Куколка

- Рыжая, не толкайся! Ну, подвинься уже! – Поля сквозь зубы недовольно шипела на младшую сестру, тщетно пытающуюся отвоевать себе побольше местечка на узкой железной кроватке, жалобно поскрипывающей пружинами от яростной детской возни. Солома, по осени плотно набитая в холщовый полосатый матрас, за зиму изрядно перетёрлась в труху, неравномерно скомкавшуюся в жёсткие бугры. Подрастающим девочкам на шуршащем, пахнущем прелью матрасе,  стало совсем неудобно спать.
- Рыжая, ты мне надоела! – Прижимая Валю острыми коленками к стене, Поля кулачком толкала сестричку в бочок.
-Ой, ну больно же! – Всхлипнула девчушка не столь от боли, сколько от обиды, плотнее прижимаясь к холодной стене.
- Ты всю ночь вертишься, спать не даёшь, а у меня завтра контрольная по русскому! – Поля продолжала теснить Валю, перетягивая на себя ватное лоскутное одеяло. – Иди вон на печку!
Колобком перекатившись через Полю, Валя босыми ножками на цыпочках пошлёпала по шершавому дощатому полу. Как бы жарко ни была на ночь протоплена печь, дубовые доски всегда сохраняли прохладу. В кромешной темноте по диагонали от кровати до печи Валя проделала несколько шагов  и, нащупав руками лесенку, ловко забралась по ступенькам на печную лежанку, занавешенную веселеньким ситчиком.  Вале не впервой было засыпать на старом отцовском овчинном тулупе, пропахнувшем едким табаком, коровьем навозом, горьковатым дымом костров, ароматным сеном. Нашёлся бы тот, кто сказал: «Фу, какой противный запах!», но крестьянские, а вернее сказать, колхозные дети, с рождения привыкшие к деревенским запахам, носы пальцами не зажимали. Вале даже нравилось, как пахнет отцовский тулуп,  прогретые глиняные кирпичи и связки сушёных яблок, хранящихся в сухом тёплом месте. Уютно свернувшись калачиком, Валя нащупала рукой у горячей стены свою любимую куколку.
Во всей деревне ни у кого не было такой замечательной куколки! Раньше Валя, как и все её подружки, приспосабливали под свои детские игры толкушки, поленца или кукурузные початки, длинные шелковистые рыльца которых можно было заплетать в косы. Из ненужных в хозяйстве тряпочек девочки выкраивали для своих куколок немудрёные наряды. Валя тоже так делала: берёшь лоскуток, складываешь его пополам поперёк и ещё раз вдоль и в образовавшемся уголке вырезаешь дырочку для горловины. Надеваешь изделие на куклу, перепоясываешь её верёвочкой – наряд готов.
У Валиной мамы Симы имелась самая настоящая швейная машинка Зингер,  подаренная дедушкой Артюшкой на мамину с папой свадьбу. Это был очень дорогой подарок, в деревне ни у кого больше такой машинки не было. Все женщины села обшивали себя вручную или обращались к Симе с просьбой сшить обновку. Сима, хоть и была крепко занята по-хозяйству дома и в колхозе, никогда не отказывала односельчанам. От раскроенных отрезов оставались обрезки. Большие лоскуты Сима возвращала заказчицам, а маленькие, ни к чему не пригодные, ссылались в большой узел, хранящийся на печи. Полю эти «сокровища» не интересовали вовсе, и Валя, являясь их полновластной хозяйкой,  сооружала из лоскутков наряды для толкушки и кукурузных початков.
Но прошлым летом к маме Симе в гости на денёк заехала двоюродная тётушка Клавдия, проживающая в далёком неведомом и прекрасном городе Ростов-на-Дону. Клавдия наведывалась к многочисленной деревенской родне лет пять назад. Так говорила мама Сима. Но Валя в ту пору была ещё совсем мала и та встреча не отложилась в её памяти. Но когда она в этот раз увидела тётю Клаву в дверном проёме своей избы, то потеряла дар речи.
- Привет, племяшка! – Раскинув белые пышные руки для объятия, к Вале приближалась необыкновенно красивая женщина в нарядном шифоновом в красных розах, рассыпанных по голубому фону, платье, подол и горловина которого украшали густые рюши и воланы. И это, надо заметить, в будний день. У Симы и девочек тоже имелись пусть не такие  красивые, но нарядные выходные платья, извлекаемые из сундука лишь по большим праздникам.
