Ночью всем не спалось. Непривычно жёсткая постель не позволяла быстро погрузиться в чудесный мир сновидений и заставляла нас ворочаться с боку на бок. Бурлящая на выступающих камнях вода близкой горной реки спорила с неугомонным ветром, и в этом клокочущем шуме многим чудилась чья-то невнятная речь, еле уловимая поступь шагов и другие, весьма подозрительные, звуки. Было ли это следствием акклиматизации или выпитого шампанского – оставалось только гадать. Наслушавшись в походах выходного дня всяких россказней о чёрном альпинисте, снежном человеке и злых горных духах, девчонки проявляли трусливую бдительность и трепетали от мнимого присутствия поблизости нечистой силы. Я был не склонен верить во все эти сказки, обросшие махровыми суевериями, но общая нервозность передалась и мне, поэтому на всякий случай держал под рукой свой ледоруб. История печальной кончины небезызвестного Льва Троцкого свидетельствует о том, что в умелых руках ледоруб может запросто превратиться в смертоносное оружие.
С учётом позднего отбоя, все поднялись в восемь часов. Утро началось с траурных событий. Едва мы покинули палатки, налетел такой шквал, что чей-то «пендаль», пустые мешки и крышка от кастрюли взмыли, как птицы, высоко в воздух и полетели прямо в речку. Мощный порыв воздушного вихря сорвал с места гитару легковесной пушинкой и бросил с обрыва на прибрежные валуны. Стянув оттяжки с камней, жуткий ветер завалил несчастную «Корову» и чуть не стащил с неё полиэтиленовый тент. Мне пришлось придавить его своим телом. Ребята прижимали к земле всё, что могло улететь.
Разгул стихии продолжался считанные секунды. Ветер стих столь же внезапно, как и начался. Крышку от кастрюли потом так и не нашли, хотя в экстренном порядке была предпринята поисковая экспедиция. Но хуже всего, что мы остались без музыкального инструмента: после жёсткой посадки на камни гитара уже не подлежала восстановлению.
Все были подавлены случившимся. А Саша так и вовсе была безутешна. Завтракали в гнетущей тишине и вышли со стоянки в ужасном настроении.
Речку Джугуртау мы пересекли в узком месте по выступающим камням, не замочив ног, и продолжили путь по дороге на левом берегу Кыртыка. Пологий подъём не составлял большого труда. Юля чувствовала себя лучше, и я снова пошёл первым. Спустя десять минут подошли к кошаре, где у гостеприимного хозяина позаимствовали деревянные палки для альпенштоков. Немолодой смуглый мужчина не смог отказать гостям в такой мелочи, тем более что среди них было столько симпатичных девушек. Насадив на палки «штычки», мы пошли дальше.
В полдень наша группа повстречалась с отдыхающими у ручья туристами из Ульяновска, которые спустились с перевала Кыртыкауш (1А, 3232), куда мы направлялись. Со слов руководителя, они планировали выйти к вечеру в Верхний Баксан, где заканчивалось их полное незабываемых приключений горное путешествие первой категории сложности. Изрядно потрёпанные бродячей жизнью, ульяновцы смотрели на нас, как на желторотых птенчиков, не скрывая снисходительных улыбок: как же, они-то уже получили походное крещение, а нам ещё только предстояло узнать, почём фунт лиха.
Пожелав им успешного завершения похода, я повёл группу дальше. Дорога по-прежнему шла вдоль реки Кыртык, постепенно набирая высоту. На противоположном берегу живописные склоны до самого хребта были покрыты густым хвойным лесом, который по праву считается местной достопримечательностью и с некоторых пор объявлен национальным парком. Извилистая горная река так и вовсе представлялась моим подопечным необыкновенным чудом природы, только немного смущала их утончённые эстетические чувства мутным цветом ревущего потока. Возможно, в качестве компенсации этого природного несовершенства наш путь пересекало великое множество прозрачных ручьёв с чистейшей ледяной водой.
Навстречу попадались местные жители, которых мы приветствовали радостным «здрасьте». Те вели себя очень дружелюбно и отвечали нам взаимностью. Это и понятно: в горах человек встречается нечасто, поэтому никто не проходит мимо, не пытаясь заговорить.
