С обеденной стоянки был прекрасно виден пройденный перевал. С него спускалась группа туристов, за которыми резво семенила лохматая собачонка, один вид которой вызывал у моих девчонок слёзы умиления. «По-моему, я уже где-то видел эту мелкую шавку. Точно! Мы же вчера эту группу обогнали. Ленинградцы! И как их угораздило взять с собой в поход такого маленького четвероногого друга?» – размышлял я, пока они приближались. Туристы поприветствовали нас и, не задерживаясь, прошли мимо. Я проводил их долгим взглядом.
Дежурные позвали обедать. Саша с Женей приготовили суп харчо. Острое блюдо было призвано активировать вкусовые рецепторы и стимулировать потребность в пище в период акклиматизации, но на отсутствие аппетита и так уже никто не жаловался. По крайней мере, повторно звать к столу никого не пришлось.
Добавив сухарей в миску с супом, я приступил к полуденной трапезе, хотя мыслями был уже в знаменитом урочище Джилы-Су с его неповторимыми тёплыми минеральными источниками, прославленными своими целебными свойствами. По плану мы должны были выйти туда во второй половине следующего дня, но группа продвигалась по маршруту с опережением графика, и у меня появился реальный шанс вывести ребят к месту отдыха до наступления темноты. Правда, для этого требовалось перемахнуть через левый борт ущелья Исламчат. Путь к источникам лежал через некатегорийный перевал Северная Каракая высотой 2889 метров над уровнем моря и не сулил особых сложностей.
Когда мы уже допили чай и стали собираться в дорогу, к нашей стоянке подошли два незнакомца. Это были парень с девушкой, очевидно, влюблённая пара. Оба примерно одного возраста – по моим прикидкам, не старше двадцати трёх лет. По внешнему виду – совсем неискушённые туристы.
– Здравствуйте! – поприветствовали они нас.
– И вам не хворать! – отозвался я шутливо. – Откуда вы, ребята?
– Из Ленинграда, – ответила девушка.
– Тоже из Ленинграда? – изумился я.
– Земляки, что ли?! – несказанно обрадовался парень.
– Да нет, мы из Риги. Просто совсем недавно видели группу из Ленинграда. Кстати, вы своих земляков по дороге не встретили?
– Нет.
– Стало быть, разминулись. Они прошли вниз около часа назад.
– Жалко…
– А вы вдвоём путешествуете что ли?
– Ну да, а что?
– «Дикари», значит?
– Можно и так сказать.
– Вообще-то мы молодожёны! – пояснила миловидная девушка. – Вот, решили провести свадебное путешествие в горах.
– Ух ты! – вырвался восторженный возглас у кого-то из девчонок.
– Медовый месяц в горах?! Оригинально! – я удивлённо повёл бровью. – И куда вы путь держите, если не секрет?
– Да какой там секрет! Идём в Верхний Баксан, – ответил глава новорождённой ячейки общества. – Мы уже заканчиваем путешествие.
– А мы как раз оттуда и только начинаем…
– Извините, ребята, а вы сухарями не богаты? – вдруг спросила очаровательная ленинградка. В её голосе прозвучали мольба и надежда. – А то мы малость не рассчитали с хлебом.
– Леночка, неудобно же! – осудил её незадачливый спутник жизни.
– Неудобно спать на потолке – одеяло спадает! А туристы должны помогать друг другу, – произнёс я сурово. Только теперь я заметил впалые щёки и голодный блеск в глазах у молодых супругов. – Саша, выдели, пожалуйста, молодожёнам сухарей и ещё каких-нибудь харчей! Не дадим же мы им умереть с голоду.
– Конечно, не дадим! – мгновенно отреагировала Санечка и тут же пояснила, – в смысле, умереть голодной смертью. Иди, Лена, сюда!
Наш завхоз щедро поделилась продуктами с оголодавшими молодожёнами. Ошалевшие от радости, они распрощались с нами, рассыпаясь в бесконечных благодарностях.
***
В половине четвёртого группа вышла в путь. Натоптанная тропа спускалась по левому берегу реки Исламчат и через 25 минут вывела к кошу. Навстречу нам выскочила целая свора собак и залилась злобным лаем. Ощетинившись, как ёж, ледорубами и альпенштоками, мы осторожно приблизились к неприветливому кошу. Как ни странно, но людей там не оказалось.
