В шесть часов утра Надька разбудила обитателей «Коровы» своим звонким голосом:
– Народ, подъём! Завтрак готов!
Я сладко потянулся, едва не заехав своим локтём Санечке в глаз. Из глотки вырвался довольный рык неандертальца.
– Ты чего, обалдел? – изумилась Саша.
– Извини, Санечка! Сто лет так не спал! – моё лицо излучало неописуемое блаженство.
– А ты прекрасно сохранился! – не удержался от язвительной усмешки Виталик.
– И правда, – пробормотала спросонья Женечка. – Сегодня спалось, как никогда.
– Я тоже наконец-то выспалась, – с наслаждением произнесла Тоня.
– Может, ещё поспим? Ну его, этот поход… – пошутил Владик, зевая.
Вместо ответа на провокационный вопрос я сухо скомандовал: «Подъём!» – и первым покинул палатку.
Ясная погода способствовала позитивному настроению. В предрассветных сумерках, когда урочище Джилы-Су ещё находилось во власти ночной тени, гордый красавец Эльбрус, уже озарённый утренним солнцем, снова предстал пред нами во всём своём великолепии. После завтрака мы сфотографировались всей командой на его изумительном фоне, но только зря потратили драгоценные кадры. Неопытным фотолюбителям было невдомёк, что нельзя сниматься напротив ярко освещённого белоснежного объекта, когда сам находишься в тени. Как и следовало ожидать, потом, после проявки плёнки, на фото получилась группа неведомых негров на фоне вполне узнаваемой двуглавой вершины.
Мы вышли со стоянки ровно в восемь утра. Я мысленно порадовался, что ребята научились достаточно быстро собираться и наконец-то уложились в желаемые два часа с момента подъёма. Раньше этого сделать не удавалось.
Перебравшись по мосту перед водопадом Султан на другой берег Кызылкола, мы стали подниматься по горному склону. Автомобильная дорога уходила круто вверх, огибая справа вздыбленную твердь, перегородившую ущелье в устье реки.
В 9:15 наша группа снова вышла к Кызылколу, где возле коша встретилась с ленинградцами, уже в третий раз с начала похода. Они копошились около крытого грузовика и, по всей видимости, собирались уезжать. Я поприветствовал их, как старых знакомых:
– Ба, знакомые всё лица!
– А! Рижане! – обрадовался командир ленинградцев и крепко пожал мне руку. – Куда направляетесь? На Бурунташ?
– Нет, на перевал Балкбаши. Мы вокруг Эльбруса идём.
– А где заканчиваете?
– В Терсколе.
– Понятно… А мы уже закончили маршрут. Вот, собираемся в обратную дорогу.
– В Кисловодск едете?
– Нет. Сейчас на машине до Минеральных Вод, а потом махнём в Новороссийск.
– На Чёрное море? Это здорово! – произнёс я мечтательно.
– Слушай, друг, тут такое дело… – замялся мой собеседник. – Увязалась за нами собака, ещё в Баксанском ущелье. Видимо, потерялась. Пожалели мы её, а теперь не знаем, что с ней делать. Может, возьмёте с собой? Нам уезжать пора…
Я бросил взгляд на лохматую дворняжку. Та не находила себе места от волнения и жалобно скулила: должно быть, чувствовала, что решается её собачья судьба. Спросил в раздумье:
– А как звать собаку?
– Да бог её знает. Мы окрестили Жучкой.
Я повернулся к ребятам, которые прислушивались к нашей беседе:
– Ну что, друзья, возьмём с собой Жучку?
– Конечно, возьмём! – эмоционально выкрикнула Надька. Остальные девчонки единодушно поддержали её благородный порыв.
– А после похода что с ней делать будем? – Владик выразил резонный скепсис. Его, как и меня, терзали смутные сомнения по этому поводу.
– Чего тут думать? Отдадим её, как переходящий приз, другой группе! – легкомысленно заявил Виталик.
– Потом что-нибудь придумаем. Не бросать же собаку на произвол судьбы! – категорично высказалась Женя.
Её слова рассеяли мои сомнения, и я подвёл черту:
– Решено, собаку берём с собой и ставим на довольствие.
– Вот и правильно! – обрадовался мой коллега из Ленинграда. Он повернулся к своим друзьям и громко крикнул, – Рижане возьмут собаку с собой!
По ущелью прокатилось многоголосое «ура!». Больше всех радовалась Жучка. Она весело тявкала и крутилась мелким бесом, неустанно виляя хвостом.