Однажды нас обогнал зелёный УАЗик – первая машина на всём пути.
Через две ходки группа достигла устья речки Уллуосенчи, неглубокого левого притока Кыртыка, и сходу переправилась через неё по выступающим камням. При этом три девчонки умудрились зачерпнуть воды в вибрамы. Был уже третий час, и я решил остановиться на обед.
Погода преподнесла неприятный сюрприз. Светило себе яркое солнышко. Вдруг откуда ни возьмись набежала тёмная тучка и щедро оросила нас грибным дождём. Сделала своё мокрое дело и поплыла по небу дальше.
Владик с Виталиком приступили к обязанностям дежурных без напоминаний. Остальные развесили сушиться на ледорубах и альпенштоках мокрые носки, а сами распластались на земле и валялись возле рюкзаков, как трупы. Недалеко от нас мирно паслись ослы – вполне симпатичные твари, но уж больно пыльные. С обеденной стоянки были отлично видны вершины, уже полностью покрытые снегом.
Солнце скрылось в облаках, и сразу стало прохладно. Ребята оживились. Я посоветовал всем проверить ноги. Как и предполагал, у многих появились первые мозоли. Тоня достала аптечку и предложила всем страждущим заклеить натёртости лейкопластырем. Началась хорошо мне знакомая процедура клейки ступней. Санечка мурлыкала себе под нос: «От свежих мозолей подошвы горят, и от напряжения мышцы болят…»
На удалении от нас прошла ещё одна группа туристов, спустившаяся с перевала Кыртыкауш. Подходить к нам не стали, видно, торопились, лишь помахали издали руками. Мы им ответили тем же.
Вскоре дежурные позвали обедать. Я испытывал наплыв неприятных ощущений: побаливала голова, наблюдался упадок сил, при этом есть совсем не хотелось. То были первые признаки горной болезни. Я, конечно, был знаком с этой напастью, но раньше она случалась со мной лишь на большой высоте. Прекрасно помнил, как год тому назад меня тошнило и выворачивало наизнанку на ночёвке под перевалом Сурхангау. Но там была высота порядка пяти тысяч метров, а здесь ещё не было и двух с половиной. «Только этого мне ещё не хватало», – подумал я с досадой и, захватив КЛМН, поплёлся на кухню. Там уже толпился народ. Владик выдавал сухари, а Виталик размахивал черпаком и сердито орал:
– В очередь! Не все сразу!
– Уж больно ты грозен, как я погляжу! – выразился я словами Николая Некрасова.
– Станешь тут грозным, когда окружили со всех сторон, как волчья стая!
– А ты не сердись! С барышнями нужно обращаться поласковее. Правда, девушки?
– Конечно! – ответила Женя за всех.
– Виталик! Давай, наливай! Жрать охота! – Надька вся извелась от нетерпения.
– Вот как с такой поласковее? – заржал Василевский и опрокинул в протянутую миску черпак молочного супа.
– Что, девчонки, оголодали? – спросил я участливо.
– Не то слово! – эмоционально отреагировала Саша. – Просто умираю от голода.
– А я сейчас точно умру, если чего-нибудь не съем! – доверительно призналась Тоня.
– Это радует, – сказал я вовсе не радостным тоном и, заметив недоумение в девичьих взглядах, пояснил, – а я вот совсем не хочу есть.
– Я тоже, – грустно произнесла Юля.
– Странно… – промолвила Санечка, отходя от Виталика с полной миской.
Дождавшись, когда оголодавшие получили свои порции, я попросил дежурного:
– Виталик, мне чуть-чуть и пожиже.
– Так она и так жидкая, зараза. Говорил же завхозу, надо больше лапши. Не-е-ет! Пожадничала!
– Я всё по норме выдала! – отозвалась Санечка гневно.
– Можешь добавить себе от моей порции, – сказал я Виталику вполголоса.
– И от моей тоже, – прошептала Юля.
