Глава 108
Королева жестоко переживала, что Бофор, которому она верила настолько, что доверяла своих детей, оказался заговорщиком, подготовившим убийство кардинала, которое свершилось бы, если бы не д’Эпернон, а её закадычная подруга герцогиня де Шеврёз толкнула его на это преступление. Она недоумевала, почему же так случается, что когда она находилась под гнётом кардинала и Короля, у неё, как ей казалось, было множество друзей, теперь же, когда она стала регентшей, друзей у неё становилось с каждым днём всё меньше и меньше. Господин Андре д’Ормессон объяснил ей, что народ больше любит правителей будущих, чем нынешних. Но причина была не в этом. Она забыла, что в дни, когда она только лишь приобрела эту власть единоличной регентши, у неё объявилось сотни друзей, о которых она и не знала в дни прозябания Королевой без власти. Все эти люди хлынули в Париж в надежде на должности, звания, награды за подвиги, которых не совершали и оплату вперёд за услуги, которые не намеревались оказать. Когда же они увидели, что Королева по совету Мазарини прекратила раздачу необоснованных авансов и незаслуженных наград, они посчитали себя обиженными. Пример наказания Бофора ещё более отпугнул их, поскольку каждый из них в глубине души надеялся, что определённое непослушание может сойти с рук, ибо Королева всё-таки женщина, и она некоторым образом была антиподом кардиналу Ришельё. Но оставаться женщиной в полном смысле этого слова правящей Королеве крайне опасно, и как только Анна поняла это, все друзья-однодневки, они упорхнули прочь, осознав, что лёгкой наживы не предвидится, а опасность за преступления сохранилась. Мазарини убеждал Королеву, что лучше не иметь друзей вовсе, чем иметь таких друзей, дружбу которых необходимо ежедневно покупать всё более и более значительными подарками. Он напомнил ей о том, каким ненадёжным другом оказался в своё время де Сен-Мар, и Королева вынуждена была с ним согласиться. Доверие Королевы к Мазарини в ту пору основывалось отнюдь не на любви. Он на деле доказал, что его советы стоят того, чтобы к ним прислушиваться. Именно он советовал ей захватить Тионвиль, чтобы продемонстрировать всему миру, что она намерена продолжать политику Людовика XIII, то есть политику Ришельё. После победы при Рокруа герцог Энгиенский захватил Тионвиль, что подтвердило правильность совета Мазарини.
Герцогу Вандомскому было предложено вернуться в своё имение в Ане, из которого все они вернулись всего лишь четыре месяца назад в следствие смерти Людовика XIII. Туда же, в Ане отправились и мелкие заговорщики, примкнувшие к заговору Бофора, которым не доставало знатности, чтобы уйти от наказания. Все они были схвачены в публичном доме благодаря содействию его содержательницы. Взбешённый Вандом велел разрушить публичный дом и направился в Италию, чтобы оттуда ожидать свержения Мазарини, как некогда он в Англии ожидал свержения Ришельё.
Королева также попросила герцогиню де Шеврёз покинуть Париж, в ответ она потребовала оплатить её долги, что обошлось казне в круглую сумму в двести тысяч ливров. Некоторые долговые обязательства, а, возможно, что и все, были составлены её друзьями, так что средства пошли отнюдь не на погашение долгов, а на самом деле непосредственно герцогине, не стеснявшейся наживаться на бывшей задушевной подруге. Мария рассуждала, что когда же ещё «доить» Королеву, как не в момент, когда у неё имеются возможности совершать подобные расходы, и потребности в каких-то действиях герцогини, пусть даже они и состоят всего лишь в том, чтобы герцогиня покинула Париж.
Был также повторно удалён Шатонёф, чьё участие в заговоре на покушение на жизнь Мазарини было доказано. Господина Лашатра лишили должности генерал-полковника швейцарцев, поскольку он входил в партию госпожи де Монбазон. Эту должность получил Бассомпьер, старый, но преданный.
Между тем Мазарини под шумок удалил трёх весьма достойных епископов – Бовезского, Лиможского и Лизьесского, поскольку их влияние в совете умаляло его персональную власть.
Но все эти перемены не вызвали волнений во Франции.