Проводив ленинградцев, мы стали собираться в дорогу. Судя по имеющейся карте, нам требовалось дважды переправиться через реку: тропа продолжалась на правом берегу и уходила вверх на плато Ирахиксырт, а выше по течению, под перевалом Бурунташ, снова возвращалась на левый берег. Я отлично помнил, как три года тому назад в горной «двойке» мы шли на перевал Балкбаши через это плато, сначала круто набирали высоту, а потом её сбрасывали. Но тогда ещё не было дороги, по которой мы пришли к кошу, а та продолжала тянуться по левому борту ущелья, манила к себе и обещала путешественникам лёгкую прогулку. Недолго думая, я решил вести группу по недавно проложенной дороге.
Мы тронулись в путь. Лохматая собачонка последовала за нами и бежала вприпрыжку, замыкая колонну. Бодрящий попутный ветерок весело трепал нашу одежду. Небо затянула молочно-белая пелена облаков, спасающая путников от жарких солнечных лучей.
Дорога шла верхом и к одиннадцати часам привела нас к пересохшему руслу ручья. Здесь она стала спускаться серпантином к буровой вышке. «Лафа закончилась», – подумал я с лёгким разочарованием. Не желая терять набранную высоту, я повёл группу по скотогонной тропе, траверсирующей травянистый склон ущелья. Мой разум повиновался элементарной человеческой логике – все тропы куда-то ведут. Очень хотелось верить, что торная дорожка выведет нас, куда нам надо.
Обнадёжившая поначалу, натоптанная домашним скотом тропа постепенно стала рассыпаться на множество мелких, еле заметных дорожек, переходящих в пунктир, которые вскоре и вовсе растворились на горном склоне, щедро удобренном ещё свежим помётом. Трава вокруг была объедена до самых корней. Скотогонная тропа привела на заброшенное пастбище.
В предчувствии какой-то пакости я остановился. Снял рюкзак и велел ребятам отдыхать, а сам пошёл на разведку, захватив только ледоруб. Мои худшие опасения подтвердились. Я вышел к глубокому каньону, разрезающему весь левый борт ущелья по вертикали до самого гребня. По каменистому дну скалистой теснины струилась прозрачная вода. Это была даже не речка – ручей. Казалось невероятным, чтобы какая-то мелкая речушка смогла проточить в горной породе такой глубокий ров. Оценив препятствие, я выругался матом. Далее траверсировать склон не представлялось возможным. На обратном пути вспомнил замечательный афоризм из богатого лексикона горных туристов: «Если ты завёл группу в тупик, помни – показательный жест ладонью у лба и вдумчивый взгляд, устремлённый вдаль, вернут группе уверенность в правоте твоего маршрута».
Пока я ходил на разведку, выглянуло солнышко. Ребята сбросили верхнюю одежду и беззаботно загорали, легкомысленно кидаясь камнями в сторону Кызылкола. Мне пришлось прервать это нехитрое занятие:
– Хорош баклуши бить! Сейчас к реке спускаться будем, – сказал я хмуро.
– А почему спускаться? – удивилась Тоня.
– Дальше не пройти. Впереди каньон, – ответил я, надевая рюкзак. – За мной!
Мы подошли к непроходимому рву и, повернув налево, стали приближаться к реке в поисках приемлемого спуска в каньон. Минут через десять нашли звериную тропу, ведущую на водопой, и спустились к ручью. Я взглянул на часы. Было десять минут второго.
– Встаём на обед, – объявил я ребятам. – Есть желающие сходить на разведку?
На мой жаркий призыв откликнулись Женя, Надя, Владик и Виталик. Ладнева была дежурной, и я в исключительно культурной форме предложил ей заниматься своими обязанностями. Владика с Женей отправил вверх по ручью искать выход из каньона на другую сторону, а сам с Виталиком пошёл вниз.
Мы спустились с Василевским до самой реки и вернулись не солоно хлебавши. Я готов был рвать на себе волосы. Пройти вверх по руслу Кызылкола мешали скальные прижимы, а приемлемого для «единички» выхода из каньона я так и не нашёл. Владик с Женей возвратились раньше нас и пребывали в приподнятом настроении, которое, в моём понимании, граничило с полной беспечностью.
– Как успехи? – поинтересовался я хмуро.
– Там такой потрясающий водопад! Обалдеть можно! – восторженно выпалила Макаренко. – Давайте сфотографируемся на его фоне!
– Женечка! Родная! Я, конечно, отдаю должное твоей безумной любви к прекрасному, но нам сейчас, ей богу, не до этого! – простонал я, хватаясь за сердце. – Владик, вы нашли, что я просил?
– Нашли! – радостно отрапортовал Святкин. – Есть тропа, ведущая наверх.
– Точно?! – переспросил я, не веря своим ушам.
Владик в ответ сверкнул своей фирменной белозубой улыбкой:
– Честное пионерское!
– Показывай!
– Вы куда?! Обед уже готов! – раздался протестующий вопль Надьки.
– Мы так старались… – Юля посмотрела на меня с горькой укоризной.
– Хорошо, давайте пообедаем, – согласился я. – Тропа никуда не убежит.
