг нужного места, но уже в падении. Его ноги подкосились, выгнулись коленями вперед, предметы и лица расплылись вокруг него в ужасающих гримасах. Радуга прошла сквозь мозг. Весь имеющийся в мире ЛСД моментально дал эффект, будучи принятый одним организмом и не повлекший летального исхода. Метаморфозы и трансформации окутали сознание. Тела прохожих превратились в огромные секвойи, крыши ларьков стали небесным сводом, а облупившаяся на них краска – гигантскими скоплениями белых, красных и желтых галактик. Выпавшие из кармана пачки сигарет моментально обернулись эйвберийскими мегалитами, а пластмассовая дешевая зажигалка, которая теперь стала размером с Empire State Building, с неимоверным грохотом упала в лужу мирового океана, вызвав грандиозное цунами вселенского масштаба.

Летя на птеродактилевых крыльях, Элис впервые в жизни по-настоящему испугался и закричал от ужаса. Точнее, это он думал, что закричал. Так как лично он не услышал ни звука, исходящего из его широко раскрытого рыбьего рта.

И тут он потерял сознание.

4.

Солнце пробивалось сквозь занавески госпиталя и веки Элиса. Он не открывал глаза, но чувствовал свет снаружи.
 
- Какой смысл в таких веках, которые пропускают свет? – машинально подумал Элис.

И открыл глаза.

Солнечный свет потоком влился в мозг Элиса обжигая глазные яблоки. Элис моментально зажмурился, несколько раз моргнул, пытаясь привыкнуть. Из уголков глаз по щекам побежали слезы.

Спустя несколько секунд он все-таки смог открыть глаза и осмотрелся.

- Я в больнице. Логично. Где бы я мог еще быть? – подумал он.

Комната, в которой находился Элис, внешне действительно была обычной стандартной больничной палатой. Как и везде, здесь преобладали белые и голубые тона. В углу стоял белый шкаф для одежды, рядом с кроватью была тумбочка с выдвижным ящиком, возле которой стоял стул для посетителей.

Элис лежал на кровати с белоснежными простынями, укрытый одеялом. Судя по ощущениям, под стандартной больничной белой в черный горошек рубашкой, он был абсолютно обнажен.
 
Все было абсолютно стандартным, как в кино, так как Элис ни разу в жизни не был до этого в больницах, предпочитая самолечение.

За одним исключением – вся палата была создана словно для хоббитов. Она фактически была надета на Элиса, практически вплотную облегая его стенами и потолком. Голова Элиса упиралась в стену, прямо перед глазами маячил белоснежный потолок с длинными неоновыми лампами, а дверь была не более полуметра в высоту.

- Интересно, а Белоснежка придет? – иронично подумал Элис. – Гном ждет.
Элису вспомнился фильм из категории ХХХ – переделку старой доброй сказки – в котором, несомненно, присутствовали и сказочные моменты.
- Да уж, Белоснежка была та еще, семерых и то не хватило, куда уж мне одному, - хихикнул про себя Элис.

Он потянулся к кнопке вызова врача, вмонтированной в стену возле изголовья, и с удивлением обнаружил, что его левая рука прикована к кровати наручниками. Он не-сколько раз попытался высвободиться, дергая рукой, но это только сильнее сжало наручники, затянув внутренний зубчатый механизм.

- Твою мать! Я что, буянил? – Элис злобно выругался, потянулся свободной рукой к кнопке и нажал ее несколько раз.

Затем он снова развернулся в сторону двери, ожидая доктора или, в крайнем случае, медсестру. Не собираясь задерживаться здесь надолго, Элис приготовился произнести пламенную речь о своем могучем здоровье. Он даже немного приоткрыл рот, желая первым начать беседу, опередив стандартные «Голубчик, как вы себя чувствуете?» или «Доктор Как его там, пациент очнулся!»

Но дверь никто не открывал.

Элис еще несколько раз с силой, а затем уже со злобой вдавил кнопку.

Тишина.

- Доктор! Врач! Сестра! Я очнулся! – закричал он.

Ответом была полная тишина.

- Люди! Кто-нибудь!

Гробовое молчание.

Элис стал яростно дергать прикованной рукой, еще больше затянув наручники. Из-под серебристого металла побежала капелька крови.

- Что, черт возьми, здесь происходит? – Элиса начал накрывать приступ клаустрофобии. Потолок и стены сдавливали до хруста в костях, Элису стало трудно дышать. Вены на руках и лбу вздулись, тело покрылось капельками пота. Вдобавок к этому у Элиса неожиданно возникла чудовищная эрекция, отбросив нижнюю часть больничной рубашки и полностью обнажив низ.