Мазарини хватило ума не перекладывать ответственность за опалу на Королеву, как это делал Ришельё, перекладывая ответственность на Короля. Напомню, что метод Ришельё состоял в том, чтобы сначала добиться осуждения виновного Королём, приводя свидетельства против обвиняемого и аргументы в пользу его осуждения настолько сильные и убедительные, чтобы довести Людовика XIII до состояния такого гнева, чтобы можно было приговорить виновного к смертной казни, после чего вступиться за обвиняемого, находя не слишком убедительные аргументы для его прощения. В таком случае несмотря на то, что фактически приговор был подготовлен Ришельё, сам кардинал выступал миротворцем и сторонником прощения, тогда как Король, не осознавая, что является куклой, которой кардинал вертел как хотел, считал себя обязанным наложить наказание, помня, что его зовут Людовиком Справедливым. Мазарини, между тем, добивался от Королевы решения об осуждении виновных, но не скрывал ни от кого, что это решение исходит непосредственно от него. При этом Мазарини тщательно распространял мнение о том, что Королева постоянно испытывает желание простить виновных, но он, Мазарини, прилагает все усилия, чтобы удержать Королеву и убедить её не поддаваться добрым христианским порывам, поскольку Королева прежде всего – государыня, и лишь после этого – милосердная женщина и католичка.
Испания, Венеция и прочие соседи по этим действиям Королевы осознали, что напрасно питали надежды на изменение внешней политики Франции в пользу Габсбургов. Партия Шеврёз потерпела поражение, внешняя политика Королевы Франции испанского происхождения игнорировала интересы Испании и была полностью сосредоточена на интересах Франции.
Также Мазарини существенно сократил личную вооружённую охрану, доставшуюся ему по наследству от Ришельё, предпочитая вооружить личных лакеев, которые скрытно носили оружие и незаметно охраняли его не только на парадах, но круглосуточно.
Д’Артаньян, принадлежа к офицерскому составу мушкетёров Короля, не имел, таким образом, обязанностей охранять кардинала, но к его непосредственным обязанностям относилось обеспечение охраны малолетнего Короля, при этом довольно часто он сам заступал на пост. Мазарини до поры не замечал его, ничем не выделяя среди прочих мушкетёров, что было, конечно, его ошибкой.
Несколько слов о моём отношении к Мазарини.
Я всё ещё состоял в партии Шеврёз, но лишь номинально. Я уже разочаровался в её идеях и в её предприимчивости. Однако, она оставалась весомым противовесом против абсолютизма. Кроме того, Мазарини виделся мне жалким интриганом. Все свои отрицательные черты характера он не стеснялся выставлять напоказ, тогда как по-своему изощрённый ум, даже хитрость и изворотливость, он тщательно скрывал.
Я бы сказал, что если Ришельё я сравнил бы со львом, а Кольбера – с лисом, то Мазарини я сравнил бы с неким мифическим существом, которому не нашлось достаточной ширины львиной шкуры, так что недостающие куски были восполнены лисьим мехом. Там, где Мазарини не мог действовать силой и решительностью, как действовал бы Ришельё, он возмещал недостаток властности своей непревзойдённой хитростью. Эти то куски лисьего меха были видны всякому.
Мы все ощущали себя молодыми и сильными волками, которые просто обязаны отнять власть у лиса, не желая видеть его скрытую львиную натуру.
Впрочем, хитрость Мазарини была не всеобъемлющей. Если бы он был более предусмотрительным, он не совершил бы той ошибки, которая ему впоследствии дорого стоила. Он убедил Королеву переехать в Пале Рояль, этот бывший дворец кардинала Ришельё, подаренный им Королю в завещании. Этот дворец гораздо лучше подходил для весёлого проживания в нём королевского семейства, но он в меньшей степени соответствовал задаче обороны от разгневанных парижан. Останься Королева с семейством в Лувре, она продолжала бы жизнь, быть может, более скучную, но была бы намного лучше защищена от бунтующей черни.
Впрочем, кто же ожидал, что чернь взбунтуется против своей обожаемой Королевы? Кроме того, следует отменить, что каждый мятеж народный всегда приготовляется и приводится в действие усилиями неких сил, стоящих весьма близко к самой высшей власти в стране. Не была исключением и Фронда. Глубоко ошибаются те, кто затевают мятеж, что усмирить его столь же просто, как и начать. Но об этом позже. Пока же Королева наслаждалась изумительной предусмотрительностью Ришельё, который создал Пале Рояль, идеальный дворец для приятной жизни августейшего семейства.
(Продолжение следует)