Глава 1 http://proza.ru/2023/07/03/653
Глава 2 http://proza.ru/2023/07/04/847
Глава третья. Братья.
"Брат — это друг, дарованный нам природой".
(Плутарх)
Дорога домой скатертью стелилась, словно кто на крыльях его нёс. Не возникло проблем с билетами, с соседом по купе. Неразговорчивый немолодой мужчина, похожий на командировочного, быстро перекусил, выпил чаю и завалился спать. Роман хотел, было, выключить радио, но тот помахал руками: «Оставьте, хорошо поют».
Прислушался. Пели действительно слаженно, спокойно и слова по-доброму цепляли душу:
«Верю, что, все неудачи стерпя,
Жизнь отдавая друзьям и дорогам,
Я узнаю любовь, повстречаю тебя
Там, за поворотом, там, за поворотом…
Там, там-та-рам, там-та-рам…»*
В памяти закружились слова иной песни про поворот, что пела Лёлька. Не Андрея Макаревича, другой, а какой – вспомнить никак не получалось. Слова бессмысленно кружились в голове, и никак не складывались в рифму.
С удовольствием, под ровных стук колёс, лёгкое укачивание и старые песни, Роман в полумраке пил уже третий стакан чая, а за окном бежали назад столбы, деревья, посёлки. На стекле в причудливых формах замерзали капли весеннего дождя, и пейзаж в свете мелькающих фонарей, сквозь покрытые льдом окна на глазах погружался в таинственный волшебный мир.
Тихо за окном, покойно, и необыкновенно удобна постель. Болезнь отступила, но слабость осталась. Тело расслабилось, глаза сами закрылись… Благодать!
Роман даже не понял, спал ли он или грезил наяву, а может мыслями ушёл в прошлое, но этой ночью в поезде он, словно на самом деле, вернулся в маленькую угловою двушку на верхнем этаже дома из неровного красного кирпича, в проулке за поворотом от главной улицы, где прошли его лучшие годы жизни.
Как же они с матерью были в ней счастливы тогда!
– Боже, – восклицали знакомые, – какая ужасная квартира! Продавайте, пока не поздно!
– Нормально! Зато в центре! – смеялась Олеся, Ромкина мама. – И никто над головой не ходит!
– Так постоянно же крыша протекает, – возражали ей.
– Хм, – пожимала она плечами, улыбаясь, – зато увлажнитель естественный, а это очень полезно для кожи и для лёгких. У других и такой нет, так, что слава Богу за всё.
У неё на всё было своё «зато», и радоваться жизни Олеся умела, как никто другой, чем весьма раздражала свою старшую сестру Александру, которую Ромка за глаза звал «тётя Шурик».
Тётку свою он не любил, и, если бы не Севка – сын её и Ромкин двоюродный брат, никогда бы с ней не знался.
Севка… Почти на год моложе Ромки, но в первый класс они пошли вместе.
– Ты старший! – грозила тётка пальцем. – Ты обязан беречь брата! И ежели что случиться, с тебя, обормота, спрошу по полной! У, бандит!!!
И уже размахивала увесистым кулаком. Прескверный имела характер. Вроде и не скажешь, что недобрая, но ревностью и завистью душа её крепко была объята. Чужого счастья не выносила, чужую радость не разделяла. Олеся жалела её, считая, что природа обделила старшую сестру женственностью и красотой, поэтому и беснуется она, обиженная.
Здоровая Александра была, мужиковатая. Руки длинные сильные, ладони лопатой. Нос картошкой, щёки пухлые – все в красных прожилках, и злющие навыкате глаза. Ромке казалось, что вращаются они у неё, как у ящерицы во все стороны, настолько всеведущей была тётка во всём, но сколько тепла в них появлялось и любви, когда глядела она на своего единственного сыночка Севочку, что, отчаявшись, рискнула родить на четвёртом десятке лет. Для себя его на свет произвела, для себя и растила. Растворилась в нём, вздохнуть сыну самостоятельно не позволяла, не то, чтобы воли и свободы дать, любовью душила, уверенная, что во благо.
А ещё, Севкина мать промышляла самогоноварением. И сколько раз ей били окна, кричали вслед проклятия, ей было хоть бы хны – на одна жилка совести не дрогнула ни разу. Бизнес процветал, кубышка наполнялась. Александра радостно потирала сильные широкие ладони.