– Как-то странно у нас проходит акклиматизация, – философски заметила Женя. – Все, кроме Юры и Юли, страшно хотят есть…
– Да, уж… – глубокомысленно подтвердила Санечка.
***
В 16:30 группа покинула обеденную стоянку. Теперь наш путь лежал не по дороге, а вверх по правому берегу речки Уллуосенчи. По тропе, поднимающейся серпантином, стали заметно набирать высоту, всё дальше удаляясь от воды. Юля отставала. Я тоже чувствовал себя крайне отвратительно и держался только на силе воли.
Через полчаса я устроил привал, после чего снова сделал «ход конём» – выпустил вперёд Владика и Женю со строгим наказом не отклоняться от тропы. А торная дорожка, траверсируя склон, опять вывела к речке и далее петляла по заболоченной местности. На фоне прогрессирующей горной болезни, от которой становилось дурно, пейзаж казался мне бесхитростным и унылым.
Вскоре мы обогнали туристов из Ленинграда, сидящих на привале. Сразу бросилось в глаза, что они путешествуют с лохматой собачонкой. В другое время я непременно бы задал вопрос о четвероногом друге, но пошатнувшееся здоровье не позволяло растрачивать последние силы на светскую болтовню. Перекинувшись с ленинградцами парой дежурных фраз, мы пошли дальше.
В 19 часов я дал указание лидерам искать место для ночёвки. Но время шло, а подходящей площадки найти не удавалось. Поставить палатки было негде: кругом одни кочки и сырость. К тому же, подул сильный ветер, и резко похолодало. Пришлось сделать привал и одеться потеплее. Я отправил четвёрку самых «боеспособных», Владика, Виталика и Женю с Надей, на разведку по тропе вдоль ручья, в который превратилась в верховьях речка Уллуосенчи. Они вернулись с приятной новостью: нашли удобную площадку для палаток.
В 20:50 мы остановились на ночлег под перевалом Кыртыкауш на левом берегу Уллуосенчи. Как только установили палатки, я дал команду дежурным готовить ужин и предупредил всех, чтобы меня к столу не звали, а сам залез в «Корову» и упал в изнеможении прямо у входа. На большее я был уже не способен: силы покинули меня.
По-моему, мне ещё никогда не было так плохо, как в этот час. Я чувствовал себя совершенно разбитым. Сама мысль о еде вызывала стойкое отвращение, и если бы в желудке хоть что-то оставалось от обеда, то меня точно бы вывернуло наизнанку. Мне было стыдно перед ребятами за свою слабость, но остатки воли я потратил на то, чтобы добраться сюда, и теперь валялся в палатке, как вяленый овощ, неспособный ни на что. Коварная горняжка скрутила меняя в бараний рог. Я даже уснуть не мог и находился в какой-то прострации. Слышал голоса ребят снаружи и не мог разобрать, о чём они говорят. Так, в полузабытьи, я дождался, когда все поужинают и улягутся спать. На предложение Владика лечь в середину палатки наотрез отказался, всерьёз опасаясь, что ночью меня может стошнить желчью. В сердце закралась тоскливая тревога. В помутнённом сознании поселились предательские сомнения в собственных силах и желаниях.
Я ещё долго не мог сомкнуть глаз после отбоя и даже не заметил, как отключился.
***
В 6:30 дежурные, Саша с Женей, разбудили всю команду. Оказалось, что я дал такое распоряжение, хотя сам об этом совершенно не помнил: видимо, сделал это на автомате. Неожиданно для самого себя я учуял запах готовящейся молочной каши и тут же ощутил утробный подсос от нестерпимого голода. Пустой желудок подавал сигналы «SOS» и в панике требовал пищи. Меня буквально трясло от дикого желания немедленно сожрать хоть что-нибудь. «Жор проснулся, – озарила моё сознание радостная догадка, – значит, горняжка меня отпустила».
– Что у нас на завтрак? – спросил я у дежурных, как только выполз из палатки, проявляя животрепещущий интерес к кулинарии.
– Овсянка, сэр! – шутливо отрапортовала Женечка.
