Он поймал в прицел СВДешки укропа. Своего первого.
Заслав патрон в патронник, взялся за курок.
— Возьми в руки оружие! - зло прошептал снайпер, — Возьми, тварь!
Но тот его не слышал и не мог услышать. Их разделяло около пятисот метров.
— Почти ребёнок, — бормотал мобилизованный автослесарь себе под нос, глядя через оптику на украинского военнослужащего.
Наконец, словно услышав его мольбу, укр схватился за прислонённый к молодой сосне автомат.
Но снайпер медлил. В голове роились полчища обрывков мыслей.
Наверняка ещё живы отец и мать. Девушка ждёт Или нашла уже другого? А он не узнает. Не увидит. На встрече одноклассников помянут. Если кто-то доживёт. Интересно, какое пиво он любил: светлое или тёмное? Может, вообще трезвенником был? И девственником! Помереть, так и не насладившись ни одной женщиной - хуже ничего и быть может.
Нет, надо гнать вон эти меркантильные мысли и стрелять. Нельзя их жалеть. Гады! Саньку они пожали? Отстрелили колени, а потом мочились на корчившегося от боли Санька. И снимали на мобильники. Ненавижу!
Он закрыл левый глаз, но когда прицелился, почувствовал резь в правом. Сняв палец со спускового крючка, протёр им глаз, выковыряв оттуда кусочек белого пуха.
— Для цветения тополя поздновато, — размышлял солдат, разглядывая нечто на конце пальца, — Может, вата? Или от бинта волокна? Да какая блин, разница?
Боец опять прильнул к оптике.
— Ну что ты, блин, будешь делать...
Паренёк в прицеле опять прислонил автомат к дереву и подставил своё лицо выглянувшему из-за туч солнцу.
— Издевается, собака! Вата — она и есть вата! Москаль херов! Всех их мочить надо! Ну и что, что зелёный ещё совсем? Это не оправдание! А они пожалели двойняшек кума, когда целый подъезд из танка снесли?
— В расход, путинскую собаку! — зло прорычал ВСУшник, скорректировал расстояние на французской винтовке, положил палец на спусковой крючок и медленно стал тянуть к себе, преодолевая сопротивление пружины.
Вдруг он уловил сзади за собой в кустах какой-то подозрительный шорох. По спине пробежал холодок, а на лбу выступили капли холодного пота. Боец медленно повернул голову набок, но этого было недостаточно. Пришлось развернуть и туловище, что в бронике было не так-то и легко.
Наконец он смог разглядеть, что происходит за спиной. В метрах трёх от него словно загипнотизированный, сидел огромный русак.
— Если поджарить и не очень увлекаться, то на неделю хватит...
И тут Ганс вспомнил вчерашнее письмо от Эльзы и устыдился своему голоду. Нормы маргарина в Мюнхене опять сократили на 25 процентов. Она с детьми перебивается брюквой. Сынишке до осени обязательно нужно справить новое пальто, а он этого русака жалеет, в безоружного стрелять, видите ли, подло... Всех этих свиней надо уничтожать!
— Шайзе! — сплюнув, Ганс опять прильнул к оптическому прицелу Девяносто Восьмого Маузера и стал внимательно разглядывать врага.
— Странно он как-то выглядит для русака. Жид! Нет, точно жид! Молодой жид! Минимум на половину! На четверть - точно! Сейчас я тебя, жидяра, сниму!
— Бах!
От неожиданности Ганс вздрогнул. Удар по его каске был чем-то тяжёлым, в ушах зазвенело.
Он отпустил винтовку и взялся обеими руками за каску. Вроде бы цела, а значить и голова тоже.
— Что это было?
Ответ нашёлся рядом с шеей, где солдат нащупал обломок кирпича.
— Явно откуда-то из ниши над окном второго этажа, — глядя на развалины над головой, — пробормотал Арон, снайпер подразделения Гивати армии Израиля.
Заработала рация.
— Отшельник, вызывает Большое Гнездо, как слышишь? Приём.
— Гнездо, Отшельник на связи, слышу хорошо.
— Отшельник, почему не уничтожил цель? Приём.
— Гнездо, цель безоружна, стрелять не могу!
— Под трибунал пойдёшь, идиот! Уничтожить цель немедленно! Это приказ!
— Отшельник, приказ выполнить не могу, цель — безоружна!
