Мечтаю снова увидеть Нюрнбергских Мейстерзингеров, снова оказаться в Вене, увидеть Ребекку. Вена сильно изменилась, не в лучшую сторону. Хотя улицы бурлят энергией и в народе эмоциональный и моральный подъем, но никто определенно не может объяснить, чему все так рады? Вена… Ноябрьская Вена, какая она? Я не помню этого, помню лишь Грабен, мы с Ребеккой идем на оперу, прохладный ветер обдувает нам лица, а ее шаль немного небрежно колышется и касается моей щеки в такт дуновениям ветра. Ребекка, она такая красивая в этом платье, ее черные глаза украдкой смотрят на меня, и озорная ее улыбка заставляет мое сердце биться чаще. Я не могу надышаться, так я счастлив рядом с ней.
Но мне снятся сны, назойливые мухи воспоминаний из Азии. Лихорадка породила в моем подсознании образы, которые мне по возрасту не должны быть доступны. Откуда все это? Ведь я не видел войны! Чертова Азия, грязная и чарующая, непонятная и недосказанная….
Здесь, в Париже, мне доступны все возможные удовольствия. Есть тут и мои новые друзья, вот только работа, хотя и не обременительная, не дает полностью погрузиться в парижский мир. И возможно ли это для немца? А почему бы и нет, ведь я франк из Франкфурта во Франции. Германские франки дали галло-римлянам самоназвание, это общеизвестно. Но я не уподобляюсь современным нюренбергским мейстерзингерам, тут нечем гордиться
Иногда скучаю по дому, в минуты одиночества и безделья, когда культурная жизнь и пирушки надоедают. Мой старый Франкфурт, его улочки с огромными лужами, его разноцветные дома, мой Франкфурт…. Сейчас там наверняка идет дождь, а маленькие трамвайчики перевозят людей на небольшие расстояния, словно пряничные домики на колесах. Гранитная набережная великой реки Майн, всегда чистая и приятная для прогулок. На ней проходят такие праздники, на которые приезжают поглазеть люди с окружающих городов и земель. Мне всегда нравилась регата на Майне, псевдоязыческие жертвоприношения реке, одной из главных рек Германии, которая рассекает страну пополам. Фестиваль реки Майн, прекрасная народная музыка, утренний и вечерний променад вдоль лавок с яствами. Народные костюмы, родная речь и музыка, которые будят в горожанах детские воспоминания и любовь к земле, на которой они родились.
Но что-то гложет меня сейчас….
Собор святого Варфоломея, почерневший от времени памятник 16 века, Старая Опера, в которой я получал удовольствие и формировал свой эстетический вкус. Помню «Гензель и Гретель» Хумпердинка, трогательные и чистые мелодии, великолепные голоса, звуки колыбельных песен. «К истине, великолепию, добру!» Именно так, старый театр старого города провозглашает непреходящие ценности. А вот и мой дом, немного в стороне от центра.
Да, я полюбил Париж, но иногда меня тянет к родине, в родительский дом, в круг моих изнеженных друзей. Теперь все изменилось…. Мир словно встал на рельсы, заковался в броню. Можно сказать, что мир сошел с ума, и мои собственные товарищи, казалось бы, зачем, будто я известный возмутитель спокойствия, пытаются образумить меня во время застольных бесед на философские и политические темы. Признаться, мне и самому надоело это правдорубство, я плыву по течению и ни в чем не нуждаюсь, как и большинство из нас, молодых людей с приставкой von.
Сны, вот что меня гложет. Откуда в них столько боли и огня? Откуда в них шум и суета? В моих снах нет покоя. Я был ребенком во время Великой Войны и не видел ее лишений и ужасов. Семья смогла сохранить то, что имела в то страшное время, стараясь помогать людям, лишенным всего во время голода и безработицы. Я был огражден от сложностей того времени, только ветераны, вернувшиеся с фронта, израненные, искалеченные, безногие и безрукие, напоминали мне, юнцу, что есть другая жизнь за пределами моего мира. Они были больны телом и душой. Почти победители, обманутые, брошенные, словно слепые котята. Я помню гнев в их полных слез глазах.