– Овсяная каша, да на молоке… – я закатил в исступлении глаза и чуть не захлебнулся собственной слюной. – Готова?
– Ещё минут пять.
– О, боже! Я не доживу!
– Юра, погрызи сухарик! – сердобольно предложила Санечка.
– Давай! – я жадно схватил ржаной сухарь и стал его грызть с каким-то остервенением. – М-м-м… ничего вкуснее не ел!
– Кажется, наш командир пошёл на поправку! – голос Женечки прозвучал волшебным звонким колокольчиком, ласкающим мой обострившийся слух.
– Дай-то бог… – сострадательно вздохнула Санечка.
За утренней трапезой царило необычное оживление. Все искренне радовались, что у вождя горбатой братии открылась яма желудка, а значит, появилась надежда на продолжение похода. Святкин, видимо, был не совсем уверен в моём чудесном исцелении и обратился ко мне без обиняков:
– На перевал-то пойдём сегодня?
Я аж поперхнулся от такого возмутительного вопроса:
– А что, есть сомнения?
– Уже нет! – осклабился Владик.
– Тогда слушай мою команду. Назначаю выход на девять ноль-ноль. Всем привести себя в порядок. Как-никак на первый перевал идём. Будем фотографироваться. Перед выходом надеть «фонарики»: возможно, впереди «сыпуха».
***
Ровно в девять часов я повёл группу на перевал Кыртыкауш. Наступая на свои длинные тени, мы поднялись по травянистому склону, протопали мимо небольшого снежника, первого на нашем пути, и вышли на древнюю морену, откуда открылся вид на седловину. Здесь остановились передохнуть. Далее тропа вела по травянисто-осыпному склону до самого перевала.
В 10:20 группа поднялась на свой первый перевал, и по окрестностям разнеслось многоголосое «ура». Казалось, горы расступились, и взгляду туристов открылся непривычный доселе простор. Особенно впечатляли ослепительно белые вершины южного хребта. Их снежные кручи, залитые щедрым солнцем, возвышались над сизой пеленой далёких облаков, рассекая её, словно могучие волнорезы, а если быть точнее – тучерезы.
– Саша, доставай шоколад! – скомандовал я завхозу, сбросив рюкзак. Сам же полез в сложенный из камней тур за оставленной предыдущей группой запиской. Нашёл её в полиэтиленовом мешочке, который был свёрнут в трубочку и вставлен в ржавую консервную банку.
Записка была датирована вчерашним днём. «Неудивительно, – подумалось мне, – на пике летнего сезона через этот перевал проходит несколько групп в день. А сегодня мы поднялись первыми». Трофейная писулька требовалась для будущего отчёта о путешествии, поэтому я приложил её к своим документам. Написал в блокноте свою записку по установленной форме и, вырвав исписанный листок, завернул его в тот же мешочек, упаковал в консервную банку и вложил в тур.
Пока я занимался необходимыми формальностями, Санечка достала из своих стратегических запасов плитку шоколада и поделила её на восемь равных частей.
– Хорошая морковка для непутёвого осла! – произнёс Виталик с ироничной гримасой, принимая из рук завхоза свою порцию шоколада.
– С моей кочки зрения, наш ослик слабо нагружен. Вы не находите? – с этими словами Женечка погладила Виталика по голове.
– Ты права! Твоя кочка выше! – улыбнулась Тоня.
– Точно! Надо ему подкинуть булыжник в рюкзак, а то бежит больно резво! – поддержала подружку Надька.
– Зачем булыжник? Я могу с ним продуктами поделиться, – высказалась Санечка более прагматично.
– И я! – подхватила шальную идею Юля.
– Э-э-э! Вы чего? Совсем озверели? – попятился Василевский.
– Не бойся, Виталик, я тебя в обиду не дам! – сказал Владик снисходительно. – Когда потребуется, сам тебя нагружу по самое «не хочу».
– Хорош издеваться над парнем! – заступился я за Василевского, с трудом сдерживая улыбку. – Затюкали совсем пацана.
– Такого затюкаешь! – усмехнулась Надька. – Ему всё как с гуся вода! Сам кого хочешь достанет...