— Кретин, ты этого палестинца обыскивал? Он зашёл в запретную зону. Ты гарантируешь, что на нём нет бомбы? Через 2 мину по дороге проедет автобус с детьми. Уничтожить цель немедленно! Пристрелю тебя саморучно, придурок недоделанный!
— Понял тебя, Большое гнездо, цель будет уничтожена...
Арон прильнул к прицелу снайперской винтовки.
— Лет 15-16 - самый возраст для подрывника...
Руки предательски дрожали.
— Нет, при такой трясучке с руки не попасть. Нужно что-то подставить под винтовку. Где кирпич, где же он?
Тут воин вспомнил, что кирпич со злости отбросил от себя в сторону.
Вдали уже были хорошо заметны растянувшиеся на десятки метров клубы пыли.
- Что же делать...., — воин оглядывался по сторонам и пытался соображать.
Вдруг правая нога почувствовала какой-то упор. Он приподнял её.
— Булыжник!
Воин быстро подкатил камень ногой поближе, чтобы его можно было ухватить рукой.
Теперь нельзя терять ни секунды. Филистимлянин снял с пояса накануне изготовленную пращу и вложил в гнездо булыжник.
Надо быстро вскочить на ноги, три раза крутануть пращу и запустить в сына египетского вельможи, который вот-вот проедет мимо него. За хорошую одежду и оружие на чёрном рынке можно выручить столько золота, что ему удастся выкупить у Рамзеса Третьего свою жену и детей, проданных тому в год голодомора, вызванного засухой тысячелетия.
Ещё немного, ещё. Теперь — пора! Тайта вскочил на ноги и рывком сделал взмах пращой.
Случилось непоправимое - булыжник вылетел от специального углубления в коже и плюхнулся в десятке метров от филистимлянина.
Он сделал три огромных прыжка к камню и схватил его. Камень идеально сидел в руке.
Охотник долго не мог решиться на этот шаг, но добыть зверя не удавалось уже вторую неделю, а жена и дети просили еды. Земля без дождей стала на столько твёрдой, что копать коренья, от которых вздувались животы, было уже почти невозможно.
Долго ждать не пришлось.
Сначала Эу почувствовала запах соседа из Волчьей долины, а потом показался и он сам. Низкий, но коренастый. Если не удастся уложить с одного удара, его жена и дети помрут с голоду.
Эу тенью скользнул за спину соседа Куи и замахнулся.
— Жена! Встречай мужа с охоты! — крикнул Эу возле входа в их пещеру. На его голос выскочила жена в обгрызанной наполовину шкуре и шестеро детей - погодков.
— Ура! Великий охотник Эу добыл еду — радостно закричали дети, как учила мать.
Жена Луа подошла к добыче и стала внимательно её разглядывать.
— Кого-то она мне напоминает. Это, случайно, не наш со...
— Нет! Прервал её великий охотник Эу. Тебе показалось! Это дикая обезьяна из междуречья. Снимай шкуру и готовь обед!
— Как там наш обрубок? — спросила Виктория у дежурившей ночью юной медсестры.
— Всю ночь солдатик бредил. То рычал, то на немецком что-то вопил, то на русском, то вообще непонятно на каком. Разобрать можно было только: "Я не смог, я не смог нажать на спусковой крючок..." Сейчас успокоился. Лежит и смотрит в потолок...
— Ладно, не хнычь, Надюха. Иди домой.
— Пока, Вика, — в слезах она поплелась к выходу из отделения.
Виктория вошла в палату. Весь в бинтах на кровати лежал солдат. Вернее то, что от него осталось.
Она подошла к его изголовью.
— Чего ты там не смог?
Солдат долго молчал, никак не реагируя на вопрос.
Медсестра развернулась и сделав шаг в сторону двери, услышала.
— Не смог выстрелить в него.
— В кого в него?
— В солдата. Он был без оружия. Молодой совсем.
— А в госпитале, как оказался?
Помню только что-то зашипело и хлопок. Свет сразу пропал, как будто кто-то выключил.
— Слюнтяй! - зло рявкнула Виктория, подошла к кровати вплотную, рывком вытащила подушку из-под головы солдата и бросила тому на лицо, после чего развернулась и села сверху.
— Не смог он... А кто за мужа моего будет мстить? Слюнтяй!