Возле пустующего загона для овец тропа раздваивалась. Одна продолжала струиться широкой лентой вдоль берега реки, а другая, менее выраженная, петляя, уходила наверх. «Должно быть, левая тропа ведёт на перевал», – помыслил я рассудительно и повёл группу вверх по травянистому склону. В скором времени вышли к внушительному скальному выступу, напоминающему спящего верблюда, и устроили привал перед крутым подъёмом.
После передышки мы взяли левее выступающих скал и стали взбираться по еле заметной тропке вдоль ручья. На подъёме цепочка туристов сильно растянулась. Юля снова оторвалась от группы и плелась где-то сзади. Между тем, тропинка вывела в небольшой цирк и потерялась в изрытой животными почве. Дождавшись, когда Юля подтянется, я попросил Владика идти замыкающим, а сам повёл группу на перевал. До седловины, казалось, рукой подать, и я ускорил шаг. Время работало против нас, а мне так хотелось успеть спуститься к тёплым источникам до наступления беспроглядной тьмы. «На перевале всё равно придётся задержаться, чтобы написать записку, – думалось мне, – там и дождёмся замыкающих».
Каково же было наше удивление, когда, поднявшись на седловину, мы увидели спуск… в то же ущелье. По ошибке я принял за перевал понижение в боковом отроге и теперь чувствовал себя полным идиотом. Терять время попусту совсем не хотелось, и я пошёл на разведку, строго наказав всем оставаться на месте и дожидаться Юлю и Владика. Налегке быстро поднялся по гребню бокового отрога и увидел искомый перевал. Чтобы убедиться, что это именно Северная Каракая, я добежал до его широкой седловины и вытащил записку из тура. Моё предположение на сей раз подтвердилось.
Тем временем погода резко испортилась. С севера натянуло густые облака, которые мы видели ещё с перевала Кыртыкауш, и я оказался в сплошном тумане. Всё погрузилось в молоко. Промозглая сырость пробирала до самых костей. Спасение было только в движении, и я поспешил назад, пробираясь сквозь молочную пелену с максимально возможной скоростью.
– Юра идёт! – услышал я радостный голос Жени, и заметил нечёткие силуэты своих товарищей, сидящих плотной кучкой на гребне отрога.
– Ну, слава богу! – обрадовалась Юля. – А то мы уже продрогли все.
– А почему вы не оделись потеплее? – спросил я сердито. – Команды ждёте?
– Так мы кучкуемся и греем друг друга! – ответил довольным голосом Владислав, сидящий в самом центре «цветочной клумбы».
– Понятно. А ты, стало быть, за печку сошёл?
– Ага! – Владик обнажил зубы в сладострастной улыбке.
– Значит, плохо греешь, раз девчонки жалуются на холод! А я, между прочим, записочку с перевала принёс. Собирайтесь и следуйте за мной! Под рюкзаком быстрее согреетесь.
К 18 часам мы взошли на перевал Северная Каракая. Я написал записку, не забыв отметить скверные погодные условия, и вложил её в тур, после чего без промедления повёл группу на спуск. По руслу ручья спустились на обширную террасу, вытоптанную копытами травоядных животных похлеще, чем на скотном дворе. Попали в такой жуткий туман, что в двух шагах ничего не видно. Ужасная сырость усугублялась собачьим холодом.
Стрелки на моих ручных часах показывали 19:15. Что было впереди – неизвестно. Опасаясь заблудиться в густом тумане и, не дай бог, выскочить на бараньи лбы, я принял решение ночевать на террасе у ручья. Измотанные ребята вздохнули с облегчением и начали устанавливать палатки. Сделать это оказалось не так-то просто. Вся поверхность террасы представляла собой сплошные кочки и ямы от копыт, как будто по жидкому бетону прогулялось стадо животных, а потом бетон затвердел.
Мы с Тоней приняли эстафету дежурства и приступили к исполнению своих обязанностей. Я набрал воды из ручья и разжёг примуса. Всё остальное сделала Архипова: отварила макароны, приправила их тушёнкой и заварила крепкий чай.