– Чего орёте, скаженные? Я сама что ли это пойло им в глотку вливаю? Не у меня, так в другом месте нажрутся! Зато мой самогон, как слеза младенца чистый! Напиток богов! Он же лечебный, на травках. Спасибо должны мне говорить. Эх, неблагодарные…
В блаженстве закрывала глаза и шумно целовала сложенные вместе, как для крестного знамения, три пальца правой руки.
Пьянчужки и алкоголики соглашались. Выпивая приговаривали: «дай, Бог, тебе, Александра, здоровья! Как ангелочек босыми ножками пробежался!»
Вот и выходит, что у каждого своё «зато», и у всякого свой бог.
Стеснялся Севка материнского промысла. Смущался и нервничал, когда, гуляя во дворе, видел пьяниц, что шаткой походкой, сплошь и рядом немытые и небрежно одетые, пряча взгляды, тянулись вереницей к дверям их квартиры, но, отвечая взаимностью на безмерную материнскую любовь преданной сыновьей, находил своей матушке оправдание в этом зле.
– Понимаешь, Ромка, – заикаясь от волнения и возбуждённо размахивания руками, рассуждал он, – она же для меня старается. Папаша алименты совсем не платит, и на что б мы жили, кабы мать не торговала самогоном? В конце концов, это не запрещено. Она же каждую копеечку откладывает на учёбу мне, а сама платья старые штопает, даже трусы... я один раз видел… Хочет, чтобы я доктором стал, а я…
Он замолкал и, покусывая полные губы ровными, удивительно белыми зубами, начинал в сотый раз рассказывать, что мечтает стать лётчиком. Взгляд его голубых, как ясное небо глаз, устремлялся при этом куда-то вдаль, и весь он светился изнутри, словно уже сидел в кабине самолёта и поднимал тяжёлую машину ввысь к далёким облакам.
Ромка не возражал брату и не спорил с ним, хотя тоже жил с матерью без отца, которого никогда не видел. Только матушка у него была молодая – родила на втором курсе, скрывая ото всех, от кого. Осудили и не стали помогать ни мать с отцом, ни сестра, и Олеся, как умела, так и выживала, благо, что досталась ей в наследство от бабушки эта маленькая квартирка на четвёртом этаже.
Крутилась она, словно белка в колесе, не унывая, и долгие годы мечтала только об одном – выспаться!
Вечерами мыла подъезды, помогала торговцам одежды на рынке: что-то ремонтировала, подшивала и даже перешивала, а ещё переглаживала мешки мятых-перемятых тряпок. Тяжело, но платили неплохо. Поэтому умудрилась Олеся и институт закончить. Красивая, стройная и жизнерадостная, она ни в чём не походила на свою старшую сестру.
А вот двоюродные братья были удивительно схожи меж собою лицом. Ровная линия рта, полные губы. Прямые брови. Одинаковый широкий разрез глаз, да только взгляд у них был разный.
Ромка, случалось, бессовестно врал и честными при этом оставались его глаза, а вот Севкины глаза лгать не умели. Слишком он открыт был миру и очень уязвим. Походил на плюшевую игрушку: мягкий в полноте, покладистый, ранимый, а Ромка, напротив, стройный и поджарый, как конь. Отчаянно смелый, упрямый и дерзкий.
Разные, но удивительно близкие кровным и душевным родством связанные, они хорошо влияли друг на друга, дополняли и уравновешивали каждый свой нрав. Крепко дружили мальчики. За одной партой сидели. И одну девушку полюбили… Бывает же так…
Продолжение: http://proza.ru/2023/07/04/1046
*Музыка М. Фрадкин
Слова Р. Рождественский
ТАМ, ЗА ОБЛАКАМИ…
В небе колышется дождь молодой,
Ветры летят по равнинам бессонным...
Знать бы, что меня ждет за далекой чертой,
Там, за горизонтом...
Шел я к высокому небу не зря,
Спал, укрываясь большими снегами,
Но зато я узнал, что такое заря-
Там, за облаками.
Верю, что все неудачи стерпя,
Жизнь отдавая друзьям и дорогам,
Я узнаю Любовь, повстречаю тебя
Там, за поворотом.
Если со мною случится беда-
Грустную землю не меряй шагами,
Знай, что сердце мое ты отыщешь всегда
Там, за облаками!