Не осознавая происходящего, Элис обхватил кулаком правой ладони свой член, и под вой и скрип сжимающейся комнаты начал яростно мастурбировать. Элису показалось, что он кончил по меньшей мере три раза, белесые капли тянулись с потолка и с громким плеском падали на пол.

Элис обессиленно вытер пот вперемешку с каплями спермы и тяжело дыша, откинулся на подушку без сил.

Дверь палаты распахнулась, и в нее, пьяно и заливисто хохоча, - не вошли, ввалились – размалеванные девицы, одетые кто в нижнее белье, кто в чулки, а кто и вовсе был полностью обнажен. Они обступили Элиса и с дикими воплями начали поливать его виски из бутылок, которые каждая из красоток держала в руках. При этом они не забывали периодически прикладываться к горлышку. Виски стекал по их лицам, размазывая помаду. Элис в замешательстве метался по кровати, но наручники мешали ему соскочить и убежать из этого вертепа. Спустя несколько секунд Элис стал главным участником самой неистовой оргии, которая когда-либо случалась в мире. К его удивлению, он смог продержаться несколько часов, несмотря на то что он опустошил себя буквально несколькими минутами ранее. Его сознание померкло, он уже не осознавал происходящего, как вдруг девицы резко соскочили с него и бросились прочь из палаты.

Стены остановились. Яркие краски погасли. Звуки утихли.

- Что это было? – беззвучно прошептал Элис. – Кажется, я чем-то жутко болен. Что нужно для здоровья? Горячее красное вино и аспирин, и я буду полностью здоров, - пробормотал он в полузабытьи, проваливаясь в глубокую пропасть.

5.

Десны нестерпимо жгло – это росли нормальные здоровые зубы взамен коронок и имплантов.
Желудок вскипел, низвергая вредные соли и металлы.
Печень неестественно стала уменьшаться, причиняя непонятный зуд в правом боку.
Раны на руках затянулись, оставив только полоски и капли запекшейся крови.
Лицо защекотало, выталкивая изнутри поры и накопившийся микроскопический гной.
Глаза горели нестерпимым огнем в процессе правильной, идеально точной фокусировки.
Ступни выворачивало, избавляясь от плоскостопия.
Колени хрустели, когда из суставных сумок начали испаряться лишняя жидкость и соли.
Тело сочилось лишним жиром и скомкивалось в мышцы и идеальную мускулатуру.
Легкие выплевывали никотиновые смолы и наполнялись заново чистым воздухом, словно воздушные шары.
Горло перестал рвать на части табачный кашель.
Геморроидальные узлы один за другим высохли и выпали в грязные трусы.
Позвоночник распрямился, живот втянулся, глаза заблестели, нос задышал.

Элис готов был завоевать все золотые медали на всех Олимпиадах мира. Он был идеально здоров. Совершенно лишен вирусов, микробов и вредных веществ. Он представлял собой эталон здорового человека.

Ровно одну минуту. Затем все вернулось. Хрип, кашель, затрудненное дыхание, ноющая боль в правой нижней дальней восьмерке, ломота в позвоночнике.

- О, нет, - застонал Элис, - как же было хорошо! Не знаю, что это было, но это было божественно. И больно. Божественно больно!
- Выбрал? – Внезапно возникший в голове голос заставил Элиса открыть глаза.
- Кто это? Что выбрал? – Элис испуганно осмотрелся вокруг, но в палате никого не было.

Ответом была тишина.

6.

- Вставай! Вставай, соня! – Женский голос, до боли знакомый, отозвался эхом в ушах Элиса. – Вставай, просыпайся!
- Хэлен? Хэлен, откуда ты здесь? – пробормотал Элис слабым голосом. – Ты же умерла.
- Нет, Элис, это ты умер, а не я! – засмеялся голос. – Ты умер! Ты умер! – голос продолжал весело повторять.

Несмотря на трагикомичность ситуации, Элису не хотелось открывать глаза. Он улыбался, слушая голос, которого не слышал уже десять лет, и боялся, что, как только он откроет глаза, его галлюцинация моментально исчезнет.

- Хэлен, моя маленькая, дорогая Хэлен. Как же я скучал по тебе, - шептал Элис, не открывая глаз.
- Ты мертв, глупенький, мертвецы не могут скучать, - засмеялся голос.
- Я не мертв, мне просто стало плохо на улице, и меня привезли в больницу, - неуверенно прошептал Элис.
- Ну какая же это больница, глупыш, это АААДД!!! – голос изменился до неузнаваемости, превратившись из милого, женского в потусторонний гул, в котором слились воедино крики монстров, вопли горящих на костре ведьм и жертв пыток Освенцима.