После ужина все участники группы укрылись от непогоды в «Корове». В большой палатке под полиэтиленовым тентом было, как в парнике, – гораздо теплее, чем на улице. Я же пошёл к ручью мыть кастрюли. Эту омерзительную процедуру я взял на себя.
Помыть посуду после чая – дело нехитрое: ополоснул и вылил. А вот со второй кастрюлей мне пришлось изрядно повозиться. Макароны слегка пригорели, и на дне образовалась твёрдая корка. Сначала я отмачивал её холодной водой, а потом скоблил металлической ложкой и драил мокрым песком. Руки ломило от холода. Когда становилось совсем невмоготу, я дышал на них и прятал в карманы, чтобы отогреть.
Покончив с невесёлым занятием, я налил в кастрюли воды на утро и заглянул в «Корову». В полумраке палатки царило необычное оживление. При неярком свете фонарика Женя зашивала самую необходимую в походе вещь – «пендаль», а остальные девушки активно обсуждали его достоинства.
– Девочки, с этой штуковиной надо ходить в институт! – подковырнул их Виталик.
– Точно! – хихикнула Юля.
– Хорошая идея! – рассмеялась Санечка.
– Между прочим, сидеть будет очень удобно! – не моргнув глазом, заявила Тоня. – Вот только выглядит он не очень эстетично…
– А ты его спрячь под пиджак! – посоветовал Владик.
– Тогда уж лучше под юбку! – подхватила шальную мысль Надя. – Не придётся вытаскивать, когда садишься.
– Я подумаю над вашими предложениями, – ответила Тоня с достоинством.
– Народ, может, спать ляжем? – предложил я товарищам. – Всё равно ничего не видно. А фонарики нам ещё пригодятся. Не стоит батарейки «садить».
– Можно, мы посидим ещё немножко?! – взмолилась Санечка.
– Я сейчас закончу шить и выключу фонарик, – пообещала Женя.
– Ладно, я пойду ложиться спать. Вы тоже долго не засиживайтесь. Завтра дежурные встанут полседьмого, остальных разбужу в семь.
Покинув «Корову», я забрался в дежурную палатку и стал устраиваться справа от входа. Ночь обещала быть морозной. Туман и не думал рассеиваться. От холодной сырости немели руки. Немного поразмыслив, решил пуховку не снимать и залез в спальный мешок в верхней одежде. «Так будет и теплее, и мягче», – думалось мне.
Из «Коровы» доносились невнятные речи и взрывы хохота. Моим подопечным совсем не хотелось спать. «Неужели они не устали? – задавался я стариковским вопросом. – Прошли за день два перевала, ночуют на приличной высоте, и всем хоть бы что. Какая-то странная у нас акклиматизация…»
Палатка стояла на жутких кочках, и я долго не мог найти удобную позу для сна, ёрзая на месте и вращаясь вокруг своей оси, как пропеллер. Наконец устроился на левом боку, пригрелся и задремал.
Примерно через час народ угомонился. Пришла Тоня и стала укладываться спать слева от меня. Тоже долго не могла устроиться поудобнее, крутилась как волчок. Потом вроде бы успокоилась, и я погрузился в сон.
***
Глубокой ночью я проснулся от какой-то вибрации, как будто где-то рядом беззвучно работал отбойный молоток. Бедную Тоню трясло от озноба. «Не холодно ли тебе, девица?» – захотелось мне спросонья задать совершенно идиотский в данной ситуации вопрос, но я вовремя осёкся. «Шутки в сторону. Девчонке явно не до смеха. Что делать? Что предпринять? – соображал я лихорадочно, – На ней и так уже надеты все тёплые вещи. Пуховки, как у меня, у неё нет. Отдам ей свою куртку – сам околею. Эх, жаль, что у нас не спальники-одеяла, а тесные «гробики», в которые вдвоём не влезешь. Разве что снять всю верхнюю одежду и прижаться друг к другу поплотнее. Мы оба не толстые – поместимся. И не замёрзнем – это точно. Но как предложить такой вариант юной девушке? Чихать на приличия, когда человек замерзает! А каковы будут последствия? Я же не бревно бесчувственное. Не стоит себя обманывать, природа возьмёт своё. Как там, у старика Карамзина? Гони природу в дверь, она влетит в окно…»
Во мне боролись заботливый наставник и змей-искуситель. Первый требовал срочно что-то предпринять, чтобы согреть девчонку. Второй нашёптывал: «Не упускай момент. Это совершеннолетняя девушка, и она замерзает. Другого такого случая может и не быть. Сейчас она сделает всё, как ты скажешь. Лишь прояви настойчивость. Согрей её, приласкай – и она твоя».