***
После полуденной трапезы вся группа сфотографировалась у замечательной скалы, истекающей прозрачными, как хрусталь, водными потоками. Затем мы выбралась из каньона наверх и продолжили путь по тропе, которая тянулась по травянистому склону на значительном удалении от реки. Чуть приметная вначале, она превратилась позже в настоящую колею.
На противоположном берегу открылось взгляду плато Ирахиксырт. Мы поднялись уже на его уровень. Было неплохо видно, как с заоблачной высоты Эльбруса на плато сползают мощные ледники, которые питают талыми водами реку Кызылкол.
На левом берегу, по которому мы продвигались, склон стал выполаживаться и постепенно превращался в заболоченную террасу, изрядно вытоптанную скотом. Почва под ногами издавала неблагозвучное чавканье и норовила засосать нашу обувь.
В половине пятого мы подошли к краю террасы и обнаружили, что тропа спускается к реке, а потом опять ползёт вверх по горному склону. Справа по ходу движения находилась широченная седловина перевала Бурунташ (н/к, 3086), до которой было рукой подать. Терять набранную высоту мне не хотелось, и я решил выйти траверсом на незапланированный маршрутом перевал.
Вначале шестого группа была уже у тура, выложенного из камней в центре седловины. Вечерело. Снизу из ущелья Чемарткол тянулся узкий язык облаков, по мере приближения к нам обещая обернуться густым туманом. На горы опускались сумерки. Тени от вершин становились всё длиннее и захватывали всё новые пространства, заглушая краски окружающего мира, постепенно превращая его из цветного в чёрно-белый. Заметно похолодало. По этой причине засиживаться на перевале не стали и, выполнив формальности по обмену записками, продолжили движение по левому борту ущелья Кызылкол.
С перевала тянулась незамысловатой нитью вполне приемлемая тропа. Казалось, будто какой-то великий маг предусмотрительно бросил перед нами волшебный клубок, и тот укатился в нужном для нас направлении. За одну ходку мы продвинулись выше по ущелью и попали в горный цирк с пересохшим ручьём. Внизу прямо под нами виднелся язык ледника Уллучиран. Пора было становиться на ночлег, но для этого нужно было выйти к воде.
«Спускаться вниз, теряя набранную высоту, и спать у дышащего холодом ледника как-то стрёмно», – подумал я и решил провести разведку. Отправил парней дальше по ущелью, а сам с Женей и Надей поднялся по пересохшему руслу в верхний цирк. Мои надежды оправдались – там оказался маленький ледник. С него вытекал небольшой ручей, который вскоре терялся под камнями. Невдалеке мирно паслись лохматые флегматичные яки. При нашем появлении они решили убраться подобру-поздорову подальше от подозрительных пришельцев.
– Подходящее местечко для ночёвки, – поделился я своими мыслями с девчонками.
– А эти зверюги не вернутся? – опасливо спросила меня Надька.
– Могут и вернуться на водопой. А что?
– Я их боюсь. Ты видел, какие они огромные? А рога-то какие? Просто жуть!
– Не переживай! Они сами нас боятся, – ответил я весьма уверенно, но мое спокойствие не спешило передаваться Ладневой.
– Интересно, какая здесь высота? – задумчиво спросила Женечка.
– По моим прикидкам, от перевала Бурунташ мы набрали не менее трёхсот метров, значит, примерно 3400.
– Сума сойти! Мы ещё не были на такой высоте! – сверкнула глазами Женя. – А до перевала… как его?
– Балкбаши.
– Точно, Балкбаши. Далеко отсюда?
– Думаю, часа два ещё топать. Он в самом конце ущелья находится.
– Далеко, – вздохнула Макаренко.
Мы вернулись к ребятам. Как я и ожидал, парни воды не нашли, и я с чистой совестью объявил о своём решении ночевать в верхнем цирке. Солнце давно скрылось за горным хребтом, и сгустившиеся сумерки принесли с собой жуткий холод. Не теряя драгоценного времени, мы поднялись к обнаруженному ручью и разбили лагерь, после чего надели на себя все тёплые вещи, какие только имелись в наличии. Все очень сильно проголодались. А пробирающий до костей холод многократно усиливал чувство лютого голода.
Дежурные приготовили на ужин рисовую кашу с тушёнкой, а завхоз извлекла из своих закромов увесистый шматок солёного сала, который был оприходован, что называется, в один присест. За вечерней трапезой я впервые пожалел о бездарно утраченной фляге с самогоном. «Сейчас бы по колпачку крепкого алкоголя на нос, да под нежное, ароматное сальцо, приготовленное по украинскому рецепту, совсем бы не помешало», – подумалось мне.
Горячая калорийная пища позволила всем согреться, и сразу после ужина мы улеглись спать. Нужно было восстановить силы: утром предстоял подъём на самый высокий перевал нашего маршрута.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