От смущения Валя опустила глаза и увидела на ногах тёти надетые на фильдеперсовые чулки кожаные белые босоножки на высоких каблуках.
- Ну, что же ты, Валюша, не здороваешься с тётей? – Игриво возмутилась Клавдия.
Валя нерешительно подняла глаза и увидела прямо перед собой лицо наклонившейся женщины, жирно подведённые тушью голубые глаза которой ласково смотрели на девочку, а накрашенные алой помадой губы расплывались в доброжелательной улыбке.
- Здравствуй, тётя Клава! – Скромно поприветствовала родственницу девочка.
- Ой, ну какая же ты хорошенькая! – Задорно, звонко, словно колокольчик, рассмеялась тётушка. – Везёт же Серафиме! Двух девчонок родила. А у меня трое оболтусов и все пацаны. Сима, Сима, не пойму, на кого больше похожа Валя, на тебя или Андрея? Поля – вылитый Андрюшка, а Валя на тебя вроде как смахивает. – Размышляла вслух Клавдия, пристально рассматривая племяшку.
Стоит отметить, что сестрёнки совершенно  не были похожи друг на друга, возможно  на этом обстоятельстве сказывалась ещё и возрастная разница в семь лет. Старшая – высокая худышка с узкой аристократической костью, редко встречающейся у крестьян.  По внешнему виду - гордая резкая казачка. Младшая – эдакий крепышок с головой-шаром на короткой шее. Но при этом у девочки были узкие ладошки и крошечные ступни, которые и во взрослом возрасте сохранили 33-34 размер. Полине от отца достались чёрные миндалевидные  глаза и красиво очерченный пухлый рот. На Валином круглом, как полная луна, лице красовались карие невыразительные глаза слегка монголоидного разреза. Небольшой носик, приятные губки  и открытая добродушная улыбка немного смягчали общее впечатление от неброской внешности девочки, которая не обещала стать красавицей, но Всевышний при рождении девочки подарил ей другие козыри. Валя от природы обладала покладистым характером, позитивным настроем, никогда не падала духом, не унывала, не жаловалась на судьбу и внешние обстоятельства, была приветлива и доброжелательна с людьми и в особенности –  с мальчиками, а в дальнейшем и с мужчинами. Валя была по-крестьянски вынослива, с раннего детства ей приходилось много трудиться по хозяйству, в то время, как старшая сестрица частенько хворала, поэтому мама Сима больше жалела и оберегала Полину. Но Валя не сетовала, не обижалась. Она, желая помочь любимой мамочке,  охотно и добросовестно пропалывала сорняки на огороде, скребла с содой добела дощатые  полы в избе, чистила овощи для готовки, кормила зерном суетливых кур, собирала ароматную землянику в шпилях, лещинные орехи в лесу и при этом всегда пела. Её звонкий чистый голосок слышался всегда и повсюду. Но больше всего Вале нравилось петь на людях, она любила быть на виду, привлекать к себе внимание, заслуживать похвалу и признание. С первого класса Валя стала участвовать в художественной самодеятельности школы. Она обладала талантом располагать к себе и детей и взрослых.
И на этот раз, пережив кратковременное потрясение от встречи с родственницей, Валя быстро пришла в себя и обезоруживающе заявила: «Тётечка Клавочка, какая же ты красивая!»
Клавдия знала, что она красивая, но услышать комплимент от ребёнка, устами которого глаголет истина, тоже очень приятно. Тётушка, как сливочное масло на солнышке, расплылась  в широкой улыбке.
- Ой, тётя Клава, а что это? – Валя взяла в свою ладошку холёную руку женщины. – Какие у тебя красивые ноготки. – Воскликнула девочка, рассматривая ярко-красные  длинные ногтевые пластины.
- Это лак, глупышка. Никогда не видела? – Клавдия обняла девочку за плечи.
- Нет. – Сокрушённо покачала головой Валя. – У нас в деревне никто не красит ногти лаком.  Дай лучше рассмотрю. Какие у тебя мягкие гладкие руки! – Восторгалась Валя. - А это колечко, наверное, золотое? – Валя слышала, что где-то на свете существуют золотые украшения, но воочию не видела никогда.
- Самое что ни на есть золотое! – Громко рассмеялась тётя, погладив девчушку по редким шелковистым волосикам тёмно-каштанового колера. (Не понятно, почему старшая сестрица дразнила Валю рыжей). – Ну, какая же ты забавная! – Клавдию растрогало и умилило искреннее детское восхищение её персоной и безоговорочно расположило её к  «неотёсанной деревенской девочке».