Элис моментально распахнул глаза и увидел сидящее возле него непонятное существо, похожее на огромного безглазого червя с непонятными овальными зубами, заканчивающиеся кровавым ободом.

Элис инстинктивно попытался отпрыгнуть от него подальше, забыв о том, что его левая рука прикована наручниками к кровати. Рванувшись всем телом, он едва не раздробил кости на запястье о металлический браслет. Кровь брызнула на простыню. Элис стал метаться по кровати, гигантский червь не отставал, периодически впиваясь в плоть Элиса и вырывая из его тела куски мяса.

Что-то в морде червя Элису показалось странным – зубы на верхней челюсти явно превосходили по количеству нижнюю. Отбиваясь от нападения, Элису все-таки удалось рассмотреть морду чудовища. Он рассмотрел и в страхе отпрянул. Ибо он сражался с собственной, в несколько раз увеличенной правой рукой, а то, что он принял за зубы, было всего лишь его ногтями с запекшейся под ними кровью и ошметками собственного мяса.

Только теперь Элис полностью осознал свою беспомощность, фактически лишившись обеих рук – одна была прикована к кровати и обездвижена, другая, напротив, нападала на него, пытаясь лишить его, если не жизни, то, как минимум, глаз.

И она угрожающе приближалась к его лицу.

Элис начал истерично мотать головой из стороны в сторону, пытаясь защитить глаза от жуткого – себя? – монстра. Внезапно пятипалый демон рванулся вперед и с неистовой силой сжал горло Элиса. Кадык зажегся нестерпимой болью, в глазах потемнело. Элис захрипел и впился зубами в собственную руку, разгрызая хрящи и сухожилия. Рот наполнился кровью, в ушах грохотал Black Sabbath и хруст перемалываемых костей.

- Зайка, ты чего? – услышал Элис откуда-то снизу. – Закрой глаза, все хорошо. От-пусти меня, мне же больно. Сейчас все сломаешь, и кто будет трогать малыша?

От неожиданности Элис ослабил хватку. Рука вырвалась из его рта.

- Все, - обреченно подумал Элис.

Внезапно рука безвольно упала на кровать вдоль тела и больше не шевелилась. Элис попытался пошевелить пальцами, и ему это удалось, хоть и с большим трудом.

- По ходу, я что-то там перегрыз, - Элис засмеялся, растянув рот в кровавой улыбке Джокера. – Теперь мне точно конец!

Он откинулся на подушку и захохотал, как одержимый.

7.

- Хочешь ко мне?
- Нет. Тебя не существует. Ты умерла.
- Не умерла, глупенький, вот она я. Коснись меня. Открой глаза.
- Уйди, прошу тебя. Не мучай меня.
- У тебя есть шанс. Только один шанс. Подумай. Ты хочешь быть со мной? Навсегда. Навечно.
- Это невозможно.
- Открой глаза, Элис. Открой глаза. Открой глаз. Один шанс. Только один.

Элис вскочил, словно ужаленный. Точно. Глаз. Он вспомнил. Что ему там говорила эта жуткая старуха? У него совершенно вылетело из головы. Глаз. Разбей глаз. И вернешься. Или не вернешься. Один шанс. Как-то так.

Гигант в постели? Железное здоровье? Вечная любовь? Еще тысяча несбыточных желаний?

Нет ничего сложнее, когда у тебя есть выбор. Куда проще, когда у тебя черная рубашка, бутылка вина и один единственный стейк на тарелке.

И как сильно разбегаются глаза в огромном бутике с одеждой или за праздничным столом, который ломится от десятков блюд и напитков.

Элис не любил выбирать. Поэтому у него всегда были, в основном, синие джинсы, черные футболки, отличающиеся только принтами и одна пара любимых кроссовок. И одна женщина. Всегда. Да, всего их было много, но он никогда не строил параллельные отношения. Ему всегда было проще делать покупки в маленьких, скудных магазинах, с однотипными товарами, чтобы не ломать голову над выбором.

Но сейчас была другая ситуация. Стеклянный глаз вопросительно смотрел на него в ожидании ответа. И не было времени на раздумья, выбор нужно было делать здесь и сейчас. Элис подсознательно это понимал.

Глаз, не моргая смотрел на него.

Голова раскалывалась от боли и непонимания происходящего. Кости ломило. Элиса всего трясло.

Глаз смотрел.

- Что вы все от меня хотите? – дико заорал Элис в пустоту. – Что вам нужно?

Глаз молча смотрел.

- Я выбрал! Я выбрал! Будьте вы все прокляты! Я выбрал!!!