«А что потом? Как ты ей в глаза смотреть будешь? Ведь ты же не любишь её. Поматросишь и бросишь? Тебе доверили наивных девочек, а ты их портить будешь, мерзавец?» – неистово протестовал наставник.
В одном были правы оба – девчонку нужно было срочно согреть, пока не простудилась.
– Замёрзла? – спросил я Тоню, как будто только что проснулся.
– Д-д-да, – жалобно простонала девушка, выстукивая чечётку зубами. Озноб колотил её всё сильнее.
Расстегнув свой спальник и пуховку, я скомандовал:
– Двигайся ко мне!
Тоня послушно придвинулась. Я повернулся на левый бок и крепко прижал её, завёрнутую в спальный мешок, к своей груди.
– Так теплее?
– Да.
Тоня, похоже, лукавила: озноб не проходил. А я чувствовал только трясущийся холодный «гробик». Тепло моего тела не доходило до девушки.
– Ну-ка, давай-ка расстёгивай свой спальник и прижимайся ко мне спиной! – произнёс я тоном, не терпящим возражений.
Тоня и не думала возражать, расстегнула «молнию» своего «гробика» и, почувствовав тепло, крепко прижалась к моей груди. Я укрыл её полой пуховки и нежно обнял. Амплитуда вибрации девичьего тела стала заметно снижаться, и озноб вскоре прошёл. Тоня доверчиво затихла в моих объятиях.
Я лежал, раздираемый противоречивыми чувствами. В моих цепких лапах нашла тепло и покой беззащитная девушка, совсем не дурная собой, которая задремала, уткнувшись симпатичным носиком в рукав моей пуховки. А меня мучила бессонница. Его величество Тестостерон требовал активных действий, но я не позволял себе даже пошевелиться, опасаясь нарушить безмятежный сон наивной девчонки. «Ну, не дурак ли ты?» – злорадствовал змей-искуситель. «Ты всё сделал правильно!» – успокаивал наставник.
Под утро я всё же отключился и, кажется, нашарил во сне своей пятернёй что-то тёплое и мягкое, да простит мне Тоня детские шалости.
***
В 6:30 прозвенел походный будильник. Я прихлопнул его ладонью, как надоедливую муху, и сладко потянулся, повернувшись на спину. Весь левый бок затёк от неподвижности, и онемевшие ткани реагировали на приток крови так, будто их пронизывали сотни мельчайших иголок. Архипова тоже проснулась и повернулась ко мне ангельским лицом.
– Как спалось, Тоня? – спросил я заботливо.
– Как в детстве… – ответила она с загадочной улыбкой.
– Пора вставать! – с этими словами я вылез из спального мешка, открыл вход палатки и выскользнул наружу.
К утру туман рассеялся, и с горной террасы, где мы ночевали, открылась впечатляющая панорама. Благословенный Эльбрус, освещённый ласковыми лучами восходящего солнца, гордо возвышался над всей округой, словно сказочный великан. Двуглавый исполин завораживал взор своей неповторимой красотой, сверкая белоснежным панцирем, в котором отражалось ослепительным светом животворящее небесное светило. Казалось, он источает невидимые глазу флюиды подлинного счастья, и моя распахнутая настежь душа жадно впитывает их, как губка.
Я долго не мог оторваться от созерцания величественного пейзажа, по-доброму завидуя ширококрылому орлу, что кружил в поисках добычи высоко над головой. Мне ужасно хотелось расправить руки-крылья, взметнуться ввысь и так же, как он, парить над вершинами и перевалами, чтобы осмотреть с высоты птичьего полёта все ущелья и реки, заглянуть за изогнутые, словно спины драконов, хребты и узреть неведомые просторы, наполненные прозрачным горным воздухом и золотистым солнечным светом.
