Глава 21 романа "Мы уходим"
— Вот! – кивнул шеф, направляя внимание своих подопечных в сторону невзрачного старого дома на другой стороне переулка, и остановился.
Неприметный среди других зданий желтовато-серый дом с надстроенными верхними этажами и лифтовой шахтой снаружи, был тем не менее отмечен разного вида мемориальными табличками. Когда-то за этими стенами жили известные люди.
Майк, отделившись от группы, пересек проезжую часть, быстро оглядел таблички и вернулся.
- Прямо-таки дом культуры! – поделился с товарищами. – Драматурги, филологи, Ольга Книппер-Чехова…
Николай Семеныч, – обратился к шефу, – а эти Вольфы – родственники или однофамильцы?
Основательная мемориальная доска черного гранита с двумя барельефами смотрелась на скромном доме, как дорогая вещь на замарашке. Надпись поясняла: «В этом доме жили с 1934 по 1945 год участники антифашистского движения немецкий писатель Фридрих Вольф и Конрад Вольф режиссер Президент Академии искусств ГДР».
- Отец и младший брат, - пояснил шеф.
- А Маркус что, с ними здесь не жил? – удивился Майк.
Шеф, молча, нахмурился. Лицо стало жестким.
- Жил, но без прописки. Он же нелегал с 10-летнего возраста – человек без лица, - участливо и с преувеличенно серьёзным видом пояснила Саша.
- Вы Александра Эдуардовна дня не проживёте, чтобы меня ни подколоть.
- Извините Майк Львович. Это всё от зависти. Я с детства мечтала о таких кроссовках, - Саша, нарочито горько вздохнув, скользнула взглядом по яркой достопримечательности на ногах Майка.
- Ладно. Я вообще-то не против. Подкалывайте! – с удовольствием согласился тот. – Я сам подкалываться рад.
- Отец Маркуса, - глядя на доску, задумчиво и отстранённо произнёс шеф, – был слишком яркой личностью. Совершенно несовместимой с нацистским режимом… Да и с коммунистическим тоже.
Они вовремя бежали в Швейцарию, потом во Францию, откуда их тайными каналами Коминтерна доставили в Москву.
Здесь они и жили…
Шеф снова нахмурился и замолчал.
- Там ещё Вишневский, это вроде «Оптимистическая трагедия» его? – в полголоса спросил Майк Ивана.
Тот кивнул.
- «Оптимистическая трагедия», «Мы из Кронштадта» … Много чего ещё. Но сейчас его скорее вспоминают как гонителя Булгакова и Зощенко.
- У, козёл!
- Морячок, - с легкой усмешкой бросил Иван. – Боец идеологического фронта. Комиссар! Но как рассказывал Маркус, он помог их семье вселиться в этот дом.
- Неоднозначный товарищ, - скорректировал Майк первоначальную оценку.
- Маркус Вольф был стратег. – медленно произнёс шеф. – Он планировал работу своего ведомства на сотню и более лет вперёд. Лучше, чем кто-либо он понимал, что победа над Гитлеровской Германией – это не конец нацизма.
Нацизм и коммунизм – идеологии вечные. Они кочуют по странам и континентам, то открыто, то под разными масками…
Нацизм был его личным врагом.
30 лет возглавляя ГУР Штази, Маркус выстраивал и укреплял систему противодействия всевозможным нацистским, фашистским и прочим устремлениям на подрыв Восточного блока.
Его называли лучшим руководителем разведки в мире. Мы были знакомы. Не близко, но достаточно, чтобы почувствовать и понять…
Это был настоящий человек и надёжный друг нашей страны.
Интересно, что среди множества положительных качеств его наставник Александр Михайлович Коротков отметил в характеристике Маркуса всего один недостаток – "сильно привязывается к людям, склонен к сопереживанию".
Думаю, этот «недостаток» немало помогал в его деле.
Уже в отставке Маркус написал книгу «Трое из 30-х» о московских воспоминаниях друзей своего брата и своих собственных – умную, грустную, и удивительно человечную книгу, как отмечалось. Поскольку она появилась в обход цензуры, это позволило включить в нее ряд идеологически неоднозначных фрагментов, что сделало её интересным свидетельством эпохи. Власть ГДР сочла эту книгу «политической дерзостью». А пресса отмечала несомненные литературные достоинства.
Но пришли другие времена.
В конце августа 1990-го года агент, внедрённый в администрацию канцлера ФРГ, сообщил Вольфу об итогах переговоров Гельмута Коля с Михаилом Горбачёвым в Железноводске.
Известие шокировало.