- Валя, Поля, посмотрите ка, что я вам привезла в подарок. – С этими словами гостья извлекла из дорожной сумки кулёк с разноцветными ароматными сахарными помадками и  ярко-красными, полыми внутри, карамельно- прозрачными, словно стекло, петушками на палочках и вручила обрадованным девчонкам.
- Сима, а это тебе. – Клавдия протянула Симе тяжёлый отрез бордового в мелкий розовый горошек сатина. – Тут и тебе на платье хватит и девочкам на сарафаны.
- Клавдя, какая же красота! Ну, спасибо тебе, сестрица моя дорогая! А мне тебя и отблагодарить-то нечем. – Сокрушалась Серафима, рассматривая подарок.
- Стол накроешь, напоишь-накормишь, вот считай, отблагодарила.
- Я сейчас, сейчас! – Засуетилась Сима у растопленной плиты. – Уже почти всё готово. Ты пока посиди, отдохни с дороги.
- Да вот ещё тебе узелок с обрезками привезла. – Клавдия работала в городе на швейной фабрике «большим начальником», - так рассказывала мама Сима. – Может, одеяло соберёшь из лоскутов. Здесь много подходящих.
- А и соберу, чего ж не собрать. – Принимая узелок Сима сердечно приобняла Клавдию.
У Вали на узелок с тряпочками сразу глаз загорелся.
- Тётя Клава, а можно я посмотрю. – Робко попросила девочка разрешенья.
- Глупышка, конечно смотри. Это богатство теперь всё ваше.
- Я куколке своей платье сошью. – Рассматривая словно калейдоскоп, радостно заявила девочка.
- У тебя есть куколка? – Заинтересовалась Клавдия. – Покажи мне её.
Валя протянула Клавдии толкушку,  словно ляльку, в кусок ветхого полотенца.
- Так это же толкушка! – Рассмеялась тётушка, смутив тем самым девчушку. – А ну неси нитки-иголки. Мы с тобой сейчас настоящую куколку сошьём.
Отыскав в заветном узелке белую бельевую ткань, Клавдия ловко раскроила заготовки для конечностей, головы и туловища куколки. Руки бывшей швеи, а в настоящем – начальника пошивочного цеха, работали споро и уверенно. И вот уже сшитые детали плотно набиты овечьей шерстью и аккуратно соединены и сшиты меж собой. И вот уже глаза, брови и носик на кукольной головёшке жирно нарисованы подслюнявленным химическим карандашом.
- Мулине красное есть у вас? Мама-то вышивает зимой рушники? – Увлечённая своей работой спросила тётушка.
- Вышивает. – Едва дыша от счастья, ответила девочка.
- Тащи сюда скорее! – Несколькими стежками Клавдия вышила губы и куколка, можно сказать, ожила на глазах.  - Куколка получилась просто на загляденье! Жаль, без волосиков. Можно было и косицы какие-нибудь соорудить, да мама твоя уже к столу нас зовёт. А ты куколке на головку косыночку повяжи и хорошо будет. Как ты считаешь, Валя?
- Да! Да! Тётя Клавочка, конечно хорошо! – Прижимая к груди куколку, благодарила тётю девочка. – Спасибо тебе, тётечка!
- Племяшка, как куколку назовёшь?
- Клавой! – не колеблясь ни секунды, решила Валя.
- Ну, ты люби её, жалей. – Самодовольно улыбнулась Клавдия. Ей стоило не большого труда покорить и  это маленькое сердечко.
- Да, тётя, я буду куклу любить, как и тебя. Когда  вырасту большой, я очень хочу стать похожей на тебя!
Валя потихоньку засыпала на печи, прижав к груди любимую куколку, и уже в полусне припоминала улыбающееся лицо тёти Клавы, в ореоле пышных, развевающихся на ветру, как и её шифоновое платье, золотисто-белых волос.
«Клавдя живёт для себя». – Так объяснила мама Вале, почему не может  быть всегда нарядной и ухоженной, как двоюродная городская сестра.
- Для себя – это как? – Переспросила удивлённая девочка.
- А кто ж знает – как? Я вот для себя жить не умею. Для вас живу, мои родненькие.
С этими словами Серафима руками, словно наседка цыплят крыльями, обхватила своих кровиночек и, крепко прижав к себе, поцеловала по очереди детские макушки.
Валя улыбалась во сне. «Тётя Клава хорошая, но мама лучше!»

 Продолжение следует.