Глава 1 http://proza.ru/2023/07/03/653
Глава 2 http://proza.ru/2023/07/04/847
Глава 3 http://proza.ru/2023/07/04/857
Глава 4 http://proza.ru/2023/07/04/1046
Глава пятая. Сиротский крест.
Первое время Александра от племянника не отходила, но забота её была навязчиво липкой и, как казалось Ромке, не совсем искренней. Вскоре её чувства поостыли, и жалость свою она проявляла теперь лишь только при посторонних, слезливо при этом причитая: «Сиротинушка… сиротка горемычная…», и роптала на «крест», который по доброте душевной взвалила на свои плечи. А без свидетелей она превращалась в привычно ворчливую тётку, которую Ромка знал с рождения, и тогда ему становилось легче, ибо не нуждался он в притворном сочувствии.
С болью потери мальчик пытался справиться самостоятельно, проходя все стадии горевания, как мог, как получалось. А ежели накатывала безысходная, просто смертная тоска, научился плакать беззвучно и без слёз, но в такие минуты зарождалась в нём злость упрямая на жизнь в целом, и жгучая, просто непростительная, обида на мать. Как могла она себе позволить уйти? Оставить его одного! Зачем? Почему?
Много вопросов он мысленно задавал ей, упрекал, а после винился, просил прощение, но, вспоминая наказы тренера по боксу: «подтереть сопли и собрать волю в кулак», загонял боль вовнутрь и смирялся.
«Я сильный, – настойчиво твердил он себе, – я справлюсь. У меня всё получится».
Металась израненная душа его, не находила покоя. Трепетало детское сердечко, и он закрыл его, спрятал от глаз чужих, как будто заморозил. Виртуозно научился скрывать не только боль, но и свои мысли, и желания. Плохо Ромке, непосильной ношей придавило мальчишку горе. Глубокой у него была связь с матерью, и взаимоотношения – доверчивые, уважительные, совсем не походили на те, что царили в семье Севки.
Самым сложным оказалось то, что тётка постоянно сравнивала мальчиков и, по её мнению, Севочка проигрывал брату во всём, а с этим Александра мириться не могла. Сетуя на слабость духа сына, обзывала его «тюхней», «рохлей», «размазнёй» и, досадуя, ставила в пример Ромку, который, «свою головёшку из любого костра вытащит», которого «на мякине не проведёшь» и «голыми руками не возьмёшь».
Недолюбливала она племянника, как в своё время и сестру, и особо не скрывала это.
Недалёкого ума, не умея держать язык за зубами, она, живущая на эмоциях, уверенная, что творит добро, бесконечной критикой и сравнением делала больно не только Роману, но ещё больший вред причиняла сыну. А переходы от чрезмерной ласки и заботы к раздражению и унижению, расшатывали ещё не окрепшую нервную систему детей. Мальчишки, не имея полной семьи, выживали в этом зыбком мире, как получалось.
Медлительный и неуверенный в себе Севка хвостиком ходил за Ромкой, а Роман – лидер по природе, взвалил на себя тяжкое бремя ответственности – стал ему защитником и опорой, тем более, что каждый день Александра, провожая братьев из дома, просила: «Ромочка, ты приглядывай за моим тюфячком. Только на тебя надеюсь и, ежели что, с тебя и спрошу по полной…»
Ромочка и старался, ведь он старше – ему уже четырнадцать. Он побаивался тётку и, жалея Севку, пытался сделать из него «настоящего мужика». Лёля всегда была рядом, и ей тоже не хватало родительской любви. Там – в Канаде – родилась сестрёнка, и мать с отцом на родину так ни разу не приехали. Говорили, что пока не имеют возможности: с малышкой много хлопот и расходов, а значит, надо много работать. Вот, вероятно, на следующий год… но проходил один год, за ним другой, а они не ехали. Исправно высылали деньги, посылки, и незаметно отдалялись.
В итоге, на троих верных друзей оставалось всего два человека, кто любил их: одна мать и одна бабушка, а мальчишкам, как известно, нужен отец.
Невозможно вырастить сына мужчиной, если воспитанием его занимаются женщины. Александра, как любая любящая мать, всеми силами оберегала Севку от всего, что может травмировать его. Он подрастал, но для неё по-прежнему оставался маленьким и беззащитным, и чем старше становился, тем более мать боялась за него. Время пришло смутное и за каждым углом ей чудилась опасность.
Под материнским гнётом Севка рос каким-то вяло-податливым и уступчивым. Мать сердилась, не понимая, что именно её чрезмерная забота полностью убивала в сыне мужское начало.
Неизвестно, каким бы вырос и Ромка, ежели бы рядом с ним не было его соседа – тренера по боксу Бориса Андреевича – дяди Бори.
В меру пожилой, в прошлом спортсмен, собрал вокруг себя дворовых пацанов и не только тренировал их, но и учил мальчишек жизни, часто цитируя кодекс чести русского офицера. Он знал все пункты наизусть и, разбирая конфликты меж мальчишками, часто опирался на него. Кто по сколько, хоть по капле, но дети, слушая, что-то полезное впитывали.
В большинстве своём это были ребята из неполных или неблагополучных семей. Страну уж не первый год лихорадила, так называемая, перестройка, а по сути самая настоящая социальная революция, в которой больше всего страдали именно дети. Их неокрепшие умы без идеологии, без целей и идеалов, в провозглашённой для всех свободе, не знали куда идти и чем заняться.
Над Борисом Андреевичем многие беззлобно посмеивались, называли чудаковатым, а после и вовсе убили, когда он своей жизнью встал на защиту тренировочного зала в подвале дома, что организовал в нём своими силами и средствами. Подкараулили в подворотне вечером, стукнули исподтишка по голове и забросали строительным мусором. «Нет человека – нет проблемы», – бандитский лозунг взывал тогда со всех экранов страны.