Отец всегда привозил сладости из Кельна. Мы обожали его, хоть и редко видели. Его титул, его статус гарантировали мне положение в обществе, и я получил хорошее образование, а затем и должности в Берлине и Париже. А потом появилась в моей жизни Ребекка, и все изменилось. Жизнь приобрела смысл, и я грезил Австрией. Моя черноокая красавица, южанка, стала причиной моих многочисленных поездок в Вену, которая стала мне вторым домом. После аншлюса поездки стали проще, но встречи реже. Я не смог сохранить то, чего с таким трудом добивался. Она уехала к семье в Италию, а меня снова перевели в Париж.
Я скучаю по дому, по Ребекке, по Вене. Моей жизни можно позавидовать, у меня есть все. Но я знаю, что мне придется вернуться в Германию, а затем меня отправят еще куда-то. В конце концов, я сам мечтал о путешествиях по Европе.
Я подхожу к окну, передо мной столь любимая парижская улица. Стою, прислонившись к стене, отодвигая занавесь рукой, смотрю в окно и улыбаюсь. Улица…. По ней проносятся автомобили и гуляют горожане. Дамы в шляпках и модных пальто, мужчины в темных костюмах снимают перед ними шляпы. Мой Париж, мой красивый Париж…. Как он смог так быстро влюбить в себя? А вот и первые посетители кафе напротив, официант в белом открывает двери и запускает гостей. Сегодня холодно, хотя еще ноябрь. Прекрасное утро. Через тучи пробиваются солнечные лучи, освещая мостовую. Девушки на улице оглядываются, приподнимая шляпки и с удовольствием закрывая глаза. Вот и последние всхлипы лета, солнечные дни. В этом году рано холодает, будто зиме не терпится вступить в свои права. Но это не Австрия и не родная мне Германия, здесь не бывает красивой белой зимы, даже теплые рукавицы тут будут лишними.
Я смотрю в окно, небо серо-голубое, солнце совершенно проявилось сквозь пелену облаков. В глазах режет от внезапного яркого света, я моргаю, вытирая слезы, и вижу блеск в небе, маленькие кристаллики, медленно падая, кружатся и переливаются в свете солнца. Кристаллики падают с неба, а я смотрю на них и не верю собственным глазам. Снег, первый парижский снег! Огромные снежинки, прозрачные, словно стеклянные, медленно падают, переливаются магическим кристаллическим светом и, не достигая земли, растворяются в пустоте…. Это хрустальное утро, кристальное утро Парижа, настоящее чудо!
Я бросаю взгляд на прохожих, улицу, кафе, и, отпуская занавесь, возвращаюсь к своему рабочему столу. Телефонный звонок, посетитель просит аудиенции. Шефа нет, я прошу пригласить его в кабинет.
Я смотрю на окно, когда маленький молодой человек в сером сюртуке входит в кабинет. Я встаю, чтобы пригласить его к столу. Он достает револьвер. Что это? Я не понимаю, но почему-то молчу…кто это…? Он направляет оружие на меня, руки его дрожат. За что? Я прошу объясниться….
Пространство кабинета освещают вспышки, мне совсем не больно, хотя я чувствую удары в живот. Я падаю в свое кресло, будто подчиняюсь чьей-то воле. Не могу двигаться. Вокруг меня все темнеет, какие-то звуки и крики…. Я хочу оказаться за столиком того кафе, хочу закутаться в теплую шаль матери, хочу к Ребекке. Я дома, ем теплый хлеб, меня обнимают и дают горячий шоколад. Так хорошо дома, в тепле, когда за окном снег, белый и пушистый, который блестит на солнце и обжигает глаза. А я лежу в кровати, смотрю на окно и слышу родной голос.
Abends, will ich schlafen gehn,
vierzehn Engel um mich stehn:
zwei zu meinen H;upten,
zwei zu meinen F;;en,
zwei zu meiner Rechten,
zwei zu meiner Linken,
zweie die mich decken,
zweie die mich wecken,
zweie die mich weisen
zu Himmels Paradeisen.
Вечерком мне спать пора,
Ангелы вокруг меня.
Два стоят у головы,
Два у ножек, посмотри.
Справа два и слева два.
Накрывают два меня.
Пробуждают тоже два,
Говорят два ангела
В Рай небесный мне пора. *
*перевод автора.