Он называл её ласково, иногда в его устах это звучало даже нежно... "Каркуша"...
Почти каждое утро ворона прилетала к нему на балкон. Если он ещё спал, она будила его деликатным, негромким кар-р... И, задорно глядя хитрющими бусинами глаз, принимала в дар приготовленный цельный грецкий орех. Наверное, он мог бы очистить его заранее, но у них уже давно был выработан своеобразный ритуал. Она относила орех на проезжую часть улицы, куда выходило одно из его окон, клала на неплотно прилегающий металлический люк, по которому чаще всего, как специально, громыхая, проезжали легковушки, взлетала на соседнее дерево, ожидая, когда колёса автомобиля раздавят скорлупу и только тогда подбирала ядрышко, что служило своего рода развлечением для обоих. После этого ворона возвращалась к нему, надеясь на новое угощение. Иногда, если он торопился на работу, ей перепадал нераспакованный поллитровый тетрапаковый пакет молока, клювом проделав в нём дырку, она вовсю наслаждалась деликатесным напитком.
После трагической гибели жены и сына он даже представить себе не мог на их месте кого-то другого и Каркуша, по сути, заменила ему семью. Они трогательно заботились друг о друге. Будучи единоличным хозяином квартиры, отзываясь на стук в балконное стекло, он мог приютить её в холод и непогоду, и она, держась подальше от зажжённого камелька, принималась подсушивать своё намокшее под дождём оперенье. Или наоборот, в жару, приглашая "нырнуть", ставил перед ней так понравившийся ей тазик ярко-жёлтого цвета, в нём она радостно плескалась, чистя свои пёрышки. Он подкармливал её сладкими сухарями, периодически специально для неё покупая их в супермаркете, слегка и коротко поглаживал её, если она была в настроении и позволяла ему такую немыслимую вольность.
Его забота не оставалась безответной. Умная птичка умела быть благодарной. Будучи свободной от своих вороньих дел, она сопровождала его в одиноких вечерних прогулках, перелетая с веток одного дерева на другое, тянувшиеся с двух сторон аллеи, словно охраняла от недоброжелателей. Изредка среди приносимой ею в дар мишуры он находил нечто полезное для себя. Один раз это была подходящая к его одежде пуговица, в другой - красивый, отлично вписывающийся в его коллекцию камешек. А ещё ему запомнились серьги, лёгкие золотые капельки. Сначала он думал, что Каркуша прихватила их у кого-то из соседей и старательно расклеивал на дверях многочисленных подъездов объявления с указанием номера телефона, но за долгое время никто так и не откликнулся. С тех пор они лежат заброшенными в одном из дальних ящиков. Иногда она смешила его или удивляла, а иногда смешила и удивляла одновременно. Например, когда рассматривала себя в зеркало и прихорашивалась, заметив приставшую к своему бессменному от рождения наряду какую-нибудь соринку или пушинку. Если она исчезала на два-три дня, он начинал волноваться, представляя себе страшные картины: тельце, раздавленное машиной или разодранное клыкастой, мохнатой кошарой. В один из таких тревожных дней он заглянул в интернет и вычитал, что вороны достаточно ловки, чтобы, забавляясь этим, дразнить кошек и собак, но всё равно продолжал беспокоиться и успокаивался только тогда, когда слышал привычный, дробный стук, издаваемый этой вольной гостьей.
Их души были созвучны, им нравились одни и те же передачи по телевизору, одна и та же музыка, порою он даже брал её с собой на этюды и, держа кисточку в клюве, она настырно пыталась подражать ему в рисовании.
Сколько продлится эта идиллия? Будучи фаталистом, он не заглядывал в будущее, довольствуясь маленькими сегодняшними радостями. А там, кто знает, как распорядится судьба? Надеюсь, благостно и, может быть, однажды в их жизнь войдёт кто-то третий, и этот кто-то будет с нежностью произносить не только его имя, но и имя этой удивительной птички... "Каркуша"...