На месте спортзала открыли ночной клуб…
Но это случится позже, а сейчас, живя у тётки, Роман с большим трудом отпрашивался у неё на тренировки.
– Это что за спорт такой, – вопила она, – морды друг другу мутузить? Только твоя безалаберная мать могла допустить подобное безобразие. Не пущу!!! Мозги отобьют, что я людям скажу?! Уйдёшь на свои хлеба – делай, что хочешь, а сейчас я за тебя отвечаю. Нет, нет и нет!!!
Запрещала она и утренние пробежки в непогоду и при этом также орала на весь дом, что он простынет, что-то там застудит и о том, что она за сироту в ответе.
И жил Ромка с родной тёткой в тепле да сытости, ожидая только одного: быстрее уйти из её дома и навеки забыть его. Угнетённый материнской любовью, за ним подсознательно тянулся и Севка. И чем меньше мальчишки получали душевного тепла дома, тем ближе они становились друг другу, а Лёлька с чисто женской заботой опекала их.
Удивительно крепкой у них была дружба, но дети взрослели. Новые переживания, влечения и желания, ощущения зарождались в них, они волновали и вносили смуту буквально во всё. Чувства Севы и Лёли из дружественных незаметно перетекали в более доверчивые и трогательные. Сами того не осознавая, они стали близки, как родственники, как брат и сестра, минуя в общем-то необходимую для их возраста стадию ярких ощущений первой влюблённости.
Общность интересов, духовная близость, доверие – это прекрасно, но у любви есть и другая сторона, но Лёля для Севки по-прежнему оставалась идеальным образом невинной девушки-ребёнком. Для другого восприятия, чувств и желаний Севка ещё не созрел, а Лёля, случалось, необъяснимо нервничала и злилась и на него, и на Ромку, который тщательно скрывал свою горячую ревность и тоже страдал.
Ему очень нравилась Лёля. Он мечтал о ней, с трудом, порой, справляясь от необузданной страсти, но не имел права Роман позволить себе перейти дорогу брату. Да и что он мог предложить девушке? Летом ему восемнадцать, и по возрасту он попадает под осенний призыв в армию. Другой дороги Ромка перед собой не видел, и возвращаться в этот город не планировал…
Севка мечту об авиации похоронил, у него оказалось слабое зрение, да и в современных реалиях у многих поостыли романтические представления о жизни. Впереди маячил только, напророченный матерью, медицинский институт, в который он уговаривал поступать и Лёлю.
«Чудики не от мира сего, – посмеивалась над ними Лидия Петровна, но рассуждая о судьбах детей, закрадывался в её сердце холодок, – не дай Бог… ведь не пара они друг-другу, совсем не пара. Севка добрый, но бесхарактерный, и матерью задавленный».
Ромка ей нравился больше, чувствовалась в нём сила мужская и воля, но мальчишка – без роду, без племени.
Ой! – вздыхала она. – И моя Лёлечка – сирота при живых родителях. Выходит, жизнь им там, вдали от Родины, дороже счастья дочери? И во имя чего? Едва концы с концами сводят, в отпуск приехать не на что, зато на весь мир фотографиями своей счастливой жизнью хвастаются – кому что доказывают?»
Сердце матери ведь не проведёшь: видит она за широкой улыбкой тоску в их глазах.
Много ночей проводила Лидия без сна, переживая за внучку. Слишком тесными и откровенными были отношения у Лёли с мальчиками. Вроде и неплохие ребята, без баловства, но одно дело, дружба в начальных классах, а другое – в старших. Не дай, Бог, сотворят что по глупости!
«Уж лучше в Канаду», – подводила она итог, расстраиваясь ещё и из-за того, что внучка до сих пор не решила, какую профессию выбрать, а класс-то выпускной.
Севка всё настойчивей убеждал Лёлю поступать с ним в медицинский, а она смеялась лишь в ответ и заявляла, что вообще не хочет больше учиться.
– Замуж тебе надо выходить! За Севку. – поддевал Ромка, бесстыже пялясь на её высокую грудь. – Детей нарожаешь, будешь им сказки на ночь рассказывать.
Лёля хмурилась.
– Ну а что, я не прав? В манекенщицы тебя не возьмут, ты толстая. В артистки тоже.
– Дурак! – обижалась девушка. – Зато, ты тощий! А в манекенщицы одни дуры идут. Я бы с удовольствием в читальном зале работала, но кто сейчас книги читает? Представляете, по всей стране библиотеки закрывают!
– Вот я и говорю, что замуж тебе пора, – не унимался Ромка.
Безумно ревновал он Лёлю к брату, и не находил иного способа выплеснуть энергию чувств, как разозлить, унизить и показать если не презрение, то полное равнодушие к ней.
– За что ты Лёлю так не любишь? – волновался Севка. – Почему обижаешь? Зачем толстой обзываешь?
Расстраивалась, не понимая смятения своих чувств, и Лёлька, но жадно ловила Ромкины взгляды и женским чутьём верно их оценивала: «Он любит меня!» И в такие минуты она смущённо опускала долу золотистые реснички, пряча ответный огонь любви в глазах, что загорался помимо её воли, и сожаленья тень печальную о Севке.
Заканчивая школу, ребята вступали в ещё более прекрасную пору юности. До выпускного вечера оставалось всего три месяца.
Молодость – легкомысленная, бескорыстная, иллюзорная, торопливая да быстро проходящая пора – безжалостно испытывала их на прочность.
Продолжение: http://proza.ru/2023/07/08/50