Как-то так получилось, что родовое прозвище Кощею передать было некому. Детей у него не было, а воспитанницы — все сплошь девки. И нельзя сказать, чтобы бессмертного старика это как-то огорчало. Напротив, он был доволен, что не приходится укрощать ненасытную свору наследников, зарящихся на папенькино (или дедовское) наследство.
Волновалась об этом баба-яга. Собирала леших, кикимор и шишиг и свистящим шопотом внушала:
— Был бы сын старшой — отдал бы ему царство. Среднему, как водится, войско. А младшего — в епископы. А таперича что? А ежели чего? Сурьезная напасть какая?
Лешие — мужики солидные и разумные, но не желавшие обидеть бабку, от которой в лесу много чего зависело, — всё понимали про себя, но возражать не решались и только сосредоточенно сопели. Кикиморы же и шишиги, нервные и впечатлительные, как всё творческое болото, ахали, падали в обмороки и разносили сплетни:
— Сам-то, слышали? Долго не протянет. Наследника нет — кому царствие достанется? Пропадём, совсем пропадём!
Кощей, от которого в тридесятом не было секретов, сначала посмеивался, а потом призадумался. Помирать, конечно, он не собирался. Во всяком случае, в ближайшую тысячу лет. Но завиральные идеи бабы-яги следовало пресечь, дабы не допустить... Ну, в общем, вы сами поняли.
И Кощей собрал народное вече. Вышел по-простому — простоволосый, одетый в суконный кафтан и полотняные штаны, без перстней на тонких пальцах, в самой обычной перевязи с самым обычным палашом. Разговор тоже завел без экивоков:
— Народ! Дошло до меня, что ты беспокоишься о моей кончине. Не беспокойся! Я уже все продумал и в завещании прописал. В случае моей смерти или просто безвестного отсутствия в течение года, тридесятое царство упраздняется.
Народ ахнул. В толпе раздались было аплодисменты, но скоро затихли. Наконец кто-то спросил басом:
— Это как же, батюшка?
— Очень просто. Будет республика и демократия. То есть всем править будешь ты, народ.
— Нельзя. Прибьем же друг друга. — раздался тот же бас, и в народе одобрительно зашумели.
— Прибьете. — кивнул Кощей. — Но потом одумаетесь. Конституцию напишите. Министров навыбираете. Судей назначите. В общем, проживете. Другие государства живут, и вы проживете.
После чего повернулся на каблуках и ушел во дворец, не прощаясь.
И стало вдруг народу так страшно, так страшно, что тут же всем скопом и кинулись они бить бабу-ягу. Потому что, ясное дело, кто виноват — вредная старуха с длиннющим языком!