– Давайте лучше шоколад есть! – предложил я своим соратникам. – Мы его заслужили.
– Это точно! – Виталик обрадовался, что выпал из центра внимания, и сунул кусочек от плитки в рот. – Бесподобно! Никогда бы не подумал, что шоколад бывает таким вкусным.
Ребята уплетали шоколад за обе щёки и выражали неописуемый восторг от привычного в городе лакомства, которое в горах приобрело такой необычайно желанный вкус. После завершения традиционной процедуры чревоугодия на покорённом перевале я обратился к народу с пафосной речью:
– Друзья мои! Вы поднялись сегодня на свой первый перевал и теперь достойны посвящения в горные туристы. Не будем же терять попусту время и приступим к священному обряду!
– Какому обряду? – удивилась Женя.
– Мы уже прошли посвящение! – выпалила Надька, почуяв подвох в моём обращении.
– Попрошу не путать божий дар с яичницей! То был обряд посвящения в туристы, а сейчас вы станете настоящими горными туристами! Чувствуете разницу? Владик, возьми мой фотоаппарат! Такой исторический момент нужно запечатлеть на слайды.
– А что мы будем делать? – настороженно спросила Санечка.
– Ровным счётом ничего. Становитесь в ряд ко мне спиной! Примете доброе напутствие моим вибрамом, чтобы легче шагалось. Получите, так сказать, командирское благословение.
– Это обязательно? – перепугалась Тоня.
– А как же! Да не бойтесь вы так. Отшлёпаю вас по-отечески, и делу конец! – с этими словами я стянул с ноги тяжёлый горный ботинок. – Смелее! Вы же без пяти минут горные туристы!
Девчонки с Виталиком послушно выстроились в ряд, при этом Василевского выпихнули на самый край поближе ко мне. А Владик выбрал удобную позицию для фотосъёмки.
– Вставай буквой «зю»! – приказал я Виталику.
– Это как?
– Нагнись, дорогой мой!
Девушки, готовые в любой момент разбежаться, с любопытством повернули головы, чтобы посмотреть на забавную экзекуцию.
– Только несильно! – обречённо завопил Виталик и принял исходное положение.
– Не бои-и-ись! – я замахнулся вибрамом, развернув корпус к фотографу. – Владик, снимай!
– Снял! – доложил Святкин.
Легонько припечатав подошву горного ботинка к пятой точке Виталика, крикнул:
– Ещё раз!
– Готово! – отозвался Владик, щёлкнув аппаратом.
Я перешёл к следующему участнику, а вернее, участнице. Юные барышни быстро сообразили, что истязание им не грозит, и перестали бояться. Даже отпускали искромётные шутки по поводу необычного обряда. Когда последняя из девиц получила командирское благословение вибрамом по мягкому месту, я повернулся к Владиславу:
– Теперь ты вставай!
– А я-то зачем? – попытался уклониться Владик, но не тут-то было: на него тут же набросились все только что прошедшие посвящение горные туристы, и строптивцу пришлось подчиниться.
По завершении обряда Виталику пришла идея увековечить наше посещение перевала Кыртыкауш, и он сагитировал всех выложить камнями на его пологом склоне слово РИГА. Творческая затея всем пришлась по душе, и мы с энтузиазмом реализовали задуманное.
Вдоволь налюбовавшись результатами своих трудов, мы собрались спускаться в ущелье Исламчат. Мои часы показывали 11:25. По эту сторону перевала все склоны были залиты солнечным светом, а там, куда устремилась группа, – сплошные облака.
Мне захотелось преподать своим подопечным урок скоростного спуска, тем более что хорошо набитая тропа это позволяла, и я бежал вниз в своё удовольствие. Ребята за мной едва поспевали. Группа сильно растянулась, но все участники были в пределах видимости.
За две ходки спустились в ущелье Исламчат, пересекли речку по камням и ровно в 13 часов остановились на обед. В этот момент из бокового ущелья донёсся жуткий грохот, многократно повторённый раскатным эхом: где-то недалеко произошёл камнепад. Горы предупреждали нас, что расслабляться нельзя.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