Под музыку солёного дождя 4

Людмила Колбасова
Глава 1 http://proza.ru/2023/07/03/653
Глава 2 http://proza.ru/2023/07/04/847
Глава 3 http://proza.ru/2023/07/04/857

Глава четвёртая. Хрупкое детское счастье.

Лёля приехала к ним в город из Москвы. Родители её в тот год эмигрировали в Канаду – тогда многие уезжали, и на годок-другой – пока не обустроятся, оставили дочку на попечении ещё не старой бабушки Лидии Петровны, которая имела звание «заслуженный учитель», заведовала отделом образования и была очень уважаемым человеком в городе.

Но девочке настолько полюбился этот небольшой уютный городок с многочисленными садами и парками; песчаными карьерами, большой рекой, снежными зимами и пусть коротким, но жарким летом, что никакими уговорами, угрозами, ультиматумами не смогли ни через год, ни через два заставить её его покинуть. На защиту прав и выбора ребёнка встала бабушка и Лёле всё-таки позволили окончить здесь школу. Девочка плясала от радости!

Любимая бабушка, любимая школа, любимый город и верные друзья. Что ещё надо для счастья?!

Любимая школа. Да, она была для друзей, как дом родной, и навечно осталось в памяти, как златовласая и кудрявая с пышными бантами в косичках Лёля несмело открыла дверь и заглянула в класс: «Четвёртый «а?»

– Ты почему опоздала? – строго взглянул на неё учитель.
– Заблудилась. Я – новенькая, – совсем не смущаясь, ответила девочка и назвала свою фамилию.

Её посадили рядом с Севкой и тот пропал сразу. Очарованный, он замер, не сводя восторженного взгляда с новенькой.

– Как тебя зовут? – прошептала она. Севка молчал. Девчушка смешно подняла бровки и улыбнулась. – Меня – Лёля, а тебя как?

Севка краснел, бледнел и, заикаясь, с трудом промолвил своё имя. Он всегда, волнуясь, немного заикался, а тут и вовсе потерял дар речи. Поразила и покорила его сердце на долгие годы эта девочка именно тогда – первого сентября, в первый день их знакомства.

И Ромкино сердечко отозвалось тогда же, неровно задышал он при ней, но великодушный, уступил Севке, в мальчишеской гордости презирая всякие там сопливые чувства – не мужское это дело – влюбляться.

Лёгкая Лёлька была в общении, простая, но не ветреная. Девчонки в классе мечтали о дружбе с ней, а она выбрала Севку с Ромкой.

И понеслись годы счастливого детства! В вихре ребяческих шалостей и развлечений незаметно пролетали они. Весь период того времени – зима ли, лето, осень или весна, всплывал у Ромки в памяти нескончаемыми до горизонта переливами солнечного света, небесной синевой и калейдоскопом безмерной вселенской радости. Солнце тёплым бархатом нежно ласкало кожу, трава пёстрым шёлком стелилась под босыми ножками, мягким золотистым атласом манил речной песок.

– Пацаны, айда купаться! – и несутся мальчишки босиком через луг, какие-то заброшенные склады и с разбегу в воду, и кто сказал, что река у них холодная? Для неугомонной детворы вода в ней, словно молоко парное! И никакого дела нет ребятишкам до перестройки, до разрухи в стране – у них иной мир, другая планета, и зовётся она детством.   

Бегут мальчишки, перегоняя друг дружку и Лёлька за ними, шустро перебирая ровненькими полненькими ножками.

Смешная она была! Как девочка из прошлого. Ровесницы её глянцевыми журналами из жизни звёзд зачитываются, а ей не интересно. Она увлекается сказаниями да легендами и собирает библиотеку сказок народов мира. Ни минуты не сидит дома без дела: то шьёт, то вяжет, либо вышивает. Иностранные языки изучает, а вдруг и правда в Канаду придётся ехать.

Девчонки нарядами интересуются, духи тайком покупают и глаза втихаря от родителей красят, а Лёльке всё это не надо. Лёльке лишь бы удобно, лишь бы не скучно было жить. Мать из-за границы модные одежды посылками шлёт, а она подружкам раздаёт.

Одноклассницы потолстеть боятся, а Лёля мороженым объедается.
И как аппетитно она его ела! В одной руке шоколадное, в другой – пломбир. Крутит-вертит стаканчики в руках, поочерёдно слизывая язычком подтаявшие капельки. Ела долго, сосредоточенно, словно работу какую важную исполняла. Размякшую вафельку на закуску оставляла, а после – сытая и довольная – откинется на спинку и улыбнётся. Глаза карие, искристые, с чертинкой.

