Ночью никак не мог заснуть, можно сказать, что это не нужно мне было совершенно. Но я валялся на горячей кровати и мучился от поглощающей темноты меня окружавшей. Окно было открыто, как проход куда-то в неизвестность мечтательную и таинственную. Ветер приносил свежий воздух в мою небольшую коморку, а луна одиноко светила на темном полотне. Хотя небо и было наполнено звездами, луна казалась мне плачущей и невинной. Половина ее была кем-то жестоко отгрызана, но она до сих пор освещала мою комнату своей живостью и стремлением к этой самой жизни.
«Но какая же она все-таки одинокая, – думал я. – Все смотрят на нее и думают о красоте и неприкосновенности. О величии ее и уникальности. Но вот что значит уникальность. Значит одиночество и беспросветное будущее полное статичных мучений.»
Так звездное небо напоминало мне о прошлой жизни. Тогда, должно быть, Луна веселилась во всю. Тогда, наверное, и на небе она плыла не одна. Но что-то закончилось, как все на свете и время ушло. Провалилось сквозь пальцы и уже никогда не вернется обратно. История брала начало в школе, когда я был весел и энергичен, а голову мою не заполняло ничего, кроме дня сегодняшнего. Но ютились в моем черепе и другие мысли. Мысли о любви. А может это были влюбленности или симпатии, никто не думал об этом в те дни, быть может, поэтому любовь тогда и существовала настоящая и неподдельная. А мою так и звали – Любовь. Она была нежна и лучезарна. Была Богиней всех времен, как остается до сих пор. Ее грациозные, хрупкие руки жали мне ладонь при встречи, а невероятные глаза (не вспомнить уже даже их цвета) оглядывали меня с удивлением. Но лучше всего была ее улыбка. Ее маленькие кривые зубки смотрели на меня каждый раз, когда ей становилось весело. А я грелся в лучах ее счастья в такие мгновения, потому, что источником этого счастья нередко становился я сам.
Но вот время стерло ее лицо из моей головы. Я вспоминаю ее маленький аккуратный носик и прелестные губы, но по-отдельности они не доставляли мне никакого удовольствия. А само лицо угасло где-то вдали, как угасала, наверное, вторая луна на небосводе.
Я упустил Любу в вечер прощания. Выпускной стал моим любимым днем, который до сих пор слышит мои проклятия. Она была в тот миг настоящей женщиной, а я настоящим мужчиной, и роли эти мы отыгрывали друг перед другом, как юные актеры – яростно и пылко. Помню я сидел после выпускного на ступенях. Часы мои отстукивали последние секунды, а я смотрел на это с гадким ощущением полной беспомощности. Она подошла ко мне и, увидев мои глаза, спросила:
- Что случилось?
Я соврал ей, что вспоминал свои стихи и захотел прочесть ей их. На это она согласилась радушно, но затем, когда я закончил, Люба спросила:
- Так что же грустного в любовных стихах? Это же чувство волшебное и невероятное, так разве стоит о нем плакать?
- Чувство это невероятное, все так. Но оттого и больно, что кажется, будто оно скоро пройдет. – ответил я.
- Не волнуйся, что пройдет, Костя. Главное лови каждую неловкую его частичку. Обнимай его, целуй. А настанет время – отпусти, не жалея и будь благодарен. Ты счастливый человек, раз способен чувствовать.
Поэтому я стал ловить каждое ее слово. Мы пробыли оставшийся день вместе. Я читал ей свои стихи, а она хвалила их словами такими нежными, что, кажется, лучше чувствовать себе нельзя после такой похвалы. И каждое слово она кидала искренне, смеясь и улыбаясь, печалясь и плача. Но часы стучали свое. И вот пришло время расставаться.
Тогда мы смотрели друг на друга, как два человека, потерявшие что-то невероятно ценное, и ждали слов любви. Но никто не сказал их в тот вечер. Оба мы почувствовали, что пора пришла. И тогда она сделала то, что я не забуду уже никогда. Она улыбнулась мне своими блестящими глазами и поднялась на кончики кроссовок, коими она заменила недавно выпускные туфли. А затем обхватила мою шею тоненькими, но сильными невероятно, ручками. Ее нежная молодая щека прижалась к моей. Мы дышали друг другом, некрепко стоя на ногах, а я ловил каждое мгновение той волшебной минуты.
А затем она ушла. Бросила взгляд, сказала «пока» на прощание и исчезла.
Никто не писал и не звонил, мы исчезли друг для друга, две души одной жизни. И из-за этого я тихо кричу ночью, наблюдая за луной. Какие слабые бывают мужчины. Такие, как я. Которые не властны над любимой, а значит, не властны над миром. И как нужны таким мужчинам хрупкие женщины. Для того, чтобы прожить мгновение, а затем разбиться. Мне же не нужна сильная и строгая женщина. Моя жена, погруженная в сон обиды спит в соседней комнате нашей жалкой квартирки. Зачем мне она? Я спрятался от одиночества с женой, потому, что испугался. Испугался вечной неизвестности, а теперь страдаю от чего прятался. А она спит в соседней комнате даже не слыша мои стоны, хотя стены квартиры настолько тонки, что сквозь них, кажется, можно уловить даже чужие мысли.
А сейчас осталось лишь думать о том, что где-то в мире лежит Люба, как лежат две половинки одного большого, но хрупкого сердца, которое существовало лишь миг и билось в унисон стрелкам на моих часах, отсчитывающих последние секунды единения.
Но теперь ушло все. Позади. И нужно лишь думать о темном будущем. В нем лишь рай мелькает для меня тонким лучем. Когда моя жалкая душа улетит куда-то далеко и опустится прямо на ее плечи. А щека моя, как тогда, коснется ее щеки. Щеки настоящей. Нежной. Живой.