Глаз одобряюще прищурился и подкатился к руке.

- Я выбрал… - бессильно повторял Элис. – Выбрал…

8.

Дверь в палату отворилась. На пороге стоял полный бородатый мужчина в очках, одетый в байковую рубашку в черно-зеленую клетку. Он молча смотрел на Элиса и улыбался.

Элис безвольной куклой сидел на кровати, бессмысленно таращась на вошедшего.

- Привет, сын.

Элис молчал.

Он не забыл.
Он не мог забыть.
Не мог забыть похороны в закрытом гробу, стоящем на деревянных подмостках.
Не мог забыть свою ежедневную, плохо скрываемую, тоску.
Не мог забыть родной голос, пропахший винным перегаром и иногда табаком.
Не мог забыть сны, которые снились почти каждую ночь, и утренний комок в гор-ле после пробуждения.
Не мог забыть песни, звучащие приятным баритоном на домашних застольях.
Не мог забыть редкие вылазки на рыбалку.
Не мог забыть советы и матерные слова, одинаково часто вылетающие из родного отцовского рта.
Не мог забыть простую, видавшую виду одежду и помятую майку.
Не мог забыть его любовь.
Не мог забыть свою любовь.
Он помнил все.

Он сидел и, задыхаясь, беззвучно рыдал, не веря, что он снова увидел отца. Отец по-прежнему стоял в дверном проеме и улыбался. Затем он протянул Элису руку.
 
- Пойдем, сын.

Элис улыбнулся.

- Пойдем, папа. Я так по тебе скучал.
- Я знаю. Я все видел. Пойдем. Мы тебя ждем. Все ждем.
- У меня же наручники, папа. Я не могу.
- А ты попробуй. Попробуй.

Элис опустил глаза. Левая рука свободно лежала на кровати. Никаких наручников не было. Исчезло и кровавое кольцо вокруг запястья. Элис посмотрел на правую руку и увидел на ней только лишь след своих собственных зубов. И никаких следов крови и лохмотьев мяса. Элис попробовал пошевелить пальцами рук. У него получилось. Он по очереди поднял сначала одну, потом другую руку. Спустил ноги с кровати. И на негнущихся ногах медленно подошел к самому любимому человеку на земле.
 
Отец, улыбаясь, протянул ему для рукопожатия свою большую мозолистую ладонь. Элис, все еще не веря, вцепился в нее двумя руками. Затем отпустил руку, бросился к отцу на шею и затрясся в громких рыданиях.

- Все, все, пошли. Мы тут уже слишком задержались. – Отец приобнял сына и они вдвоем вышли в открытый светящийся дверной проем.

Перед тем, как закрыть за собой дверь, Элис развернулся и со всей силы швырнул стеклянный глаз в стену. Глаз разлетелся на миллионы осколков, каждый из которых продолжал смотреть на Элиса. Затем каждый осколок вспыхнул ослепительным светом и угас. Наступила тьма. Элис захлопнул дверь.

9.

- Странно, доктор Льюис.
- Что именно, мисс Кроу?
- У него, по идее, был весь букет необычных болезней, ему должно было быть чудовищно больно, так как он постоянно находился на грани сознания, но не терял его. Но перед смертью он так сильно улыбался, словно сорвал джекпот в лотерею.
- Говорят, перед смертью больные люди всегда чувствуют облегчение.
- Нет, доктор Льюис, это было не облегчение. Это было самое настоящее счастье. Будто он обрел то, что искал всю жизнь, словно его мечта исполнилась.
- Мисс Кроу, вам нужно не медсестрой работать, а новеллы писать. Так, вскрытие закончено. Причина смерти будет в отчете. Отправьте его в холодильник и оповестите родственников, если они есть.
- Насколько мне известно, он жил совершенно один и был полным сиротой. Я узнаю в полиции.
- Хорошо, мисс Кроу, делайте то, что должны. Всем до завтра, коллеги!

10.

- Спасибо за каргу.
- Теперь ты доволен?
- Да. Спасибо. И он тоже, судя по всему, доволен.
- Возможно. Если смерть может доставить удовольствие.
- Иногда может. Иногда она необходима, чтобы жить.
- Странно слышать эти слова от тебя. Учитывая твой род занятий.
- Прекрати. Ты же знаешь, что это просто работа.
- Да, знаю. Иначе я бы давно тебя уничтожил.
- Или я тебя.
- Да, или ты меня. Ладно, мне пора.

Бог поднялся из кресла, допил остатки коньяка и поставил бокал на стол. Затем он пожал руку Дьяволу и быстрым шагом прошел к выходу.