- Он предал ГДР! – воскликнул пораженный Вольф. – Да что ГДР! Горбачев предал Европу, бросив её в пасть НАТО!
Шеф снова помолчал и после паузы продолжил:
– Этот дрейф в объятия Запада под общие аплодисменты и навстречу товарам в красивых упаковках, казалось, предвещал в глазах населения то самое светлое будущее, обещанное Лениным и Хрущевым, только осязаемое, настоящее – смотрите, какие красивые фантики! Вот она долгожданная замена мифическому коммунизму.
Так одна фикция плавно перетекла в другую, обещая много сразу и готовя неисчислимые потери в будущем. Страна пошла на поводу внешних сил, и мы стали стесняться своей истории.
Система, которой служил Маркус Вольф, пошла трещинами и стала осыпаться.
Тем не менее он мог обрести спокойную и благополучную жизнь у главного противника этой системы – США.
Но для этого надо было поработать на нового хозяина.
В мае 1990-го к Вольфу на дачу с букетом цветов и коробкой конфет пожаловали посланник директора ЦРУ и руководитель берлинской резидентуры. Предложили выехать в США.
Маркус отказался.
Американцы снова и снова навещали знаменитого штази, настойчиво соблазняя его всевозможными благами. Особенно усердствовал шеф контрразведки ЦРУ Хэтэуэй, который с помощью Маркуса надеялся найти «крота» в собственной службе.
Получив очередной отказ Хэтэуэй выложил козырную карту в надежде, что Маркус наконец согласится:
«3 октября, - сказал он, - ГДР официально войдёт в состав Западной Германии, после чего ордер на ваш арест, выданный генеральным прокурором ФРГ, будет вам предъявлен незамедлительно».
Так решалась судьба знаменитого штази. Впереди или тюрьма, или безоблачное личное будущее в США. Но для этого придётся сдать своих агентов.
Он сильно привязывался к своим людям и был склонен к сопереживанию.
Получив ценную информацию, он обманул уже следившую за ним «наружку» и исчез из Берлина.
Он служил на передовом бастионе великой системы, как вдруг эта система посыпалась, а страна, где он жил, словно рассеялась как сон, как утренний туман. Те же улицы, дома и люди, вроде бы, те же, а прежней страны, создававшейся с таким трудом, уже нет. И он её слуга и охрана вдруг – вне закона.
Загнанный Вольф, - шеф задумчиво покачал головой. – В течение двух месяцев он пытался получить политическое убежище в Австрии, в Болгарии и других странах, но нигде не хотели ссориться с набирающей силу и влияние ФРГ.
Оставалась главная и последняя надежда – вторая родина. До 49-го года Маркус был гражданином Советского Союза и только по служебной необходимости перешел, точнее, его перевели в гражданство ГДР.
Он приехал в Москву – столицу некогда могущественной системы.
Но взаимопонимания не нашел.
Старая площадь предала его.
24 сентября 1991 года ведущие СМИ мира запестрели новостными заголовками – легендарный штази арестован на австро-германской границе!
В бронированном «мерседесе» Маркуса Вольфа доставили в Карлсруэ, а затем отправили в тюрьму. Потянулась нудная кутерьма с абсурдными обвинениями в измене, предательстве, сопровождавшаяся то освобождением под залог, то снова заключением под стражу, пока летом 1995-го года Федеральный конституционный суд признал всех сотрудников ГУР, не подлежащими преследованию за измену родине.
Рейнхард Гелен был нашим врагом и патриотом своей страны. Гитлера он считал виновником поражения Германии. Маркус был нашим другом, патриотом идеологии, если так можно выразиться, патриотом системы, которая многих спасла от коричневой чумы.
— А что важнее: родина или идеология! – неожиданно спросил Майк.
Шеф только хмыкнул.
- Этот вопрос уже отправлен в архив, - твёрдо ответил Иван. – Идеологий много, Родина одна.
- Незадолго до смерти, - продолжил свою лекцию шеф, – Маркусу было уже 83 года – он сказал: «Мне не о чем жалеть - я тридцать три года помогал Европе сохранять мир. Хотя один вопрос саднит мне грудь: может ли система, предавшая своих героев, считаться великой?..».
Эта замечательная доска, – шеф кивнул в сторону старого дома, – ещё одно свидетельство периода, когда наша страна перестала быть самостоятельным государством и как малыш, уличенный в воровстве конфет, застеснялась своего прошлого, потому что оно, как объяснили агенты чужого влияния, неправильное и ущербное.
Такие периоды болезненного состояния страны надо учиться предвидеть и своевременно лечить…
Профилактировать, - добавил с усмешкой.