– Блесни! – приставал к ней Ромка и Лёлька вскидывала на него взгляд. И на самом деле золотистыми лучиками сверкали её смешливые глаза.   

Забавная она была: весёлая, непосредственная. До апреля в варежках ходила. Подружки посмеивались: «Ну чего ты, как кулёма вырядилась? Закуталась, словно бабка старая!»
– Холодно мне, –  смеялась, заворачивая вокруг шеи толстый зимний шарф.

Не воображала Лёлька из себя ничего: настоящим человеком росла и за это её любили. Наверное, именно поэтому Лёля и подружилась с Севой. Очень похожи они нравом, ну, а Ромка рядом с ними, как старший, как более сильный.
Незаметно к ним подкрадывалась… нет, ещё не любовь, но добрые и чистые её всходы, больше похожие на трепетную нежность, когда беспричинно вдруг заволнуется сердце и собьётся дыхание, пересохнут губы и запылают щёки, и глаз не отвести… замрёт душа, не понимает, отчего тесно ей в груди и сердцу тоже тесно – бьётся оно словно на свободу стремится вырваться. Что это? Всё не так, как прежде, но восторг от необъяснимо сладких пылких чувств переполняет, и в лёгкости бытия хочется взлететь!

Это после любовь приносит вулканом страстей невыносимую боль, тоску и разочарования, доводя, порой до безумия, это после – во взрослом мире, а сейчас мальчишек лишь смущали глубинные неизвестные доселе настроения, волновали, вызывая дух соперничества между ними, но как же они счастливы были тогда!
 
Но счастье – оно такое хрупкое, ускользающее, быстротечное. Оно словно мозаика состоит из мельчайших радостей моментов, оно и снаружи, и внутри, оно повсюду и нигде. Оно, как света блик во тьме, как в сушь глоток воды холодной, как вздох, как взлёт, как ветер попутный... оно в маминых глазах, руках её ласковых… улыбке…

В один миг мозаика Ромкиного счастья рассыпалась на мелкие колючие осколки и провела невидимую роковую черту, где все события его жизни разделились на «до» и «после».

Он практически не помнил происшествий тех дней, что слились в одно большое неподъёмное для детской психики горе, сохранились лишь фрагменты его: слёзы, причитания, черные платки да мёртвые венки из неживых цветов. А ещё, чувство вины. Чужие люди жалели его и говорили, говорили… делая своими речами ему ещё больнее.

– Вот, всё отдавала сыну… себя не берегла… теперь выспится, наконец-то…
– Да, для него и жила, а для кого нам жить, как не для детей…
– Личного счастья так и не познала… все ухаживания отметала, говорила, вот вырастит сын…
– Давно ведь жаловалась на сердце, но кто бы мог подумать?! Инфаркт в такие годы, жить и жить ещё!

– Говорили ей, – каждому жалилась Александра, – сделай аборт! Не потянешь ребёночка без мужа, она ведь с самого рождения квелая да дохлая… не слушала… всегда первая, всегда гордая, своенравная, – от негодования сжимала кулаки, – и сынок весь в неё… а теперь мальчишка сиротой остался… ой, горе-то какое!!!

Причитала, громко сморкаясь, и больно прижимала Ромку к себе, а он норовил вырваться. Круговерть лиц и гул бессмысленных голосов лишали рассудка. Ему невыносимо душно, страшно. Хотелось бежать, бежать туда, где нет людей, где тихо, и закричать в голос, или, напротив, прогнать всех и остаться в этот последний момент с мамой, но стоило взглянуть в её бледное лицо с закрытыми запавшими глазницами, как подступала тошнота, а внутри возникало странное ощущение полнейшей опустошённости. В груди словно образовывалась бездонная чёрная дыра и полностью перекрывала ему связь с внешним миром. Тётка не оставляла племянника из вида и в такие моменты тут же крепко обнимала, закрывая ему ладонью глаза: «Не смотри, оставь в памяти живой и не бойся – не брошу тебя».

Когда опускали гроб, Ромка всё-таки убежал к реке и только ей сумел выплакать своё неподъёмное первое в жизни горе. Севка и Лёлька находились рядом… Как же ему страшно было тогда!

– Это из-за меня, – повторял он, вспоминая жалобные стенания тётки на похоронах, – это из-за меня она умерла! Это я виноват!»

Он есть, а матери нет, и он взял на себя вину за её смерть. Навечно сохранились в памяти чьи-то глупые речи: «Она же всю себя без остатка отдавала сыну!»
Неумная пустая болтовня взрослых навязала подростку всепоглощающие чувства вины и стыда.

Продолжение:  http://proza.ru/2023/07/06/893