– Тоня, выходи скорее! Ты ещё такого не видела! – позвал я напарницу в полголоса.
– Какая прелесть! – воскликнула она восхищённо, вынырнув из палатки. – Это Эльбрус?
– Он самый. Не устаю им любоваться.
– Боже мой, какой красавец! Только ради этого стоило сходить в поход! – Тоня не сдерживала своих эмоций.
– Что там у вас? – донесся заинтересованный голос Женечки из чрева провисшей от сырости, будто похудевшей, «Коровы», в которой наметилось какое-то внутреннее брожение.
– Спите! Ещё рано! – ответил я умиротворительно.
– Да тут такие кочки и ямы! У меня уже все бока болят! – страдальчески простонала Надька.
– Разве можно мирно дрыхнуть в таких нечеловеческих условиях?! – прорезался недовольный голос Виталика.
– Тогда выходите, полюбуйтесь Эльбрусом, пока небо не затянуло! – предложила Тоня.
Ребята, преисполненные праздного любопытства, вылезали из отсыревшей палатки и присоединялись к восхищённым созерцателям. А посмотреть действительно было на что. Ледники Эльбруса, плато Ирахиксырт, перевал Бурунташ, урочище Джилы-Су, дорога на Кисловодск – всё было как на ладони.
***
Пока мы завтракали, Эльбрус начало затягивать слоисто-кучевыми облаками. А когда собрались уходить, вершина скрылась совсем.
В половине десятого мы покинули неуютную стоянку и начали крутой спуск с горной террасы по руслу ручья. Через полчаса спустились в долину и вышли к молочной ферме, где гостеприимные труженики угостили нас великолепным айраном. Мои подопечные, впервые дегустировавшие кисломолочный напиток из овечьего молока, пришли к выводу, что это обыкновенный кефир, только чуть покислее.
От фермы в урочище Джилы-Су вела автомобильная грунтовая дорога, по которой мы без помех добрались до намеченной цели. Весь путь от ночёвки до источников занял от силы полтора часа, и я подумал с некоторым сожалением: «Будь погода к нам более благосклонной, то мы пришли бы сюда ещё вчера».
Меня поразило массовое скопление праздно шатающегося народа. Всё открытое относительно ровное пространство у нарзанов было занято разномастными палатками, причём, немало было гигантских брезентовых палаток, какие я видел раньше только на службе в армии. В этих шатрах защитного зелёного цвета даже стояли железные кровати с панцирными сетками. По всей видимости, люди здесь жили подолгу и устраивали свой быт, кто как мог. Три года тому назад, когда я посетил это место в первый раз, всё здесь выглядело гораздо скромнее.
Мы установили палатки на отшибе, подальше от этого «муравейника», и я отпустил девчонок принимать целебные ванны. Нарядившись в цветные купальники, они отправились к минеральным источникам и скрылись из поля зрения.
Легкомысленные создания не появлялись больше часа. Мы с Виталиком уже начали волноваться. Только Владик не подавал признаков беспокойства и флегматично точил свой огромный охотничий нож, которым ужасно гордился и держал всегда острым, как бритва.
К нашим палаткам подъехали верхом на гнедых лошадях два молоденьких смуглолицых горца и уставились на нас недоумёнными взглядами. Я пытался разгадать их неуловимые мысли, но тщетно. Джигиты молча погарцевали на месте и, так и не сказав ни слова, удалились.
– И чего им надо было? – удивлённо спросил Виталик. – Ни тебе «здрасьте», ни мне «до свидания».
– Да хрен их разберёт, – ответил я, пожав плечами. – Может, они и говорить-то по-русски не умеют…
– А-а-а… – протянул Василевский и сразу потерял к всадникам всякий интерес.
Наконец появились пропавшие барышни. Они приближались к нам, весело пританцовывая, демонстрируя своё игривое настроение. Бродяга-ветер играл их мокрыми шелковистыми волосами, которые почему-то отливали огненно-рыжим цветом. В девичьих глазах искрилась неуёмная радость жизни.
– Вы чего так долго? – встретил я их неласковым вопросом. – Заставляете нас переживать…
– Разве долго? Мы только туда и обратно! – фыркнула Надька заносчиво.
– Там народу много! – попыталась оправдаться Юля.
– А источники-то так себе! – ловко перевела тему разговора сообразительная Женечка. – Ничего особенного. Обычная минералка.
– А камни вокруг почему-то все оранжевого цвета! – восторженно добавила Санечка.
– То-то у вас все волосы в ржавчине! – фривольно рассмеялся Виталик.
– Ничего ты не понимаешь в женской красоте! – обиженно нахмурилась Тоня. – Между прочим, к нам местные парни клеились. Приехали, такие, верхом на лошадях. Пожирали нас глазами. Комплиментами сыпали. Выспрашивали, где мы остановились. Обещали к нам в гости наведаться…
– Опупеть! Значит, смотрели на вас, как коты на сметану, а вы и рады? Ну-ну… И сколько их было? – ехидно поинтересовался Василевский.
– Двое.
Мы с Виталиком переглянулись, и я задал уточняющий вопрос:
– Безусый молодняк на гнедых лошадях?
– Ну, не такой уж и молодняк… – замялась Тоня. – А вы что, их видели?
– Так они уже наведывались сюда, – бросил Виталик небрежно. – Увидели, как Владик точит свой тесак, и онемели от страха. А потом он посмотрел на них так искоса, низко голову наклоня… – Василевский изобразил девчонкам зверское выражение лица Святкина, – и тех как ветром сдуло.
– Владик, за что ты их так? – рассмеялась Саша. – Они же хорошие ребята.
– А я им ни слова не сказал, – добродушно улыбнулся Владик.
– Ага! Только демонстративно так повёл широкими плечами да проверил остроту заточки лезвия… – подыграл я Василевскому.
Девчонки прыснули от смеха и как-то сразу прониклись к Владику безграничным уважением.
Подошло время обедать, и мы с Тоней приступили к исполнению обязанностей дежурных. Я разжёг примуса и уже поставил на них кастрюлю с водой, чтобы сварить суп, как вдруг в соседнем лагере раздался громкий хлопок, и на наших глазах загорелась брезентовая палатка. Не раздумывая, я схватил вторую кастрюлю с водой, предназначенной для чая, и побежал туда.
Палатку спасали всем миром. Люди тащили воду со всех сторон, и заливали языки пламени. Когда я добежал, то пожар уже почти потушили. Расплескав половину кастрюли по дороге, я всё-таки внёс свои «пять копеек» в общее дело и вернулся к своим товарищам с чувством выполненного долга. Они встретили меня рукоплесканием, как популярного артиста.
Тоня приготовила лапшу, и мы сели обедать. Погода стала портиться: наползли серые тучи, поднялся сильный ветер, и сразу резко похолодало. Перепугавшись, что сейчас хлынет дождь, мы бросились укрывать палатки тентами и собирать разбросанные по всему лагерю вещи. Такой прыти от своих ребят я никак не ожидал. Всё было собрано и укрыто от дождя за считанные минуты. Дождь, кстати, так и не пошёл, но хмурая погода отбила всякое желание купаться.
После обеда мы гуляли по округе. Любовались каменными останцами причудливой формы, которые торчали из земли, словно остроконечные башни древнего замка. Ходили к изумительному по красоте водопаду Султан. За многие века река Кызылкол прорезала в горных породах глубокую узкую щель, в которую не проникают солнечные лучи, и нам казалось, что вода стремительным потоком вырывается прямо из скалы и с шумом падает вниз с высоты 40 метров. Мы подошли ближе, чтобы насладиться изумительным зрелищем. Рёв водопада заглушал все звуки, и нам пришлось перейти на язык жестов, чтобы понимать друг друга. Говорить что-либо было совершенно бесполезно.
К вечеру мы уже всё обследовали и пришли к выводу, что делать здесь больше абсолютно нечего. Моё предложение – на утро продолжить маршрут, сэкономив, таким образом, один день – было поддержано участниками единодушно. Решение оказалось на редкость дальновидным: этот резервный день пришёлся потом как нельзя кстати.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